Где не останавливаются поезда

                Ночные мысли всегда ярче, даже если
                пространство вокруг тише. Ведь,
                чередуясь с неизбежностью, люди
                заполняют его пластмассовыми
                чувствами. Безразличие давно уже
                зависло в воздухе, мешая дышать. Ты
                нужен им, когда ты нужен, и не
                нужен, если ты счастлив. Они просто
                будут рядом по умолчанию/всегда.
                Пустые люди вокруг тебя.

                Александра Булгакова. Бессонница

     Железные решётки на окнах старого, обветшалого сумасшедшего дома, что стоял недалеко от вокзала, были покрыты наледью, искрившейся при свете уличных фонарей, настолько давно, что никто не видел даже, что они когда-то были железными. В этом месте время словно остановилось, оно было вне времени. Новостройки и коттеджи, стоящие друг рядом с другом, пара мини-маркетов, дурка и железнодорожный вокзал – вот всё, что и составляло его «богатую» архитектуру.

     Казалось, движения тут нет никакого – и не было, кроме электричек, проезжавших мимо вокзала через весь город. Проезжавших, но никогда не останавливающихся. Мимо. Не только поезда, но вся жизнь проезжала мимо вдоль обледенелых железнодорожных путей.

     На крыше семиэтажного жёлтого кирпичного дома сидела исхудалая серая кошка, наблюдавшая полную Луну. Вечный мрак, покрывавший город двадцать четыре часа в сутки, разбавлялся обычно лишь уличным освещением и светом из окон домов, так как ясное небо было редкостью – лишь в полнолуние тучи растворялись в небе, давая яркому лунному свету возможность разлиться по улицам. И кошка не могла упустить возможность полюбоваться круглым светилом. Пусть оно и не грело, будто огромная люминесцентная лампа, но его свет завораживал, так что наблюдатель сразу забывал о холоде.

     Вдруг внимание животного  внезапно переключилось с Луны на заброшенную психушку, стоявшую по другую сторону дороги. На втором этаже зажёгся свет, окрасивший серебрившиеся до этого прутья решётки в чёрный. И тут ей  стало холодно.

     Когда-то и она, будучи пациенткой психодрома, сидела у окна на подоконнике и мёрзла, чтобы почувствовать, что такое настоящий холод. Но не чувствовала. Она не знала, как туда попала, кто решил, что она сумасшедшая? История болезни рассказала бы ей всё: настоящий холод был там, за стенами крезовника, невидимый, но ощутимый по-настоящему живому человеку. Как холодно бывало ей среди ходячих трупов, носивших давно окоченевшие улыбки, и ещё холоднее становилось от их мерзких неестественных объятий и поцелуев. Этот холод сопровождал её с детства, как только она начала замечать его в людях, и постепенно он стал для неё наркотиком, без которого она не могла прожить и дня. Но он же её и убивал.
Мягкие стены оградили её от этого, но она всё искала холод, открывая окно по ночам и сидя на холодном подоконнике и наблюдая за звёздами и сопровождавшей их Луной. Как-то раз она заснула на подоконнике, а когда проснулась, свет погас, решётки покрылись слоем льда, а звёзды с неба исчезли, потухли – осталась одна лишь спутница долгих бессонных ночей, а сама она стала худенькой серой кошкой.
Без особого усилия она проскользнула сквозь прутья решётки и поняла, что оказалась в другом месте, незнакомом. На улицах горели фонари, лежал уплотнённый снег как минимум пятидесятилетней давности, и лишь одинокий прохожий с пакетом продуктов спешил домой и дымил сигаретой «Кент» с ментолом.

     Кошка осталась одна в полном, чистом, абсолютном холоде, и теперь почему-то не мёрзла. Она всё бродила по улицам, заглядывая в окна домов, где временами загорался свет, но кроме непонятных силуэтов ничего не было видно.
Вскоре она поняла, как редко здесь можно увидеть Луну, и то без звёзд, но хоть так… И каждый месяц она наблюдала её подолгу, сидя на крыше очередного дома и размышляя, кто она такая…

     И вот, впервые за долгое время пребывания здесь (если здесь вообще есть время), она, как и все непонятные обитатели этого безжизненного города, почувствовала холод, переведя взгляд от Луны на горящее светом окно сумасшедшего дома.

     Ей не составило много времени добраться до окна и проникнуть через решётку в одну из палат изолятора. На подоконнике лежал ежедневник, открытый на странице 23 апреля, хранившей следующие записи:

                На улице очень тепло, я у окна и мне не холодно
                Окно, кстати, открыто

     Она проснулась в просторной кровати в обнимку с любимым, не кошкой, а вполне здоровой девушкой, ей снилось, что она мёрзла в тёмной палате, привязанная к койке обеими парами конечностей. Ни пребывание в дурдоме, ни жизнь в теле кошки, ни город, где никогда не останавливались поезда, она не помнила.