Довоенные дети

Репродукция из журнала "Работница". Изобразительного материала на предмет красотулечек в сетке - хоть мостовые мости. В последнее время меня откровенно выворчивать начинает, когда вижу где-нибудь очередную красоту неземную. Как оказалось, люди - сразу после хлеба - в качестве зрелищ - требуют и потребляют в невероятных количествах женщин. Тётки, тётки, везде тётки. Ужас какой-то. Ну, и трупики тоже. Разные. Окровавленные, расчленённые, поджаренные. Даже котики не так котируются. ...Ну, то таке. 

К чему веду-то? Мне кажется, что впечатления детства, потому что самые первые, они - самые... Мммм... Правильные, наверное.

Эту пастельную Ассолечку я сто лет назад, ещё ребёнком, приметила в журнале "Работница". Мама выписывала. Тырнетов-то этих ваших не было, поэтому все советские работницы читали советский журнал "Работница". И заодно их подрастающие дочери - будущие советские работницы. Между прочим, качественный был журнал. Там и о кройке, и о шитье, и о кулинарии, и о международном положении - обо всём было. Картинки тоже были клёвые. Иногда можно было прямо на шедевр шедевральный наткнутся. Такой, как этот.

Этот чУдный портрет мне тогда, в мои сияющие десять [лет] невероятно понравился. И почему-то вчера вечером сразу вспомнился, когда прочитала у Погодина в книжке "Я догоню вас на небесах" то место, где про первую увиденную им смерть.

"Эпизод гибели пятилетней девочки в результате обстрела немецким лётчиком колонны мирных беженцев", используя современные газетные штампы.

Сейчас вот разыскала ту пастель Мисютина, и не разочаровалась. Не раздражает. По-прежнему нравится. Есть, есть там конкретное "ву", в этом изображении. Наличествует.

Правда, помнится, ресницы у неё были не чёрными, а тёмно-коричневыми. Того же тона, что и брови. Может, аберрация воспоминания?

Фантастически сильный, между прочим, текст. Местами по мощности напоминает Платонова. Андрея Платонова. Не путать с Платоном.

Как-то так получилось, что последние дни у меня проходят под знаком Радия Погодина. Вчера, к примеру, заново перечитала "Дубравку". И снова была очарована фактурой. Или структурой? Короче, всем, что туда запихано. Повествования. Как это у него получалось так? Вроде для детей писал, а ёмкость при этом потрясающая.

Про войну нас заставляли читать книги в школе. И была то така казнь египетская, шо не дай Бог. Гнусная натужная мучительная обязаловка в рамках "патриотического воспитания подрастающего поколения". Или как притащат несчастных ветеранов в кителях с орденскими планками на День Победы в школу, как рассадят вокруг пионэров с пионэрками в красных галстуках и белых бантах, как начнут фотографировать это безобразие. Да ещё со вспышкой. Старшим полагалось, раздувая щёки, вести мудрые беседы, рассказывая "как оно было", младшим - благоговейно внимать. Бедняги не знали, под какой им стул залезть. "Шо мы тут делаем? НафуЯ этот балаган?" - немой крик в глазах. Причём с обеих сторон.

Нашего деда Петю, (дошедшего до Берлина), тоже пытались затаскивать в качестве живого носителя боевых традиций на эти дебильные "Уроки мужества". Или как они там назывались? Он неизменно героически отбивался.

Я не представляю. Вернее, до встречи с текстами Погодина, не представляла, как можно вообще писать о войне. Нужно ведь правду? А какая может быть правда и где найти слова - если они вообще имеются - чтобы адекватно рассказать о запредельном ужасе? Запредельном страдании?

Хвалят некрасовские "В окопах Сталинграда". Их я не читала [пока], поэтому ничего сказать не могу.

Привожу ниже тот самый отрывок из повести Радия Погодина "Я догоню вас на небесах", и ещё одно изображение, картину Петрова - Водкина "Полдень", также выплывшую в потоке личных ассоциаций.

..."Самолет вынырнул из-за леса. Что летит немец, все поняли сразу. Но
стояли, смотрели в оторопи и любопытстве к летательному аппарату и к
летчику. Что им бояться, бабам? Видно же сверху, какое их войско ситцевое.
Самолет пошел низко над железной дорогой. Отделяясь от свистящего
рева пропеллера, отчетливо и капризно застучал пулемет.

Пули расшвыривали щебенку, отрывали от шпал щепу. Этот смертельный
пунктир надвигался. Женщины завизжали, бросились врассыпную, подхватив
детей. Они падали, зарывались в высокие травы, вскакивали, кричали своим
ребятам, чтобы те головы не высовывали. Ребята вели себя проще и
собраннее.

Самолет прошел над парнишкой - грохот, взвихренный воздух, кресты.
Парнишка даже не испугался, только рот открыл. Самолет ушел в перспективу
и взмыл вверх.

В двух шагах от парнишки стоял путеец. Девочки на его плечах не было.
Она лежала на шпалах. На правом боку. Руки прижимала к груди. Ноги ее
слегка согнулись в коленях и скосолапились трогательно, как у всех
малышей, когда они спят. Лицо было тихим.

Потом парнишка все думал, почему не прочитывалась на ее лице боль. И
только став взрослым понял, что ткани ее лица, никогда не знавшие страха,
еще какое-то время жили и, отъединенные от сознания, успокоились,
возвратились к привычному безмятежному состоянию, к состоянию счастья и
радости, любви и тепла. Девочка лежала, как бы ожидая, что ее накроют
мягким одеялом и поцелуют на ночь. И завтра все будет снова ярко и
чудесно.

У парнишки в голове было черно. Ему хотелось пасть на колени от
какого-то всеохватного стыда. Летчиков парнишка ставил превыше всего -
летчики начинали двадцатый век. У него отчим был летчик.
Мыслей в голове у парнишки не было, только тоска.

"Он же летчик, - бормотал парнишка. - Как он мог - он же летчик..." -
но эти слова нельзя было назвать словами, они уже не имели смысла. Смыслы
рушились, как дома, как мосты, как храмы.

Подошли женщины с ребятишками. Они окружили путейца и его дочь
разноцветным венком. Дети стояли рядом с матерями. И не плакал никто. А
война, еще не осознанная как безумие, вдруг осозналась. Вдруг осмыслилась.
И у всех заострились черты."

Заголовок поста тоже навеян Радием Погодиным. "Кроме мостов я люблю довоенный хлеб и довоенных детей".

9 мая 2014

                ///\\\///\\\///\\\///\\\///\\\

АПГ
Присмотрелась к Ассоли снова. На этот раз заметила одну любопытную деталь - нос у девочки характерной формы. У славянок редко такое строение ноздрей бывает. И такая высокая переносица. Не удивилась бы, если бы выяснилось, что моделью для портрета послужила какая-нибудь молоденькая хорошенькая ашкеназка. Голубоглазая режеволосая Суламифочка. А может, армяночка. Гаяне ты моя ШушанИк. Интересно было бы узнать. Где сейчас эта девочка? Как сложилась её судьба? Может, когда-нибудь кто-нибудь расскажет...

09.05.2022


 ©Моя сестра Жаба