Женщина в брюках

В тишине зазвонил колокол.

Это был длительный жалобный стон холодного медного горна, в полом теле которого был язык, но не было жизни. Жизни не было ни в звуке, ни в тишине. Мертвы были деревья, напитавшиеся неведомым ядом; мертвы были скамейки, мокнущие под дождём; мертвы были мраморные ангелы на надгробьях и гранитные урны, храниящие в себе медленный шёпот серого праха. И всё это было в звуке пустого колокола.

На кладбище стояла женщина в брюках.

Старый кладбищенский сторож видел из окна своего деревянного домика, как женщина в брюках пришла сюда без цветов и прочих обычных кладбищенских атрибутов, но с твёрдым намерением в глазах, по которому сторож безошибочно определял: на этом кладбище у неё кто-то есть. Но больше сторож её не видел ни в тот день, ни в другие дни своей жизни, хотя женщина эта не могла исчезнуть так вдруг, да и не исчезла. Она прошла в отдалённую часть кладбища, где были относительно свежие захоронения, и аккуратно поправила венок на могиле. Теперь она стояла, задумавшись, откинув назад длинные чёрные волосы и вдыхая холодную влагу.

— Женщина в брюках!

Это был не мужской, а почти подростковый голос, и он звучал вызывающе во всеобъемлющей тишине кладбища. Долговязый юноша стоял метрах в пятидесяти от неё и кричал.

— Я слушаю вас, — тихо произнесла женщина.

Юноша подошёл.

— Вы знаете, где вы находитесь?
— Знаю. На могиле отца.
— Что ж... прекрасно, прекрасно, — юноша медленно жевал губу, — в таком случае вам, вероятно, известно, где находится захоронение вашего родителя...

Женщина ухмыльнулась.

— Хотите предложить свою помощь? Опоздали: я прекрасно нашла свою могилу без вашей помощи.

Где-то около этого времени они тронулись с места и пошли по кладбищу прогулочным шагом.

— Да ведь я не о том, госпожа...
— Госпожа? — женщина опять ухмыльнулась.
— А что здесь такого? Нормальное христианское обращение. Мы ведь, кстати, на церковной территории находимся. Это-то я и имею в виду.
— Что именно?
— Брюки, женщина. Брюки.
— Не смейте ко мне приставать, — в голосе женщины послышалась тревога.
— Никогда не пристану! — горячо ответил юноша. — Я пришёл сюда не для греха, но для свидетельства в истине. Вы видели табличку при входе?
— Да что вы хотите?
— Это церковная территория. А истина в том, госпожа Женщина в Брюках, что в таком виде сюда не ходят!

До того напряжённая женщина вдруг разом расслабилась и засмеялась.

— А вам не пофиг?
— Я не равнодушный господин, госпожа Женщина в Брюках, чтобы молчать! И потому я свидетельствую перед вами о смерти духовной, которую несёт в себе сей дьявольский шмот.
— Дьявольский. Лол!
— Да, дьявольский! — глаза у юноши горели. — Вот это что у вас, госпожа Женщина в Брюках, здесь, на левой груди? — юноша протянул туда свои тонкие бледные пальцы, и глаза его вспыхнули ещё ярче, когда пальцы коснулись острого металлического шипа, одного из многих на чёрной кожаной куртке у женщины. Молчишь? Ну что ты трясёшься? Истина тяжела? — юноша сам не заметил, как перешёл на «ты».

— Не тяжела, а смешна, — с трудом произнесла женщина сквозь истерический глухой хохот. — А знаете что? Вы мне даже нравитесь. Всегда мечтала о наглом парне, хотя и не до такой степени.

— Молчи, соблазнительница! Ты сейчас во власти тьмы! Вырвись из-под её рабства, обломай её шип! Отрекись от неё!

— Я сама решу, от чего мне отрекаться, а от чего нет!

— О, как же поработил тебя твой скверный дух! Теперь я вижу! Здесь! На этом месте! — юноша вновь протянул длинные тонкие пальцы и коснулся ими пряжки ремня Женщины в Брюках. — Что здесь у тебя, наглая рогатая морда? Этот... С рогами! Тебе же детей этим местом рожать! — глаза юноши люто горели.

— А, это... Мой инфернальный супруг, не видишь, что ли? — женщина вошла во вкус и решила поддержать разговор удачной, как ей показалось, шуткой. Но шутка, видимо, оказалась слишком удачной, потому что юноша охнул и даже немного осел.

— Отрекись! Ты должна отрицать сатану!
— С чего бы это, когда я вижу его здесь и сейчас?
— Где?
— В твоих глазах, дурень.

Юношу передёрнуло.

— Как смеешь хулить ты огонь божественной ревности, смешивая его с бесовским огнём? Я вижу, дело в твоём случае зашло далеко, но обратись, покайся, очистившись от скверны сей куртки и брюк! Я знаю, что может тебе помочь. Вот, держи! От чистого сердца даю тебе листовку с доказательствами бытия Божия. Шесть штук. Возьми, прочитай, и да будет с тобой благодать! Дух ревности моей да выведет тебя из сего тупика!

С этими словами они упёрлись в конец тропы. Местность была незнакомая. И женщина, и юноша разом остыли.

— Кажется, мы заблудились, — сказала женщина.
— О да, мы зашли далеко. Далеко... — повторил юноша с холодным блеском в глазах. — Но вот доказательство существования Промысла Божьего: перед тобой — сын одного из работников кладбища, и он знает обратный путь из любого его уголка. Пойдём же! — и юноша уверенно зашагал, увлекая за собой юную женщину.

Он шагал быстро и уверенно, твёрдо зная, куда идёт. Тропа поворачивалась и расширялась. По обеим её сторонам стали попадаться вместо больших надгробий маленькие скромные урны. Юноша вёл женщину к крематорию.

Это было здание бывшей церкви, которую теперь тяжело было узнать, но всё же жалкие останки колокольни над входом весьма недвусмысленно свидетельствовали о славном прошлом теперешнего крематория.

— Красивая церковь! — сказала женщина. — Интересно, она работает?
— Действующий храм находится на другой стороне кладбища, ты видела его при входе. Именно там и была надпись о церковной территории.
— Но и этот храм не запущен.
— Он используется, но другим образом. Смотри. — Юноша достал из кармана ключи и распахнул дверь.

Из бывшего храма понесло копотью. Здесь прямо на полу стояло несколько урн: в советское время прах особенно почтенных покойников оставляли в здании, где у самого входа открывался мемориальный зал, внутренний колумбарий.

— Это пристанище моего отца, — тихо сказал юноша и щёлкнул выключателем у входа.
— Как страшно... — сказала женщина. — Я бы не хотела быть здесь похороненной.
— Каждый сам выбирает, где ему жить и где найти пристанище после смерти.
— Вовсе нет, господин сын кладбищенского работника.

Юноша холодно посмотрел на женщину.

— Прости, если обидела. Кстати, кем был твой отец и где именно урна с его прахом?
— Мой отец — начальник этого крематория. Был, — поспешил добавить юноша. — Я могу быстренько экскурсию провести, если не возражаешь. Меня тут все знают, я иногда привожу экскурсантов.
— Как-то стрёмно. Ну ладно, пошли.

Юноша повёл женщину на подземный этаж, с удовольствием чувствуя жар приближавшейся печи. «Не остыла ещё, родимая, после рабочего дня,» — думал юноша. Помимо того, что он был сыном ныне здравствующего начальника крематория, юноша был истопником и отлично знал своё предназначение.

— Вообще рабочий день уже кончился, но я подброшу сюда немного угля. Просто хочу, чтоб ты видела, как всё работает.
— Неинтересно. Трупа всё равно нет.
— Интересно. Я гарантирую это! — ответил юноша.

Подбросив уголь, он широко раскрыл задвижку. Жерло вулкана внутри печи дохнуло жаром.

— Вот здесь печь принимает покойников. Смотри на игру огня!

Женщина смотрела, а юноша закрывал входную дверь. Когда женщина увидела это, то не стала кричать, а просто сказала:

— Теперь я знаю, кто твой отец.
— Кто же? — холодно спросил юноша.
— Твой отец — Князь Огня, — произнесла женщина.
— Что ж. Можно и так сказать.

Женщина мужественно сопротивлялась, когда юноша заталкивал её в печь. Из её кармана выпала листовка, которую дал ей юноша. Она была пуста.

— Подожди! Подожди, сволочь! Так где твоя обещанная брошюрка с доказательствами бытия Божия?
— Ты что, ничего не поняла? Думала, я на полном серьёзе стану тебе дарить эту дурь?
— Так ты же, вроде бы, православный?
— Я был православным. Был, — юноша с шумом перевёл дыхание. — И брат мой был. Мы вместе с ним в церковь ходили. А потом он на этой теме свихнулся. Стал листовки раздавать всякие тупые, людей избивать на улицах. И всё ради неё, ради веры! Ты представь себе, как я страдал! Лишиться брата, получить на его месте какую-то другую зомбированную личность... А потом он умер, глупо и бессмысленно умер. Я видел его разлагавшийся труп. Видел, как его новые дружки из церковной ограды не дали нам его кремировать. Видел...
— И ради памяти своего драгоценного брата ты собрался меня убить? Псих!
— Нет, не ради памяти! Я забыться хочу, избавиться от печали...
— Так забудься! Бери меня всю, прямо сейчас, насилуй меня, унижай, делай что хочешь, но не убивай, слышишь?
— Мой голос... Мой внутренний голос... Мой маленький брат внутри меня говорит: «Убей эту мразь, эту черную сатанинскую мразь...»
— Я бы запретила психам работать на кладбищах!
— Скажи это моему отцу, — юноша мощным рывком затолкнул женщину в печь, и больше она ему не возражала.

***
Через несколько лет юноша умер.

Он уже давно не работал на кладбище — с тех самых пор, как в его сознании, помимо брата, появилась ещё и неведомая никому из членов семьи Женщина в Брюках. Она оживлённо спорила с обоими братьями. Она заставляла юношу надевать женскую одежду чёрного цвета. Наконец, по ночам она часто кричала жуткие вещи, в которые члены семьи старались не вслушиваться.

Всё, что члены семьи знали об этой  женщине, они знали благодаря судебному процессу. Невменяемость юноши удалось установить быстро и легко, равно как и непричастность отца к незаконному трудоустройству: сын устраивался на работу вполне здоровым, ещё до гибели своего брата, и странным его поведение начало становиться всего лишь за пару месяцев до расследуемого инцидента. Нерасторопность отца уволить его суд решил не ставить в вину, тем более что дело было посвящено убийству, а не цепочке событий, сделавших убийство возможным.

Юношу держали в психиатрической клинике, но лучше ему не становилось. К тому же он просился домой. По всем признакам стремительно приближался последний рубеж его жизни, и отец, посовещавшись с женой и дочерью, решил дать возможность сыну умереть в родительском доме.

День, когда юноша умирал, ничем не отличался от остальных, кроме одного: страшные крики начались в полдень, а не в полночь.

...бери... насилуй меня... унижай... не убивай...
...женщина в брюках... женщина в брюках... убей её...
...не убивай меня... женщина в брюках...

Потом глаза юноши внезапно прояснились, и он сказал, обратившись в пустоту:
— Ты пришла? Вижу, пришла. Что ж, толкай меня в печь! Ну же, что так медленно? Почему ты молчишь?

Он шагнул в огромную печь, полную пламени, и больше не двигался, не дышал и не кричал.

Юноша умер.

7 сентября 2017 года