Глава II. Часть 3

Глава II. Часть 2: http://www.proza.ru/2017/09/03/2117


Подсвечник выскользнул из мокрой руки Ларии, упал на пол с глухим стоном, на мгновение тишина расступилась за тем лишь, чтоб вновь сомкнуться тугими обручами вокруг девочки. Словно зевака, молчание смотрело на нее сотней равнодушных глаз. Молчание невыносимым грузом повисло на груди, из которой отчаянно вырывалось перепуганное сердце. Срубленным деревом упала Лария на колени, и слёзы полились из глаз. И все было в этих слезах: и животный страх, и разбитые мечты, и чувство защищённости, что утренней росой испарилось с её души; и окрыленность, которой судьба подрезала крылья; и смерть испуганного детства, что недавно вновь обрело храбрость расцвести внутри неё; и ощущение позора, что липкой грязью разливалось по её телу; и, наконец, ненависть к себе от того, что она в силах была покуситься на чужую жизнь.

Один-единственный стон сотряс хрупкую фигурку и разорвал тишину в клочья, а стены кельи не слышали доселе звука столь мрачного и преисполненного покаянием. Стенание Ларии жалобнее погребального перебора растекалось по комнате, и в самом деле в тот миг умерла часть девочки.

Часть, которая просыпалась вместе с розовым рассветом и надеялась, что вместе с рождающимся днём появлялась иллюзия на новую жизнь. Умерла та часть, которая наслаждалась пением соловья, голосом ветра, шёпотом ручья. Умерла та её часть, которая не отказывалась доверять людям, не переставала веровать в «однажды».

Теперь же эта часть окровавленными ошметками с дрожащими воплями вылетала из груди, зависала в воздухе, постепенно стихая, и растворялась в новых криках.

Слёзы вскоре закончились, оставив после себя головную боль и слабость. Вопли перестали колотиться в горле, ослабевая до похожего на рычание воя, вой же быстро затих в грудной клетке, а вместе с ним потух огонёк, тлящийся доселе в израненном жизнью сердце.

Лария открыла глаза, заплаканные и красные.

Удивилась, что, убив человека, все ещё жила и была собой. Другой собой, сломанной и уродливой, но собой. Все так же была Ларией. Дышала быстро и отрывисто, и с каждым вдохом заноза боли шевелилась внутри, распространяя по крови спазмы страдания, из-за которых существование казалось мукой.

«Может, Его Преосвященство не мёртв?» - подумала девочка, и от мысли этой как будто стала приходить в чувства.

Возбуждённый румянец остался таким же похотливым и орошенным потом; но эти губы, изогнутые в страшной мученической гримасе, словно продолжающие извергать ругательства, замерли на одной беззвучной букве, как сломавшийся механизм в шарманке; и глаза…

Только что зелёные, зажженные грязным помыслом, сейчас глаза расплавленным воском вытекали из обожженных, покрытых волдырями глазниц. Не может человек с такими глазами жить, уверена была Лария. И все же, не смея погасить слабую надежду, подползла на коленях к епископу. Дрожа от неестественного холода, что исходил от неподвижной фигуры, приставила ухо к широкой груди. Грудь молчала и не вздымалась, не опускалась.

- Нет, - зашептала девочка. – Нет… нет… нет… Нет! Пожалуйста. Не надо!

Не хотела отпускать тепло надежды, родившейся только что и сразу же решившей её покинуть; знала: когда это упование превратится в ничто, то же случится и с ней. Обезумев от превосходящей девочку беды, Лария схватилась руками за безразличное и холодеющее лицо епископа.

- Проснитесь! Проснитесь! Ваше Преосвященство! Пожалуйста, - кричала, и с каждым мгновением заноза боли в душе жалила все сильнее. Девочке казалось, что яд скорби течёт в ней, – не кровь. И когда совсем невозможным показалось пробуждение священнослужителя, Лария почувствовала тепло на ладонях, тепло живое, и счастьем наполнилось её отчаявшееся сердце.

- Спасибо, спасибо, спасибо тебе, Небо, - пробормотала девочка не своими от радости губами. Сейчас епископ скажет что-нибудь, а Лария извинится, пообещает, что примет с удовольствием любое наказание.

А тепло текло вязко по узким ладоням, словно улитка, переливалось сквозь пальцы, как вода, как…

«Кровь», - закричала Лария, и крик застыл в горле. Её ладони зарделись чужой кровью.

Слёзы ужаса сами собой вырвались из глаз, хрупким телом затрясло как от мороза, и Лария, завизжав, отстранилась от мёртвого епископа, держа руки как можно дальше от себя.

- Лария. – Голос из-за двери прозвучал точно выстрел. – С тобой все хорошо?

Мать Мнерия плакала и дрожала так же, как девочка, даже дубовая дверь не могла скрыть этого.

- Лария, открой немедленно, - скомандовала монахиня голосом, который волновался значительно больше, чем приказывал.

Девочка, близкая обморока, видела лишь массивную железную щеколду, на которую запер дверь епископ.

- Отвори, умоляю, - плакала мать Мнерия. – Умоляю.

Лария открыла рот, но не знала, что сказать.

- Я сейчас буду, - сказала монахиня, и снова келью заволокло безучастно молчание.

И завладело девочкой чувство дрянное и порыв низменный. Вскочив на ноги, не удивившись вовсе приливу сил, распахнула ставни. В лицо ей ударила пробирающая до костей стужа. Ночь растекалась по миру густой чернотой, и ни звезды, ни полумесяц не рассеивали темноты. Где-то недалеко в лесу завыл одинокий волк жалостливо так, будто это плакала душа Ларии. Ночь представлялась бездной. Бездной, в которую так страшно ступить, несмотря на внезапно захлестнувшее всесилие. Один шаг – и она станет бездной. Все же лучше, чем прежняя жизнь. Шаг – и встретится с Его Преосвященством. Может, узнав, на что она пошла, епископ простит её.

- Лария, отворяй! – закричала мать Мнерия.

Сквозь окно влетел северный ветер, и свечи, задрожав пугливо, в мгновение потухли.

«Лария», - услышала девочка, когда спрыгнула с третьего этажа причтового дома.

Упала с громким щелчком мягко на вьющиеся стебли гороха под окном, и мысль о пережитом падении ударила её сильнее, чем осознание убийства. Опьяненная отчаянием, поднялась на ноги и тут же скорчилась от острой боли в левой лодыжке. Вскрикнув, замерла. Тяжело дышала, боясь пошевелиться. Впервые за все время понадеялась, что случившееся – лишь дурной сон. Однако морозные руки ночи назойливо пробирались под льняную рясу, нога наливалась жаром, голова шумела, а сердце и душа безжизненной ношей давили внутри. И эти глаза, расплавившиеся точно воск...

Где-то в причтовом доме раздался треск, и вскоре на девочку упал слабый луч горящей свечи.

- Лария, милая, где ты?

- Прекрати выть, Мнерия, - крикнул второй голос, мужской. – Эта девка – убийца. Нужно сообщить Почтенному Прелату. С радостью в сердце посмотрю, как паршивку сожгут на костре. Ведьмина плоть горит воистину чудесно.

Вне себя от страха, забыв о раненой ноге, Лария бежала прочь от монастыря. Бежала по дорожке, выложенной брусчаткой; бежала по камням, спускаясь с холма; бежала по траве; бежала, даже когда кожаные туфли слетели со стоп; бежала, даже когда землю стали покрывать палые сосновые иголки; бежала и когда низкорастущие сухие ветви били по лицу, а хвоя колола нестерпимо. Бежала бы и дальше, бежала бы, куда глаза глядят, бежала бы, не разбирая дороги, но споткнулась обо что-то и рухнула на землю.

Не вставала. Прелый и гнилой запах сосновых иголок, терпкий аромат смолы, умиротворение леса успокоили Ларию так, будто она выпила крепкого вина. Не хотела ничего – лишь лежать так вечно. Не мыслила о возможной погони – хотела  покоя, что настиг её так неожиданно; не мыслила об огне инквизиции – хотела забыться.

Сон расслаблял девочку, сон ею завладевал.

Где-то отозвалась кукушка, где-то одиноко завыл волк. Где-то близко завыл. Зашуршали листья где-то справа. Или спереди. Или за ней. Лария не знала. Снова почувствовала боль в лодыжке. Перевернулась на спину. Гнилой запах прикоснулся к волосам. Размеренное жаркое дыхание. Лария медленно повернула голову вправо.

И прямо в её глаза смотрели глаза, горящие янтарем. На мгновение полумесяц вынырнул из-за облака, и в его распорошенном кронами свете Лария увидела огромного волка, что скалил зубы в довольной и мерзкой ухмылке.

Глава III: http://www.proza.ru/2017/09/11/1182