Желтоглазая ночь

– Мама! Что такое коммуналка? – спрашивает трехлетняя Алла свою маму Галю Хайруллину.
– Это, когда в одной квартире живет много семей. Вот как у нас: в одной комнате живем мы, в другой – бабушка Валя с дядей Колей и тетей Олей, а в третьей – тетя Нина с дядей Толиком и Сашкой.
– А другие не так живут?
– Многие еще так живут, но есть и такие, которые одни живут в квартире, без подселения.
– А мы будем так жить?
– Когда-нибудь будем.
– Скоро?
– Хотелось бы поскорее, но когда это будет, не знаю. Даст Бог, дождемся.
Галя – русская, но замужем за татарином.
– Когда я познакомился с Галиной мамой, то сразу ей сказал, что татарин, – рассказывает Генка.
– Галя сама выбирает себе мужа. Ей с ним жить, а не мне. Если она тебя выбрала, так тому и быть, – ответила бабушка Валя Генке.
И вот они поженились, теперь у них двое детей – Алла и Аркаша. Генка работает шофером, а Галя сидит дома с детьми. Это только так говорится «сидит». Сидеть ей некогда.
С утра до вечера, как заводная. Завели ее утром, и она движется весь день с утра до вечера. Утром встанет раньше мужа, сготовит завтрак. Он встает, завтракает и идет на работу. Вот дети проснулись. Тут уж не присядешь. Аркаша начал ползать. Лезет во все дырки. Не успеешь оглянуться, он уже  помойное ведро опрокинул. Только убрала за ним, самого вымыла, а он уже в комнате цветок сломал. Комната маленькая, тесно вчетвером ютиться в ней, но Галя вырастила китайскую розу. Стоит на полу в кадке и занимает полкомнаты.
– Зачем ты такой большой цветок держишь? – спрашивает ее соседка Нина Павловна Кузнецова.
– Думала, что скоро отдельную квартиру получим, посадила цветок. Он вырос уже, а квартиры нам все нет и нет. Выбросить жалко, пусть ждет лучших времен вместе с нами.
– Надо себе тоже посадить такой цветок. Можно я с этой сломанной ветки черенок себе сделаю?
– Ты бы раньше сказала, так я бы тебе давно уже черенок дала.
– Да я не думала сажать, но раз Аркаша похозяйничал, то я отсюда сделаю черенок.
– Да ты два возьми. Если один не приживется, другой приживется.
– Я так и сделаю. Может быть к тому времени, когда он вырастет, у нас будут отдельные квартиры.
Нина Павловна работает в больнице глазным врачом. Тоже подала заявление на расширение квартиры. Ее муж Кузнецов Толик работает на железной дороге. После ночной смены покушает и ложится спать.
Но тут просыпаются дети. Сын их Сашка ходит в детсад, а Галины дети целый день дома. Шумят дети, громко разговаривают на кухне взрослые, и не уснуть. Толик ночь не спал, и сейчас не дают поспать. Сами выспались, а до других им дела нет. Нина Павловна идет на кухню.
- Вы бы тише разговаривали, – говорит она собравшимся на кухне соседям. – Толик ночь не спал, а вы уснуть не даете.
– Захочет спать – уснет, – отвечает баба Валя и продолжает громкий разговор.
Баба Валя тоже работала на железной дороге, могла бы и понять. Сейчас она на пенсии и уже забыла о ночных сменах. Муж ее умер, и она живет с сыном Колей. Он работает слесарем-сантехником, а его жена Ольга – кондуктор автобуса.
Коле показалось, что Ольга кокетничает с шофером автобуса, и он ее стал ревновать.
– Не выдумывай, – говорит ему мать. – Что же она зверем должна на него глядеть?
Но Коля не успокоился. Он уверился в мысли, что Ольга ему изменяет с шофером. Мысль о том, что жена ему наставляет рога, не дает ему покоя. В конце концов, он бросился под автобус, на котором работала Ольга с любовником.
Гроб с телом покойного пытались занести в квартиру, но не смогли развернуться. Пришлось установить во дворе  под окном квартиры. У гроба сидели родные, приходили проститься соседи. Поминальный обед сделали тут же в своей комнате. А после похорон баба Валя стала убеждаться в Колиной правоте.
– Я ее защищала, не верила в ее измену. Пыталась и сына убедить, что он ошибается, а ошибалась сама, – горевала баба Валя. – Если бы я поверила ему, может, все по-другому было бы.
– А что Вы бы сделали? – говорит Нина Павловна.
– Я бы ее не защищала, а постаралась бы прервать ее связь с шофером. Если бы я была на стороне сына, он бы не был одинок в своем горе. Я бы его поддержала. А вместо этого я оказалась на стороне этой потаскухи.
Ольга ушла от бабы Вали. теперь баба Валя одна живет в своей комнате. Могла бы присмотреть за Галиными детьми. Тогда Галя могла бы устроиться на работу. Все легче было бы прожить. Но баба Валя не хочет возиться с внуками.
– Детей должна воспитывать сама мать, а то она забудет, что они ее дети, – отвечала баба Валя на Галину просьбу.
На одну зарплату тяжело прожить семье. ко всему прочему еще Генка и выпивает частенько. Когда он домой является пьяным, начинается скандал.
– Денег на хлеб не хватает, а ты еще и на водку тратишь, – упрекает Галя мужа.
– Чтоб хватало денег, иди сама работать. Одной зарплаты все равно не хватит, хоть я монахом даже заделаюсь. Не хочешь работать, так молчи.
– Я не хочу работать? А детей куда девать?
– Могла бы и мать твоя посмотреть за ними, меньше времени оставалось бы посплетничать.
– А если она не хочет? И она не обязана наших детей нянчить. Своих детей она сама вынянчила, теперь наша очередь своих нянчить.
– Так в чем я виноват?
– В том, что пьешь. Денег нет, а ты последние пропиваешь.
– Молчи! Не то заработаешь.
– Ой, как страшно!
Но тут ей на спину опускается тяжелый Генкин кулак. Начинается драка. От гнева мужа Галя убегает с детьми в материну комнату. Порог этой комнаты Генка не решается переступить. Вскоре он засыпает, и Галя возвращается в свою комнату.
Иногда бывали ссоры и с Ниной Павловной.
– Убери отсюда свое помойное ведро, – заявляет Галя и сует его под обеденный стол Нине Павловне.
– Но твое же ведро не под обеденным столом стоит. Ему нашлось место в кухне, а моему места нет нигде, кроме как под столом?
– Куда хочешь, туда и девай, но чтобы тут его не было.
– Когда ты свое ведро поставишь под свой стол, тогда и я свое поставлю. А до тех пор оно будет стоять там, где стояло.
– Будет стоять там, где я велю.
– А по какому праву ты мною командуешь? Стол мой стоит в самом пороге, другого места ему нет. Теперь уже и помойке на кухне нет места.
– Убери, а то я тебе его на голову одену!
– Попробуй! – раздается Толиков голос, который пришел на кухню, услышав крик женщин. – Поставь ведро на место и не смей трогать, иначе дело будешь иметь со мной.
На этом скандал прекратился.
Помойные ведра выносили во двор, содержимое выливали в помойную яму. Тут же во дворе и колонка, где берут питьевую воду. Баба Валя вымыла помойное ведро и поставила просушить на солнышке. Через некоторое время хватилась: ведра нет.
– Кто взял мое помойное ведро? – спрашивает она.
Но никто не брал и не видел. А через некоторое время она его обнаружила у соседки тети Ани. Ее квартира на первом этаже.
– Ты зачем мое ведро взяла? – спрашивает ее баба Валя.
– У меня помойного ведра нет, не во что помои выливать.
– Так купи. Зачем же чужое берешь?
– Подумаешь! Помойного ведра жалко стало.
Тетя Аня от Гали не вылезает. Как только пробуждается, сразу же идет к Гале. Женщина она грузная, и походка у нее соответствующая. Топает, как слон. Целыми днями сидит у Гали на кухне, за исключением того времени, которое ей требуется на приготовление и поглощение пищи. Гостей Галя принимает на кухне. Получается, что кухня оккупирована ими целый день. Нине Павловне там места нет.
– Что-то счетчик много намотал, – говорит баба Валя, глядя на электросчетчик. – Наверное, Нина Павловна тайком плитку включает, и радио постоянно включено. Энергию расходуют больше нас, а платим поровну.
Нина Павловна не отзывается, и баба Валя, немного пошумев, успокаивается. Нина Павловна дома задержалась и спешно отправляется на работу.
– Нина, Нина! – слышит она позади чей-то крик. Оглянулась: баба Валя бежит, запыхавшись.
– Что случилось?
– Ты забыла радио выключить.
– Да черт с ним! Я на работу опаздываю, вернуться не могу.
– Знаешь, сколько оно накрутит за день?
– Возьмите вот ключ, откройте комнату и выключите радио.
Баба Валя вернулась домой, а Нина Павловна еще быстрее заспешила на работу. Вечером Нина Павловна вернулась с работы. Комната закрыта на замок, и Нина Павловна пошла на кухню, откуда слышны голоса жильцов.
– Ой, как ты меня напугала! – испуганно проговорила Галя. - Я и не слышала, как ты зашла. Ходишь, будто крадешься.
– Я не крадусь. Просто у меня походка легкая.
– Ты хоть бы нарочно топала, чтоб мы слышали, что ты пришла. Вон тетя Аня заходит, сразу ее слышно.
– Но это же плохо иметь такую тяжелую поступь. Походка человека должна быть легкой.
– Ты и сама легкая. Не то, что тетя Аня. В нее три таких, как ты вместится, – говорит баба Валя. – Вот ключ о  комнаты. Я радио выключила и снова заперла комнату. Все цело.
– Я не сомневаюсь. Комнату можно было бы и не закрывать. Я знаю, что вы ничего не возьмете, но Галя требует, чтобы я запирала.
– Комната рядом с входной дверью, а она днем не закрывается на замок. Мы тут будем на кухне, а кто-нибудь посторонний зайдет, обворует квартиру, мы и не услышим. Лучше запереть – спокойнее будет, – отозвалась Галя.
– Тут и замок такой, что запросто сломать можно.
– Станут ломать:  мы услышим.
– Хорошо, я буду закрывать на замок.
  - Нина! Почему ты не моешь пол на кухне? – спрашивает ее Галя.
– Утром я тороплюсь на работу, а когда прихожу с работы, ты уже вымыла. Оставь пол немытым, я приду с работы и вымою.
– Я не могу ждать тебя. Аркаша ползает по полу, пол должен быть чистым.
– Пусть ползает в комнате. Там у тебя пол чистый.
– Была бы комната побольше, а то всего 16 м2.
– Ну, так не обижайся. Утром мне некогда. Пока Сашку отправлю в садик, бегом бегу на работу. А вставать еще раньше я не могу, потому что и так не досыпаю. Хожу, и спать хочу. Всё, чего я сейчас хочу – выспаться всласть.
– Но я не обязана одна мыть пол в кухне. Затаптывают его все.
– Я на кухне почти не бываю, все время топаете там вы с матерью, да ваши гости. Почему вы гостей принимаете на кухне?
– А где же их принимать?
– У себя в комнате.
– Это ты своих гостей принимай в комнате. У тебя семья меньше.
– У меня и комната меньше, всего 12 м2.
– Ты как хочешь, а я буду в кухне принимать гостей.
– Так не обижайся, что кухню тебе приходится мыть.
– Но белить мы все же вдвоем с тобой будем?
– Согласна. В выходной день побелим.
И вот началась побелка. Нина Павловна открыла двойные рамы кухонного окна, и ей за шиворот посыпались тараканы. От неожиданности она завизжала, как поросенок.
– Что такое? – испугалась Галя.
– Тараканы, – дрожащим голосом сообщила Нина Павловна.
– Ты что, не знаешь, что у нас тараканы водятся?
– Я не ожидала, что их тут собралось столько много. Да еще и за шиворот посыпались.
– В вашей комнате до вас жила одна бабка, так она тараканов специально подкармливала.
– Им же тоже кушать хочется, – говорила она.
Тараканов развелось множество. Их травили борной кислотой, лили в кухне кипятком на них. На плите все время стоял кипящий чайник. Увидит кто тараканов, сразу ошпаривает их кипятком.
Нина Павловна сначала боялась ночью на пол ноги спустить, зная, что на полу полно тараканов. Сейчас их число уменьшилось, поэтому Нина Павловна и не ожидала обнаружить такое скопление насекомых.
 С кухней управились, принялись за коридор. За кухонной дверью висела Генкина рабочая одежда. Нина Павловна начала снимать ее, и снова ей посыпались тараканы на голову.
– А черт бы вас побрал! – ругает она эту насекомых. – Погибели на них нет. Травили, травили, а вывести не можем.
– Все равно их меньше стало. Не то, что раньше.
– Так мы же их не подкармливаем. Вроде, и есть им нечего.
– Много ли им надо? Крошечку найдут: и хватит им насытиться.

Летом хорошо. Целый день во дворе и дети, и взрослые. В тени деревьев стоят скамеечки. В беседке постоянно кто-нибудь отдыхает. Баба Валя любит посплетничать. У кого какой порядок в квартире, кто как одевается, кто с кем ругается: ей все известно. А что еще ей делать? Семечки лузгает, и язык чешет.
Зимой труднее жить. На улице холодно, все толпятся на этом небольшом пятачке, который называется квартирой. Одной семье тут было бы хорошо, а три семьи – это уже слишком.
– Напихали, как селедок в бочку, – с горечью отмечают жильцы.
Зимой в выходные дни они иногда собираются все вместе на кухне. Играют в карты. Того, кто остается в ;дураках;, заставляют залезать под стол и кукарекать или кричать по-ослиному.
Появилась новая игра – покер. Тут проигравшему игроку каждый отсчитывал количество проигранных очков щелчками в лоб. Нина Павловна с Толиком иногда играли в шахматы или шашки. Но в выходные дни Сашка дома, без внимания его не оставишь. Его тоже научили играть в эти игры. Стали играть ;на высадку;. Проигравший партнёр уступал место другому игроку и становился болельщиком. Так по очереди и играли.
Наконец наступил долгожданный день! Толик получил отдельную двухкомнатную квартиру! Радости не было конца. Устроили новоселье. Гости веселились. Пели песни, плясали под радиолу. Шуму много, полы стонали под притопыванием каблуков.
– Поставь, Толик нашу любимую ;Желтоглазую ночь;, – просит Нина Павловна.
Под музыку Толик пустился снова в пляс.
– Глянь-ка, как Толик разошелся, – говорит Галя Генке.
– Это он храбрится, – отвечает Нина Павловна, услышав их разговор. – У него почки болят. Уже вон ноги отекли. Надо ложиться в больницу, а я не могу его уговорить.
– Работать надо. Нечего разлеживаться, – оправдывается Толик.
– Нет, Толик. С почками шутить не следует, – убеждает его баба Валя. – Завтра же иди к врачу.
Толика положили в больницу. Через два месяца его не стало. На похороны приехала мать и причитала по сыну, как настоящая плакальщица. Но Нине Павловне казалось, что причитания ее притворные, не настоящие, и она, как будто наслаждается скорбью. Попьет водички, отдохнет и снова начинает причитать, а глаза сухие, как будто она не сына оплакивает, а чужого человека.
Похоронив мужа, Нина Павловна и сама слегла. Язва желудка ее давно мучила, но только после смерти мужа она решилась сделать операцию. После операции начались осложнения. Здоровье ухудшалось не по дням, а по часам. Но, назло всем смертям, Нина Павловна выжила.
– Начинаю худо видеть, худо слышать, к тому же и подагра привязалась, – замечала Нина Павловна.
На ногах косточки больших пальцев разрослись так, что в обуви дырки протирались. Пришлось снова делать операцию: спилить наросты.
– Больно было? – спрашивает ее Галя, навестив в больнице.
– Пока тело резали, терпимо. Новокаиновые уколы обезболили. А когда кость пилили, чувствительно.
– Сильно больно?
– Чувствительно.
Пережила и эту операцию. Уже работает. Сына-то надо растить.

У Гали тоже беда. Дети подросли. Галя устроилась на работу. Иногда и в гости ходили к друзьям, бывали и у Галиной подруги Дуси Фоминой. Но с некоторых пор Генка стал посещать Дусю без Гали. Мужа у нее нет, и Генка стал ее любовником.
– Как ты мог? – спрашивала его Галя.
– Не надо было тебе знакомить меня с подругами, которые мне могут понравиться, – отвечал Генка и продолжал ходить на свидания к Дусе.
Думал ли он о жене? Конечно! Но каковы были эти думы? Сначала происходила в его душе борьба. Он ценил Галю за её любовь и доброту. Мучился, проклинал себя. Кончалось тем, что жил одной любовью к Дусе.
Дуся с мужем развелась уже давно, а замуж вторично не вышла. И вот эта любовь! Генка ломает голову, как бы развестись с женой. Распалял себя, настраиваясь против нее.
– А как же дети? Им же отец нужен, – спрашивала его Галя.
– Я от тебя ухожу, а не от детей, – отвечал Генка.
– Но я не позволю тебе с ними встречаться. Уйдешь – забудь о детях.
– Если ты думаешь разбить нашу любовь, то ничего у тебя не выйдет.
– Но я не могу без тебя. Не уходи, пожалуйста!
– Насильно мил не будешь!
– Не пущу! Останься!
Генка, хлопнув дверью, ушел к Дусе, но чемодан с вещами остался, и на другой день он явился домой. О жене и детях он уже не думал, рассудок околдован. Галю стал избивать по любому поводу. И она решила отравиться. Вылила в стакан бутылку уксусной кислоты и стала пить. Во рту и пищеводе обожгло. Ей стало страшно. Мать застала ее на кухне за эти занятием, вызвала скорую помощь. В больнице ее вылечили и выписали домой. Генка был дома.
– Ты не выгонишь меня из дома. Разве мертвую вынесешь, – говорит она Генке.
– Мне до тебя нет никакого дела. Надо было не держать, когда я хотел уйти.
Галя постарела, поседела, высохла: одни кости да кожа остались.
– Горе сушит, а не красит, – говорят о ней соседи.
– И что ты о нем так переживаешь? – спрашивает Галю Нина Павловна. – Не ты первая, не ты последняя. Такое и раньше бывало и впредь будет.
– Я знала, что бывает. И раньше знала. Но я думала, что со мной такого быть не может.
– Плюнь на все и береги здоровье. Главное в жизни – здоровье. А назад не оглядывайся, прошлого не воротишь.
Галя навестила Нину Павловну, и теперь Нина Павловна провожает ее домой. Уличные фонари освещают им дорогу. Желтые глаза.
– Желтоглазая ночь! – вздыхает Нина Павловна, вспоминая новоселье и все события, последовавшие за ним. – Назад не оглядывайся, – мысленно уговаривает она себя. – Только вперед.
А что ждет их впереди?
– Годы идут, – говорит Нина Павловна, отрывая последний листок календаря. – Вот и еще год пролетел.
Сашка уже большой вырос, но  толку нет. Учиться не хочет. После смерти отца совсем от рук отбился. Не слушается. В седьмом классе на третий год остался.
– Виновата классная руководитель, – поясняет соседям Нина Павловна. -  Если бы она перевела его в следующий класс, а не оставляла на второй год, он бы кончил школу вместе со всеми. А второй год одно и то же ему скучно учить.
– Но как бы его перевели, если он дома ничего не делает? – отвечали ей. – Он же целыми днями на улице.
И правда, придя со школы, Сашка бросает сумку в угол и торопится гулять. Приходит домой поздно вечером, иногда заполночь.
– Уроки сделал? – спрашивает Нина Павловна.
– Я спать хочу, – отвечает Сашка и валится в постель.
Стал курить и употреблять спиртные напитки.
– Тетя Галя говорила, что видела тебя пьяным в центре города, – говорит Нина Павловна сыну.
– Врет она! – оправдывается Сашка.
– Я тоже этому не верю. Если бы ты был пьяным, я бы заметила.
Сын успокоился. Нина Павловна тоже. Но вот она стал замечать, что сын приходит, вроде бы невменяемым, глаза белые и какие-то отсутствующие.
– Ты наркотики употребляешь? – испуганно спрашивает она Сашку.
– Нет.
– Но я же вижу, что ты пьян. Но это не водка.
– Мы нюхали бензин.
– О, Боже! Ты занялся токсикоманией! Чтоб больше этого не делал.
Но Сашка снова является домой одурманенный парами бензина, и Нина Павловна пошла за помощью в детскую комнату милиции.
Расследование показало, что Сашка и друзей своих заставляет нюхать тряпку, смоченную бензином. Тех, кто не желает ему подчиняться, избивает.
– Не прекратишь это занятие, отправим в детскую колонию, – сказали ему.
– Отправляйте лучше в колонию, – согласилась Нина Павловна.
Сашка бросился в ноги к матери.
– Не отправляйте в колонию. Я больше не буду, – на коленях молил он.
– Еще хоть раз повторится, сразу же отправим, – пообещали ему.
Токсикоманией Сашка больше не занимается, но от безделья дурью мается. У соседа он угнал мотоцикл. Только Нина Павловна уладила этот конфликт, угнал грузовик. Возле школы не справился с управлением и врезался в столб. Пытаясь уйти подальше от этого места, угробил мотор.
– Зачем ты машину угнал? – спрашивает его мать.
– Хотел покататься, – отвечает Сашка.
– Или платите за испорченный мотор, или мы подаем в суд, – заявили Нине Павловне потерпевшие.
И Нине Павловне пришлось уплатить. Но похождения Сашки на этом не кончились. Зимой во дворе сделали хоккейный корт. Целыми днями и вечерами Сашка был там. Задел его нечаянно мальчишка. Недолго думая, Сашка ткнул его ножом. Теперь вот отбывает срок наказания в детской колонии.
– Если бы дали другие показания, то его не осудили бы, – говорила Нина Павловна соседям.
– Сама ты, Нина Павловна виновата, – отвечали ей.
Нина Павловна остается при своем мнении.
Мало того, что случилось до этого, так теперь вдобавок  ко всему Нина Павловна стала слепнуть.
– Как врачи могут нас лечить, если они сами себя вылечить не могут, – толковали соседи.
И, правда. Глазной врач слепнет и ничего не может поделать. Ездила в Новосибирск лечиться. Там ей сделали операцию на одном глазу. Теперь надо на другом глазу делать, но Нина Павловна не поехала. Оперированный глаз стал видеть еще хуже. Теперь Нина Павловна видит вместо людей их тени. Ей уже исполнилось 70 лет, и она решила отметить эту дату. Собрала своих коллег, пригласила и Галю. Устроила себе праздник. Выпили, запели песни.
– Я хочу, чтоб соседи слышали, что у меня сегодня праздник, – говорила она.
Потом слушали музыку. Снова звучит мелодия песни ;Желтоглазая ночь;.
   - Желтоглазая ночь, свою милость яви,
Желтоглазая ночь, ты – царица любви,
Ты должна нас понять, ты должна нам помочь,
Как мы ждали тебя, желтоглазая ночь, - поет от души Нина Павловна.
А кто ей поможет? Надеяться не на кого. Мужа лишилась, сына не сумела воспитать, здоровья нет. Легко ли на старости лет слепой остаться?
– Я вас не вижу. Только тени ваши мелькают, – говорит Нина Павловна. – Узнаю только по голосам.

Праздники приходят и уходят, а проблемы остаются. Сашка, отбыв срок, вернулся домой. Возле клуба случилась драка. Сашка был там. Другим ребятам ничего не было, а Сашку опять осудили. В тюрьме он пристрастился к наркотикам. Там его избили до потери сознания. Стал харкать кровью. На этот раз вернулся домой больным наркоманом. Компанию подобрал подобных себе товарищей. Однажды ночью его нашли на улице всего исколотого ножом. Отправили в больницу. В реанимации его привели в чувство. Подлечив, выписали домой. Теперь он живет на мамину пенсию, работать не хочет, только бы кайфовать.
Галя пригласила Нину Павловну на свадьбу дочери. Явился  туда и Сашка. Затеял драку. Правда, его быстро усмирили.
– Зачем ты испортил Алле праздник? – спрашивает его мать.
– Что это за свадьба, если на ней драки не было?
– Свадьба – это радость, веселье, счастье. А драка приносит горе и страх.
– Вот! Страх. А если нет страха, это и не свадьба, – отвечает сын. – Пойду на улицу. Может, там с кем-нибудь подерусь.
Сашка идет к выходу и оглядывается на мать. Как она реагирует? Вышел во двор, постоял и вернулся назад матери нервы мотать.
Свадьба прошла благополучно, но после свадьбы, выпив, Сашка с дружками пошел ночью на улицу. Встретив знакомых, заспорили. Завязалась драка. Сашку ударили ножом в грудь. Дружок его на себе притащил в больницу, но Сашка изошел кровью и на операционном столе скончался.
Осталась Нина Павловна одна в своей квартире.
– Вы хоть иногда навещайте меня, – говорит она соседям, – а то умру, никто и знать не будет.
Летом она сидела возле подъезда на скамеечке с соседями, а зимой никуда не выходит. Соседи покупают ей продукты в магазине. Готовит еду, убирает в квартире и стирает она сама  на ощупь. Но настал день, когда Нина Павловна на звонок в дверь не откликнулась. Постучали – не отзывается.
– Уйти она никуда не могла, – переговаривались соседи. – Надо дверь ломать.
Вызвали домоуправа, взломали дверь. Нина Павловна в ванне мертвая. Вскрытие показало, что у неё оторвался тромб, и током крови его занесло в сердце.
На столе нашли записку.
- Деньги у Машеньки. Похороните по-божески, – прочитала домоуправ.
– У какой Машеньки? – недоуменно спрашивали друг друга соседки.
Никакой Машеньки никто не знает.
Квартиру домоуправ закрыла, но через некоторое время соседи видели, как она вынесла оттуда ручную швейную машинку.
– Зачем она машинку уносит? – спрашивали женщины друг друга.
– Бабоньки! Как она прочитала записку?
– Деньги у Машеньки, – напомнили ей.
– Не у Машеньки, а в машинке. Домоуправ сразу это поняла и нарочно прочитала неправильно, чтоб сбить нас с толку.
– И совесть ей это позволила?
– Видно, совести у неё нет.
– Идем к домоуправу.
– И вы думаете, что она признается? Если совесть ей позволила унести машинку с деньгами, то она их не отдаст.
– А записка?
– Записку она, наверно, уничтожила уже.
– А зачем она машинку унесла? Могла взять деньги и машинку не таскать. Никто не заметил бы ничего.
– Не смогла открыть. Дома взломает, а тут шум могли услышать.
– Но как же теперь быть? Нина Павловна просила похоронить её по-божески.
– У неё должна быть сберкнижка.
– Но нам денег не дадут по ней.
– А что, там не люди сидят? Должны же понять.
    Нашли сберегательную книжку и отправили делегацию в сберкассу.
– Денег выдать не можем. Только по прошествии шести месяцев наследники смогут получить их.
– Но у неё наследников нет, а хоронить не на что.
– Немного дадим на похороны.
– Но этих денег так мало! А всё так дорого!
– Да что, на нас креста нет? Давайте в складчину похороним.
И пошла шапка по кругу.
– Кто сколько может.
    Сложились соседи и похоронили Нину Павловну по-божески. Даже поминальный обед сделали. В квартиру вселились новые жильцы, и только нет-нет, да и вспомнит кто-нибудь бывшую соседку. Да ещё напоминает о ней на кладбище травой заросший бугорок.