1

Всё началось в зимний январский вечер 1983 года, в роддоме большого русского сибирского города появился на свет мальчик. При рождении он был недоношен на один месяц, но все же был крепкий, с цепким стремлением к жизни. Ему долго не могли придумать имя, наконец, решили назвать Александром.
Молодые родители безоглядно радовались его появлению на свет. Для них это было скорее не осознание ответственности и забот, а некий социальный и внутренний  статус – «вот ведь и мы как все!». Это ощущение статуса, некая игра во взрослость при ее отсутствии, часто затмевали и затеняли наличие собственно самого ребенка, как чуда Божия, как новой малой вселенной. Это отчетливо сохранилось в фотографиях Саши, где ребенок, едва научившийся стоять на ногах, запечатлен с потушенной папиросой во рту и с отцовским галстуком на шее. 
 Мальчик был плодом страсти, стихийности молодой жизни. Эта стихийность, мятежность, непредсказуемость еще долго в последующем довлела над Сашей, пока он не вошел в собственную силу и самостоятельность, или вернее с Божией помощью, не обуздал ее.
 Клубок взаимных семейных недовольств и расхождений во взглядах, как самих его родителей, так и родственников с обеих сторон уже довлел над ребенком. Люди, сея семена своего недовольства и нелюбви, не думают, что из этих семян неизбежно с неистребимой силой роста сорняков произрастут беды и несчастья, которые затронут не только их самих, но и ни в чем не повинных детей. Дети, как маленькие Ангелы, тянутся душой к окружающим их родственникам и близким, любя их чистой душой и видя в них самое хорошее, и не могут понять ¬¬– почему же они ссорятся между собой и не любят друг друга. Ребенку ведь все равно, что, например, папина мама, то есть его бабушка – простая душой и из деревни и для маминой мамы – преподавателя ВУЗа, с ее точки зрения, недостаточно образована и интеллигентна. В силу многих таких, казалось бы, незначительных нюансов, брак Сашиных родителей распался очень быстро, так, что у него почти и не запечатлелось в памяти, что родители были когда-то вместе.
Жизнь, словно некая река, подхватила Сашу и закружила в своем водовороте повседневных дел и событий. Некими вспышками в памяти остались кровати в яслях, затем он – постарше во дворе детского сада, и мир для него странен и противоречив, наполнен красотой окружающих картин – деревьев, неба с облаками, стаи взлетающих голубей, но некоторые дети в нем почему-то дерутся и отбирают игрушки, а взрослые ругаются.
Как передать детскую восприимчивость? Она прозрачна, она чиста, потому что безгреховна, и от этой-то чистоты – «устами младенцев глаголет истина». Саша, не имея познания о сути вещей, скользил по ним взглядом, и для него все было таинственно. И он желал душой обрести в этой таинственности что-то чудесное и торжествующее. Так на зимних прогулках в детском саду его группы при свете луны он созерцал перекрещение голых ветвей деревьев в небольшой рощице. Эта вечерняя, почти ночная, таинственная красота была готической, строгой, прямой и мрачноватой, но в тоже время для детской души, не знакомой с воздействием зла, эта красота была бесконечно уютной.
Часы, дни, времена года текли и изменялись вокруг. Многообразие мира изливалось на мальчика, и он, не умея пока осмысливать и выстраивать вещи и события в различные иерархии, воспринимал их душой. И все прекрасное и доброе отзывалось в Саше неким светом, а злое и неприятное вызывало отторжение и настороженность близкую к страху.
Мы запоминаем в жизни тех, кто подарил нам больше любви, не денег, ни знаний, ни возможностей, нет – именно любви. Если любовь дарили нам в детстве, то мы, зачастую не осознавая этого, взрослея и старея, живем и держимся на плаву благодаря этому дару. Для Саши таким любящим человеком стала бабушка Александра Яковлевна, отцова мать. Много позже уже, будучи совсем взрослым, Саша понял, что из всех окружающих его родственников именно она, дочь простых деревенских людей восприняла и сохранила в себе до конца своей жизни то, что столетиями воспитывала Православная Христова Церковь в русских людях – жертвенную безусловную любовь и милосердие, отсутствие эгоизма, неосуждение людей, нелюбовь ко лжи, искренность, быстрое прощение обид, терпение, кротость, незлобие, трудолюбие, видение своих недостатков и слабостей. О таких людях спел Николай Расторгуев: «Нет людей тех сильней».
Когда Саше, вернее уже Александру, было двадцать шесть лет, его бабушка в возрасте семидесяти девяти лет умерла. На гражданской панихиде в одном из помещений морга, когда представителем с авиазавода, на котором покойная проработала большую часть жизни, была сказана речь о долгой и добросовестной работе Александры Яковлевны, ведущая панихиды спросила у собравшихся родственников и знакомых желает ли кто-то что-то сказать. Все как-то испуганно отстранились, словно работники некоего коллектива, когда могут поручить неприятное задание и нужно отговариваться всеми возможными способами от него. Александр, несмотря на его флегматичность, почувствовал всей душой неправильность ситуации: «Что так сейчас всё пройдет, и никто ничего не скажет?». Ведущая панихиды уже хотела сворачивать последними словами прощание с покойной, когда с удивлением увидела молодого парня идущего к ней или скорее месту, где она выступала. Александр шел, испытывая сильное волнение, он не готовился и не знал, что будет говорить, только чувствовал не бытовую и не статусную, а высшую, нравственную обязанность сказать свои слова об Александре Яковлевне. Он не рисовался, а говорил навскидку, то, что шло у него изнутри, поэтому слова выходили несколько деревянными, и лицо было напряжено:
– Александра Яковлевна… моя бабушка… всегда пыталась помогать окружающим людям, – он бегло оглядел собравшихся, пытаясь найти сочувствующий взгляд и не найдя, продолжил, сосредоточившись в себе – она была внимательной к ним, сочувствовала им…
В этот момент Александр отчетливо понял, что для стоящих напротив него людей эта его речь не нужна, они заняты обсуждением друг друга, ожиданием застолья, своими мыслями или чем-то еще. Молодой человек почувствовал себя как в детстве, когда они были одни с бабушкой, словно одни во всем мире. Ощущение обязательности речи его не покинуло, и он продолжил говорить, и смысл его слов был совсем далеким для собравшихся:
–  Александра Яковлевна… моя бабушка… она была очень добрым человеком она была милосердной… а в чем-то даже и святой.

***