Сон

- Ну как, теперь ровно? – спросила я, балансируя на краешке стула.
- Сотри пыль с рамки, - ворчливо отозвалась бабушка, протягивая мне тряпку.
-  Ведь только вчера протирала, бабуль, - простонала я.

Тяжелая картина в золочёной багетной раме изображала бабушку в пышной причёске и розовом корсете. Двумя пальчиками в кольцах бабушка придерживала край пышной пачки, похожей на взбитые сливки с клубникой.  Я вспомнила, как она показывала мне сцену, которую пересекла на одной ноге, танцуя канкан в этом наряде. В зале тогда было темно и сыро. Портрет долго висел у бабушки в спальной, а потом мы его подарили дяде на юбилей.   

Я спрыгнула со стула.

- Опять торопишься… Всё мне самой делать! – я попятилась к двери, и, пока бабушка придирчиво осматривала развешенные на стене свои фотографии из «Чайки» и «Вишнёвого сада», незаметно проскользнула в коридор.

Я и сама не знала, куда податься и как убить время. Повсюду двери. Зайдёшь в одну – целая анфилада залов. Пожалуй, завалюсь на любимый диван с каким-нибудь новомодным романом… Тогда надо зайти в книжную лавку.

Чтобы попасть туда, пришлось пройти зал, полный народу. Там крутили «Колесо Фортуны» под дружные визги и объявляли результаты беспроигрышной лотореи. Блёстки и конфетти сыпались с потолка, играла громкая радостная музыка.

Добравшись до книжной лавки, я прислонилась к прилавку. Продавец, больше похожий на бармена, привычно кивнул мне.
- Что сегодня?
- Что-то новое…
- Вот, погляди, наш корифей разродился очередным романом, - он протянул мне книгу в мягкой глянцевой обложке.
- Ты хочешь сказать, что я и тут ничего не добилась? – спросила я. Можно было ничего не платить, но, по застарелой привычке, я сунула руку в карман плаща и нашла там несколько крупных жемчужин. Деньги и золото тут не имели ценности, а ювелирные камни считались чем-то вроде условного платёжного средства.
 
Я бросила крупную жемчужину на прилавок, продавец-«бармен» с деловитым видом отправил её в кассу и извлёк «сдачу» - пару жемчужин помельче. И жемчуг, и книгу я запихала в карман, но настроение у меня не улучшилось, а почему-то начало портиться с каждой секундой, и любимый диван не манил, как раньше.

Кивнув лавочнику на прощанье, я с лёгким отвращением прислушалась к радостным крикам из-за стены. Нет, лучше держаться подальше и не портить людям веселья своей кислой физиономией…

Огромная входная дверь открылась бесшумно, и я оказалась в вестибюле, отделанном серым мрамором. Здесь было тихо, светло и прохладно. Два входа, два подъезда, две одинаковые двери слева и справа. Посередине – «чёрный ход», узкая лесенка, закопчённая и грязная, в конце которой светилось крошечное слуховое окно. По ступенькам, бормоча и покачиваясь, спускались два мелких беса в шкурах облезлых котов. С каждой ступенькой они выпрямлялись, поднимались на две ноги, задевая мохнатыми головами свисающую со стен и потолка чёрную паутину.

Я поглядела в крошечный «пятачок» окошка. Может, слетать, навестить детей? Нет, ещё наговорю чего-нибудь, расстрою, настроение испорчу. В другой раз.

Толкнув большую дверь напротив, я оказалась в шумном и многолюдном месте. От входа вверх и вниз тянулись, ломаясь, широкие лестничные пролёты. На каждой ступеньке этой гигантской лестницы можно было разглядеть причудливый рисунок из человеческих тел, которые начинали извиваться прямо под моими ногами. Пройдя два пролёта вверх, я свернула в бесконечный коридор. За одной из его дверей меня точно ждали.

На софе среди кип пурпурного шёлка и затканной золотом парчи неподвижно сидела женщина – возможно, самая красивая из всех живших когда-либо на земле. На её лице застыла маска отчаянья. С лёгким отвращением она оглядывала окружающие её предметы в стиле шебби-шик с восточным акцентом: золотые кувшины, блюда, бокалы, небрежно раскрытые шкатулки с драгоценными камнями, роскошные одежды, сваленные в кучу по углам небольшой комнаты… Всё то, что когда-то составляло смысл существования, было знаком высочайшего положения и отличия, а теперь потеряло всякую ценность…

- Приветствую тебя, королева Мелисандра, - сказала я, и, подумав пару секунд, добавила несколько изысканных титулов на её родном языке.

Лицо королевы дрогнуло, но отчаянья в его чертах не стало меньше.

- И ты туда же, - сказала она горько чуть хрипловатым низким голосом. – Вот уж не ожидала. Тебя что, прислали меня мучить? Как будто всего, что я терплю, мало? – и она выразительно обвела взглядом свою комнату, носившую печать полного уныния и совершенного беспорядка.

- Ни боже мой, - цокнула я языком, подходя к маленькому окну во внутренний дворик. – Кто-то ещё в прошлый раз обещал угостить меня вином из царских виноградников, вообще-то…

Мутные стёкла в пыльной оконной раме, на узком подоконнике – вечноцветущая красная герань. Я выглянула в маленький двор, напоминающий узкий колодец. Между стен с облупившейся штукатуркой метался за мячом, треща на разных наречиях, молодняк. С непривычки играющие сталкивались в воздухе лбами, налетали на стены. Судя по яростным лицам и широко разинутым ртам, кричали они громко, но голоса еле долетали через толстое стекло. Ряды одинаковых, практически непрозрачных окон были украшены всё той же неистребимой красной геранью.

За моей стеной Мелисандра, ворча что-то под нос, копалась в буфете, позванивая посудой. Да, тут они быстро приучались к жизни без прислуги. Наконец, она появилась передо мной с большим подносом, на котором стояли две бутылочки синего стекла, больше напоминающие флаконы духов, крошечные золотые рюмочки и серебряная тарелка с миндальным печеньем.

Сбросив прямо на пол груду драгоценных шелков, мы уселись на софу. Дальнейший час был посвящён смакованию действительно превосходного вина и упоительным сплетням об общих знакомых. Когда бутылочки опустели, а запас яда в наших речах иссяк, я со вздохом встала, и, нащупав купленный роман в кармане, с невольным вздохом произнесла:

- Ну, мне пора.
- Куда? Так быстро? – мгновенно расстроилась Мелисандра. – Не уходи! У меня ещё есть пара бутылочек ягодного… А потом пойдём в гимнасиум (она так называла большой спортзал на верхнем этаже), побросаем мяч…
- Ну нет, - невольно рассмеялась я. – Ищи другую дурочку на роль некрасивой подруги!

Обрадовавшись моему невольному комплименту, Мелисандра заискивающе заулыбалась. – Не уходи… Вечером ведь будет отличный концерт! Знаешь, - она значительно понизила голос, - ОН будет петь…
- Мне уже всё равно, - лицемерно заявила я, почти не покривив душой… Почти. Я опять сунула руку в карман, наткнулась на книгу и почувствовала, что достигнутое было душевное равновесие начинает снова улетучиваться. - Хотя надо признать, что концерты у вас отменные.
- Ещё бы! – гордо заметила Мелисандра, словно это было её личной заслугой. – Ведь у нас все музыканты, певцы, дизайнеры одежды… А у вас кто? Писатели и философы… Помнишь, ты затащила меня на какие-то философские дебаты, так я на пятой минуте заснула…
- Всё от твоего невежества, - гордо заметила я, не упоминая, что продержалась лишь десятью минутами дольше. – Ладно, пора мне, не провожай.

Дверь затворилась без звука и стука, и я знала, что за моей спиной королева вновь превратилась в истукан, исполненный отчаянья. Мимо меня, явно стесняясь и трусливо прижимаясь к противоположной стене коридора, прошмыгнул юнец в кожаных стрингах и с плёткой в руках. Новичок, наверное, – подумала я. Только новичков удивляет та лояльность, с которой относятся друг к другу обитатели соседних подъездов большого дома.

Внезапно что-то под высоким потолком зашипело, зашумело и лопнуло с оглушительным треском, осветив весь тёмный коридор из конца в конец. Огненные надписи и силуэт фигуры, застывшей в неестественной для человеческой анатомии, но такой знакомой мне позе, – конечно, реклама вечернего концерта!

И, глядя на бегущие в темноте алые строчки, я внезапно ощутила прилив веселья. Нет, не дождётся меня сегодня любимый диван. Лучше задержусь я у Мелисандры на часик, разопью ещё бутылочку ягодного… а потом она потащит меня в свой «гимнасиум», и я буду сидеть на трибуне, и громко хлопать, и одобрительно кричать, когда раскрасневшаяся от всеобщего внимания королева будет ловко отбивать мячи прямо из-под волейбольной сетки! А вечером, сидя в ложе, плавающей над заполненным до отказа огромным залом, поймаю три алые розы без шипов – по числу пропущенных концертов…

Жизнь продолжается, подумала я, и новомодный роман полетел прямо в мусорный ящик.