о физике

David J. Thouless, F. Duncan M. Haldane и J. Michael Kosterlitz с помощью математических расчетов узнали многое о квантовом конденсированном состоянии, таком как сверхпроводники, суперфлюиды и тонкие магнитные пленки, которое проявляется при экстремально низких температурах, близких к абсолютному нулю. И получили нынче Нобелевскую премию по физике.
Пожалуй, ни одно другое слово не вызывает во мне такую пёструю смесь чувств, как "физика". Поэтому с некоторых пор я держусь от неё подальше во всех смыслах -- сильные чувства утомительны. Ну, а уж когда совсем не удаётся избежать столкновения с нежелательным предметом, прибегаю к высокой коннотации, так как эпитеты низкой претят мне в силу личных эстетических настроек.

Тогда, в школе, физика нравилась динамичностью, и не сама по себе, а из-за её преподавания учителем необыкновенной энергии и властной силы. Каждый день мы входили в кабинет физики цепочкой по одному, оставляя сумки у входа, и быстро рассредоточивались по местам, где уже лежали чистые листы и ручки. Включался проектор, высвечивая на экране три главных вопроса дня, и... время пошло! в тишине, полной горестных вздохов давно покорившегося судьбе класса. Через три минуты всё заканчивалось, ответы собирались, и за нас брались по настоящему. Минимум одна-две отметки в журнале за урок каждому были нормой жизни. Тогда же мы узнали, что нет ничего более относительного, чем время, если тратить его на занятия физикой. И нет ничего более захватывающего, чем эти занятия.
Однако здоровые инстинкты молодого организма всегда побеждают. Правда, мои делали это каким-то извращённым способом -- я всегда влюблялась в молодых людей, увлечённо занимающихся этой наукой в качестве учеников, студентов или, в крайнем случае, немного сомневающихся -- сделать ли этот предмет своей профессией в будущем. В выпускном классе мы с моей лучшей подругой стали выбирать свою будущую профессию, подойдя к этому по настоянию её матушки беспрецедентно фундаментально. Почти каждую неделю нам устраивались встречи с людьми самого разнообразного рода деятельности, наклонностей и возраста, которые (до сих пор удивительно!) почему-то тратили на нас своё время, отвечая на бестолковые вопросы легкомысленных девиц. Но самым странным было то, что почти всегда нашими собеседниками оказывались люди, так или иначе, связанные с физикой. Даже когда мы пришли домой к одному научному сотруднику ветеринарного института, молодой, увлечённой наукой, женщине, чтобы убедиться, что надежды на возникновение в нас даже в самой отдалённой перспективе интереса к биологии, как ежедневному занятию всей жизни, никакой нет -- мы закончили визит знакомством и долгой приятной беседой с её братом, студентом физфака.
В итоге всех этих мероприятий к весне мы приняли столь же естественное для нас, как и неожиданное для родителей, решение поступать в Физтех. Мы обе шли на золотую медаль и в связи с этим были несколько самонадеянны и беспечны.
Оставалось получить итоговые оценки за год и сдать выпускные экзамены. В один из последних дней учёбы, перед началом экзаменов, физичка попросила нас с подругой остаться после урока и, уложившись в одну минуту, лишила нас иллюзий навсегда. Дословно: тебе, Люба, я на всякий случай поставлю четвёрку, вдруг ты на вступительных получишь четыре, это будет пятном на моей репутации. А в тебя, Елена, я верю -- пятёрку поставлю.
Иллюзии рухнули, а дружба -- нет. Благодаря русскому языку и литературе. Четвёрка в аттестате по русскому лишила золотой медали и подругу.
Физтех был бы забыт навсегда, если бы не возникавшие время от времени мимолётные истории, связанные с ним -- от вредных привычек избавиться нелегко. А мы остались в Казани и ринулись в математику, так ни разу до поступления и не встретившись ни с одним человеком, посвятившем свою жизнь этой науке.