Самый трудный сезон

САМЫЙ ТРУДНЫЙ СЕЗОН

     1. ВЕСНОВКА
     Я уже несколько лет работал отдельным отрядом. Но, работая на вездеходе или сплавляясь на резиновых лодках 500-тках, мой отряд всегда был относительно небольшим — два или три человека.
     И мне, конечно, захотелось попробовать поруководить большим отрядом. И такой случай подвернулся. Мне поручили закончить работы по правому склону реки Оленек на участке, где были выявлены несколько небольших кимберлитовых тел. В «наследство» мне передавалась лодка-дюралька с мотором «Вихрь», вездеход ГАЗ-71 и тяжелый буровой станок, наглухо закрепленный на мощном дизельном гусеничном тракторе. Кроме бурового, в состав отряда входил наземный отряд по магнитометрической съемке. Всего 16 человек.

     2. ЛЕША ШИШКОВ
     ИТР-ров было трое — я, геофизик Добриян Валера и техник Леша Шишков, веселый, жизнерадостный паренек, балагур и хороший рассказчик — наш «сказочник»: он говорил, что служил с специальных пограничных войсках на советско-китайской границе и был даже награжден орденом. Но, на просьбу показать его, ссылался на то, что награждение секретное и хранится орден в военкомате. У него был хороший голос и вставая утром и идя на речку или в столовую красиво и громко распевал — «Ой, да не вечер, да не вечёр…". Как-то, на подбазовом лагере, я заметил, как он учил Ларису Голоту метать нож.
     К его рассказам я относился как к байкам, но не было у меня ни веры, ни неверия — рассказывает, ну и хорошо, лишь бы складно было. Правда, был эпизод, поразивший меня: в середине сезона мне прислали нового вездеходчика из «сидевших» и вечером он «накрыл поляну» по случаю своего Дня рождения. Почувствовав, что рабочие наверняка замутили брагу, (я не мог контролировать повара в расходовании дрожжей, как это делал Мингазов, но за дисциплиной следил), я попросил Леху пойти со мной и ка бы «держать тыл». Он надел бушлат, подпоясался офицерским ремнем, подвесив на него нож-кинжал, и мы пошли. Я впереди, он сзади. Подойдя к палатке я откинул ее полу и вошел. Леха сзади. Работяги, увидев нас, замолчали и повернув головы молча смотрели на нас. Один из них держал в руках ружье, что-то показывая другому, а посередине стояла фляга… Все были «навеселе» от выставленных именинником бутылок. Ружье я, на всякий случай, забрал, сказав, что потом отдам и понюхал канистру. Там была брага… Забрав и ее я повернулся к выходу.
     — Начальник, оставь хоть немного! — попросили они.
     — Раз попались, так попались… — ответил я и вышел из палатки…
Леши не было и видно… Я даже опешил — он вышел из палатки, оставив меня наедине с подгулявшей компанией.
     Брагу я вылил. А вот от его поступка стало как-то нехорошо на душе… Но я ничего не сказал ему — если он не понимает, что сделал, то бесполезно и объяснять…
     А еще,я узнал утром,одного рабочего-бездельника по пьяни припугнули так, что он с испугу выскочил из палатки как ошпаренный,полоснув по парусине с торцевой стороны палатки ножом. Я дал им иголку с нитками и сказал только: - Зашивайте!
     Но начался сезон хорошо. На весновке мы расконсервировали с буравиком, вездеходчиком Сашей-Сохатым (я с ним работал на ГТТ) и двумя рабочими вездеход и трактор, обустроили лагерь, понастроив каркасы с нарами и натянув на них палатки. Ровные жерди, чтобы не вырубать свежие молодые листвяшки, брали из разрушенных деревянных домиков геологического поселка на другом берегу реки, оставленного когда-то много лет назад. Оттуда же вывезли по льду и бревна для срубов палаток. Я еще удивлялся, что это гвозди-сотка в дерево не лезут, гнутся. Потом сообразил, что жерди настолько высохли, что стали как каменные.
     Я еще сходил на озеро поблизости, посмотреть ондатру. Все было под снегом, но хатки были — какие под снегом, какие освободившиеся от него. Добыл несколько штук, все ж развлечение.
     После ледохода поставили сети и наловили рыбы, ленков и сижков, присолили и, заполнив ею фанерные бочонки из-под сухой картошки и баульный мешок, опустили в вырытый до мерзлоты погребок-ледничек со срубом наверху.
     Но потом началось… то одно, то другое…

     3. ВЕЗДЕХОДЧИК МАГОЧКИН
     После прилета основного состава, разместили всех по палаткам. Но вот Сашу "Сохатого" Леша Тимофеев у меня забрал в другой отряд на ГТТ, а мне привез нового вездеходчика на 71-й. Как только я его увидел, я понял, что работать с ним не получится - не будет он работать. По глазам понял - маленькие, хитрые. Так и получилось - он больше не работал, а ремонтировал - по принципу: время идет, зарплата капает. Да еще рабочих разлагал своим поведением и разговорами. Мне это здорово действовало на нервы. И когда он, окончил очередной ремонт и, вопреки приказу испытывать вездеход на верху (где была дорога к буровым), вывел его на паберегу, где он благополучно заглох и его накрыло прибывшей водой, я, наорав на него, воспользовался прилетевшим вертолетом и выгнал, уволив и лишив премии за проработанный месяц.

     4. ВЕЗДЕХОД ГАЗ-71
     В те редкие дни, когда вездеход работал, произошел любопытный случай. Мне понадобилось съездить на несколько километров вниз по реке и подняться немного по правому притоку реки — небольшому ручью с сухим галечниковым руслом. Лишь недалеко от устья был неширокий, но глубокий бочаг. Мы осторожно объехали его и, проехав еще немного, я наметил точку бурения и оставил Шишкова с заданием и продуктами для буровиков и магнитчиков, буровая была рядом, а сам вернулся в лагерь пешком по пабереге. Вечером они должны были вернуться.
     Они вернулись… пешком…
     — Что случилось? — спрашиваю.
     — Вездеход утонул!
     — Где? — недоумевал я. — Где он мог утонуть?
     — А в бочаге на ручье…
     Мы прыгнули в моторку и понеслись к ручью. Вездеход стоял посреди ямы, лишь крыша кабины чуть торчала над водой.
     Оказалось, закончив задание и передав продукты, они лихо понеслись по проложенному следу и с разгону влетели в этот бочаг.
     — Ну и как теперь? — спросил я в раздумье.
     — Вытащим! — уверенно пообещал Леша.
     Как они это сделают, я не представлял. Но весь вечер они что-то мастерили и утром на лодке отправились к «утопленни-ку». На второй день под вечер послышалось тихое тарахтение и вездеход вполз с пабереги в лагерь.
     Как же им это удалось? Оказывается, они приварили к заводной ручке еще два рычага в виде поперечины (получился крестообразный рычаг), вставили заводную ручку в родное гнездо и, крутя ее под водой ногами, вывели вездеход сантиметр за сантиметром на сухое русло. Просушив, что можно, им удалось даже завести его.
     Я совершенно не представлял, что такое возможно. И в практике моей такое никогда не случалось.
     «А вот конец — печальный и досадный», - как пел Владимир Семенович! После того, как 71-й накрыло паводком и вода схлынула, завести его так и не удалось. Новый вездеходчик, присланный из Оленька, как не пытался, но починить его не смог. Дело было под осень и мы стали подумывать, что и зима «не за горами». Хоть бы его на склон вывести. Но единственно, что мы могли сделать, это, зарядив аккумулятор, протащить его несколько метров по направлению к берегу. И так каждый день: подзарядив за ночь аккумулятор, мы с утра подтягивали его немного и снова ставили аккумулятор на подзарядку. Может быть нам что-то и удалось бы, но путь к берегу перегородила хоть и узкая, не больше 10-ти метров, но глубокая и длинная заводь. Объехать ее нечего было и думать. Так и осталось, что оставить его как памятник, надеясь, что весной по льду его можно будет откопать и отбуксировать на ГТТ или в поселок или хотя бы на склон.
     И действительно, по весне, в сторону поселка, перебазировался целый караван нашей техники под руководством Иваныча. Но возиться с нашим 71-вым ему, видимо, не захотелось и он, сославшись на торосы, оставил его стоять, где стоял. Мне кажется, он даже не пытался, а я бы вытащил, я был убежден в этом. Жаль было, конечно, ведь весенним ледоходом его наверняка раскурочило…

     5. ЛОБОТРЯСЫ
     Когда я уволил наконец-то этого вездеходчика Магочкина, вместе с ним улетели и еще двое или трое рабочих - кому-то было тяжело на "сделке", кто-то почувствовал, что это "не его", а один,хороший добросовестный парень, плотник - он построил крепкий каркас с брезентовой крышей над таганом и крепкий ддинный стол, покрытый фанерой от ящиков, и лавки в столовой (10-местной палатке),просто сказал мне:
     - Мне обещали сдельную работу на шурфах, а ее нет!
     Я предложил ему сдельную работу на магнитке, но он не захотел. С ним я простился по дружески. А на магнитку перевел двоих своих.
     Вообще с рабочими у меня проблем не было, нормальные хорошие ребята. Кто после армии, кто по рекомендации друзей, уже поработавших в экспедиции, кто из студентов. Я сам вешал в университетском общежитии объявление: «Требуются ребята на Колыму! Гитаристам — предпочтение!».
     Представляясь им, я сказал: — Зовите меня просто — начальник»! Двое моих рабочих оказались оба Сереги и я тут же окрестил одного как «Седой» — за легкую седину на висках, а другого «Серый» — за светлые волосы.
Доставали слегка только лишь двое лоботрясов у магнит-чиков — там работали сдельно и ребята жаловались, что они тормозят работу, еле шевелятся. За это их недолюбливали и я тогда свел их в одну спарку. А осенью, чувствуя, что им может «достаться», выделил обоим отдельный участок на другом берегу реки.
     Мы приспособили под жилье один из домиков (основной был занят прилетевшими «мирнинцами»), подлатали его, установили печку, снабдили их посудой и продуктами.
     Один из них, крепкий, здоровый парень обладал отменным аппетитом и ел из миски, скорее напоминающей мне небольшой эмалированный тазик. С таким аппетитом ему бы и работать «за двоих», ан нет… Этим он мне и запомнился.
     Но особенно удивили они меня, когда вдруг улетели в Мирный на прилетевшем за «мирнинцами» вертолете. Просто взяли и улетели… Хорошо хоть, работа была практически закончена. Я дал радиограмму о их самовольном поступке и, объявив по выговору, попросил лишить премии за месяц. Как они там в Мирном, что с ними, как доберутся до Москвы без денег, мне было уже плевать! Сами себе такую судьбу выбрали, ну и выбирайтесь как хотите… Я уже устал переживать за таких… То в поле их вези пьяных, то из поля в Москву, постоянно вытаскивая из «ментовки»… надоело…

      6. ПОВАР-ХЛЕБОПЕК
      Крепкого, здорового парня, согласившегося работать поваром и пекарем, вообще считал героем и всячески старался помочь ему — выделял по возможности двоих своих или из магнитометристов (когда у нас бывали простои) дров заготовить, рыбу почистить, в выпечке хлеба поучаствовать, посуду помыть — на его усмотрение. А главное, освободил его от приготовления обеда — такого не было ни в одном из отрядов и партий экспедиции. Ни кому не сложно согреть себе чаю или то, что осталось после завтрака, готовили-то на такую ораву ведрами, а хлеб и сахар всегда стояли на столе.
     — А ты, — говорил я ему, — отдыхай!
     И действительно, днем он обычно спал. Меня иногда заносило к нему в палатку с каким-нибудь вопросом, но, услышав тихое посапывание, тут же ретировался.

     7. БУРОВИК НИКОЛАЙ ШИРЯЕВ
     Я ожидал, что проблемы будут с буровиком, Николаем Ширяевым -громогласным коренастым плотным мужиком, вечно недовольным своей оплатой (он работал сдельно) и мог ввалится в кабинет главного геолога и, на "ты", заявить о своих претензиях.Он работал в экспедиции который год и его хорошо знали. Он был простодушен и из тех,кто, как говорится, "резал правду-матку". Но в поле он работал хорошо. И в нашей партии уже проработал два сезона, то-ли мучая Мингазова по поводу не тех категорий породы,которые тот ему оформлял, то-ли Мингазов мучился с ним, постоянно отвечая на одни и те же претензии.
     Я так понял, что ему просто не могли выводить больше 600 руб. в месяц и поэтому занижали выработку. С этим я справился легко: разобравшись в справочниках по оплате, я вывел ему 600 руб. авансом еще в июне, когда он проводил ремонтно-профилактические работы. Я знал, что он все отработает с лихвой. А ему объяснил, что не только в категориях дело, ведь установка в законченную скважину слеги, сделанной по правилам, стоит 25 руб. А еще можно записать расчистку участка от кустарника… Так что не в одних категориях грунта дело. Многое влияет на оплату. Мне кажется, что до него дошло, хоть и с трудом, и не сразу. Так что особых проблем с ним у меня не было, хотя за сезон я от него и устал.

     8. ДОСАДНАЯ СЛУЧАЙНОСТЬ
     Мы отлично справлялись с планом и, когда осенью из Батагая меня спросили, не можем ли мы перевыполнить план (видно у кого-то случилось недовыполнение), я ответил: — Легко! И мы бурили себе спокойно и, если бы не досадная случайность, то дали бы хоть 200%.
     А «досадная случайность» случилась под осень — «полетел» коленвал трактора. Пока нашли, пока переправили из Батагая, пока доставили к нам — а время-то идет. Помню, самолет сел на косе полевого аэродрома, коленвал еле-еле сгрузили на землю и мы (втроем) остались с ним наедине. А он неподъемный! А нам его до лодки тащить метров сто. И так схватишься, и эдак — не можем справиться. Килограммов 180—200, наверное, было. В конце концов приспособились — накинули буксирную веревку на торец и то одну сторону подвинем, то другую. По сантиметрам, по сантиметрам. Сил уже ни каких… Еле-еле в лодку перекинули. На лагере уже легче было — народу и побольше, и поздоровее.

     9. ГУСЕНИЧНЫЙ ТРАКТОР-БУРОВАЯ
     Мы бы и дальше продолжали бурить, хотя уже и зима подступала, и снег лег, но понадобилось буровую перегнать на новое место. По дороге далеко, она крюк дает, огибая приток реки, а по пабереге близко, нужно только устье ручья перебродить. А махина-то та еще. Решили рискнуть… и завязли… Вездеходчики, что со мной поработали, слушали меня беспрекословно (опыт работы с ними у меня был большой), а с Ширяевым я не передвигался (с ним Шишков работал). Я ему кричу: — Стой! А он с перепугу назад подал… и зарылся еще больше.
     Мы пытались его вытащить, каждый день к нему ходили. И бревна подкладывали и подкладывали… ничего не получалось. А зима уже дала о себе знать! Похолодало так, что в палатке под накинутым на нее брезентом и у раскаленной до красна сварной печки можно было зубами стучать. По ночам еще круче, даже в спальном мешке из верблюжьей шерсти было, мягко говоря, прохладно. К буровой я уже не ходил, мало толку от моих килограммов было, тем более на морозе.
     И я припомнил фразу, сказанную мне Тимофеевым еще в Москве: — Найди ты ей «местечко»… Видно и ему надоело возиться и с буровой, и с Ширяевым… И мы оставили все попытки ее вытащить, да и ни сил, ни возможностей ее вытащить не осталось!

     10. НЕОЖИДАННАЯ ПРЕТЕНЗИЯ
     Так получалось, что во многом нас выручала моторная лодка. Поскольку вездеход практически не работал, бензина у нас оставалось "хоть залейся", его завезли в 200-литровых железных бочках после весеннего паводка на АН-2. На моторке можно было и спарку магнитчиков перебросить, и продукты развезти, и в маршрут съездить, и сети проверить.
     Сети поставить поблизости от лагеря не получилось – хорошие места, на мой взгляд, оказались только в 15 километрвх выше и ниже лагеря. Ездить, их проверять, мне нравилось. Заодно, можно было надеяться встретить что-нибудь из мясного – оленя или сохатого. Но, за весь сезон так практически ничего и не попалось. Спасибо Иванычу, прислал как-то с оказией (пролетавшим вертолетом), приличный кусок сохатины. А вот рыбка худо-бедно попадалась.
          В механизме лодочного мотора я не разбирался, да и желания такого, честно говоря, не было и поэтому я надеялся на вездеходчика. Но еще весной спросил приятеля Леши Шишкова, тот взял его в отряд рабочим, не сможет ли он совладать с «Вихрем». Малый был расторопный и шустрый и где-то в поселке на свалке нашел инструкцию к мотору и разобрался в ней. Разобрался и в самом моторе, да так, что когда тот начинал барахлить, он чинил его и однажды даже приспособил 5-ти копеечную монету взамен вышедшей из строя детали.
     Полностью доверив ему мотор, я в нем не разочаровался и, когда нам на-до было куда-нибудь отправиться, управлял им он.
     Но под осень, видно поверив в свою исключительность, или науськал кто, он вдруг заговорил о нашем несоблюдении трудового дня и потребовал выходных. Вот это стало для меня полной неожиданностью! Уж от кого-кого, а от него я этого не ожидал.
     Все в отряде работали конечно больше 8-ми часов в сутки и это был негласный договор, о котором мы предупреждали нанимающихся рабочих еще в Москве. У нас и так хватало ненастных дней, когда можно было и выспаться, и отдохнуть, и со спиннингом походить, и баньку с постирушкой устроить.
     Но, чтобы о выходных заговорить — это никому и в голову не приходило! Все прекрасно понимали, в каких условиях они работают и что день у нас ненор-мированный. За такие разговоры на второй сезон, если захочешь поехать, тебя уж точно не возьмут. Да и вообще, позором считалось заводить такие разговоры.
     А он сначала начал жаловаться, а затем и действительно стал требовать выходных. И как я ни объяснял ему ситуацию, он был непреклонен.
     К этому времени у меня сложились не совсем простые отношения с начальником геофизического отряда и не он ли «наставлял» «Молодого», — вряд ли тот сам мог решиться на подобные просьбы.
     Чтобы особенно не скандалить, я вынужден был раз в не-делю предоставить ему день отдыха. Успел воспользоваться им он лишь дважды, и, как мне показалось, сам не знал, что ему с этими днями делать... Я же перестал с ним разговаривать, отстранил от мотора (передоверив тот новому вездеходчику) и с первой же оказией, уволив, отправил в Москву.
    
     11. ДОБРИЯН ВАЛЕРА
    Он был начальник геофизического отряда. До этого сезона работал с Мингазовым и был, как бы, его "серым кардиналом". По существу, говорят, правил в отряде он.
    Чтобы у нас не возникло разногласий, я еще в Москве откровенно предупредил его, что хочу попробовать силы (раз уж меня назначили старшим) в управлении большим отрядом, но "командовать", я надеюсь, мы будем оба.
    Но, видимо, его как-то задело, что не его назначили старшим и в поле я физически ощущал его косые взгляды и ухмылки. Неприятно, когда тебе "под руку" говорят с усмешкой "ну-ну!..".
    Пол сезона мы отработали спокойно, если не считать, что у нас попеременно выходили из строя то вездеход, то моторная лодка, то что-нибудь с рабочими, то еще что. Но где-то в начале августа к нам прилетел старший геофизик Сергей Федоров - высокий спортивный белокурый малый. До назначения на новую должность, он работал с нами в одном коллективе, был нашим ровесником и мы были с ним на ты. Он вставал рано и любил заходить в палатки, говоря:
     - Давайте я у вас печку растоплю...
     Растопку и дрова мы готовили загодя, они лежали рядом с печкой и затопить было делом привычным. Дрова начинали весело потрескивать,красноватые сполохи скакали по палатке и она наливалась теплом. В тепле мы уже легко вставали и выходили умываться, кто под умывальником согретой водой, кто на речку. Когда Сергей не заходил, я выскакивал из мешка, замирая от утреннего холодка забивал печку растопкой, поджигал бумажку и прыгал обратно в теплый спальник.
     Прилетел Сергей, я думаю, не столько с контрольной проверкой - как идут дела, а просто облетал партии, чтобы не глотать поселковую пыль. В "поле" хорошо - воздух свежий, вода чистая, трава зеленая, а ягель белый... Да и на кухонном столе - свежий хлеб, жареная рыба или уха, а то и что-нибудь мясное...
     К его прилету я отнесся как к хорошо знакомому приятелю, а вот Добриян почему-то занервничал и стал поговаривать о сложностях в работе, да как бы успеть все сделать, что намечено, и что-то еще. Я же, чтобы его успокоить, предложил свою помощь в разбивке отряда на отдельные спарки и развоз их по участкам, чтобы они не тратили время на пустые подходы. Снабжение их я брал на себя, а связь с ними Добриян держал по небольшим рациям на батарейках,типа современных радио-телефонов.
     Тем не менее, какие-то претензии в свой адрес я слышал, и это было неприятно. Тем более, что я их не понимал и, поэтому, не воспринимал. Я привык решать вопросы, а не жаловаться…

     12. ПЕРСПЕКТИВНЫЙ УЧАСТОК (ЗАНАЧКА)
     Этот участок был выявлен еще предшественниками-амакинцами. Они отмыли шлиховую пробу в устье небольшого ручья, притока р. Укукит, получили очень хороший набор минералов-спутников кимберлита, но заверять не стали.
     Я переопробовал это место, когда сплавлялся по Укукиту на соединение с отрядом Димы Израиловича, и времени его заверить у меня не было.
     Сейчас такое время было. Но, находился этот участок так, что нужно было идти в выкидной маршрут на несколько дней. А это значило, что нужно оставить лагерь, в котором проблемы возникали одна за одной. Хорошо хоть не все сразу!
     И я все откладывал, и откладывал. А Леша Шишков работал с буровой и часто восклицал: — Как бы трубочку открыть! Как бы трубочку открыть!
     И тогда я ему сказал:
     — Ладно. Отдаю тебе свою заначку. Пойдешь и откроешь кимберлитовую трубку. Но идти надо в выкидной дня на три, максимум четыре. Пойдешь?
     — Конечно, — загорелся он.
Мы обсудили план заверки участка и договорились, что я подвезу их на моторке до места высадки, они поднимутся вверх по небольшому ручейку-приточку р. Оленек и перевалят в нужный ручей-приточек Укукита. Это один день. Где-то сразу за перевалом сложат рюкзаки, чтобы не тащить их дальше и спустятся по ручью (он был километра два длиной), с опробованием его аллювия шлихами через каждые сто метров. Установив место, где в аллювии появятся «спутники», они должны будут отмыть грунт в нижних частях обоих склонов и определить, где же трубка.
Сделать эту работу предполагалось делом несложным, так как проба в устье ручья была очень богата спутниками в их количественном отношении. Значит и снос с трубки должен быть богатым этими спутниками. Это еще день-два.
     И день на выход. Всего дня три-четыре. Связь будем держать по мобильным рациям.
     Мы выбрали день для десанта. Я выдал им тент от палатки-двухместки (конец июля-начало августа — дни погожие, теплые), продукты, котелок, свой пуховой мешок, а «Молодому» посоветовал взять только чехол от верблюжьего спальника.
И все же большие трех-карманные рюкзаки оказались у них набитыми под завязку. Леша засунул за пояс бушлата небольшой топорик и с утра я завез их на моторке к месту высадки. Километров за десять вниз по реке от лагеря.
     — Главное, не торопитесь! Поднимайтесь медленно, с остановками, почаще отдыхайте! — напутствовал я их, глядя на раздувшиеся от поклажи рюкзаки.
     Но настроение у них было бодрое и мы, помахав друг другу руками, расстались. Они, взвалив рюкзаки на плечи, весело и шустро зашагав к подножию сопки, скрылись в лесу.
     А я, заехав проверить сеть, вернулся в лагерь.
     Связь назначили на вечер каждого дня. На следующий вечер я услышал по рации их позывные и, ответив, спросил, как дела?
     — Мы на месте! — ответил Леша. — Можешь забирать.
     — На каком месте? — недоумевая, переспросил я.
     — На месте высадки!
     Ничего не понимая, я прыгнул в лодку и понесся к ним. Проезжая мимо них, я, шутя, сделал вид, что не заметил их и на глиссаде пронесся мимо. Но, метров через сто развернулся и подъехал к ним. Они запрыгнули в лодку и мы понеслись к лагерю.
     — Как дела? — спросил я. — Почему так рано?
     — Мы все сделали, — ответил он.
     Этого не может быть, подумал я. Невозможно сделать эту работу за два дня.
     — «Молодой», добравшись до перевала, лег и просил: — Брось меня! — продолжал шутить Леша.
     Боюсь, что это так и было! В каждой шутке есть доля правды. Уж очень бодро они, видимо, рванули вверх.
     В лагере я посмотрел результаты его работы — как расставлены точки отбора проб и выслушал о визуальных наблюдениях о шлихах.
     — Все пробы пустые, — сказал он. — И только приустьевая содержит спутники.
     — А склоны?
     — Только в нижней части склона по правому борту ручья.
     Результаты работ выглядели очень странно и даже подозрительно странно. И
никакой фотоаномалии в указанной точке не было. У меня создалось впечатление, что участок так и остался толком не заверен. Да даже такую работу сделать было невозможно за два дня. А одного только желания сделать это - мало!
     И мне представилось, что, доползя до перевала, «Молодой» действительно «лег» и Леша, растерявшись, просто пробежался по ручью в одиночку, что-то где-то отмыл и вернулся назад к товарищу.
     А перепроверять его работу у меня не было ни времени, ни возможности. Заботы следовали одна за другой.
     Так и остался этот участок просто перспективным для дальнейших работ! Кому-то повезет и он все же откроет на нем кимберлитовую трубку!   
 
    13. ЖИВНОСТЬ
    Как ни странно, несмотря на удачное место для лагерной стоянки, недаром на противоположном берегу р. Оленек был когда-то построен геологический поселок, крупная живность почему-то не попадалась. Хотя, проверяя сети, я то и дело ездил вверх и вниз по реке и старался внимательно осматривать берега.
    Лишь ранней весной, когда ледоход прошел, а весенняя паводковая вода спала, на противоположный берег вышел сохатый — молодой злющий голодный комар загнал его в воду. Он зашел в воду по грудь и только взмахивал башкой — лишь она торчала над водой.
    Стрелять мне почему-то не хотелось, но грех было не воспользоваться случаем, да и ребята оживились. Мы засели на своем берегу в кустиках на высоком обрывистом склоне, не решаясь спуститься ниже — он мог заметить нас на чистом месте. У меня был боевой карабин, а до него метров 200-ти.
    Я, в таких случаях, всегда говорил себе: — Попаду, значит не повезло ему; не попаду — пусть живет!
    И я выпустил обойму… Видно было, как пули выбивали фонтанчики вокруг его головы, а он только мотал башкой, стряхивая комаров и не слышал, видимо, грохота выстрелов. Меня уже охватил азарт, но, выпустив еще две обоймы, больше терять патроны мне не захотелось. Пули по-прежнему плюхались вокруг его головы, но ни одна не попала — таков был разброс.
    Значит пусть живет, подумал я и мы закричали на него, чтобы не раздражал своим видом, возбуждая наши охотничьи инстинкты… И чтобы не простудился!
    И еще один забавный случай произошел под осень, когда к нам в лагерь стал забегать олень. Домашний. Он весело позвякивал боталом, пробегая через лагерь. И, хотя никаких оленеводов поблизости не было, стрелять его мы не решились.
    Но свежего хотелось, конечно, и Шишков, наткнувшись на него за пределами лагеря, не выдержал. Пару раз выстрелил в него из ружья, но промахнулся. Олень рванул от него и прибежал к нам в лагерь. Здесь уже я не сдержался и «уложил» его.
    Шишков прибежал в лагерь, весело крича:
    — Где мой колокольчик?
    — Да забирай! — сказал я.
    Колокольчик-ботало был пустой консервной банкой с гвоздем и никому нужен не был. А вот я нашел как-то в тайге настоящий старинный бронзовый колокольчик, видно он отвалился, когда олень продирался по кустам. Я привез его как сувенир.
    Оленя надолго не хватило на нашу ораву, но жареной печенки и сердца мы порадовались откушать и супу отведать на мясном бульоне - это совсем не то, что на свиной тушенке.

    14. КРЕСТОВКА
    А еще один забавный случай произошел у нас практически, когда зима узе вступила в свои права. После возни с буровой, мы, стуча зубами у печки в палатке, дождались начала ледостава и, как только лед на Оленьке окреп, покидав наши нехитрые пожитки в найденные деревянные оленьи нарты, осторожно переправились на противоположный берег к избушке.
Я, как самый легкий, шел первый. Лед держал, а вот под моими напарниками, буровиком и вездеходчиком, он потрескивал. Расположившись в избушке и затопив печку, мы испытали настоящее блаженство от их тепла. Я помню, выйдя на крыльцо вечером и глядя на звезды, я заметил, что стою в телогрейке нараспашку и совершенно не чувствую морозца. Вот, что такое русская изба с простой железной буржуйкой!
    Пока за нами не прилетел вертолет, я расставил недалеко от избушки капканы по обоим берегам и дважды в день совершал прогулки, проверяя их.  Как приятно было выйти из тепла и пройтись, совершенно не ощущая холода.
    Капканы пустовали, но на третий день я не обнаружил один из них на месте.
Он исчез вместе с привязанной к нему палкой. Снег вокруг был разворочен, а его нигде не было видно. Наверное, волк утащил, - подумал я. Но, на всякий случай позвал посмотреть вездеходчика. Тот отошел подальше и заметил следы волочения. Пройдя по ним метров 50-т, он спугнул каково-то зверька, который выскочил из кустов и, волоча и капкан и палку, побежал от нас наутек.
    Сначала я подумал, что это какой-то очень крупный соболь. Но таких крупных соболей (или куниц) не бывает. Он был размером с песца, но окрас то не белый… Мы погнались за ним… Он выскочил на лед и припустил от нас. Я даже запыхался и подумал, что могу и не догнать. Пришлось стрелять. Я сделал два выстрела крупной дробью, целясь перед мордой, чтобы не попортить шкуру. Раненый зверек упал. Пришлось добить прикладом.
    - Это лиса! – сказал Николай.
    Но что за необычный цвет? Я назвал его «соболиный царь»!
       Скоро за нами пришел вертолет и мы вылетели в Жиганск. Там мне опять пришлось померзнуть. Я поставил раскладушку у кирпичной печки прямо у раскрытой дверцы и всю ночь топил печку даже не дровами, а досками, чтобы было побольше жару – дом не был утеплен и не держал тепла. Даже толстый матрас снизу и большое ватное одеяло сверху спальника из "верблюжки" не спасали от холода.
    На следующий день, получив у базового радиста авиабилет, я вылетел в Москву. Показав Коле Твердунову шкурку, я услышал:
    - Это «крестовка» - помесь чернобурки и рыжей!
    Я даже не знал, что такие бывают!

    15. ЗАКЛЮЧЕНИЕ
     В заключение рассказа скажу, что «нахлебавшись» с этими многочисленными проблемами большого отряда, а особенно с людским предательством, я спросил себя: — А мне это надо? И дал зарок больше не брать себе работу с большим составом. Раз мне так не везет, значит, нечего и браться! Зачем мучиться? У меня хорошо получается работа небольшим отрядом. Хотя уже на следующий год и потом мне пришлось работать увеличенным составом, но не таким большим и проблемным.

                = = = = = = = = = = = = = = =


   Виктор Музис - Номинант на "ПРЕМИЮ" "ПИСАТЕЛЬ ГОДА 2018" в сборнике  "МЕМУАРЫ"
   Был бы благодарен тем,кто поможет в публикации моих рассказов в худ. журналах!

    Рассказ является шестнадцатой главой сборника "А вот был случай". Сборник публикуется в черно-белом варианте и только автору в цветном. В сборнике более 30 рассказов, 300-т фото и 440-ка стр.