Алексей Константинович Толстой

5 сентября 2017 года исполнилось 200 лет со дня рождения Алексея Константиновича Толстого. Фигура эта в русской литературе занимает свое особое место. В его наследии – великолепные исторические драмы, тонкие лирические стихи, бессмертная литературная мистификация – Козьма Прутков и, наконец, острая саркастическая поэзия, увенчанная знаменитым стихотворением «История Государства Российского». Всё вместе образует литературную сокровищницу, нисколько не устаревшую за истекшие почти два века и, безусловно, заслуживающую пристального внимания потомков.
В нашем сегодняшнем телевидении выступают несколько Толстых: Владимир – директор дома-музея «Ясная Поляна»; Татьяна – известная писательница; Иван – блестящий знаток и проповедник культуры; Петр – этот нырнул в политику, на нем как раз природа отдыхает; Фекла – ведущая интересных программ. Все они – потомки двух других Толстых: Льва и Алексея (но Николаевича!). Троица эта – украшение русской литературы, у них общий предок – Петр Толстой, сподвижник Петра I, подаривший своим потомкам не только кровь и гены, но и графский титул. Алексей Константинович – старший в этой триаде (он на 11 лет старше Льва и на 75 лет старше своего тезки Алексея Николаевича). Но потомков он не оста-вил, хотя и был женат на Софье Андреевне (но другой!). Между прочим, на Софье Андреевне – еще одной, внучке Льва Толстого – был женат еще и  Сергей Есенин. Впору писать диссертацию – о роли Софьи Андреевны в русской литературе.
Сам Алексей Константинович – троюродный брат Льва. Как видим, сподвижник Петра I передал своим потомках хорошие гены, фамилия стала украшением русской литературы (и не только литературы: был еще Федор Толстой, незаурядный художник, да и другие Толстые, помельче).
А.К. Толстой принадлежал к родовитой семье, и хотя родители его разошлись сразу после рождения сына, воспитывавший его именитый дядя – Покровский дал ему блестящее домашнее образование, так что университетов Алексей не кончал. Дядя был близок к царю, и маленький Алеша волею судьбы вращался в самых высших кругах, став товарищем детских лет наследника престола Александра II. Родился Алеша в Петербурге, детство его прошло между столицей и имением дяди в Черниговской губернии. О детстве Толстой вспоминал как о счастливой и безмятежной поре. Вывозил его дядя и за границу, так что кругозор у будущего писателя формировался широкий.
Толстой впервые соприкоснулся с литературой раньше, чем научился писать. Дядя сочинил для него известную сказку "Черная курица или подземные жители", главного героя которой тоже звали Алешей. Это была первая в русской литературе не переводная сказка, написанная специально для детей.
В 17 лет А.К. был определен на службу по ведомству иностранных дел, какое-то время служил чиновником при посольстве в Германии, по-том прошел и армейскую службу, был произведен во флигель-адъютанты, позже пожалован (как Пушкин) камер-юнкером, и все же, не это было его призванием, хотя блестящему аристократу светила и такая же блестящая карьера. Но при первой возможности он оставил тяготившую его службу и предался в своем петербургском имении любимым литератур-ным занятиям.
Исполнен вечным идеалом,
Я не служить рожден, а петь.
Не дай мне Бог быть генералом,
Не дай безвинно поглупеть!
Еще в 1840 году он приступил к написанию исторического романа «Князь Серебряный», окончил он его через много лет, и тогда-то получил писательскую известность. Но настоящий писательский триумф пришел к нему в конце 60-х годов, после написания исторической трилогии – драматических пьес «Смерть Иоанна Грозного», «Царь Федор Иоаннович» и «Борис Годунов». Можно вспомнить, что постановкой пьесы «Царь Федор Иоаннович» открылся Московский Художественный театр. Заглавную роль играл великий Москвин. Через много лет постановку этой пьесы осуществил Малый театр, и там заглавную роль играл не менее великий Иннокентий Смоктуновский.
В этих драмах Толстой проявил глубокое знание истории, мастерское владение языком той эпохи, умение нарисовать выпуклые характеры и создать захватывающую интригу. Русское общество, со времен еще Н. Карамзина, проявляло большой интерес к истории России, и драмы Толстого очень пришлись ко двору. Они оказались актуальны еще и потому, что в это время – 60-е годы – особенно энергично в России велись споры между западниками и славянофилами. Толстой был патриотом и русофилом, но, как ни странно, по своим воззрениям оказался в лагере западников, взгляды которых он озвучивал с большой убедительностью. Главная идея Толстого состояла в том, что России предназначено было быть частью европейской культуры, но татаро-монгольское иго свернуло ее с это-го пути. Долго еще последствия ига определяли уклад жизни русского общества. И только Петр I дал настоящий бой азиатчине, хотя и действовал азиатскими же методами. Как позже было сказано, Петр  вздернул Россию на дыбы.
Споры эти идут в России по сей день и конца им не видно. Как видно, судьба России и ее географическое положение диктуют ей одной ногой стоять в Европе, другой в Азии. Хотя Азия уже давно не та, Китай, Япония, Южная Корея ушли далеко вперед с тех пор, и только Монголия, входящая в состав России, все еще живет кочевым скотоводством и ютится, по преимуществу, в юртах.
Но вернемся к литературе. Подробный анализ драматургических шедевров Толстого не входит в нашу задачу. Но хочется все же привести отрывок – самое начало – из одной из драм («Смерть Иоанна Грозного»), чтобы дать почувствовать аромат и вкус языка Толстого.
Боярская дума. На лавках, стоящих вдоль стен и образующих фигуру покоя, сидят бояре: на средней лавке князь Мстиславский, Захарьин-Юрьев, Бельский и другие старшие бояре; на боковых младшие; на конце правой боковой лавки, у просцениума, Борис  Годунов; с левой стороны, напротив Годунова, Михайло Нагой, схватив Салтыкова за ворот, старается стащить его с места.
           Н а г о й
  Я государев шурин! Мне невместно
  Быть меньше Салтыковых!
           С а л т ы к о в
                Бражник! Прочь!
  Твой дед служил у деда моего
  Знакомцем и держальником!
           Н а г о й
                Неправда!
  Держальников не знали Салтыковы!
  За то ль в бояре ты попал, что вместе
  С Голицыным сдал Полоцк королю?
           Г о л и ц ы н
  Нет, это ложь! Я защищал посады,
  А в городе сидел тогда Щербатый!
           Щ е р б а т ы й
  Ну да, сидел! И в то сиденье мы
  В двенадцать дней семь приступов отбили,
  А кабы ты посады отстоял,
  К нам подошла б от Сокола подмога
  И с тылу бы схватила короля!
           Г о л и ц ы н
  А я ли виноват, что та подмога
  Три целых дня тягалась о местах?
           Н а г о й
  (продолжает спорить с Салтыковым)
  Я государев шурин! Я на свадьбе
  Преди других нес царский каравай!
           С а л т ы к о в
  А я нес блюдо с золотою чарой!
  Отец мой был оружничим! А твой
  Кто есть отец? Великая то честь,
  Что по седьмой жене ты царский шурин!
           Н а г о й
  Да ты сестру-царицу не кори!
           С а л т ы к о в
  Я не корю ее! А все ж она
  Не первая царица, а седьмая!
  Вишь, царский шурин! Мало ли шурьев
  Перебывало у царя!
           З а х а р ь и н
                Бояре!
  Что вы чините? Вспомните, где вы!
  Гораздо ль так чинить?
           Н а г о й
                Царю я буду
  В отечестве и в счете бить челом!
           С а л т ы к о в
  Ну, бей челом! Пусть выдаст головою
  Он мне тебя!
           М с т и с л а в с к и й
               Да  полноте, бояре!
  Вот я да Шереметев, всех мы больше,
  А о местах не спорим!
           Г о л о с а
                Нас вы больше?
  А чем вы больше нас?
           З а х а р ь и н
                Стыд вам, бояре!
          (К Мстиславскому.)
 Ты, князь Иван Феодорыч, ты старший –
 Уйми же их!
Великолепно прописанная сцена, сочный язык, характеры схвачены одним мазком, и весь текст, написанный белым стихом, колоритен. Как по малой капле вина можно почувствовать его вкус, так и этот маленький ку-сок дает представление о характере пьесы и мастерстве ее автора.
Другая ипостась Толстого – лирические стихотворения. Их немного, но среди них есть несколько шедевров, например, «Средь шумного бала, случайно…» или «То было раннею весной». Оба упомянутых стихотворения были положены на музыку самим Чайковским, и эти романсы не устаревают, звучат и звучат, услаждая нас.
Напомним текст стихотворения «Средь шумного бала…».
Средь шумного бала, случайно, В тревоге мирской суеты, Тебя я увидел, но тайна Твои покрывала черты. Лишь очи печально глядели, А голос так дивно звучал, Как звон отдаленной свирели, Как моря играющий вал. Мне стан твой понравился тонкий И весь твой задумчивый вид, А смех твой, и грустный и звонкий, С тех пор в моем сердце звучит. В часы одинокие ночи Люблю я, усталый, прилечь - Я вижу печальные очи, Я слышу веселую речь; И грустно я так засыпаю, И в грезах неведомых сплю... Люблю ли тебя – я не знаю, Но кажется мне, что люблю!
Подлинный шедевр. Не удивительно, что Чайковскому приглянулся этот текст. Написанный им романс не менее гениален, чем слова Толстого. У меня осталась в памяти трогательная сцена из незабываемого фильма «Сельская учительница», где молоденькая героиня Марецкой на выпускном вечере в гимназии поет этот романс.
Вот еще несколько лирических стихотворений А.К. Толстого.
То было раннею весной, Трава едва всходила, Ручьи текли, не парил зной, И зелень рощ сквозила; Труба пастушья поутру Еще не пела звон-ко, И в завитках еще в бору Был папоротник тонкий. То было раннею весной, В тени берез то было, Когда с улыбкой предо мной Ты очи опустила. То на любовь мою в ответ Ты опустила вежды - О жизнь! о лес! о солнца свет! О юность! о надежды! И плакал я перед тобой, На лик твой глядя милый,- Tо было раннею весной, В тени берез то было! То было в утро наших лет - О счастие! о слезы! О лес! о жизнь! о солнца свет! О свежий дух березы!
***
Когда кругом безмолвен лес дремучий И вечер тих; Когда невольно просится певучий Из сердца стих; Когда упрек мне шепчет шелест нивы Иль шум дерев; Когда кипит во мне нетерпеливо Правдивый гнев; Когда вся жизнь моя покрыта тьмою Тяжелых туч; Когда вдали мельк-нет передо мною Надежды луч; Средь суеты мирского развлеченья, Среди забот, Моя душа в надежде и в сомненье Тебя зовет; И трудно мне умом понять разлуку, Ты так близка, И хочет сжать твою родную руку Моя рука!
А кто не помнит этих слов? Это стихотворение очень пространно, но начало его знакомо всем.
Колокольчики мои, Цветики степные! Что глядите на меня, Тёмно-голубые? И о чём звените вы В день весёлый мая, Средь некошеной травы Головой качая?
Толстой жил типичной жизнью русского дворянина-интеллигента середины века. Как и троюродный брат, Алексей любил охоту. Правда в отличие от молодого Льва Николаевича, страстью к кутежам и азартным играм не отличался. Зато обладал недюжинной силой: рассказывали, что он с легкостью разгибал подковы и мог пальцами вогнать гвоздь в стену.
Следующее стихотворение называется «На тяге».
Сквозит на зареве темнеющих небес И мелким предо мной рисуется узором В весенние листы едва одетый лес, На луг болотистый спускаясь косогором. И глушь и тишина. Лишь сонные дрозды Как нехотя свое доканчивают пенье; От луга всходит пар... Мерцающей звезды У ног моих в воде явилось отраженье; Прохладой дунуло, и прошлогодний лист Зашелестел в дубах... Внезапно легкий свист Послышался; за ним, отчетисто и внятно, Стрелку знакомый хрип раздался троекратно, И вальдшнеп протянул – вне выстрела. Другой Летит из-за лесу, но длинною дугой Опушку обогнул и скрылся. Слух и зренье Мои напряжены, и вот через мгновенье, Свистя, еще один, в последнем свете дня, Чертой трепещущей несется на меня. Дыханье притаив, нагнувшись под осиной, Я выждал верный миг – вперед на пол-аршина Я вскинул – огнь блеснул, по лесу грянул гром – И вальдшнеп падает на землю коле-сом. Удара тяжкого далекие раскаты, Слабея, замерли. Спокойствием объятый, Вновь дремлет юный лес, и облаком седым В недвижном воз-духе висит ружейный дым. Вот донеслась еще из дальнего болота Весенних журавлей ликующая нота – И стихло все опять – и в глубине ветвей Жемчужной дробию защелкал соловей. Но отчего же вдруг, мучительно и странно, Минувшим на меня повеяло нежданно И в этих сумерках, и в этой тишине Упреком горестным оно предстало мне? Былые радости! Забытые печали! Зачем в моей душе вы снова прозвучали И снова предо мной, средь явственного сна, Мелькнула дней моих погибшая весна?
Это мог бы написать и Тургенев, если б он был поэтом.
***
Не ветер, вея с высоты, Листов коснулся ночью лунной; Моей ду-ши коснулась ты – Она тревожна, как листы, Она, как гусли, многострунна. Житейский вихрь ее терзал И сокрушительным набегом, Свистя и воя, струны рвал И заносил холодным снегом. Твоя же речь ласкает слух, Твое легко прикосновенье, Как от цветов летящий пух, Как майской ночи дуновенье...
***
Осень. Обсыпается весь наш бедный сад, Листья пожелтелые по ветру летят; Лишь вдали красуются, там на дне долин, Кисти ярко-красные вянущих рябин. Весело и горестно сердцу моему, Молча твои рученьки грею я и жму, В очи тебе глядючи, молча слезы лью, Не умею высказать, как тебя люблю.
***
О, если б ты могла хоть на единый миг Забыть свою печаль, за-быть свои невзгоды! О, если бы хоть раз я твой увидел лик, Каким я знал его в счастливейшие годы! Когда в твоих глазах засветится слеза, О, если б эта грусть могла пройти порывом, Как в теплую весну пролeтная гроза, Как тень от облаков, бегущая по нивам!
Но довольно. При всей привлекательности этих стихов (хотя местами ощущается некоторая манерность) это направление – не магистральное и не самое ценное в творчестве Толстого, хотя и показывает многогранность его таланта.
Впрочем, у него еще достаточно много стихов и лирических, и в фольклорном стиле, в стиле народной песни, исторических песнопений. В чем в чем, а в музыкальности его лирики ему не откажешь.
Острый ум, непревзойденное чувство юмора, склонность к игре и озорству привели Толстого к созданию уникальной мистификации – им в соавторстве с братьями Жемчужниковыми был придуман великолепный пародийный персонаж Козьма Прутков и выпущена книга его сочинений: афоризмов, басен и других стихотворений.
Книга вызвала фурор. Конечно, это была шпилька в адрес многих бесталанных литераторов, которые паслись на поэтической ниве. Не оставляли сомнений в том, кто адресаты этого розыгрыша, и слова самого Козьмы Пруткова: «Я поэт, я читаю многих поэтов и вижу, что пишу не ху-же». Директор Пробирной палатки (такой чин придумали авторы мистификации своему герою) представлен напыщенным, самодовольным, уверенным в своей непоколебимой правоте во всех вопросах хлыщом, так он выглядит и на известном портрете, нарисованном одним из братьев Жемчужниковых.
Вот несколько квазимудрых афоризмов Пруткова.
«Нельзя объять необъятное».
«Человек раздвоен снизу, а не сверху, потому что две опоры надежнее одной».
«Бросая камешки в воду, смотри на круги, ими образуемые, иначе та-кое бросание будет пустою забавою».
«Зри в корень!».
«Бди!».
«Где начало того конца, которым оканчивается начало?»
Целый ворох мыслей оставил он нам, и многие кажутся нам глупыми, но вдруг всплывает подтекст, второй слой, и мы, смеясь над глупостью автора, в то же время задумываемся. Так или иначе, а изречения Пруткова живут (дожили!) до наших дней, и будь они просто глупостями, этого бы не случилось. Помнится, в юности я с удовольствием штудировал книгу П. Маковецкого – сборник оригинальных задач по математике, а называлась она «Зри в корень!». Корень в математике имеет еще и другой смысл.
Думается, более поздний персонаж А. Чехова – ученый сосед («Пись-мо к ученому соседу») своими корнями уходит в образ Козьмы Пруткова.
И наконец, еще одна ипостась Алексея Константиновича – тоже связанная с игровым началом, с озорством, с сарказмом и иронией, где Толстой оттачивал и проявлял свой острый, насмешливый ум, свое прекрасное чувство слова, свою потребность высказать критический взгляд на многие стороны действительности, взгляд, который он по многим причинам не хотел или не мог высказать в лоб, впрямую. Эта сторона его творчества реализована в  сатирических стихотворениях. Назовем два из них: «Сон Попова» и «Бунт в Ватикане». Не будем здесь углубляться в содержание этих довольно пространных сочинений, желающие всегда могут ознакомиться с ними самостоятельно. А здесь скажем лишь, что в сравнении с «Гавриилиадой» Пушкина эти стихи выглядят как книжка для младшего школьного возраста.
Но венчает это направление творчества Толстого знаменитое стихотворение «История Государства Российского от  Гостомысла (легендарного новгородца, по чьему совету были якобы призваны варяги) до Тимашева (жившего одновременно с Толстым шефа корпуса жандармов)». Тол-стой, конечно, не мог написать «до Александра Первого» (именно на нем он заканчивает свое повествование). «Ходить бывает склизко по камешкам иным. Итак, о том, что близко, мы лучше умолчим». Выставляя Тимашева исторической персоной наряду с монархами, ряд которых (по Толстому – и по Карамзину, да и по советским учебникам уже в наши времена) и составлял, собственно, историю, автор довольно едко выразил свое скептическое отношение к власти. Он, разумеется, не был оппозиционером, но он, как и всякий умный человек, был просто скептиком. При этом он занимал отстраненную позицию, был адептом чистого искусства. Вот что он говорил о себе: ««Я один из двух или трех писателей, которые держат у нас знамя искусства для искусства, ибо убеждение мое состоит в том, что назначение поэта – не приносить людям какую-нибудь непосредственную выгоду или пользу, но возвышать их моральный уровень, внушая им любовь к прекрасному».
Лейтмотивом стихотворения является тоска по порядку, которого в России «нет как нет» и наведение которого оказывается на протяжении всей истории непосильной задачей для российских монархов. Эпнграф взят из «Повести временных лет»: «Велика и обильна русская земля, но нет в ней порядка».
Стихотворение много раз пытались продолжить. Не избежал такого искушения и автор этого очерка.
Когда я впервые познакомился с этим произведением, меня поразила его блестящая форма, меткость и образность языка, великолепный юмор. Было это давно, в пору первой оттепели, и через какое-то время я не удержался от попытки продолжить «историю», прерванную А.К. Толстым сто лет назад. Я, разумеется, отдавал себе отчет, от какого великого творения  отталкиваюсь, и понимал, что поддержать равноценный уровень немыслимо трудно. Свобода и раскованность толстовского стиха неподражаемы. И все же... Попытка не пытка... Тем более что история наша давала столь богатый материал. Постепенно, шаг за шагом вел я новую летопись, которую и отдаю здесь на суд читателя, доведя ее до наших дней.
Гр. А.К. ТОЛСТОЙ
При участии гр. Б.Я. Бейнфеста   
ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА РОССИЙСКОГО      
 ”Велика и  обильна русская  земля,
  но нет в ней порядка“.
        Летопись от Нестора.
Послушайте, ребята,            
Что вам расскажет дед.         
Земля наша богата,            
Порядка только нет.            
А эту правду, детки,          
За тысячу уж лет               
Смекнули наши предки:      
Порядка-де, вишь, нет!         
Вот стали все под стягом      
И молвят: «Как нам быть?       
Давай пошлем к варягам,       
Пускай придут княжить.         
Ведь немцы тороваты.          
Им ведом мрак и свет.         
Земля ж у нас богата,         
Порядка в ней лишь нет».       
Посланцы скорым шагом         
Отправились туда               
И говорят варягам:            
«Придите, господа!             
Мы вам отсыплем злата
И киевских монет.
Земля у нас богата,
Порядка только нет».
Варягам стало жутко,
Но думают: «Что ж тут?
Попытка ведь не шутка,
Пойдем, коли зовут!»
И вот пришли три брата,
Варяги средних лет.
Глядят: земля богата,
Порядка ж вовсе нет!
Тут Рюрик энергично
Сказал: «Ну, как-нибудь!
Уйти ведь неприлично,
Попробую рискнуть!»
И стал княжить он cильно,
Княжил семнадцать лет.
Земля была обильна,
Порядка ж нет как нет.
Потом был князем Игорь,
А перед ним – Олег.
Das war ein gro;er Krieger
И умный человек.
За Игорем и Ольга
В княгинях побыла,
Да вот порядка только
Она не завела.               
Сын Ольги, внук Олега,            
Суровый Святослав             
Прищучил печенега             
И был, конечно, прав.         
Когда ж вступил Владимир      
На свой отцовский трон,       
Da endigte f;r immer          
Die alte Religion.            
Он вдруг сказал народу:       
«Ведь наши боги – дрянь!       
Языческую воду               
Заменит Иордань».               
Послали за попами             
В Афины и Царьград.            
Попы пришли толпами,          
Крестятся и кадят.            
Поют себе умильно             
И полнят свой кисет.          
Земля как есть обильна,
Порядка только нет.            
Умре Владимир с горя,         
Порядка не создав.            
За ним княжить стал вскоре    
Великий Ярослав.               
Оно, пожалуй, с этим          
Порядок бы и был,             
Но из любви он к детям         
Всю землю разделил.            
Плоха была услуга,
А дети, видя то,
Давай тузить друг друга
Кто как и чем во что!
Узнали то татары.
Ну, думают: не трусь!
Надели шаровары,
Приехали на Русь.
От вашего, мол, спора
Земля пошла вверх дном.
Постойте ж, мы вам скоро
Порядок заведем!
Кричат: ”Давайте дани!“
Хоть вон святых неси!
Тут много всякой дряни
Явилось на Руси.
Что день, то брат на брата
В Орду несет извет.
Глядишь: земля богата
Порядка ж вовсе нет!
Иван явился Третий
И заявил: ”Шалишь!
Уж мы теперь не дети!“
Послал татарам шиш.
И вновь земля свободна
От всяких зол и бед,
И очень хлебородна –
А всё порядка нет!
Настал Иван Четвертый
(Он Третьему был внук).
Калач на царстве тертый
И многих жен супруг.
Приемами не сладок,
Но разумом не хром.
Такой завел порядок –
Хоть покати шаром!
Жить можно бы беспечно
При этаком царе.
Но ах! ничто не вечно,
И царь Иван умре.
За ним царем стал Федор,
Отцу живой контраст.
Был разумом не бодр –
Трезвонить лишь горазд.
Борис же, царский шурин,
Не в шутку был умен.
Брюнет, лицом недурен,
И – сел на царский трон!
При нем пошло все гладко,
Не стало прежних зол.
Чуть-чуть было порядка
В земле он не завел!
К несчастью, самозванец,
Отколе ни возьмись,
Такой нам задал танец,
Что умер царь Борис!
Лжедмитрий, парень бравый,               
Был тоже не дурак.
Но под его державой
Стал вольничать поляк.
А то нам не по сердцу,
И вот однажды в ночь
Мы задали им перцу
И всех прогнали прочь!
Взошел на трон Василий,
Борису кум и тесть.
Но вскоре попросили
Его мы с трона слезть.
Вернулися поляки,
Казаков привели.
Пошел сумбур и драки:
Поляки и казаки,
Казаки и поляки
Нас паки бьют и паки,
Мы ж без царя, как раки,
Горюем на мели!
Разбушевались страсти,
Порядка ж ни на грош!
Известно, что без власти
Далёко не уйдешь!
Чтоб трон поправить царский
И вновь царя избрать,
Тут Минин и Пожарский
Образовали рать.
И сила победила,
Поляков снова вон,
Земля же Михаила
Взвела на русский трон.
Варшава нам и Вильна
Прислали свой привет.
Земля была обильна – т
Порядка ж вовсе нет.
Сев Алексей на царство,
Тогда роди Петра.
Пришла для государства
Тут новая пора.
Царь Петр любил порядок,
Почти как царь Иван.
И так же был несладок,
Порой бывал и пьян!
«Не далее, как к святкам
Я вам порядок дам!» – 
Сказал – и за порядком
Уехал в Амстердам.
Вернувшися оттуда,
Он гладко нас обрил,
А к святкам так, что чудо,
В голландцев нарядил.
Но впрочем, это в шутку
Петра я не виню.
Больному дать желудку
Полезно ревеню!
Хотя силен уж очень,
Быть может, был прием,
Но все ж довольно прочен
Порядок стал при ём.
Но сон объял могильный
Петра во цвете лет.
Глядишь: земля обильна –
Порядка ж снова нет!
Тут кротко или строго
Царило много лиц.
Царей не слишком много,
А более цариц!
Веселая царица
Была Елисавет!
Поет и веселится –
Порядка только нет!
Какая в том причина
И где тут корень зла,
Сама Екатерина
Постигнуть не могла.
«Мадам, при Вас на диво
Порядок расцветет! –
Писали ей учтиво
Вольтер и Дидерот. –
Лишь надобно народу,
Которому Вы мать,
Скорее дать свободу,
Скорее волю дать!»
«Месье, – им возразила
Царица, – силь ву пле!»
И тут же прикрепила
Украинцев к земле!
За ней царем стал Павел,
Мальтийский кавалер.
Но не совсем он правил
На рыцарский манер.
Царь Александр Первый
Настал ему взамен,
В нем слабы были нервы,
И был он джентльмен.
Когда на нас в азарте
Стотысячную рать
Надвинул Бонапарте,
Он начал отступать.
Казалося, ну ниже
Нельзя сидеть в дыре!
Ан глядь, уж мы в Париже,
Пируем при дворе!
В то время очень сильно
Расцвел России цвет.
Земля была обильна –
Порядка ж нет как нет!..
...На этом оборвался
Рассказ немудрый сей,
Что сочинял, старался
Раб Божий Алексей.
Прибрал его Всевышний
В положенный Им срок.
Свой труд, отнюдь не лишний,
Он дописать не смог.
Продолжил это дело
Борис, духовный внук,
Сотрудник из отдела
Технических наук.
Пусть родом он поплоше,
Но тоже жизнь прожил.
И вот что внук Алёши
Еще нам изложил.
...Когда беремя власти
Взял в руки Николай,
Тут разыгрались страсти,
Пожалуй, через край.
Уж он покуролесил,
Едва монархом стал:
Тех пятерых повесил,
Других в Сибирь заслал.
Поцарствуй он подольше,
Успел бы всех пресечь,
И не велась бы больше
О непорядке речь.
Но умер царь дотошный
Среди своих забот,
Оставив беспортошный
И страждущий народ.
И следующий, придя
За умершим вослед,
Весьма скорбел, увидя,
Что вновь порядка нет.
И вспомнив, что писали
Вольтер и Дидерот,
Свободою вначале
Он ублажил народ.
Друг другу поздравленье
Шлют люди и привет.
Но всем на удивленье,
Порядка снова нет.
Тут лопнуло терпенье
У неких удальцов.
Был царь без промедленья
Отправлен в мир отцов.
Нас продолжают дети
И вот на царский трон
Сел Александр Третий –
Бурбон и солдафон.
Царёву власть упрочил
И поприжал Совет.
Порядка ж, между прочим,
Как не было, так нет.
Хоть вывод и не сладок,
Но понят, наконец.
И плюнув на порядок,
Покинул нас Отец.
Когда ж на трон садился   
Последний Николай,
На нас уже косился
Соседний самурай.
Царь день и ночь молитву
С Распутиным творил,
А под Цусимой битву
Безбожно просадил.
В чужом глазу соринку
Легко нам лицезреть.
Однако ж как Ходынку
Из памяти стереть?
Мучительно и долго
Порядок городил,
Но чувств любви и долга
В нас царь не пробудил.
И смех, и грех, ей-богу!
Такой кордебалет!
Земля родит помногу,
А все порядка нет.
Припев отнюдь не новый,
Наскучивший вконец.
Увы, пастух суровый
Не баловал овец.
И овцы возроптали:
Поднялся сущий ад!
Порядка им не дали –
И вот вам результат:
Плешивый и картавый
Залез на броневик,
Взмахнул ручонкой правой
И тотчас, в тот же миг
Народ умом раскинул
И, мягко говоря,
По мягкой части двинул
Последнего царя.
На том и исчерпалась
Романовская плоть.
А что за нею сталось – 
Не приведи Господь!
...Нешуточное дело –
Без царской власти жить
Тут надобно умело
И осторожно плыть.
Сумняшеся ничтоже,
Мы вздули паруса,
И на Руси – о боже! –
Век новый начался.
Сквозь штормы и сквозь штили,
Наперекор врагам,
Благословясь, поплыли
К заветным берегам.
Лиха беда начало.
Забыли всех святых!
Нас крепко покачало
На тех волнах крутых.
И бурной этой качки
Не скоро сгинет бред,
Хоть к космосу от тачки
Наш протянулся след.
С чужими и своими
Достало воевать.
Отца родного имя
В молитвах называть.
До бренной славы падок,
Любил он повторять:
«Тому, кто дал порядок,
Не лишне и воздать!»
Глотая это зелье,
Народ кричал: ура!
Потом пришло похмелье
И новая пора.
Когда-нибудь в сюитах
Нам славу воспоют.
Недаром двух небитых
За битого дают!
И чей-нибудь законный
И просвещенный внук
Продолжит труд, рожденный
Из наших с графом рук.
Расскажет, как Никита
К порядку вели народ:
Земля-то плодовита,
А всё наоборот!
Расславит всенародно,
Как восемнадцать лет
Витийствовал бесплодно
Бровастый старый дед.
И как в борьбе за сдвиги
Почил ему вослед,
Не одолев вериги,
Другой верховный дед.
На что любил порядок!
Железный был мужик!
А все ж таки загадок
Российских не постиг.
Всех умерших помянет,
Всех правивших страной,
Живого же не станет
Охаживать строкой.
«Ходить бывает склизко
По камешкам иным.
Итак, о том, что близко,
Мы лучше умолчим».
Неровен час, о Косте
Чего-нибудь сболтнешь.
Как говорится, кости
Потом не соберешь.
А впрочем, Костя тоже,
Похоже, не жилец.
Вот минул год, и что же?
Дал дуба наш отец.
Россия заскулила,
Глухой издавши стон,
И снова Михаила
Взвела на русский трон.
«Увидя, что всё хуже
Идут у нас дела,
Зело изрядна мужа
Господь нам ниспосла».
Тут круг начнется новый,
Даст Бог, на триста лет.
Он молодой, здоровый!
Порядка только нет.
Порядка нет, ребята,
От века на Руси!
Земля, кажись, богата,
А накося, куси!
Порядка нет и близко,
Хошь смейся или плачь.
И шалопут Бориска –
Не тот, что надо, врач.
Как говорить ни горько
Для ушлых и невежд,
Но тож и этот Борька
Не оправдал надежд.
Россия не помойка –
Пора вам всем понять.
И ваша перестройка
Нам в бога душу мать!
Заваренную кашу
Расхлебывать пора,
Не то Россию нашу
Залечат доктора.
Когда ж сойдет Мессия
Порядок навести?
Ох, заждалась Россия!
Ох, Господи, прости...
Не глуп, не шалопутен,
Он встанет в этот ряд.
Кто он? Неужто Путин?
Навряд ли, говорят!
А наш удел – без краю
Писать за томом том.
Засим рассказ кончаю
И расписуюсь в том.
                1956-2000.
Почти вся русская классика, на сегодняшний взгляд, несколько назидательна и пафосна. А.К. Толстой был бы на месте в современной литературе, ибо редко расставался с иронией, она была органичной частью его натуры.
Иван Тургенев так откликнулся на кончину Толстого: «Он оставил в наследство своим соотечественникам прекрасные образцы драм, романов, лирических стихотворений, которые – в течение долгих лет – стыдно будет не знать всякому образованному русскому...».
Уже позже, в веке двадцатом, Иосиф Бродский назовет Толстого писателем, обладающим пророческим даром: «Учитывая происшедшее со страной в XX веке, то, что его современники принимали за эскапические или ностальгические мечтания, обернулось предупреждением и пророчеством».