Скрепки в устах

Мои начальники и начальницы любят, когда я оправдываюсь. При этом смотрят в упор, прямо в глаза, жадно прислушиваясь к каждому слову, готовые в любой момент начать новый раунд уточняющих вопросов. Оправдываться я умею: запинаюсь, мучительно подбираю слова, сбивая ритм дыхания и стыдливо краснея от напряжения. И вовсе не потому, что боюсь или чувствую себя виноватым, тем более что поводы, как правило, смехотворны. Крупных косяков за мной не водится - я дорожу работой, поэтому начальству приходиться концентрироваться на мелочах, чтобы воспользоваться своим полномочиями.

На самом деле, я слегка преувеличиваю симптомы замешательства. Первое, чему учишься на работе в Штатах - покерфейс и контроль за эмоциями. Начальство здесь привыкло к тому, что к нему относятся серьезно, ему даже не приходит в голову взглянуть на ситуации со стороны или усомниться в главной прерогативе любого начальника - устраивать допросы подчиненным, прежде чем оглашать обвинение и список священных прав обвиняемого, в число которых, будь моя воля, я бы обязательно включил идиотский смех и реплику: "Да ладно!". Иногда я замечаю, как в процессе такой беседы, напоминающей перекрестный допрос, в глазах у босса разгорается охотничий инстинкт - так высоко он оценивают свое интеллектуальное преимущество. Когда подворачивается случай, начальники оставляют мне записки-замечания, исполненные достоинства и сдержанного гнева, по-английски. Как всякий русский, я ценю письменное слово превыше всего. Обвинения, изложенные на бумаге, приобретают документальную значимость, поэтому я, как правило, пишу под ними какие-то свои объяснения, тоже по-английски, хотя отлично понимаю, что они их только раздражают.

Сегодня поздоровался с какой-то теткой. С опозданием в минуту она мне ответила: Извини, мол, дорогой, у меня скрепка во рту была, я не могла с тобой разговаривать.
- Да я тоже не особо, - ответил я ей, улыбаясь - English is my second language (английский у меня неродной).