Церковь

               

               
«В эпоху «оттепели», несмотря на протесты верующих, власти стали требовать закрыть храм. В итоге 14 ноября 1961 года храм был закрыт. Брестский областной совет депутатов трудящихся принял решение 639 о снятии с учёта действующей Никольской приходской церкви. После того как была отслужена последняя литургия, храм был закрыт. В апреле 1962 года для храма начался новый этап: с него последовательно спилили все кресты над куполами, при помощи металлических тросов разрушили иконостас, выкинули киоты с иконами и сбили кресты, служившие украшением фасада. Церковная утварь была собрана прихожанами и отнесена на сохранение в Свято-Симеоновский собор». (Википедия)


                1

   
       - Присаживайтесь, хлопцы…
      Лицо Первого лоснилось и сияло благодушием, эдакий кот Базилио, интригующий Глупого Маленького Мышонка. Он стоял за своим необъятным  зелено-сукновым столом, а руки сцепил замком на своём ещё более необъятном брюхе.    Славка и Вовка мялись в пороге.
    Ещё бы!
    Сам Первый пригласил, а цель была неясна. Просто так к Первому не вызывают, тем более, с такой поспешностью, а главное – с таким подобострастным тоном, как будто не Первый был Первым, а они, Вовка и Славка были посланниками Кремля.
      Первый тем временем отворил дверки стенного шкафчика прямо под собранием сочинений В.И. Ленина, извлёк бутылку коньяка, видимо армянского, да, точно, армянского, 5 звёзд, суетливо поставил три рюмахи и блюдечко с грильяжем и лимоном, нарезанным дольками.
    - Ну… - Первый задумался, -  выпьем за здоровье… дорогого Никиты Сергеевича!
     Вовка и Славка замялись. День только начинался, а им ещё впереди нужно было проводить по три тренировки.  Первый интуитивно понял их колебания и добавил:    - За работу эту неделю не переживайте. Вы привлекаетесь к ответственной операции, но об этом мы поговорим позже, а пока что угощайтесь.
     И он наполнил рюмки до краёв.   И ещё наполнил. И ещё.
     Когда бутылка кончилась, он хитро подмигнул и из стола достал точно такую же, непочатую и гаркнул:   
   - Эмма, подавай!!!
     Огромная дверь распахнулась легко и бесшумно, на пороге показалась средних лет секретарша Эмма с царским подносом в руках. Поднос исходил паром и дымом и пах, как яства из 1001-ой ночи.
  - Ну, налетай, братва! – сказал 1-й, и первым подал пример.
    Чего тут только не было на этом подносе! Печным жаром дымились румяные шашлыки на шампурах,  скворчала жареная картошка с луком, паром исходили крохотные пельмешки в сметане, раки, красные от смущения лупили глаза-перископы на чудо-скатерть-самобранку, розовую слезу роняли ломтики лосося, в ответ им рыдали ломтики осетрины, белорусские колбаски показывали румяные бока, пыл их охлаждали тонко нарезанные бочковые огурчики, поблескивая рядами мелких семечек, были тут и помидоры болгарские, и лечо венгерское, салат «Оливье», ну как без него! , было и просто деревенское сало, но нарезанное так искусно, что не стыдно было бы и в Париже подать, куропатки хлопали подпечёнными крылышками, грузди сами просились в рот, а от вида малюсеньких маринованных боровичков у друзей просто рот сам по себе отворился, не от голода, или жажды, а от несказанного удивления.
    - Ну вот, угощайтесь, что бог послал, - говорил тем временем 1-й, небось на вашу тренерскую зарплатку так не откушаешь?
     Он снова заговорщицки подмигнул, и полез за третьей бутылкой. Там последовала и четвёртая, и пятая… 
    «Жаль будет блевануть такими деликатесами» - подумал Вовка, но тут же эту дурную мысль отогнал.  За спиной шумело эхо ушедшей войны, голод, когда и три корочки хлеба бывали неслыханной роскошью.
    «Надо ж, при жизни в рай попал…» - так думал Славка, запивая чёрную икорку сливовой наливкой, безбожно пьянея. Был он охоч до выпивки, но кто ж тогда на это внимание обращал: на каждом углу в городе стояли винные автоматы наравне с газированной водой, кинул 20 копеек и получай стакан портвешка!
     Нажрались они на славу. В голове шли круги, лицо 1-го потекло, растянулось по всему кабинету и видны были лишь его малиновые губы, шевелящиеся, как дождевые черви. Губы вещали.  И всё, что они вещали нужно было не только слушать, но и понимать, но понимание приходило медленно.
    - Ну, хлопцы, вы ж не дураки, - 1-й вдруг стал прежним и на удивление совершенно трезвым, - сами понимаете, за хухры-мухры я бы тут с вами не столовничал…  А дело, значицца вот какое…


                2

    - Ну, ****ь, он и подловил нас… Что делать-то теперь будем, - говорил Славка вялым языком, икая и путая местами буквы в словах.
      Была глубокая ночь, когда они вышли из Горкома. Сразу же решили идти дворами к Вовке, тут и было всего три квартала, да можно было прошмыгнуть проходными дворами, а если что, просто убежать по лабиринту сараев, заборов, тупиков от вездесущих дружинников – энтузиастов и комсомольцев…
    Город они знали, как свои пять пальцев.
  - Не сцы, Славка, как-нибудь управимся. Надо сначала глянуть что там да как.
  - Да перед людьми стыдно! – возражал Славка.
  -  Славик, не обращай значения, - на одесский лад отвечал Вовка.
   Они скользнули в тёмную арку и спустя мгновение оказались на Вовкиной кухне.

    На столе вновь появились бутылки, но простые, народные: креплёное яблочное и знаменитый «Солнцедар». Заскворчала яичница из шести яиц на сале, краюха чёрного хлеба, банка шпротов да то же сало, только не горкомовское, красивое, а обычное, крестьянское, с базара, с кровавыми прожилинками. В недрах квартиры захныкал ребёнок, а спустя минуту-другую появилась Вовкина жена, Элька.  Она вопросительно посмотрела на Вовку.
  - И какая мама таких кабанов рожает…  - отозвался Вовка на взгляд жены.
  - Ну а где ты видел маленького начальника? – усмехнулся Славка, -  Может их и не рожают, а сразу отливают в формах…   Как памятники.
  - Ну да… Только не из бронзы… - говорит Элька.
 -  Ага, - оживляется Вовка, - из …   рогов и копыт, - поправляет он сам себя, увидев осуждающий взгляд жены.
   В комнате вновь хныкает ребёнок и Элька убегает.


                3


      В этот памятный для Бреста день людей собралось вокруг Свято-Николаевской церкви невероятное для советских времён количестве. В основном это были пожилые женщины в платках. Слух просочился из недр парткома по принципу сверхтекучести (на то и секретарши) и распространился по городу со скоростью луча света в тёмном царстве. Толпа гудела, как растревоженный пчелиный улей, но вступать в открытую схватку со взводом милиционеров желающих не было: не за горами были времена, когда и пожужжать не дали бы!
   - Жыды царкву у прошлым годзе закрыли, так, нехристи и красты рашыли паздымать!
   Вовка со Славкой стояли поодаль, внимая гулу толпы и прекрасно слышали отдельные реплики.
  - ****ь, теперь по родному городу спокойно не пройдёшь, - сказал Славка, - не пырнут, так камень в голову запустят!
  -  Славик, заварили кашу, придётся теперь расхлёбывать… Как ты теперь пойдёшь к Первому?  Скажет, что ж хлопцы, в штаны наложили, вы ж комсомольцы, учителя, пример должны подавать подрастающему поколению…  Сразу надо было, сразу!  Мол, мы не циркачи, голова у нас кружится от такой верхотуры, - и он с тоской посмотрел на высоченную звонницу и пять голов самой церкви.
  - Да я б лучше с 10-метровки вниз головой, - запричитал Славик, - нет, Вовка, ты как знаешь, а я на трезвяк не полезу!
 - А ни кто тебя на сухую и не заставляет, - вдруг послышался голос Первого.
   Первый нарядился совсем просто, сменил костюм на рабочую робу –где только  размер нашли подходящий!  В руках у него был толстый портфель, явно не пустой.
  - Ну что, хлопцы, с богом!  Пошли, я проведу вас с другого конца, каб эти дуры вас не видели, а то потом забот не оберётесь.
    И он повёл их дворами, где их свободно пропустили через милицейское оцепление.
  - Всё для вас подготовлено, тем временем говорил Первый, - верёвки, пила… Кресты деревянные, это они только для виду в золото покрашены… Тут работы-то – тьфу, и растёр!
  - Он распахнул портфель. Вновь явилась нескончаемая бутылка коньяка и три гранёных стакана. Ловко и наработано, как автомат, Первый налил коньяк ровно по 170 граммов на брата.
    Выпили не чокаясь.
    Тем временем рабочие готовили верёвки. В принципе и работы оставалось – чихнуть, да забыть, потому что самой загадкой было для парней как туда вообще забраться, но всё оказалось просто: в самом куполе открывалась небольшая дверка, окошечко, пожалуй, через которое и можно было, цепляясь за верёвку, подобраться к кресту.
    - Ну что, Славик, тянем спички?
      Досталось первому лезть Славке. Он надел толстый акробатический ремень, где со стороны спины было жёстко встроенное кольцо для страховочной верёвки. Саму же верёвку, дав некоторый запас жёстко закрепили за ведущие сваи купола.
     Вовка потянул всем весом, потом рванул изо всех сил. Сваи держали. Верёвка же была серьёзной – танком не порвёшь.
  - Если сорвёшься, - прокомментировал Вовка, - далеко не улетишь, ну не ниже третьего яруса, да и я тут подстрахую, постараюсь, что бы было помягче, но ты уж не срывайся…
Сухонький, маленький Славка, как паук, взлетел на центральный, самый большой купол и замер, озираясь вокруг.
     Под ним простирался город. Любимый с детства, знакомый город. Ровные улицы, прямоугольные кварталы – как шахматная доска. «Любимый город может спать спокойно…» - пронеслось в голове…
    - Славка, не волынь, громко зашипел Первый из люка, давай, давай, тяни пилу, - и ручкой вперёд сунул полотно. Полотно умчалось в небеса.
   Небеса не разверзлись и земля не сотряслась, не хлынул ливень, не налетела стая ворон, не соткалась радуга над городом, и даже солнце не пустило лазерный луч, стыдливо спрятавшись за сплошной грядой низких кучевых облаков…
   Пила, как пиранья, вгрызлась в старую податливую древесину креста: вжик-вжик, вжик-вжик… До «уноси готовенького» оставалось почти десятилетие.
   Крест накренился.
   Как и положено, пила стала немного заедать. Крест накренился ещё немного. Тишина повисла в округе. Народ безмолвствовал.
   Однако, чудо явило себя с неожиданной стороны.
   Крест стал медленно заваливаться, он должен был рухнуть, поверженный, одноногий калека, однако последними своими волокнами он ухватился за основание и повис, раскинув руки с перекошенным ртом – православной перекладиной…   
   Славик вытер пот со лба.
   - Давай, давай!!! – орал Первый в открытый люк, - доделывай!!!
    И Славик доделал.


                4

    Никак не могу понять пословицу: «Лиха беда начало» … Футуризм какой-то. Полное несогласование, однако, все так пишут и говорят. Понятно, мол,   труднее всего начать, а дальше будет легче, однако буквальный смысл ускользает. То ли само начало лихо бедой, то ли беда лиха в самом начале, то ли лихо начать – быть беде…  Как бы то ни было, решили они судьбу не испытывать, так и спилил Славка все пять крестов, а Вовка стоял на страховке.
Кресты падали сухими дровами, разваливаясь при падении, и было всё это буднично и заурядно. Морда Первого сияла, и видно было, что огромный груз упал с его пухлых гигантских плеч. Не по Сеньке была ноша, да вот её не стало.
     - Всё, хлопцы, - дальше не вашего ума дело, завтра мужички и без вас управятся, вынесут этот опиум вон, а в здании теперь будет ГОРОДСКОЙ АРХИВ… А теперь – геть за мной!
    Он усадил друзей в чёрную «Волгу», ГАЗ-21 и помчались они в Горком, замачивать успешно проведённую операцию. Опиум был устранён.


                5


       -  Дураки ж мы были с тобой, Славик, - говорит отец.
       -   Да, молодые, глупые…
           Мы сидим на кухне у Славика. Он давно переехал из Бреста в Молодечно. Как всегда, он пижонист, хотя лицо всё скукожилось в сушёную грушу. Породу не пропьёшь – он из известных шляхтичей, но это всю жизнь было военной тайной. А теперь, спустя тридцать лет –какая разница? Шляхта, жиды - прокрустово ложе совка всех уравняло. И я, тот, который хныкал в соседней комнате, когда вся эта каша заваривалась, тоже совок, поскольку закончил ту же академию, что и они – Институт Факиров и Клоунов, так в шутку расшифровывают аббревиатуру ИФК выпускники физкультурного института.
      Вот ещё 30 лет прошло, пока я додумался изложить эту историю. Тут даже мораль можно вывести красивую: Славик спился, да так, что пришлось уезжать из Бреста – он ведь педагог, а как преподавать в городке, где тебя каждая собака знает, а отец долго страдал от какой-то загадочной болезни крови и умер, обессиленный от непрерывного переливания крови… ! Элька –моя мать, умерла от рака… 
   Даже я, лишь косвенно причастный к этим событиям, чуть Богу душу не отдал от хронических запоев вдалеке от Родины и друзей! Спасибо Асе, моей второй супруге – не бросила и по сей день живёт в страхе, что я вновь сорвусь. А я сорвусь, может быть даже потому что есть эта спасительная верёвка, за которую тебя вздёрнут над миром, не дав умереть.
   Ах, как это славно - воскресать! Славно верить в собственное бессмертие! Славно лететь, крестом расставив руки, как оступившийся сапёр, и падать на сырую траву в Бресте под ноги возродившейся Церкви, хотя мне, бытовому атеисту всё это представляется в ином ракурсе. Бессмертие, конечно, существует, оно изначально заложено Космосом в сущность человеческой жизни и природу оно имеет волновую. Много бы я отдал за то, чтобы стать на миг одной из тех пожилых женщин, веровавших в силу трухлявого старого креста. Однако, мне это не дано. Прах останется прахом, а разум уйдёт в волны, бесконечно растворяясь во Вселенной…