Глава 15

Невеселое у Гарольда Саксона выдалось Рождество.
       Вечеринка, на которую он даже хотел пойти, что с ним случалось крайне редко, обещала стать классной. Не только от того, что стерва-завуч Пиквелл слегла с простудой и не вмешивалась в ее подготовку, но и потому, что им, наконец, разрешили использовать музыку по своему желанию.
       Он купил подарок для Смита – раритетное издание Чосера. Разбил копилку, которую не трогал тринадцать лет своей жизни, писал контрольные двоечникам, одолжил у своей тетки взамен на клятву облагородить ее сад, снял с карточки, на которую родители откладывали дивиденды с самого его рождения. От шикарной книги в богатом переплете у него самого слюнка пошла, но Гарри знал, что это – чужой дар. Раз пять спросил у Рани, оценит ли Джон такой подарок (спрашивал бы больше, если бы она не стала убегать, заламывая руки, с криками: О Боже, за что мне это?!»), надушился парфюмом сильнее обычного и нацепил вязаный свитер с оленями, который терпеть не мог, но который Джон обязательно бы счел милым, и оценил бы такой креативный подход к главному зимнему празднику.
       Он был уверен – Джон будет, как всегда, крутиться рядом, выводить его своим нежеланием знать элементарные вещи, потому что «они не практичны и не пригодятся в реальной жизни», Джон будет смотреть на него трогательными глазками-блюдцами, пресекая всякие попытки надавать ему лещей за несерьезность, Джон будет болтать о вещах, которые никогда не станут реальными, мечтательно вздыхая, короче, будет делать все, что делает его Джоном Смитом.
       Но Джон ничего этого не делал. Он носился по залу, как бабочка, в глупом свитере с медвежатами, от которого Саксона перекосило, в оленьих рогах, повешенных на него стараниями Ривер Сонг, он хохотал над шутками Харкнесса, которые Гарри находил совершенно не смешными, он бренчал на гитаре похабные песенки, потому что они нравились Роуз Тайлер и ее неуклюжему приятелю Микки, он сиял своей белоснежной улыбкой на весь зал, когда, схватив микрофон, побежал петь какую-то рождественскую песенку из разряда глупых, он рассказывал Ривер небылицы о своей старой школе и о том, как сбегал с уроков на лютиковое поле весной.
       Джон Смит был рядом, но не рядом, перекинувшись с Гарри всего парой фраз, он растворился в других, он вел себя слишком – слишком громко, слишком вычурно, слишком… слишком. Его было слишком много. Гарри диву давался, куда делся скромный и, в общем, довольно застенчивый парнишка, вечно убегающий от суеты рождественских вечеринок, постоянно утыкающийся носом в очередную книгу в разгар праздников, из которого порой и слова вытащить было нельзя.
       Джон Смит вел себя, как какая-то своя альтернативная версия из другой Вселенной и Саксону это не нравилось. Невеселое у Гарольда Саксона выдалось Рождество.
       - Что это с ним? – Люси пожала плечами, ткнув пальцем на танцующего с Розой Тайлер (Харкнесс решил поработать диджеем сегодня, ставя любимую музыку своей блондинки) Смита, чья улыбка сияла ярче любой лампы.
       - Понятия не имею – нервно дернул плечами Гарри. – Пошли танцевать.

       Люси пискнула, когда он схватил ее за руку и вытащил на танцпол – естественно, от радости, потому что, наконец, мечта сбылась. Люси висела у него на плече, без умолку болтая о том, какой он, Гарри, классный, и что надо бы всем рассказать, что она его девушка, и что ее родители завтра уезжают, а она нет, так что, дом у нее свободен, и что она печет вкусный черничный торт, которым непременно угостит Гарри, и не только тортом, конечно, если он хочет, и вообще, сегодня просто замечательный вечер. Если бы не поток мыслей о том, какая радиоактивная муха укусила Смита, Гарри бы уже сошел с ума от ее бесконечной болтовни. В конце концов, решив, что нет иного выхода закрыть ей рот, он поцеловал ее – в губы, в засос, долго, впиваясь в нее, словно комар в жертву, найдя ее язык и шаря по нему своим. Поцелуй ему не нравился, Люси не умела целовать, кусалась и странно мычала. Но это было куда лучше, чем слушать ее глупые разговоры.
       Целуя болтушку, он шарил глазами по залу, ища в нем Джона.
       Обратив внимание, что Смит смотрит на него, прибавил энтузиазма, от чего Люси буквально вросла в него языком. Брови Джона изогнулись в изумлении, судя по всему, он хмыкнул, и тут же отвернулся, привлеченный Ривер в танец.
       - Вау, ух ты! – выдохнула Люси, когда, наконец, поцелуй закончился.
       - Гарри, ты такой классный!
       - Да-да, - кивнул он, едва удержавшись от желания закатить глаза, - я знаю. Завтра я иду к матери, так что, прости, встретиться не получится. Но я буду рад, если однажды ты угостишь меня пирогом из черники (что скрывать, пекла Люси действительно здорово).
       - Ой, конечно, обязательно! – Люси сияла, как новая копейка и, чмокнув его на прощание в щеку, уплыла, отвлеченная своими подругами.


       Слава богу. Саксон облегченно вздохнул. Оставаться тут не было смысла, Рани болтала с другими девчонками на диване, потягивая коктейль. Заметив, что Смита нигде нет, Гарри вышел из зала. Нацепил куртку, выходя на зимний мороз. Похолодало в этом году резко и очень быстро – еще в начале декабря погода была умерено-мягкая, изредка радуя снегом, что, выпадая ночью, таял днем, сейчас же мороз трещал, тут же заставляя буквально заледенеть конечности.
       Закурив, Гарри стал пританцовывать на месте, стараясь согреться. Выходя из зала, он, правда, прихватил кофе, но тот мало чем помогал сейчас. Чтобы не замерзнуть, Джон решил пройтись до авто-стоянки. Смит, к его удивлению, сидел в машине, из которой доносились звуки музыки. Подойдя к авто, Саксон постучал по стеклу. Джон открыл дверь, впуская его во внутрь.
       - Ты чего тут? Веселиться надоело?
       - Как у вас дела с Рани? – изучающе смотря на свои руки, спросил Джон. Гарри оторопел.
       - Ну. Все по старому, ничего не изменилось.
       - Кроме того, что вы живете вместе и спите в ее комнате – кивнул Джон, изучающе посмотрев на приятеля. – В одной постели?
       Что? У Саксона перехватило дыхание. Вероятно, ему это снится?
       - В разных, если это тебя так сильно интересует. Мы просто живем под одной крышей. Мы не вместе, я думал, ты знаешь. Рани что-то говорила?
       - Нет. Ты думаешь, я стал бы спрашивать у нее?
       - Почему бы нет?
       Джон прикусил губу:
       - Я боялся ответа.
       Нет, ему это не снится. Гарри мог бы щипать себя сколько угодно, но это была реальность. И в этой реальности Смит ревновал.
       - Так ты потому себя так дико ведешь сегодня?
       - Дико? – недоумевающе спросил Джон.
       - Да. Дико – кивнул Гарри. – Как будто тебе наркотик вкололи. И ты заведенный апельсин. На тебя не похоже. Я уж думал, тебя подменили.
       - Извини – Джон шмыгнул носом, отвернувшись к окну, - я не хотел портить праздник своей кислой миной. К тому же, девчонкам хотелось потанцевать.
       - Эм, - Гарри закусил губу, - а каким образом твое плохое настроение мешает тебе разговаривать со мной? Ты меня из-за плохого настроения весь вечер игноришь?
       - Прости, - еще раз повторил Джон, - ты сегодня в хорошем настроении, я не хотел тебе его портить.
       - Не хотел, но у тебя отлично получилось – кивнул Саксон. Достав из ранца, который всюду тягал за собой, подарок, он вручил его Смиту, - вот, тебе к Рождеству. Я хотел перед вечеринкой тебе подарить вообще-то, но…
       Джон оторопело смотрел на книгу, а потом на друга.
       - Но… Это же Чосер, Гарри.
       - Да. Раритетное издание.
       - Это же очень дорого! – в его тоне звучало изумление.
       - Это подарок. Не заморачивайся, Смит.
       Повисло неловкое молчание. Джон листал книгу, оторопело качая головой. Как будто не мог поверить в реальность происходящего.
       - У меня тоже есть для тебя подарок. Но я хотел подарить тебе завтра. Ты ведь придешь на Рождество к нам? Мама будет рада. Она, кстати, передавала тебе привет.
       - Вечеринка?
       - Нет, приглашен только ты.
       - А, - улыбнулся (впервые за вечер) Гарри, - мне оказана особенная честь?
       - Что-то вроде того.
       - Ладно, я приду. Только позже, хорошо? Мне нужно провести время с мамой. Она, конечно, не настаивает, но ей очень несладко сейчас, так что.
       - Да. Я все понимаю. Ну, попадешь как раз на фирменный шашлык от отца. Он будет рад накормить им кого-то еще.
       - Что, все настолько плохо? – понимающе улыбнулся Гарри.
       - Он его всегда пережаривает. Но говорить ему об этом не надо, потому что тогда он нервничает, обижается, а потом ведет себя как обиженный ребенок.
       - Ну, спасибо, что предупредил.
       - Я был обязан.
       - Ладно.

       Выключив музыку, они сидели в машине. Молча, ни о чем не разговаривая. В голове у Гарри крутилось так много мыслей, так много слов, да только все они застывали комом в горле, не выходя наружу.
       - Думаю, Рани сегодня притащит того парня, с которым танцевала, к себе. Придется ночевать в прихожей на диване и слушать звуки секса – вздохнул он. – Отвезешь меня домой?
       - Ты можешь переночевать у меня, раз такое дело, - пожал плечами Джон. – Пусть Рани спокойно строит свою личную жизнь.
       - Черт. Я как бомж сейчас. Надоело по друзьям скрываться.
       - Это временно, Гарри, - Джон улыбнулся, потрепав приятеля за плечо, - скоро буря в твоей семье уляжется и все снова встанет на свои места. К тому же, друзья для того и нужны. Скажешь Рани, что будешь у меня? Я подожду.
       - Нет, - покачал головой Гарри. – Я думаю, ее сейчас не стоит отвлекать от весьма интересных занятий, Смит. Поехали.
       - Хорошо – кивнул Джон, заводя мотор.


       Они ехали молча и, к счастью, миссис Смит не была против его ночевки в их доме, к тому же, продолжала быть весьма дружелюбной, ни словом не обмолвившись о проблемах в его семье. Что и говорить, Гарри был очень благодарен ей за деликатность.
       Накормив парней вкусным ужином, она отправилась в свою комнату, где разрывался телефон. Джон утащил Гарри к себе. Едва тот вошел и сел за стол, Смит вручил ему подарок.
       - Наушники? – пришла очередь Гарри изумляться подарку.
       - Да, - кивнул Джон, - ты же любишь музыку. Можешь теперь ее слушать сколько угодно и так громко, как хочешь, чтобы мама не ругала.
       - Спасибо.
       - Я и Рани подарок купил. Правда, это всего лишь пробирки и колбы. Но, думаю, она будет рада.
       - Да. Я приготовил для нее шоколад в виде таблицы Менделеева. Пусть только попробует опять возмутиться, что сладкое портит фигуру, и не съесть.
       - Где ты такой взял?
       - Знакомый отца работает кондитером, у него заказал. Еще три месяца назад, чтобы точно сделали. Завтра подарю, если, конечно, она не укатит со своим ухажером куда-то.
       - Я был уверен, что между вами что-то есть.
       - Ничего, кроме дружбы, Джон – Гарри улегся на кровать, подложив руки под голову. – Хотя, конечно, я очень рад, что она есть.
       Джон не стал отвечать, только кивнул.
       Он ушел в душ, а, когда вернулся, обнаружил приятеля спящим прямо в одежде. Потрогал Гарри за плечо.
       - А? Что такое? – щурясь от света, простонал Саксон.
       - Иди в душ, Гарри, а потом ляжешь.
       - Черт. Меня вырубило. Прости.
       - Ничего, я тоже устал. Глупый был вечер.
       Зевнув, Саксон встал и, взяв полотенце, ушел в душ. Вернувшись, он обнаружил, что постель расстелена. Джон читал книгу на своей кровати, но поднял на него взгляд и улыбнулся.
       - Не благодари.
       - Нет, я все-таки поблагодарю. Спасибо.
       - Пожалуйста. Ты не против, если я еще немного почитаю?
       - Читай. Мне это не мешает – юркнув в кровать, Гарри отвернулся к стенке, не забыв пожелать другу доброй ночи, и вскоре уснул.


       Отвратное выдалось у Гарри Саксона Рождество. На следующее утро, утро Сочельника, он сначала метнулся к Рани. Однако, подруга спала в объятьях кавалера, потому свой подарок и записку он оставил на кухне, тут же уходя и закрыв за собою дверь.
       Поехав к матери, об этом пожалел. Миссис Саксон, не смотря на то, что и фирменную утку по-пекински и традиционный пирог с яблоками приготовила, и даже улыбалась, все равно была грустной. Гарри, никогда не знавший, как ее успокоить в такой ситуации, рассказывал все, что случилось в школе или вне ее за то время, что жил у Рани, соврал, что они влюблены по уши, потому что мама очень хотела это слышать, несколько раз бросил дежурное: «Все будет хорошо», но глаза ее все равно оставались очень грустными.
       Особенно когда около пяти вечера, она вышла его провожать. Понимание того, что мать в Сочельник остается совершенно одна, а отец торопливо поздравил его с праздником по телефону, даже не пожелав передать ей дежурный привет, ранило. Не смотря на то, что он предлагал маме позвонить миссис Хиггинс, одинокой соседке, чтобы они могли скоротать праздник вместе, мать предпочла одиночество. Гарри был почти уверен, что она весь вечер будет плакать, от чего испытывал угрызения совести.

       Миссис Смит накрыла богатый стол, мистер Смит, розовощекий, веселый, развлекал их веселыми историями и шашлыком, который оказался вовсе не таким невкусным, как говорил Джон. Вечером мальчишки вышли играть в снежки, устроив целую снежную лавину.
      Это был хороший вечер с вкусным шампанским, хорошей едой и в дружелюбной теплой атмосфере. У Смитов Гарри не чувствовал себя чужим и – невозможно было это отрицать – ему было куда легче, чем в собственной семье, переживающей сейчас настоящую катастрофу. Потом родители Джона ушли к друзьям, и они с Джоном сидели у него в комнате, слушали музыку в наушниках и читали Чосера и Дефо.
       В конце концов, уснули, сдавшись в плен Морфея, на одной постели, не смотря на все еще звучащую в наушниках музыку и открытого Чосера.


       Джон проснулся от смутного ощущения тревоги, не дающего покоя. Пошарив рукой, понял, что Гарри рядом нет. Вероятно, приятель проснулся раньше и перекочевал на свою кровать. Повернув голову, он обнаружил Саксона, сидящего на соседней кровати, подтянув ноги к коленям, и смотрящего в темноту, как будто мог там что-то увидеть.
       - Ты чего? – с удивлением спросил он, нацепив очки.
       - Я до чертиков боюсь грозы. Не смейся надо мной – Гарри сжался в еще более плотный комок, при этом плечи его дернулись.
       Небо осветил яркий заряд молнии, от пророкотавшего вслед за нею грома Гарри подпрыгнул на кровати, простонав: «Черт, да когда же это кончится!».
       Градусник, висящий на окне у кровати Джона, показывал плюс два. Ну что ж, оставалась надежда, что утром их не ждет гололед, и никто не покалечится, если решит весело провести Рождество.
       Джон встал, ныряя ногами в тапки, переместился к другу на кровать (как хорошо, что он настоял на второй кровати, специально на случай, если здесь будут ночевать его друзья) и, растягиваясь, сказал:
       - А я ужасно боялся собак. Но потом появился Рикки. Сначала я от него шарахался, но когда тебя постоянно тягают за штанину, приглашая играть, спят в твоей комнате, и приносят утром свою кость, чтобы ты поел, трудно не влюбиться.

       Гарри немного попустило спустя полчаса. Он даже смог лечь рядом. Теперь они лежали на одной постели и слушали грозу. Гарри все еще тяжело сопел, но больше не дрожал.
       Когда рука Джона осторожно коснулась его ладони, он повернул голову и посмотрел на друга. Джон вздохнул. Прикусил губу, мысленно взвывая от странного желания, охватившего все тело. Он отвернулся, бесполезно пытаясь отогнать от себя эти странные мысли. И перестал дышать, когда Гарри взял его за подбородок, притягивая к себе. И едва не забыл собственное имя, когда губы Гарри накрыли его застывший в изумлении рот.
       Они целовались и у Смита началась какая-то паника – но радостная. Вспомнилось, как он ждал утра после Сочельника. Или как они всей семьей готовились к рождественскому застолью, а он тягал сладости из холодильника. Получал от мамы по рукам, иногда – ремня от папы, но все равно тягал.
       У Гарри были теплые губы, самые родные на свете. Джон понятия не имел, откуда у него вообще возникло это чувство, но оно ему очень нравилось. Вызывало щемящее ощущение внизу живота, заставляя продолжать поцелуй, желать его больше, целовать снова.
       Гарри чудесно пах – лесом, мускатом и гренками, приготовленными его мамой сегодня.
       Оторвавшись от его губ, Джон нырнул вниз, катая на языке многочисленные родинки на его шее. Вторая рука ныряет под толстовку, гладя грудь, где играют мягкие завитки волос и зарывается в них. Дойдя ладонью до живота, тут же напрягшегося, Джон останавливается, выдыхая жарким дыханием Саксону в рот:
       - Гарри. Что мы делаем сейчас?
       - Не продолжать?
       Джон сел на постели. Губы горели, пах тоже. Отрицать было совершенно бесполезно и невозможно. Он снова лег, поворачиваясь лицом к Гарри и притягивая его к себе:
       - Продолжать.
       Свет погас. Началось самое сладкое безумие, которое только можно было себе представить.
       Джон знал, что у Гарри тонкие пальцы пианиста. Клавишами стал теперь его член, до которого эти пальцы добрались. Он бы обязательно стонал от блаженства, разливающегося по телу, если бы не тот факт, что его рот был занят членом Саксона – пожалуй, самым желанным лакомством, что в нем побывало когда-нибудь. Потому получались какие-то нечленораздельные звуки.
       Гарри стонал, стиснув зубы, и все действия, что производил Джон ртом, зубами и языком, вызывали у него желание быть еще более активным, еще более напористым, буквально терзая рукой его набухший член.
       Джон останавливается за секунду до того, как он взрывается, застонав.
       О, если бы он мог сейчас хоть немного соображать, то понимал бы, что мама за испачканную простынь, на которую кончил Саксон, точно не похвалит. Если бы он мог сейчас думать, то непременно подумал бы, что сегодня все круто поменялось. Если бы он только мог сейчас хоть немного думать и соображать – но нет. Ему нужно кончить, наконец, напряжение в теле, в каждой клетке, становится невыносимым, по телу будто удары тока проходят, разрывая каждую клетку. Он ищет глазами взгляд друга, найдя его, смотрит жалобно, как будто просит пощады. Напрягшись, наконец, взрывается, распадается на миллионы частиц, тяжело дыша и слушая свой собственный стон, разливающийся по комнате волною.
       Губы Гарри накрыли его губы, аккуратно целуя самый уголок рта, пока длинные горячие пальцы гладили лицо и щеки. Джон закрыл глаза, блаженно вздохнув. Он попытался натянуть трусы, но Гарри их снял, коротко целуя в губы. Смит улыбнулся.
       Накрыл их одеялом, чуть плотнее прижался к горячему телу Саксона и уткнулся губами ему в шею. Гарри запустил пальцы ему в волосы, ероша их. Глаза у Джона были закрыты, но отчего-то он верил, что друг улыбается.
       - Счастливого Рождества, Джон - донесся до его уха голос приятеля.
       - Счастливого Рождества, Гарри – сонно ответил он.