Глава 21

«Голосуйте за Саксона!»

       От листовок, оккупировавших всю школу, уже в глазах рябило. Не смотря на то, что рядом были развешены почти такие же, только с призывом голосовать за Харкнесса, Джон замечал только первые. И улыбающаяся рожа Гарри на этих самодельных плакатах откровенно бесила.
       - Блин – Джон с грохотом захлопнул книгу, отбросив клей, который пытался склеить слабые страницы. – Достал уже своей мордой светить. И ведь обязательно выиграет же, у Джека шансов столько же, сколько у меня пол сменить!
       Рани вынырнула из удивительного мира микро-бактерий, которых изучала под микроскопом, и с улыбкой ответила:
       - Гарри почти Президент, Джон. Против власти не нужно роптать. Особенно, когда время еще не пришло. А то еще накажет.
       - Да он только то и делает, что меня наказывает – вздохнул Смит, капитулируя. – Никаких сил уже нет.
       Рани закрыла тетрадь, в которой, очевидно, прописывала результаты очередного эксперимента, и, подойдя ближе, протянула банку с Колой. От угощения Смит не отказался.
       - Джон, я не знаю, что именно тебе рассказывал Гарри о себе, потому, видимо, мне нужно кое-что тебе объяснить. Судьба его не баловала. Он ведь не сразу стал таким, каким мы его теперь знаем. Представь себе маленького, щупленького мальчика, очень умного, носящего толстые очки и с утра до ночи пропадающего за книгами. Таким он был в детстве. У его родителей всегда были сложные отношения, потому что они вечно спорили. В том числе, о том, как правильно его воспитывать. Дома был напряг, друзей у него почти не было. Он был довольно нервным, замкнутым. Да он и сейчас замкнут. Рубаха-парень – это образ. Он не является таким в действительности. Ты это прекрасно знаешь и без меня. Ему тяжело нести эту ношу, но вернуться в прошлое, где все куда хуже – еще тяжелее. В какой-то степени, для него это равносильно смерти. И теперь, когда он понял, что отличается от других, ему очень сложно. Это означает стать изгоем. Снова. Перечеркнуть то, к чему он так долго шел, понимаешь? Это здорово, что тебя не напрягает твоя ориентация. Это замечательно, правда. Но, Джонни, это только доказывает, что ты – куда сильнее Гарри. И, если ты хочешь продолжать эти отношения, если ты чувствуешь, что они возможны, бороться за них придется именно тебе. Во всяком случае, сейчас. Потому что Гарри – ну он Гарри. Он боится проблем. И старается убегать от них, как, маленьким, убегал от ссор родителей в свою комнату, закрывая уши. И он боится кого-то любить. Тяжело и долго привязывается, потому не умеет отпускать. Ты должен понимать это. Если ты связался с Гарольдом Саксоном, не рассчитывай, что будет легко. Зато в благодарность он бросит к твоим ногам весь мир. Я помню, когда мы встречались, он меня буквально измотал морально. Но, знаешь, когда мне вырезали гланды, и вдруг ни с того ни с сего, начались чертовы осложнения, и я два месяца была молчаливым трупом, он заботился обо мне лучше, чем моя родная бабушка. Отец даже уехал работать, хотя брал отпуск на это время, потому что Гарри был рядом все время. Со школы сразу бежал ко мне, иногда и домой не заходя.

       Джон задумчиво сидел рядом, потягивая колу.
       - Давно ты знаешь?
       - Джонни, - мягко улыбнулась Рани, - я почти сразу же поняла. Когда вы смотрите друг на друга, у вас во взгляде как будто солнце зажигается. На меня он так никогда не смотрел. Ну а что до тебя – я просто сравнила с тем, как ты смотришь на Ривер, и, в общем, жаль, что она пока не поняла, что у нее нет никаких шансов.
       - Ясно – улыбнувшись, кивнул Джон.
       - Джонни, ты скажи ей, - Рани мягко погладила его по руке, от чего он вздрогнул, - а то она надеется.
       - Я думал, мне кажется – вздохнул он.
       - Нет. Она действительно надеется.
       - Ладно. Я с ней поговорю. Обидеть только ее не хочется.
       - Игнорируя, ты обидишь ее еще сильнее.
       - Да. Я понимаю.

       Он было вернулся к книгам, но снова закрыл учебник. Рани, которая что-то пристально рассматривала с помощью лупы на стекле, вздрогнула от его голоса, прозвучавшего слишком резко:
       - Рани! Почему тебя не смущает… ну… Гарри? И я?
       Она внимательно посмотрела на него. Улыбнулась – какой-то особенной, безоружной улыбкой. Джон и подумать не мог, что Рани может так улыбаться.
       - Я люблю его. Да, ты правильно понял. Не как друга. Точнее, больше, чем просто друга. Я люблю его с того самого момента, когда мы познакомились. Потому что он был умным, начитанным, интересным и забавным. Другие девушки не желали этого видеть за внешностью ботаника, зато мне нравилось. Мы знакомы с восьми лет, с самой начальной школы, и, когда мы начали встречаться, он уже был таким, каким ты его знаешь. И я летала от счастья. Потому что когда тебе так долго и так сильно нравится мальчик, а потом он приглашает тебя на свидания, дарит вам двоим интересные вечера и вообще проводит столько времени вместе с тобой, это… Ну, как будто к тебе реальный Санта пришел. Нам было по пятнадцать, и мы… Ну, не то, чтобы мы уж очень были зациклены на сексе, но я быстро стала понимать, что что-то не так. Ну знаешь, это странно, когда вы полчаса целуетесь взахлеб, а с ним ничего не происходит. Другие девочки говорили, сплетничая между собой, что у их мальчишек постоянный стояк, а я так ни разу не смогла этого добиться – вздохнув, Рани посмотрела в окно, - а потом пришел Мейсон Дуггл, он недолго проучился у нас, через полгода уехал с семьей в Эдинбург. Но Гарри смотрел на него так, как никогда не смотрел на меня. И в один прекрасный день я случайно обнаружила у него дома гейское порно. И тогда окончательно поняла то, чего пока до конца так и не осознал и не принял он.
       - А ты как приняла это? – настороженно смотря на нее, спросил Джон. – Это сложно принять. Я по себе знаю. Даже не представляю, что будет, если я все расскажу кому-нибудь. Например, родителям.
       Рани пожала плечами:
       - Ну, я подумала, что всегда любила в нем друга. Он был интересен мне, как собеседник, как ученый, просто как человек. И на это его сексуальная ориентация не влияет. И потом, Джонни, невозможно требовать от кого-то того, чего тебе дать не могут. Просто невозможно.

       Джон растерянно кивнул.
       Странные чувства, что всколыхнулись в его душе, когда он выслушал эту исповедь, ему очень не нравились. Что-то его угнетало, грызло, мешало дышать. Он чувствовал волнение, тревогу, и желание метаться по лаборатории, разбивая все вдрызг.
       Он чувствовал ревность.
       Рани закрыла ящик стола, отрываясь от микроскопа, над которым колдовала снова.
       Взглянув на него, улыбнулась – по-доброму, без всякой иронии. Подошла ближе, погладила по напряженной руке (Джону все еще не очень нравились прикосновения, как таковые) и сказала:
       - Джонни, тебе нечего ревновать. Правда. Тебе, скорее, нужно переживать, как долго Гарри будет принимать это в себе, чем опасаться, что я у тебя его отниму. Если бы это было так, я бы его не отпустила. К тому же, сейчас мои чувства к Саксону, скорее, напоминают чувства сестры к брату, что ли. Так что, не волнуйся. Хорошо?
       - Ладно – кивнул тот, выходя. – Пойдем отсюда, мы засиделись. Нужно идти домой.