Глава 22

  - Дебил и идиот! Чертов придурок! Козел гребаный! Идиот тупоголовый! Яйцеголовая херня! Долбоеб ненормальный! Тупорылая херня!

       Рани закатила глаза. Она, конечно, исправно вела машину Саксона (у того так сильно дрожали руки, что он был просто не в состоянии это делать сам), и понимала его чувства, и даже была во многом согласна со всеми теми эпитетами, которые предложил Гарри для Джона, но чтобы вот так – трещать ей на ухо, как стрекоза? Нет, этого она не понимала.
       - Ну скажи, ну объясни мне, какого хрена? Ну, какого, черт возьми, хрена? – от возмущения Гарри стал брызгаться слюной.
       Он так активно жестикулировал, что Рани всерьез начала опасаться перспективы остаться без глаза, замаячившей на горизонте. – Нет, это каким же придурочным дебилом нужно быть, чтобы, если уж не хочешь идти на вечеринку, куда тебя пригласили, не пойти домой, а хреновы два часа курить в кустах у школы:
       Да. Джон поступил по-идиотски, но еще сложнее было теперь выслушивать причитания Саксона по этому поводу.
       Рани готова была улететь на Луну прямо сейчас. Она сосредоточено сопела, думая о бизонах и гепардах, потому что это был единственный способ отвлечься и перестать так страстно желать раскрасить Гарри лицо.
       Не успела Рани обрадоваться установившейся в салоне тишине, как Саксон, цокнув языком, стал канючить:
       - Ему что, нравится издеваться надо мной, что ли? Я пригласил его на вечеринку, я лично спросил у него, не хочет ли он прийти, он должен был знать, что я его жду, черт его возьми, а вместо этого этот олень безмозглый три чертовых часа прокурил в ближайших кустах. Наверное, плакал. Представляю эти его глазки олененка, полные слез. Ну вот скажи, почему бы просто не прийти на вечеринку, куда тебя, мать твою, пригласили? Что за хренова драма?
       О Господи. В мыслях Рани снова помолилась всем богам, даже на иврите (изучала ради интереса еврейские молитвы когда-то), задала самой себе вопрос в миллион сто тысяч первый раз, за что на ее голову свалились два влюбленных, но упрямых идиота-гея, наорала на Саксона и настучала ему по башке. Зря она думала, что кара небесная в виде снятия баллов за дисциплину и лишения ее возможности посещать школьные лаборатории на месяц за то, что, в честь вступления Саксона в должность Президента школы, они угнали школьный автобус и кутили на нем по городу – это самое страшное, что с ней случилось на этой неделе. Самым страшным было выдержать страдающего влюбленного до чертиков друга на соседнем сиденье. У которого руки уже ходуном ходили. Рани облегченно вздохнула, подумав, что настоящее счастье – заставить его занять в его собственной машине место пассажира теперь.
       Но все это было мысленно. Комментировать она ничего не стала, только пропустила вперед грузовик и, свернув на нужную улицу, обнаружила пробку.

       Звезды сегодня явно обезумели и решили за что-то ей отомстить, иного решения свалившихся на нее неприятностей разом она не видела. Рани капитулирующе вздохнула.

       - Господи, вот он там лежит в этой реанимации, чертов идиот. Под капельницей. Потому что идиот – с пятой попытки у Гарри таки получилось закурить. – Я его убью, когда мы приедем, Рани, я задушу этого идиота подушкой. Клянусь.
       Рани кивнула, уверенная в том, что он этого не видел. Злобная мысль подсказывала ей, что их обоих, и Смита, и Саксона, нужно задушить, и можно и не подушками, но эти соображения она традиционно оставила при себе.

       - А вдруг он умрет? Вдруг он умрет, этот идиот с большими глазами, а я не успею даже проститься с ним, а? Рани, поехали, вдруг мы опоздаем!
       Так все. Терпеть это сил не было никаких.
       - Гарри, - достаточно мягко, чтобы не задеть чувств друга, но, в то же время, довольно строго, сказала она, - перестань истерить, я прошу тебя. Он жив и в больнице, родители вовремя кинулись спасать его, так что, он не умрет, и мы никуда не опоздаем. Извини, но похоронить тебя и себя в аварии в мои планы уж точно не входит.
       Она была уверена, что эта буря закончится, утихнет. Но нет – ошибалась. Жалобное скуление, раздразнившее уши, донесло до нее невероятную (даже в мыслях) вещь. Рани изумленно повернула голову, чтобы убедиться, что ей не показалось.
       - Гарри? Ты что, плачешь?
       Ой! К такому ее жизнь не готовила! И пока Рани лихорадочно соображала, как вообще себя теперь вести, непроницаемая глыба, крутой пацан, прожженный скептик, король иронии, язвительный комментатор и просто непробиваемый супер-мужик Гарольд Саксон ревел, как девчонка, покрываясь красными пятнами, и поскуливая, как щенок, которого привязали и бросили на улице.
       Она раньше ни разу не видела, чтобы он плакал. Никогда.

       - Гарри! – это было неловко. – Гарри, ну ты чего? Не надо!
       Рани кое-как удалось уложить его косматую голову себе на плечо, а попытки напоить его водой провалились – вода выливалась изо рта вместе с икотой и словами, которые Буш не сразу смогла разобрать.
       - Рани, ты же слышала его маму. У него температура такая, что градусника не хватает, он буквально горит! А если у него сердце остановится, или дышать перестанет? И я во всем виноват, дурак! Я один во всем виноват, но я не хочу, чтобы все закончилось так, я вообще не хочу, чтобы все закончи-илось.
       - Гарри!
       Ноль реакции, только всхлипывания стали еще более несчастными.
       - ГАРРИ! – пришлось рявкнуть, чтобы он поднял на нее глаза, наполненные слезами, как жемчугом, и хоть немного задышал спокойнее. Рани вздохнула, взяла горячее лицо в свои ладони и погладила по щекам:
       - Гарри! Послушай меня. Это ужасная ситуация, я знаю. Никто из вас в этом не виноват, просто так случилось. Но ты должен собраться, а не реветь здесь, как девчонка. В конце концов, ему там еще хуже. И, если тебя положат рядом, лучше не станет, уж поверь. Не в таком качестве. Поэтому – пожалуйста! – приди в себя сейчас, отдышись и пойдем в больницу. Пока мы ничего большего сделать не можем, ты же знаешь.
       - Это ненормально, Рани, - упрямо мотал головой Саксон, - ненормально. Так не должно было быть, понимаешь?
       - Знаю, но есть то, что есть. А теперь успокойся и едем дальше.


       К счастью, пробка стала рассасываться. Саксон ни черта не успокоился, но, к счастью, стал менее бурно проявлять свои чувства. Что же, уже хорошо. Рани справедливо считала, что добилась определенных успехов.
       В больницу они прибыли минут через двадцать по ее ощущениям, никак не меньше.
       Гарри поежился, втянув голову в плечи, словно страус, но все таки внутрь вошел.

       Миссис Смит сидела на кушетке подле реанимации и тихо плакала. Яростно вытирала лицо платком, отчего оно только еще больше краснело.
       Мистер Смит стоял возле кушетки, на которой сидела жена, и жмурился – как человек, отчаянно не желающий просыпаться.
       Рани встревоженно смотрела на родителей друга, а затем на Гарри, у которого, похоже, усилилась лихорадка, не зная, что сказать. В конце концов, просто села напротив родителей Джона, кусая губы.
       Осмелившись впервые посмотреть в сторону реанимации, Рани вздрогнула.
       Тяжелое, гнетущее чувство, что терроризировало ее все то время, что произошло с момента сообщения миссис Смит о том, что Джон в больнице, когда она позвонила, чтобы с ним поговорить, до приезда сюда, усилилось во сто крат, когда она увидела маленького хрупкого парня, чьи глаза были закрыты, а руки перемотаны проводками. Даже отсюда, с приличного расстояния, Рани видела, как он смертельно бледен. Хотелось орать.
       Ривер, ворвавшаяся ураганом следом, раскрасневшаяся и запыхавшаяся, стала что-то щебетать, расспрашивая у несчастных родителей, Рани не слышала, что именно. Все ее внимание было сейчас приковано к Саксону.

       Гарри стоял, застыв, как статуя, у двери реанимации, гладя ладонью холодное стекло. Мертвенно бледные губы его едва слышно шептали только одно слово:
       - Джонни…