Глава 25

 Саксон всегда был крайне сдержан по части выражения истинных чувств. Сцепив зубы, терпел боль. Скрывал за бравадой свой страх. Почти никому и никогда не признавался в нежных чувствах. Может быть, кто-то посчитал бы такое поведение трусливым, Гарри не собирался с этим спорить. Ему просто так было легче.
      С Джоном Смитом так не получалось. Гарри честно старался. Он хотел быть более сдержанным, менее эмоциональным и не допускать всех этих розовых глупостей вроде обнимашек и прочей ласковой ерунды. Нет, это не означало, что он не испытывает никаких чувств. Вовсе нет. Скорее, это значило, что он просто не хотел их слишком сильно проявлять.
       Но это оказалось задачей почти непосильной, учитывая, кого именно Саксон выбрал в качестве объекта своей влюбленности.

       Он вздохнул, тщательно вытирая полотенцем мокрые, пахнущие мылом, руки. Джон все еще спал в своей постели, совершенно спокойно и безмятежно, словно ребенок. И знать не знал, до чего довел своего приятеля.
       Выбегать из теплой кровати, чтобы подрочить в туалете, пришлось дважды за эти несколько часов. Иначе просто не получалось. Во всяком случае, не когда интересующий тебя парень сладко посапывает на твоем плече, дыша тебе в ухо горячим дыханием и временами целуя обнаженную кожу – совсем легко, почти невесомо. И тем не менее, этого оказалось вполне достаточно для того, чтобы Саксон возбудился.
       У Джона были теплые губы, он весь был теплым, пушистым, как котенок, и – что там скрывать – трогать его было равносильно тому, что гладить крохотного котенка, таким теплым, мягким, пушистым он был. Джон во сне почти не крутился, только иногда то прижимался к нему крепче, то немного отстранялся, но дыша в шею и щекоча сладким дыханием кожу.
       Джон сводил его с ума. Ощущение его кожи осталось на пальцах вечно, въелось в него, ласкало кожу. Гарри вздохнул. Нет, дрочить пятый раз за три часа – это явный перебор. У него болели руки и немели пальцы. Пришлось встряхнуть головой, отгоняя от себя образ почти обнаженного Джона, сопящего на его груди.

       Он пораженчески вздохнул, признавая свою капитуляцию. Эх, еще недавно все было так хорошо – он был свободным пацаном с массой планов на жизнь, а потом в школе появилось большеглазое существо с по-детски наивной улыбкой и перевернуло все с ног на голову. И что ему делать, конечно, не сказало. Хоть помирай.
       Взяв полотенце, которое всегда привозил, оставаясь у Джона, он стал шлепать по направлению к душу. Вода оказалась прохладной и противной, но – ему как раз вполне подошла, учитывая, что нужно было хоть немного охладиться.
       О, черт. Да когда же это закончится, черт возьми! Гарри тяжело вздохнул, прижимаясь спиной к кабинке. Он не чувствовал, какая вода по температуре, и даже не особо ощущал, как она стекает по телу. Все плыло, уходило куда-то, уплывало из-под ног.
Он так и стоял, подставив себя струям воды. И думал об индийских слониках. Да.

       Легкое прикосновение к плечу заставило его вздрогнуть.
       - Ты чего поднялся? – Гарри посмотрел на вошедшего и обнимающего его за плечи Джона.
       - Я проснулся, а тебя не было рядом.
       Гарри закрыл глаза. К счастью, Джон не стал продолжать. Некоторое время они так и стояли – молча, замерев. Джон обнимал его за плечи и осторожно трогал руками завитки на груди.
       Почему-то стало страшно. Гарри закрыл глаза, вздыхая. Он, конечно, сколько угодно мог успокаивать себя, говорить, что он – мачо и все получится, и он совершенно спокоен. Но – нет. Он страшно нервничал. Было бесконечное желание зарыться головой в песок, превратившись в страуса. Или бежать, сломя голову.
       - Ты весь дрожишь – Джон ласково поцеловал его острые торчащие лопатки, обдавая кожу горячим дыханием.
       - А у тебя руки потные. Это даже душ не скрывает.
       Джон ничего не ответил. Просто прижался покрепче и теперь его нос сопел в область между лопатками.
       - Ладно. Давай вернемся в спальню. У тебя по-прежнему температура.
       - Немного.
       Джон вздохнул. Получилось судорожно.


       Они оба были взволнованы и напуганы. Обмотав для чего-то бедра полотенцем, Гарри плелся в спальню, чувствуя шаги Смита позади. Вошел в спальню. Сел на кровать. Было почти невыносимое желание напиться вдрызг, чтобы только избавиться от подступающей к горлу паники.
       Он лег на свою сторону кровати, Джон тоже. Повернув голову и посмотрев на него, Гарри заметил, что его губы дрожат.
       - Тебя волнует то, что это – впервые с парнем?
       Смит отрицательно покачал головой:
       - Нет. Меня волнует… У меня вообще это впервые. Понимаешь?
       Гарри понимал. Если не считать нескольких попыток с Рани и минетов от Люси, для него это тоже было впервые. Он, казалось, знал все на свете, но вот как вести себя сейчас, чтобы не нагнетать волнение еще сильнее, понятия не имел. В этом доме вообще был алкоголь? Вино? Коньяк? Коктейли? Что угодно?

       Гарри шумно вздохнул (в очередной раз), закрыв глаза. Когда открыл их, Джон оказался ближе и запустил пальцы в его волосы, играя. Кажется, ему это нравилось.
       Гарри пытался вспомнить что-то из виденной раньше порнушки. Там мускулистые парни жарились обычно уже с самых первых секунд видео. В самом лучшем случае – занимались оральными радостями. Гарри это не нравилось. Смотря на пересохшие губы Джона, находящиеся сейчас так близко, он ловил себя на мысли, что очень хочет его поцеловать.
       Джон успел сделать это первым. Склонился над его лицом, осторожно коснулся его губ своими. И замер, как будто спрашивал разрешения – можно ли продолжать? Гарри на мгновение стало казаться, что он не дышит. Но нет – тихое теплое дыхание щекотало его губы. Гарри захватил губой нижнюю губу Джона, показывая, что он хочет продолжения.
       Сердце в груди уже фламенко выплясывало. В безумном темпе.
       Пальцы нащупали теплую ладонь партнера. Пальцы Джонни в ответ сжали его руку, как будто боялись, что он сейчас убежит. Правильно боялись, кстати. Гарри и сам этого боялся.
       Джон хорошо пах – гелем и молоком. Почти неощутим был запах лекарств, больше душа и чистого тела. Гарри понимал, что уткнулся в него, как в ароматную подушку и целует маленькие родинки, раскатывая их на языке. Понимал, что в какой-то момент просто замер, пробуя эти родинки на вкус. Джон был соленым – как морская вода. Гарри буквально чувствовал, как уплывает, купается в этих волнах, плещется в них.
Блаженство прервал Джон, выскользнув из постели.
       - Надо взять резинки.
       - Да – кивает Гарри, чувствуя очередную волну озноба. Зачем-то оккупировав подушку Джона, он следил за тем, как тот достает презервативы, возвращается назад, ложится рядом и протягивает ему шелестящий пакетик.
       Гарри неловко. Он нырнул под одеяло с головой, чтобы надеть чертову резинку, понимая, что ему не хочется выныривать. В ответ на осторожное прикосновение Джона тяжело вздохнул, слегка высунув голову. Сел.
       - Черт. Я знаю, что это – дебилизм, но я боюсь. Я даже не понимаю, почему. И мне хочется провалиться под землю. Честно. Прости.
       - Я понимаю. Мне тоже страшно. Это глупо, но я ничего не могу с собой поделать. Если бы в доме был алкоголь, я бы уже был пьян.
       - Да, - Гарри не может не улыбнуться, - я тоже.
       Джон с минуту смотрел на него, прямо в глаза, а потом улегся на подушки, потирая глаза руками. Ждал.
       - Ты… ты думаешь?
       - Ну, «Гарольд Саксон – наш Президент!» и все такое – улыбнулся Джон, стараясь максимально сгладить напряжение.
       Гарри шутку оценил, искренне хохоча. Слегка качнувшись на кровати, перекочевал сверху. Улыбаясь, глядя в глаза, большие и пронзительные, сказал – совсем тихо, еле слышно, как будто был кто-то, кто способен был их услышать еще:
       - Я уже почти забыл, каково это – чувствовать себя живым. И тут появился ты.
       Джон улыбается своей детской улыбкой и смотрит своими огромными глазами-пуговками. Гарри аккуратно провел рукой по щеке, уловив легкую небритость и накрывает приоткрытый для поцелуя рот губами.
       Торопливые, спешные поцелуи, будто они – два преступника, которым что-то мешает, быстро переходят в жадные. Рука, с минуту назад лежащая на бедре, ныряет в трусы, где находит и ласкает уже настороженный, ждущий бугор под одобрительное урчание Смита. Трусы летят на пол.
       Чтобы осознать, что это – реально, Гарри запустил пальцы в волосы любовника. О, теперь Смита точно можно так называть, теперь это – официальнее некуда. Джон мычал что-то нечленораздельное, выставив вперед бедра, тяжело дыша.
       - Повернись на спину! – чувствуя, как ноют от острого желания зубы, скомандовал Гарри. Джон подчинился, не издав и звука, когда ногти Саксона впились ему в зад.
       Внизу живота как будто Везувий взорвался – мощно, горячо, по телу разливалась бушующая лава. Смущение, стеснение и страх не просто исчезли, они уступили перед мощным желанием, накрывшем обоих штормовой волной.
       Гарри уперся руками об подушку, входя в любовника – не особо осторожно, потому что пульсирующий зад Смита говорил о том, что осторожность ему не нужна. Джон издал что-то, отдаленно напоминающее мычание, что Гарри расценил за выражение удовольствия. Помедлив с секунду и дав им привыкнуть к новым ощущениям, он стал двигаться.
       Это здорово. Это чертовски здорово. Джон не бездействовал, помогал бедрами, принимая его член все глубже в себя, перейдя с довольного урчания на вскрикивание.
       Зад Джона оказался мягким, кожа – нежной, словно у младенца, и это не могло не возбуждать. Руки Гарри тоже решил занять, не найдя для них ничего более важного, чем эрегированный член приятеля, который не оставлял ни на секунду, помогая кончить.
       Он двигался быстрее и с каждым мигом понимал – вот то, чего ему всегда не хватало в прошлых отношениях. Ему нравился мужской запах, вкус мужского тела, крепкий мужской зад, звук мужского стона и сопения, которыми так щедро награждал его теперь Джон.


       Он сам не заметил, как увлекся, как темп стал почти безумным, как постанывание Джона превратилось в бесконечный стон, как его дыхание стало тяжелым, частым. Не смог остановиться даже тогда, когда слетела чертова резинка, которыми он никогда не умел пользоваться, когда на пальцы потекла вязкая белая жидкость, а опавшее тело Джона сигнализировало о его капитуляции.
       - Открой рот быстрей! – искусав до крови губы, требует он, и Джон безропотно, с удовольствием, подчиняется. Секунду, мгновение – и Смит принимает в себя сперму, часть которой исчезает в его глотке, часть – разливается по подбородку, а Гарри с замиранием сердца слушает собственный довольный стон.

       Время остановилось, замерло. Гарри не знал, сколько времени ему понадобилось, чтобы научиться дышать заново, чтобы суметь отличать предметы, чтобы слизать остатки собственного семени с подбородка любовника в поцелуе, чтобы, наконец, посмотреть ему в глаза, осознав, что они, мокрые, потные, лежат на смятых простынях, в объятьях друг друга.
       Реальность выдала себя совершенно неожиданно – урчанием в животе.
       - Черт, - сказал он как-то слишком жалобно, - как же я хочу жрать.
       Посмотрев на Джона, понял, что тот улыбается. Он встал, натянул трусы, нацепил пропахшую потом футболку:
       - Пойдем. Я тоже голоден.
       - Конечно. Ты третьи сутки толком не ешь – без укора в голосе сказал Гарри, просто констатируя факт. Он оделся вслед за Смитом, выходя за ним на кухню и шлепая ногами в слишком больших для себя тапочках.

       Кухонные часы пробили пять вечера.
       - Твои родители скоро вернутся?
       - Они будут в восемь – на миг вынырнув из-под душа, сказал Джон.
       В холодильнике ничего, кроме яиц и бекона, обнаружить не удалось. Впрочем, вряд ли что-то еще было нужно. Уже через несколько минут они с удовольствием ели яишницу с беконом, уплетая за обе щеки, и запивали все это крепким кофе.
       Джон все еще тяжело глотал, но ел с большим аппетитом.
       - Гарри, - оторвавшись от ужина, позвал он, - я рад, что ты со мной.
       - А я рад, что со мной ты – Гарри внимательно посмотрел на него, слегка улыбнулся и снова нырнул в мир яичницы и бекона.