Прогрессисты

               
                Драма в двух действиях.

                ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА.
«Прогрессисты», молодые люди двадцатипятилетнего возраста:
Вадим Чернобок,
Виталий Соловьев,
Николай Береговой,
Игорь Горюнов.
Ирина Семеновна, мать Вадима Чернобока.
Дядя Вася, брат Ирины Семеновны.
Аня, жена Вадима Чернобока.
Павел Демьянский, школьный друг Ирины Семеновны.
Людмила Сергеевна, подруга Ирины Семеновны.
Шофер легковой машины.
               
                ДЕЙСТВИЕ  ПЕРВОЕ.
    Комната. За столом сидит Ирина Семеновна и вяжет.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. (Разговаривает сама с собой). – Маленькие дети – маленькие хлопоты и заботы. Большие дети – большие хлопоты и заботы. Так хотелось, чтоб Вадим поскорей вырос, выучился, чтоб женился, чтоб были в доме маленькие дети. И дождалась: вырос мой сын, сейчас учится в университете и девушка в него есть, так большая проблема появилась. Связался с компанией каких-то «прогрессистов». Ходит с ними по людным местам, и рассказывает всем – какая плохая Советская власть. А всякая власть от Бога, и не позволит она своим гражданам хулить ее. И ожидание неприятностей от тех похождений измучило меня. Каждый день, как только кто-то в дверь позвонит, вся душа съеживается в кулачок, и тревожная мысль молнией пронизывает мозги – а не милиция ли это пришла арестовывать моего сына? Был бы жив муж, может, он как-то бы повлиял на нашего мальчика. А что могу сделать я – слабая больная женщина? (Пауза). Да, и не плохая сейчас жизнь у нас, не та, что раньше была в наших родителей: послевоенный голод, нищенское существование, отсутствие паспортов у крестьян. А сейчас жить можно: крыша над головой у каждого есть, продукты дешевые, коммунальные платежи не большие, детские разные учреждения имеются в избытке. В прошлом году ездила в деревню к сестре, так живет она хорошо – свои овощи, молоко, мясо. На совхозную заработную плату не обижается. Не знаю – почему нынешняя молодежь недовольная правительством? 
    Входят с радостными лицами Вадим Чернобок, Виталий Соловьев, Николай Береговой и Игорь Горюнов. Вадим подбегает к матери, целует ее.
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. – Мама, поздравь нас с новым нашим выступлением перед народом.
    ИРИНА СЕМЕНОВНА. (Смотрит с упреком на сына). – Сынок, я так боюсь за тебя. Может, ты перестанешь заниматься своей революционной деятельностью. Она ни к чему хорошему не приведет. Я не переживу твоего ареста.
    ВИТАЛИЙ  СОЛОВЬЕВ. – Тетя Ира, мы не революционеры, мы прогрессисты. Мы содействуем прогрессу. Нас не за что судить. Мы только хотим помочь взойти в стране росткам всего нового и передового. Наши устремления направлены на усовершенствование существующей государственной структуры, на превращение ее в более человечное и доброжелательное сообщество, в котором все люди будут счастливыми и богатыми.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – Виталик, ты так умно говоришь, но я знаю одно – в стране, без разрешения правительства, никому непозволительно содействовать, как ты говоришь, и прогрессу, и общественному развитию, и доброжелательности. 
    НИКОЛАЙ  БЕРЕГОВОЙ. – А мы не хотим спрашивать чьего-либо разрешения для нашей деятельности. Мы будем стремиться делать родину богатой и счастливой даже тогда, когда нас за это в тюрьму начнут сажать.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. (Всплескивает руками). Вот те и на! А говорили, что судить вас не за что. Дети мои, зачем вам тюрьма? Разве вам на свободе плохо? Да бог с ним – с тем прогрессом. Мы все время жили без него, и с нами ничего не случилось. Лишь бы только войны не было.
    Виталий Соловьев и Николай Береговой снисходительно улыбаются.
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. (Обращается к Береговому) – Коля, не пугай маму. (Обращается к матери). Мама, не волнуйся! За пропаганду прогресса еще никто никого не сажал в тюрьму. Мы не деремся, не устраиваем демонстраций. Мы просто говорим людям, что в нашей стране нужно что-то делать, чтоб не тормозилось ее техническое развитие.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. - Да зачем вам молодым, красивым парням какое-то развитие? Вы лучше бы встречались с девочками, да радовали своих родителей внуками. Вот это, по моему глубокому убеждению, и есть развитие.
    ИГОРЬ  ГОРЮНОВ. – Тетя Ира, как только мы встретим девушек, своих единомышленниц, так сразу же подумаем и о детях.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – Ой, Игорек, жизнь такая короткая. Не успеешь оглянуться, как состаришься. Наслаждайся жизнью сейчас. Ничего не откладывай на будущее. А то, пока найдешь свою единомышленницу, будешь уже седым и никому не нужным стариком.
    ИГОРЬ  ГОРЮНОВ. – Мы и наслаждаемся жизнью сейчас. Для нас нет большего наслаждения, чем знать, что мы живем и трудимся ради своего отечества.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – Дети, дети, как мне жаль, что вы по пустякам тратите свои молодые годы. Все мы трудимся на благо своего отечества, все мы хотим, чтоб оно процветало. Но личная жизнь – это личная жизнь. И если не наладится она у вас, то и богатая страна будет не в радость, и прогресс не усладит душу. Кушать будете, прогрессисты?
    Вадим и его друзья дружно ответили: «Спасибо, мы сыты».
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. (Удивленно). Как же вы можете быть сыты, если вы только что выступали перед народом?
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. – Мы и до, и после выступления заходили в столовую. Ораторский труд массу калорий сжигает.
    Друзья Вадима дружно кивают головой. 
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – Ну, чаек я вам все равно принесу. Кто любит зеленый, а кто черный чай?
    Вадим и его друзья дружно говорят: «Черный и без сахара».
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. (Улыбается). Впервые вижу такое удивительное совпадение вкусов. (Уходит).
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. (Обращается к Береговому). – Коля, зачем ты завел с моей матерью разговор о тюрьмах? Такая твоя бравада ни к чему. Сейчас ей не время и не место. Теперь мать будет постоянно отговаривать меня от нашей общественной деятельности.
    НИКОЛАЙ  БЕРЕГОВОЙ. – Я считаю, что родителей нужно заранее подготовить к возможным преследованиям нас со стороны правительства. Ты думаешь – наши выступления в кинотеатрах и в местах массового скопления людей останутся незамеченными властями? Ничего подобного: будут еще и приводы в милицию, и аресты, и тюремное заключение. (Осматривается вокруг). Кто этого не ожидает, пусть поскорее покидает нашу группу, потому что потом ему будет тяжело смириться со своей судьбой.
    ИГОРЬ  ГОРЮНОВ. – Тебе хорошо говорить: «подготовить родителей к возможным преследованиям со стороны правительства», потому что у тебя мачеха, а не родная мать. А как я скажу матери, которую очень люблю, о своем возможном аресте, если в нее повышенное давление. Это все равно, что загнать ее в гроб раньше времени.
    НИКОЛАЙ  БЕРЕГОВОЙ. – Тогда, чтоб не расстраивать свою больную маму, перестань быть прогрессистом.
    ИГОРЬ  ГОРЮНОВ. – Я от своих взглядов не собираюсь отказываться, но и пугать раньше времени самого дорогого мне человека не хочу. Смерть ее по моей вине я себе не прощу.
    ВИТАЛИЙ  СОЛОВЬЕВ. – Какая разница – в кого мать, а в кого мачеха? Всем нам жалко своих родственников. Но я согласен с Игорем, что раньше времени пугать наших родных и близких своими арестами не нужно. Кроме того, мы обязаны все делать так, чтоб у власти не было повода нас задерживать.
    ИГОРЬ  ГОРЮНОВ. – Вот именно, полностью поддерживаю Виталика! Цель нашей деятельности я вижу в том, чтоб принести нашему государству как можно больше пользы, а не в том, чтоб сидеть в тюрьме.      
    НИКОЛАЙ  БЕРЕГОВОЙ. – Сейчас некоторые представители нашей передовой интеллигенции находятся в тюрьмах. Разве это никак не отражается на самосознании советских граждан в лучшую сторону?
    ВИТАЛИЙ  СОЛОВЬЕВ. – То, что некоторые наши деятели культуры и искусства арестованы, и находятся сейчас за колючей проволокой, конечно, позорит Советскую власть. Но насколько бы эти люди больше принесли пользы отечеству, если бы они сейчас были на свободе.
    НИКОЛАЙ  БЕРЕГОВОЙ. – А мне кажется, что арест одного общественного деятеля производит в обществе больший резонанс, и большее влияние на мозги людей, чем сотни умных лекций.
    ИГОРЬ  ГОРЮНОВ. – Ты предлагаешь нам дружной компанией сейчас отправиться в милицию, и там сказать, что мы жаждем пополнить ряды политических заключенных, так как Советскую власть нам ненавистна, и мы плевать хотели на Коммунистическую партию и на правительство?
    НИКОЛАЙ  БЕРЕГОВОЙ. – Игорь, престань упражняться в словоблудии. Ты же серьезный человек.
    Входит с подносом в руках Ирина Семеновна. На подносе в четырех подстаканниках  стаканы с чаем.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – Не ссорьтесь, мальчики. Вы так кричите, что даже на кухне слышны ваши голоса. Вот я вам чай принесла.
    ВИТАЛИЙ  СОЛОВЬЕВ. – Ой, боже, Ирина Семеновна, мы не заслужили на такое внимание с вашей стороны.
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. – Мама, спасибо. Чай нам нужен. Мы будем им горло промачивать во время разговоров.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. (Расставляет стаканы на столе). Может вам бутерброды нарезать с колбасой или с голландским сыром?
    Вадим и его друзья дружно: «Нет, нет, спасибо, мы не голодные!».
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – Ну, не буду вас стеснять. У вас свои секреты, а у меня свои хлопоты по хозяйству. Каждый должен заниматься своим делом. (Смеется). Иначе никакого прогресса в нашей стране мы не увидим. (Уходит).
    НИКОЛАЙ  БЕРЕГОВОЙ. (Отпивает глоток чая, обращается к Вадиму). Вкусный чай готовит твоя мать.    
    Вадим, Виталий и Игорь тоже отпивают чай. Входит дядя Вася.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. (Весело и снисходительно). Приветствую доблестных революционеров, посягнувших на непоколебимые устои коммунизма.
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. – Здравствуй, дядя Вася.
    ВИТАЛИЙ  СОЛОВЬЕВ. – Мы не революционеры, мы мирные прогрессисты.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Но вы же хотите устранить Советскую власть в нашей стране? Значит, вы революционеры. В школе меня учили так: «Революция – это переломный, поворотный период в жизни общества и государства». А те люди, которые делают такие революции – называются революционерами. Если я не прав – поправьте меня старика.
    НИКОЛАЙ  БЕРЕГОВОЙ. – В школе вас еще учили, что революция – это скачкообразный переход от одного состояния к другому.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Совершенно верно, мой дорогой друг. И еще мне говорили, что революция – это высшая форма борьбы классов.
    НИКОЛАЙ БЕРЕГОВОЙ. – Так вот, никаких скачков, и никакой борьбы классов мы не приветствуем. Наша цель – сагитировать людей тихо мирно отказаться от рабства всеобщего равенства, проповедуемого марксизмом-ленинизмом, и заняться частным творческим трудом, который их обогатит и сделает свободными. Люди нам поверят, и в самом скором времени дьявольское изобретение под названием - социализм канет в Лету. Я вам торжественно заявляю, что вы лично увидите кончину правления марксистов. Советский Союз распадется, и наша Украина станет демократической, независимой, свободной и счастливой страной.
    Дядя Вася садится за стол и внимательно обводит глазами всех присутствующих в комнате.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – И все так думают?
    Вадим, молча неопределенно пожимает плечами.
     ВИТАЛИЙ  СОЛОВЬЕВ. – Да, я согласен с Николаем, что Советская власть не конкурентно способная в современном мире. Но не разделяю его оптимизма по поводу ее скорой кончины. Вполне возможно, что творение Ленина и Троцкого еще будет долго агонизировать. И допускаю, что мы не увидим его кончины. Но наши дети точно не будут жить в обществе, которое построено по ошибочной теории Маркса.
    ИГОРЬ  ГОРЮНОВ. – Вполне солидарен с Виталием.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. (Удивленно). Но почему, почему вам не нравится наш способ жизни?
    НИКОЛАЙ  БЕРЕГОВОЙ. – А вам нравится вечный дефицит буквально на все продукты питания и на предметы первой необходимости?
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Вот и боритесь с дефицитом на продукты питания. Зачем же вам из-за отсутствия колбасы и селедки в магазине разрушать все государство?
    НИКОЛАЙ  БЕРЕГОВОЙ. – Проблема не в колбасе и селедке, а в том, что социалистическое общество не способно удовлетворить в полной мере, постоянно растущие, потребности своих граждан. Диспропорции в производстве и спекуляция - постоянные спутники планового хозяйства, потому что оно, как показала практика, плохо управляемо и неповоротливо в море экономических проблем. Поэтому государство, придуманное Марксом, это жестокое недоразумение в истории человечества, должно навсегда исчезнуть с лица Земли.
    ДЯДЯ ВАСЯ. (Пауза). - Вы хоть понимаете, за какую непосильную для себя задачу  взялись? Перед вами нерушимая скала, против которой все враги ее выглядите мелкими букашками. Она устояла под натиском фашистской Германии, перед которой капитулировала вся Европа. Почему вы решили, что она не устоит перед вами – кучкой молодых людей, состоящей с четырех человек?
    НИКОЛАЙ  БЕРЕГОВОЙ. – Война с Германией была Отечественной, то есть люди тогда сражались с врагом за свое отечество. А такие войны непременно объединяют людей в единое боевое бескомпромиссное сообщество. Так было всегда. Так наши предки воевали и с половцами, и с татарами, и с поляками, и с французами хоть они ничего не знали о социализме, и их на подвиги не вдохновляла Коммунистическая партия.  И был бы не Советский Союз, а царская Россия, наш народ с не меньшим героизмом сражался бы с танковыми дивизиями Гитлера. А сейчас страна только кажется нерушимой скалой. Она в средине трухлая. Если ее хорошенько толкнуть, то она упадет, и рассыплется на многие осколки в виде самостоятельных государств. И потом, это мы сегодня кучка молодых людей, состоящая с четырех человек, а в скором будущем нас будут миллионы.         
    Пауза.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Вот я смотрю на вас, на молодых, здоровых людей, и думаю: «Что вам не хватает в жизни? Вы бесплатно учитесь в высшем учебном заведении. У вас бесплатная медицина. Вы не боитесь, что будете безработными. Вам всем гарантировано бесплатное жилье. Вы можете позволить себе отдых на море. Что вам еще нужно?».
    НИКОЛАЙ  БЕРЕГОВОЙ. – А почему вы не говорите о том, что в нашей стране отсутствует свобода слова, и стоит только хоть немного покритиковать деятельность лидеров государства, как сразу же окажешься на долгие годы в далеком солнечном Магадане, или в ближайшем сумасшедшем доме?
    ДЯДЯ  ВАСЯ. (Немного подумав). – Я вам так скажу: да, наше правительство ругать непозволительно, и это, конечно, плохо. Но, в капиталистических странах всеобщей свободы слова,  тоже нет. Да, там правительство критиковать можно, но попробуйте только покритиковать владельца фирмы, в которой работаете. Такой смельчак не только потеряете работу, но и с большим трудом найдете другую и, скорей всего, не по своей специальности. Он станет изгоем в среде своего обитания. Я как-то в кафе разговаривал с незнакомым мне человеком, сын и семья которого много лет находится на богатом Западе. Мой неожиданный собеседник сознался, что его угнетает среда обитания его сына. Он уверял меня, что там каждый человек, хоть немного обогатившийся, уже свысока смотрит на своих соседей, и никогда не заговорит с ними первый, и не подаст им руки. А у нас этого нет. Так стоит ли одну несвободу слова менять на другую?
    Пауза.
    ИГОРЬ  ГОРЮНОВ. – Мне кажется, что наш разговор ушел несколько в сторону от основной проблемы советского общества.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – И что же это за проблема такая? Просветите старика.
    ИГОРЬ  ГОРЮНОВ. – В нашей стране нет побудительных причин и материальной заинтересованности людей стремиться к прогрессу. Рабочим и колхозникам все равно, что вырабатывается на их предприятиях – они наемная рабочая сила. Директора заводов и совхозов не заинтересованы в изготовлении новой, лучшей продукции – зачем им лишняя морока? Министерства так же само не жаждут изменений в производстве. И труженики научно-исследовательских институтов тоже не видят стимулов, чтоб развивать науку. Люди так устроены, что голый энтузиазм они не воспринимают как руководство к действию. Их природа создала не альтруистами. В итоге мы имеем техническое отставание нашего государства от передовых стран мира, а, значит, и более низкий уровень жизни. Мы, прогрессисты хотим создать такое общество, где не будет подавляться инициатива деятельных членов общества.
    Пауза.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Ну, мне кажется, что нашу экономику нужно выводить с застоя со знанием дела и без излишней суматохи и агрессии, которая навредит и вам, прогрессистам, и стране. Необходимо тщательно обдумать последствия тех действий, которые вы намерены совершать. У вас есть, хорошо продуманный, план ваших дальнейшей деятельности?
    НИКОЛАЙ  БЕРЕГОВОЙ. – План нашей дальнейшей деятельности простой – мы хотим добиться краха социализма в стране, и отдать фабрики и заводы рабочим, а землю крестьянам.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Скажете рабочим: владейте фабриками и заводами? (Пауза). И слесари, и токари начнут собираться в кабинете директора и планировать выпуск собственной продукции?
    НИКОЛАЙ  БЕРЕГОВОЙ. – Нет, слесари и токари получат на руки ваучеры на долевую собственность, и на общих собраниях будут нанимать на работу директора и бухгалтера. В конце каждого года промышленные труженики смогут делить прибыл между собой. Таким образом, в них появится заинтересованность в развитии производства. 
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – А не приход ли вам в голову простая мысль, что разного рода жулики выманят в рабочих их ваучеры, и оставят их ни с чем?
    ВИТАЛИЙ  СОЛОВЬЕВ. – Вы считаете слесарей и токарей дураками? Почему это, вдруг, они должны расстаться со своей собственностью.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Дорогие мои друзья, если развалится Советский Союз, то нарушатся все экономические связи. Многие заводы остановятся, начнется массовая безработица, и люди свои ваучеры отдадут за копейки, чтоб хоть как-то прокормить семью.
    ВИТАЛИЙ  СОЛОВЬЕВ. – Вы нас каким-то новым апокалипсисом пугаете. Не могут, вдруг, остановиться заводы. В Германии, например, после войны промышленность вообще вся была разгромлена, а сейчас это самая развитая страна Европы. А на наши заводы и фабрики бомбы сейчас не падают. Что же нам мешает быть такой же страной как Германия? Нам главное освободиться от диктата идей марксизма-ленинизма.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Германия веками создавала свою экономику. И восстанавливая с руин свои заводы, немцы знали, что с ними делать дальше. У них были подготовленные для этого кадры. А, пустив на самотек наше народное хозяйство, и не имея собственных бизнесменов, мы окажемся у экономической пропасти.
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. (Крутит головой). – Дядя Вася, ну как такая развитая страна, как наша, может оказаться у экономической пропасти?
    ДЯДЯ  ВАСЯ. (Пауза). Дорогие мои друзья, мне страшно даже подумать, что ваши намерения сбудутся. (Встает из-за стола. Уходит. По дороге говорит сам с собой). Дети, дети, когда вы маленькие – играетесь со спичками, а когда большие – играетесь с огнем, который способен уничтожить государство.
    Вадим и его друзья молча отпивают по глотку чай.
    НИКОЛАЙ  БЕРЕГОВОЙ. (Обращается к Вадиму). Хороший у тебя дядя, но он человек с прошлого, и нас понять - ему не дано.
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. – Я бы не сказал, что дядя Вася человек с прошлого. По-моему, он гражданин своего времени. Этот человек честно трудится на благо родины, радуется за успехи нашего государства, и искренне переживает за все то плохое, что творится сейчас в нем. Он патриот страны, в которой живет.
    НИКОЛАЙ  БЕРЕГОВОЙ. – А я патриот той страны, которой еще нет, но которая обязательно возникнет на развалинах тюрьмы народов под названием Советский Союз. Так я человек своего времени, или – нет? Как меня и дядю Васю можно считать людьми одного исторического периода существования человечества?
    Пауза
    ВИТАЛИЙ  СОЛОВЬЕВ. (Обращается к Николаю). По-моему, и ты, и мы все, вместе взятые, и дядя Вася, и правительство, и милиция, и наша передовая интеллигенция, страдающая за колючей проволокой, и жулики, и бандиты – люди нашего времени. Просто каждый из нас по-разному мыслит. В каждого с нас свои интересы. Но все мы, вместе взятые, составляем единое целое.
    НИКОЛАЙ  БЕРЕГОВОЙ. (Возмущенно). Ты меня равняешь с жуликами и бандитами?
    ВИТАЛИЙ  СОЛОВЬЕВ. – Я тебя не равняю с жуликами и бандитами. Я лишь говорю о том, что ты сосуществуешь рядом с ними. И твои мысли во многом формируются благодаря такому соседству.
    ИГОРЬ  ГОРЮНОВ. – Ребята, наш разговор зашел в такие абстрактные дебри, с которых тяжело выбраться. Я хотел бы обратить ваше внимание на одно, очень толковое замечание дяди Васи.
    НИКОЛАЙ  БЕРЕГОВОЙ. – И что же это за толковое замечание одного из наших мудрейших современников?
    ИГОРЬ  ГОРЮНОВ. – Коля, твой злой сарказм сейчас неуместен. Дядя Коля нас спросил: «У вас есть, хорошо продуманный план вашей дальнейшей деятельности?». И я тогда подумал: «А, действительно, такого плана у нас-то и нет».
    ВИТАЛИЙ  СОЛОВЬЕВ. – Более того, мы даже не определились с главной целью нашей деятельности. Да, мы выступаем в кинотеатрах перед началом демонстрации фильмов, и говорим людям, что наше правительство уже неспособно руководить страной, что Коммунистическая партия не является руководящей силой страны, а ее руководящая роль в жизни государства – блеф. И читаем зрителям сатирический стишок: «Прошла весна, настало лето, спасибо партии за это» - и все! Но этого мало. Это можно сравнить с комариными укусами слона, от которых он и почесаться не захочет.
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. (Задумчиво кивает головой). Действительно, все наши выступления похожи на мелкое хулиганство.
    НИКОЛАЙ  БЕРЕГОВОЙ. (Возбужденно). Коллеги, коллеги, опомнитесь! Разве все мы не хотим, чтоб наша Украина была самостоятельным, демократическим государством, где будет законом запрещена Коммунистическая партия?
    ИГОРЬ  ГОРЮНОВ. – Ты хочешь, чтоб Украина полностью отделилась от России?
    НИКОЛАЙ  БЕРЕГОВОЙ. – А ты не хочешь?
    ИГОРЬ  ГОРЮНОВ. – Я хочу, чтоб Украина была самостоятельным государством, но полностью рвать все связи с Россией, мне кажется, глупо.
    НИКОЛАЙ  БЕРЕГОВОЙ. – Как ты не понимаешь, что тесная взаимосвязь Украины с так называемым «старшим братом» веками тормозило ее развитие. У нас самые лучшие в мире земли, у нас есть огромные запасы угля, железной руды, нефти, газа и гранита. По техническому развитию мы двадцатая страна в мире. А станем самостоятельным государством, сразу превратимся в первую, ну пусть вторую или третью страну в мире по техническому развитию. Для этого нам нужно только, как можно скорей рвать все связи с Россией и делать украинский язык обязательным для всеобщего употребления.
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. – А если мы будем разговаривать на двух или на трех языках, то мы не станем первой страной в мире?
    НИКОЛАЙ  БЕРЕГОВОЙ. – Конечно, - нет. Язык – это основа основ нашего дальнейшего развития. Как только мы внедрим в стране свой единый язык, так сразу у нас все появится – и первоклассные дороги, и самая передовая в мире наука, и развитая промышленность. А, не дай бог, мы дадим поблажки другим языкам в нашей «семье новой вольной» как писал наш незабвенный Тарас Григорьевич Шевченко, мы будем обречены на неудачи во всех своих начинаниях.   
    ВИТАЛИЙ  СОЛОВЬЕВ. – Странную роль ты отводишь нашему языку. Не язык, а волшебная палочка какая-то.
    НИКОЛАЙ  БЕРЕГОВОЙ. – Да, представь себе, язык - это наша волшебная палочка. И нам Россия не позволяла ею пользоваться.
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. – Не выдумывай, Коля. Никто, никогда нам не запрещал разговаривать на украинском языке.
    ВИТАЛИЙ  СОЛОВЬЕВ. – Коля, если мы сейчас примем в нашей программе дальнейших действий пункт, который предполагает заставить всех граждан будущей независимой Украины разговаривать только по-украински, мы оттолкнем от себя половину своих соотечественников.
    ИГОРЬ  ГОРЮНОВ. – Я вполне солидарен с Виталиком.
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. – Я тоже. По-моему в нашей программе не нужно фиксировать внимание на языковом вопросе. Если Украина станет отдельным государством, ее граждане сами решат – на каком языке им разговаривать.
    НИКОЛАЙ  БЕРЕГОВОЙ. – Что значит твои слова: «если Украина станет отдельным государством»? Она непременно будет отдельным государством. Хорошо, я согласен, что сейчас языковый вопрос поднимать рано. Но я требую, чтоб в нашей программе дальнейших действий было указано, что мы выступаем за запрещение Коммунистической партии в новой Украине.
    Пауза.
    ВИТАЛИЙ  СОЛОВЬЕВ. – Николай, я снова с тобой не согласен.
    НИКОЛАЙ  БЕРЕГОВОЙ. (Сердито). Это же почему? Ты в душе коммунист?
    ВИТАЛИЙ  СОЛОВЬЕВ. – Не говори ерунду. Ты же хорошо знаешь, что я никогда не разделял взглядов марксистов, так как считаю их утопистами. А не согласен я с тобой потому, что не хочу видеть свою страну такой, где кто-то что-то запрещает. Коммунистическая партия, давно уже не та сила, которая способна повести за собой массы. Зачем же сражаться с мертвым львом?
    ИГОРЬ  ГОРЮНОВ. – Я вполне солидарен с Виталиком. Во всех капиталистических странах есть марксистские партии, и никто их не боится. Это - во-первых. А во-вторых, мы же хотим построить государство, где будет свобода слова. Хорошенькая будет свобода слова, запрещающая высказываться тем, кто нам не нравится.
    Пауза.
    НИКОЛАЙ  БЕРЕГОВОЙ. – Будь, по-вашему. Давайте в программе дальнейших наших действий лишь укажем, что мы ведем борьбу за уничтожение Советского Союза, и за объявление независимости пятнадцати союзных республик.
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. – Как-то грубо звучит выражение: «мы ведем борьбу за уничтожение Советского Союза». Сильно уж воинственная фраза. Такое впечатление, словно она взята с какой-то речи самого Гитлера. Может лучше написать так: «мы ведем борьбу за перестройку Советского Союза в Союз независимых стран»?    
    ВИТАЛИЙ  СОЛОВЬЕВ. – Вот и займись литературным изложением всего того, что тут было нами сказано. А когда через неделю мы все снова соберемся – послушаем, что в тебя получилось?
    Пауза.
    ИГОРЬ  ГОРЮНОВ. – Итак, будем считать, что программа максимум у нас через семь дней будет готова. Давайте обговорим программу минимум. Мне кажется, в первую очередь нам нужно наладить выпуск листовок.
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. – Наладить выпуск листовок не сложно, а что мы будем писать в них? Где брать, нужный нам материал?
    ВИТАЛИЙ  СОЛОВЬЕВ. – Фактические данные можно брать с передач радиостанции «Голос Америки», с книг «Самиздата», с разговоров людей на работе, в транспорте и на рынках. Да простое перечисление каждый день товаров, которых нет в магазинах,
больно будет бить по имиджу нашего правительства.
    НИКОЛАЙ  БЕРЕГВОЙ. – У меня есть дома хороший радиоприемник, и я беру на себя обязательство – каждый вечер прослушивать «Голос Америки», и записывать все, что услышу негативного о событиях, происходящих в нашей стране. Эта радиостанция иногда такие факты с нашей жизни озвучивает, что плакать хочется.
    ВИТАЛИЙ  СОЛОВЬЕВ. – А я беру на себя обязательство просматривать каждый день все центральные газеты. Там иногда проскальзывают материалы, которые не красят наше общество.
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. – Я попробую разузнать – нет ли среди наших студентов людей, критически мыслящих, и готовых помогать нам в нашей работе.
    ИГОРЬ  ГОРЮНОВ. (Смеется). – Ну а мне осталось только собирать анекдоты и разные слухи в местах массового скопления людей.
    НИКОЛАЙ  БЕРЕГВОЙ. – Не плохо бы наладить связь с националистами Западной Украины.
    ВИТАЛИЙ  СОЛОВЬЕВ. – Я категорически против?
    НИКОЛАЙ  БЕРЕГОВОЙ. (Возмущенно).- Почему? Разве националисты не патриоты Украины? Разве они с оружием в руках не боролись за ее независимость, жертвуя своими жизнями?
    ВИТАЛИЙ  СОЛОВЬЕВ. – Я считаю себя прогрессистом. А идеологии и коммунистов, и националистов – это формы общественного сознания вчерашнего дня. В них таятся зерна ненависти и нетерпимости к инакомыслию.
    НИКОЛАЙ  БЕРЕГОВОЙ. – Другими словами, ты считаешь себя интернационалистом?
    ВИТАЛИЙ  СОЛОВЬЕВ. – Нет, я не интернационалист. Я прогрессист, и поэтому считаю, что все нации и национальности имеют право жить так, как они считают нужным. А националисты пекутся только за свой народ.
    НИКОЛАЙ  БЕРЕГОВОЙ. (Обводит взглядом друзей). Все так думают.
    ИГОРЬ  ГОРЮНОВ. – Да, я тоже считаю себя прогрессистом. А национализм, как сказал один умный человек – это истерика патриотизма. И я с ним полностью согласен.
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. (Смутился. Пожимает плечами). Ну-у-у, националисты народ бескомпромиссный, а Украина страна многонациональная.
    НИКОЛАЙ  БЕРЕГОВОЙ. – (Раздраженно). Истерика патриотизма! Истерика патриотизма! Как можно такое сказать? Националисты с оружием в руках сражались против коммунистов и фашистов, а не устраивали истерики. Кол-ле-ги, мне с вами не по пути.
    Пауза.
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. – Не говори так. Мы все хотим видеть Украину независимой страной. А как граждане «семьи вольной новой» будут относиться к националистам – это уже от нас не зависит.
    ВИТАЛИЙ  СОЛОВЬЕВ. – Да, Николай, по-моему, ты напрасно хочешь покинуть нас. Сейчас нам по пути.
    НИКОЛАЙ  БЕРЕГОВОЙ. – (Размышляет). Извините, коллеги, я погорячился.
    ИГОРЬ  ГОРЮНОВ. – Ну, что, друзья, будем расходиться? Встретимся в следующую пятницу, и обговорим наши дальнейшие действия.
    ВИТАЛИЙ  СОЛОВЬЕВ. – Конечно, конечно. Только соберемся в городском парке, чтоб лишний раз не привлекать внимание соседей к нашим собраниям, и напрасно не пугать наших родителей.
    Виталий допивает чай и поднимается из-за стола. За ним поднимаются и все остальные. Друзья прощаются с Вадимом и уходят. Вадим уносит стаканы, и через нескольких мгновений возвращается с авторучкой и стопкой бумаг. Садится за стол и начинает писать. В комнату на цыпочках входит Аня. Она подходит к Вадиму сзади и ладонями закрывает ему глаза.
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. (Радостно). Анечка?
    АНЯ. (Целует Вадима в щеку). Это тебе за то, что ты не назвал меня другим женским именем. (Садится за стол напротив Вадима). Что пишем? Конспектируем труды классиков марксизма-ленинизма, или философов древней Греции?
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. – И ни то, и ни другое. Сейчас я пытаюсь составить программу максимум для тайного антикоммунистического кружка прогрессистов.
    АНЯ. (Удивленно). Да ну! И много людей в твоей подпольной организации?
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. – На данное время, вместе со мной, всего четыре человека. Но я надеюсь, и даже не надеюсь, а уверен в том, что скоро будет не четыре, а сто, тысяча, тысяча тысяч членов нашей организации.
    АНЯ. – И откуда такая уверенность?
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. – Анечка, ты внимательно оглянись вокруг и подумай – в какой стране мы живем? Она не пугает тебя?
    АНЯ. – Нет, не пугает. Страна – как страна. Жить можно.
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. – Аня, неужели ты не замечаешь, что наше государство - это политическая организация двойных стандартов. Нам средства массовой информации постоянно твердят о всеобщем равенстве в социалистическом обществе. А на самом деле, мы видим, бедно живущий, так называемый, простой народ и огромную прослойку управленческого аппарата, жирующую на полном государственном обеспечении, которая, спрятавшись за высокими заборами и охраной, плюет на законы. Мы постоянно слышим о свободе слова, но за всякую критику правительства людей закрывают в сумасшедших домах. Нам власть постоянно твердит о дружбе народов, и в тоже время посылает наши войска в дружеские нам страны для подавления массовых выражений недовольства. Нам радио и телевидение все уши прожужжали о неуклонном росте народного благосостояния, а в магазинах пустые полки, и вовсю процветает спекуляция. Конституция торжественно обещает гражданам Советского Союза свободу передвижения, а в действительности – поездки за границу им запрещены. Доходит до смешного – людей, сумевших удрать на постоянное место жительства в другую страну, считают предателями родины. Я думаю, наш народ не станет вечно мириться с обманом, которым нас постоянно пичкает советская пропаганда. Терпение его, в конце концов, лопнет, и он будет массово присоединяться к нам.
    АНЯ. – А в вашей группе с четырех человек одни только парни, или есть и молодые женщины?
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. – Женщин в нашей группе еще нет, но они обязательно появятся. Представительницы, так называемого, слабого пола тоже недовольны жизнью в нашей стране. Это я знаю с разговоров пассажиров в городском транспорте.
    АНЯ. – И вы, все четверо, не боитесь, что вами заинтересуется милиция? Мне люди рассказывали, что каких-то диссидентов, которые призывали к низвержению Советской власти, посадили в тюрьму.
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. – Это правда. Среди арестованных диссидентов есть писатели, поэты, кинорежиссеры, известные ученые. Но, невзирая на это, их все равно лишили свободы. Конечно, правоохранительные органы могут заинтересоваться и нашей деятельностью. Я давно хотел тебе сказать, но все как-то не решался, чтоб ты хорошо подумала, перед тем как выходить за меня замуж. Может так получиться, что ты останешься соломенной вдовой. И будешь тогда всю свою оставшуюся жизнь проклинать меня.
    АНЯ. (С мрачным видом). – Вадим, если ты меня разлюбил, или влюбился в какую-то революционерочку, то так прямо и скажи. Я тебя пойму и без страшных историй о, нависших над тобой опасностей.
    Вадим встает из-за стола, подходит к Ане, обнимает ее.
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. – Анечка, миленькая, как ты могла подумать, что у меня есть какая-то революционерочка? Никого у меня нет и быть не может. Я люблю только одну тебя, и мне никто другой не нужен.
    АНЯ. – Повтори то, что ты сказал.
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. – Я люблю только одну тебя, и мне никто другой не нужен.
    АНЯ. (Целует Вадима). Ты в последнее время перестал говорить, что любишь меня. Мне уже даже начало казаться, что ты разлюбил меня, и что свадьба, которую мы назначили на этот месяц, не радует тебя.
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. – Как ты могла такое подумать?
    АНЯ. – А что мне думать, если ты все выходные проводишь со своими друзьями на каких-то митингах?
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. – Не ревнуй ты меня к моим друзьям. У меня с ними чисто деловые отношения, которые никак не могут повлиять на мои чувства к тебе. И наша свадьба обязательно состоится в этом месяце, если ты только не боишься, что меня в любой момент может арестовать милиция.
    АНЯ. (С недовольным видом). Перестань меня пугать, а то я, действительно, могу подумать, что у тебя появилась другая женщина.
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. (Целует Аню). Тебя, действительно не пугает мое опасное увлечение?
    АНЯ. – Нет, не пугает.
     ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. - А я так боялся тебе о нем рассказать.
    АНЯ. – Глупенький мой. (Целует Вадима). Любящую женщину может испугать только измена мужчины, которого она любит. А все остальное для нее преодолимые препятствия. И больше никогда ничего не скрывай от меня. Твои таинственные исчезновения с друзьями сильно меня оскорбляли.
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. – Извини меня, пожалуйста. Я боялся тебе рассказывать о нашей группе прогрессистов. Думал ты меня покинешь.
    АНЯ. (Целует Вадима). – Никто тебя не хочет покидать. Только ты больше не секретничай за моей спиной. Обещаешь?
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. (Целует Аню). Обещаю.
    АНЯ. – Вот и хорошо. Давай сходим в ателье по пошиву одежды на примерку моего свадебного платья.
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. – Слушаюсь и повинуюсь, моя королева.
    АНЯ. (Смеется, легонько бьет Вадима кулаком по спине). Попробовал бы не повиноваться, приказала бы казнить.
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. – И какой казнью?
    АНЯ. (Целует Вадима). Нести меня на руках, вокруг всего моего королевства.
    Вадим берет на руки Аню и уносит. Появляются Ирина Семеновна и дядя Вася. Садятся за стол.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – Вася, ты говорил с друзьями Вадима, как я тебя просила?
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Да, говорил. Молодые люди очень серьезно настроены -  низвергать Советскую власть.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – И зачем им это нужно?
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Ими руководит юношеский максимализм. Я когда был в их возрасте, столько великих, как мне тогда казалось, дел наворотил, за многие из которых мне и сейчас еще стыдно.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. (Задумчиво). – Надо же такое придумать – низвергать Советскую власть. Разве ее можно уничтожить?
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Уничтожить можно все, только нужно знать - ради чего-то. Уничтожить, например, можно вино, перегнав его на самогон. Но вот вопрос (поднимает вверх указательный палец правой руки), нужен ли будет кому-нибудь потом этот самогон? (Пауза). А вино-то тю-тю! Нет его больше.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. (Возмущенно). – Вася, ты можешь о чем-то говорить, не вспоминая вино, пиво и водку?
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Нет ничего проще. Да, в нашей стране можно вместо Советской власти построить капитализм. Но это будет такой капитализм, с которого будут смеяться все капиталисты всех стран мира.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – И зачем нужен моему сыну такой капитализм? По-моему, при социализме он не голодал.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Ира, он вбил себе в голову мысль, что если отвергнуть марксистскую идеологию и провозгласить Украину самостоятельным государством, тогда благосостояние нашего народа увеличится во много раз. А наш Днепр превратится в молочную речку с кисейными берегами.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. (Говорит с сокрушенным видом). Это друзья надоумили его на такую глупость. Сам он до такого безумства не додумался бы. В школе он был отличником, и только несколько четверок не позволили ему получить серебряную медаль.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Тут не только друзья виноватые. Сейчас стало модным ругать Советскую власть. Я даже знаю одного директора завода, который выражал друзьям недовольство порядками, существующими в нашей стране.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – Так значит сейчас можно безнаказанно переделывать социализм в капитализм?
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Нет, конечно. За такие намерения сегодня судят и очень строго судят. И даже на веки вечные закрывают в сумасшедший дом. Ира, всякое государство, пока оно существует, оно обязано защищаться.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – Ты так спокойно говоришь, словно судьба твоего племянника тебе безразлична.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Ира, я сильно переживаю за судьбу Вадима, но что я могу сделать? Он встал на путь коренной перестройки государства, и только чудо может заставить его изменить свои намерения.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – Спасибо, утешил. (Задумалась). Может женитьба отвлечет его от глупых намерений - что-то менять в нашем государстве, и заставит думать в первую очередь о семье, а не о благосостоянии всего человечества.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Да, Аня хорошая девочка. И мне кажется - с характером. Такая может заставить мужа - изменить его взгляды на жизнь.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – Аня не плохая девочка, но ему нужна не такая жена.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. (Удивленно). А какая?
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – Ему нужна какая-нибудь студенточка, чтоб он мог с ней общаться наравне. А то в нее будет такая жизнь как у меня с моим мужем-инженером. Он вечно что-то чертил, какие-то проблемы с кем-то по телефону решал, а я возле него как бесплатное приложение была. Поэтому у нас всегда и ссоры возникали. Он одно хотел, я совсем другое, и если и уступали друг другу, то нехороший осадок на душе всегда оставался. Брак должен быть равным.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. (Смотрит на часы). Ира, извини, пожалуйста, мне нужно идти.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – Раз нужно, иди.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. (Встает из-за стола. Уходит. По дороге говорит сам с собой, при этом размахивает руками). Женщина – есть женщина, и ее уже не переделать: ее сына могут арестовать, а она беспокоится о том, что невеста в него не такая, как ей хочется.               
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. (Задумалась. Говорит сама с собой). Что делать? Что делать? Погоди-погоди, ведь я недавно встречала своего одноклассника Павла Демьянского. Он сказал, что работает майором в какой-то службе безопасности. Может по старой памяти к нему обратиться за помощью? (Задумалась). И что же я ему скажу? Скажу, что мой сын с друзьями агитирует людей протии Советской власти. А, вдруг, он сразу же арестует Вадима? В школе Паша был добрым, скромным мальчиком, но каким он стал теперь? Жизнь сильно меняет людей. Когда-то мы с Верой Дзюбой сидели за одной партой, а сейчас она директор какой-то фирмы, и не здоровается со мной, после того, как я, однажды, назвала ее Веркой в присутствии ее подчиненных. Кто знает: как за много лет изменился застенчивый пятиклассник, с которым я впервые в жизни поцеловалась?
    Входит Павел Демьянский.
    ПАВЕЛ  ДЕМЬЯНСКИЙ. – Здравствуй Ира. Извини, пожалуйста, что я вошел без стука. Входная дверь твоей квартиры была открыта.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. (Бьет руками по своим коленам). Вот, Василий, вечно что-то забудет сделать: то квартиру оставит незакрытой, то в магазин без денег пойдет, то вместо подсолнечного масла пиво купит.
    ПАВЕЛ  ДЕМЬЯНСКИЙ. – Это муж у тебя такой рассеянный человек?
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – Нет, мой муж уже шесть лет как умер. Это у меня брат с такими тараканами в голове. Садись. Тебя чем-то угостить? Коньяка у меня нет, но хорошей наливкой могу побаловать. Сама делала по очень древнему, бабушкиному  рецепту. И закуска соответствующая у меня есть.
    ПАВЕЛ  ДЕМЯНСКИЙ. (Садится за стол). Ты так приглашаешь попробовать свой чудо-напиток, что можно слюной подавиться. Но, спасибо, должен отказаться. Жена страшно не любит, когда я дома не ужинаю. Она мне тогда устраивает многочасовые скандалы.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. (Смеется). Все правильно - вас мужчин нужно держать в ежовых рукавицах, иначе вы быстро портитесь.
    ПАВЕЛ  ДЕМЬЯНСКИЙ. (Смеется). О, женская солидарность.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – (Смеется). Только так, и никак иначе. (Пауза).
    ПАВЕЛ  ДЕМЬЯНСКИЙ. – Ира, я пришел к тебе по очень серьезному делу.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – Паша, я слушаю тебя внимательно.
    ПАВЕЛ  ДЕМЬЯНСКИЙ. – В службу безопасности поступили сведения, что твой сын Вадим, вместе с тремя друзьями проводит антисоветские беседы в больших кинотеатрах города перед началом демонстрации фильмов. Эти сведения мне удалось припрятать, но так долго продолжаться не может. Подобные выходки твоего сына обязательно закончатся плачевно. Скорей всего его поместят в сумасшедший дом, и тогда и на его учебе в университете, и на всей дальнейшая карьере можно будет поставить жирный крест. Это в лучшем случае. А в худшем – после так называемого успешного лечения, он станет инвалидом на всю оставшуюся жизнь.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. (С умоляющим выражением лица). – Паша, подскажи, пожалуйста, что мне делать дальше? Он связался с какими-то прогрессистами, которые считают, что социализм нужно поменять на капитализм. Они собираются вместе, планируют - где и когда выступать перед большим скоплением людей, и рассказывают там разные стишки, позорящие Советскую власть.
    ПАВЕЛ  ДЕМЬЯНСКИЙ. – Расскажи сыну, что подобные его выступления пользы никому не принесут, а ему они навредят.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – От негодник! А мне он говорил: «Мама не волнуйся! За пропаганду прогресса еще никто никого не сажал в тюрьму».
    ПАВЕЛ  ДЕМЬЯНСКИЙ. –  За пропаганду прогресса, действительно, еще никто никого не сажал в тюрьму. Но он же не прогресс пропагандирует, а во всеуслышанье заявляет, что социалистическая система ведения хозяйства – враг прогресса. А это уже очень серьезное причина спрятать его за колючую проволоку
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – Может, ты сам с ним поговоришь?
    ПАВЕЛ  ДЕМЬЯНСКИЙ. – Я не могу этого делать по долгу службы.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. (Задумалась). Ума ни приложу – откуда в него взялись ненависть к Советской власти?
    ПАВЕЛ  ДЕМЬЯНСКИЙ. – Это не только в него. Сейчас стало модно ругать социализм. Даже многие руководители партии и правительства желают его скорейшего краха. Мне как-то по секрету признался главный идеолог коммунистов на Украине, что каждую субботу он закрывается в квартире, завешивает окна занавесками и слушает радиостанцию «Голос Америки».
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. (Удивленно). А ему-то что плохого сделал социализм? Кто-кто, а главный идеолог партии точно как сыр в масле катается.
    ПАВЕЛ  ДЕМЯНСКИЙ. – Он хочет большего. Ему нужна дача в Швейцарии, немецкий легковой автомобиль, молодая жена, потому что старая уже опротивела  и многое-многое другое, что иметь ему сейчас не позволительно.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – Ну, если этот социализм никому не нужен, то пусть его официально отменят.
    ПАВЕЛ  ДЕМЬЯНСКИЙ. – Есть подспудная жизнь страны, а есть официальная. Официально мы все атеисты, а в действительности, в основной свей массе, люди верят в Бога. Я полностью разделяю мировоззрение Вадима, но обязан преследовать его за антиправительственные высказывания. Иногда судьи не сдерживают слез, зная, что подсудимого нельзя наказывать, но все равно выносят ему обвинительный приговор. Тут уж никуда не денешься – так устроена наша жизнь.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – Паша, научи меня, что мне сказать моему сыну, чтоб он послушался свою мать. У меня он единственный ребенок.
    ПАВЕЛ  ДЕМЬЯНСКИЙ. – Скажи ему, что сегодня выступать открыто против существующих порядков в стране все равно, что делать себе харакири. Если он, действительно хочет бороться с марксисткой идеологией, то пусть сейчас теоретически доводит его несостоятельность, и готовит себя морально к изменениям в стране, которые рано или поздно обязательно произойдут. Скажи ему, что торопить события глупо, что все должно произойти в свое время. Яблоки кушать весной нельзя, потому что испортишь желудок. В поезд можно садиться только тогда, когда он остановится, иначе возникнет опасность - покалечиться. Участие в политических переворотах, назревающих в стране, следует, во-первых, хорошо обдумать, а, во-вторых, не делать опрометчивых шагов. Я не говорю хитрость, но элементарную осмотрительность соблюдать нужно.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – Паша, ты такой умный, и почему я за тебя замуж не вышла?   
    ПАВЕЛ  ДЕМЬЯНСКИЙ. (Смеется). Ты же не знала, что я буду майором.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. (Машет рукой). Да ну тебя. Разве я думала тогда, когда выбирала себе жениха, кто будет с них майором, а кто - инженером?
    ПАВЕЛ  ДЕМЬЯНСКИЙ. – А о чем ты тогда думала?
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – Ни о чем я тогда не думала. Просто мне больше нравились намного старше меня мужчины.
    ПАВЕЛ  ДЕМЬЯНСКИЙ. – Ты была счастлива с ним?
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – Что сейчас говорить об этом? Жила как все женщины в нашей стране живут. Были минуты, когда жалела, что вышла замуж за своего избранника, а были минуты, когда была счастлива с ним.
    ПАВЕЛ  ДЕМЬЯНСКИЙ. – Пойду я наверно. Хочу надеяться, что твой сын прислушается к моим предупреждениям.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – Спасибо тебе, Паша, за то, что проявил участие в судьбе  Вадима. Буду умолять его, на коленях перед ним стоять, но добьюсь, чтоб он больше не устраивал никаких лекций в кинотеатрах.
    Павел Демьянский встает из-за стола.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. (Тоже встает из-за стола). Я тебя проведу.
    ПАВЕЛ  ДЕМЬЯНСКИЙ. – Проведи. (Подходит к Ирине, целует руку. Уходят)
                Занавес.

                ДЕЙСТВИЕ  ВТОРОЕ.
    Комната. За столом сидят Ирина Семеновна и Анна Сергеевна
    ЛЮДМИЛА  СЕРГЕЕВНА. (Осматривается вокруг). – За то время, что я у тебя не была, в твоей квартире ничего не изменилось.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – Обленилась я, Анечка, на старости лет. Нужно бы ремонт сделать, а не хочется. Доживу я уже свой век как-нибудь без новых обоев.
    ЛЮДМИЛА  СЕРГЕЕВНА. – У тебя же взрослый сын есть. Пусть он ремонтом займется.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – Ну, во-первых, Вадим живет отдельно от меня на другом конце города, а, во-вторых, он очень занятый сейчас человек. Как-никак руководит многочисленной партией.
    ЛЮДМИЛА СЕРГЕЕВНА. – Он женат, и дети есть?
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – Женат. Детей, к сожалению, нет.  Жена его, Аня, сразу мне не нравилась. Но со временем я переменила свое мнение о ней. Когда Вадима арестовали при Советской власти, она не отказалась от него, передачи постоянно носила, и сейчас ему помогает в его общественной работе.
    ЛЮДМИЛА  СЕРГЕЕВНА. – Ты тоже в партии сына состоишь?
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. (Смеется). Политика меня никогда не интересовала. Я всегда молю Бога, чтоб он и Вадиму привил безразличие к митингам, собраниям, лозунгам и всякого рода мудрствованиям лукаво. Представляешь, мальчик не знает – что такое отдых и покой. К нему могут позвонить по делам партии и в будни, и в праздники, и днем, и среди ночи. И от журналистов вечно отбоя нет. И от простых посетителей спрятаться не может. И старики, и юные девицы приходят постоянно со своими проблемами. Кому-то квартира нужна, кого-то власть обидела, кому-то пенсию не дают, в кого-то муж скандалист, и всех их нужно выслушать.
    ЛЮДМИЛА  СЕРГЕЕВНА. – Зато он пользуется большой известностью в стране. А это не может не льстить его самолюбию.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – Люда, по-моему, известность приходит и уходит, а спокойной жизни хочется всегда.    
    ЛЮДМИЛА  СЕРГЕЕВНА. – А за что Вадима арестовывали?
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – Он и его друзья организовали группу так называемых «прогрессистов». Они выпускали листовки, в которых ругали, существовавшие в Советском Союзе, порядки. Однажды, к нам, по чьему-то доносу, нагрянула милиция, и нашла в шкафу пачку прокламаций с карикатурами на Генерального секретаря Коммунистической партии. Плохим он оказался конспиратором. Потом был закрытый суд, сына приговорили к десяти годам исправительных работ. Но вскоре Советский Союз распался, и он был амнистирован. А когда вышел на свободу, то сразу же занялся организацией партии «Движение». Вадим дал ей такое название, потому что хотел, чтоб она, как он выразился, «стала двигателем прогресса в стране».
    ЛЮДМИЛА  СЕРГЕЕВНА. – Не взирая на то, что твой сын был плохим конспиратором, он проявил себя  хорошим организатором. Его партия пользуется большим успехом в населения. В моем подъезде все соседи голосуют за нее, как за самую справедливую партию в стране.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – Да, много народа поддерживают моего сына и его единомышленников. На последних выборах в Верховный Совет более тридцати человек прошли в Парламент по спискам партии «Движение».
    ЛЮДМИЛА  СЕРГЕЕВНА. – Видно дружный коллектив подобрался в руководстве партии, если она стала такой известной.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – Коллектив-то дружный, но без завистников не обходится. К сожалению, успешная деятельность партии, вызвала в двоих, самых деятельных, помощников Вадима желание отстранить его от руководства «Движением», чтоб самим прославиться. Оказывается, не только в Советском Союзе, а и в независимой Украине может быть борьба за лучшее место под солнцем.   
    ЛЮДМИЛА  СЕРГЕЕВНА. – (Задумчиво). Как быстро время летит. Кажется, что совсем недавно был Советский Союз, а его вот уже более пятнадцати лет нет, и такое иногда складывается  впечатление, что никогда и не было такой страны.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – Люда, признаюсь тебе, я когда-то думала, что Советский Союз будет вечно существовать. Что нет такой силы на белом свете, которая способна сразиться с ним. Ведь его весь мир и даже Америка боялись. 
    ЛЮДМИЛА  СЕРГЕЕВНА. – И я так думала. Более того, я верила, что скоро у нас наступит коммунизм. Что идеи марксизма-ленинизма овладевают умами всего человечества, и капитализм вот-вот умрет. А оказалось, что умер коммунизм, а капитализм укрепился и процветает.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – А ты когда-нибудь думала, что мы будем жить в независимой Украине?
    ЛЮДМИЛА  СЕРГЕЕВНА. – Нет, конечно! А ты когда-нибудь думала, что мы будем плохо жить в независимой Украине?
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – Мне такое и в страшном сне не могло присниться. Украина входила в двадцатку самых развитых стран мира, и тут, вдруг, скатилась в группу наиболее бедных территорий. И это притом, что у нас самые лучшие в мире земли, великое множество всяческих полезных ископаемых, есть леса, озера и море. И нам достались в наследство от социализма мощные фабрики и заводы.
    ЛЮДМИЛА  СЕРГЕЕВНА. – Ира, а как страшно наблюдать за бомжами, которые роются в мусорных бачках. Немытые, дурно пахнущие, существа с одной стороны вызывают отвращение к себе, а с другой – сострадание, ведь им негде жить. И никого не тревожит их судьба. У меня волос становится дыбом, когда я хоть на одно мгновение представляю себя на их месте. При Советской власти все люди имели крышу над головой, и не было безработных.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – А меня, Люда, наибольше возмущает то, что основная масса населения находится за чертой бедности, а на улицах постоянные пробки, создаваемые легковыми частными автомобилями.
    ЛЮДМИЛА  СЕРГЕЕВНА. – Мне муж говорил, что многие богатые люди сейчас ездят на машинах, которые стоят сто тысяч долларов.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. (Удивленно). Сто тысяч долларов? Боже мой, какая огромная куча денег за простую железяку на колесах! Страшно подумать. Получается, что одни люди не знают - за что хлеба купить, а другие не знают – куда деньги девать. Что-то в нашем мире делается не правильно, не справедливо.
    ЛЮДМИЛА  СЕРГЕЕВНА. – Это и обидней всего. А еще мне муж показывал газету, в которой написано, что некоторые наши депутаты носят швейцарские ручные часы, стоимость которых превышает даже стоимость машин.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. (Удивленно). Поразительно! С чего же это нужно делать ручные часы, чтоб они стоили таких больших денег?
    ЛЮДМИЛА  СЕРГЕЕВНА. – Не знаю. Наверно с чистого золота и с алмазов.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. (Задумчиво). И зачем людям вообще сейчас нужны ручные часы, да еще и такие дорогие? Время можно узнать и по мобильному телефону. Мой сын тоже депутат Верховного Совета, но в него нет такой дорогущей цацки, и он хорошо обходится без нее.
    ЛЮДМИЛА  СЕРГЕЕВНА. – Твой сын скромный парень. А многие наши, так называемые, народные избранники не прочь, словно бы ненамеренно, выставить на показ перед незнакомыми дамами такую вещь, которую далеко не каждый простой смертный может позволить себе купить
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – Как дети, ей-богу – дайте им непременно такую игрушку, чтоб ею можно было похвастаться перед сверстниками, а то они плакать будут.
    ЛЮДМИЛА  СЕРГЕЕВНА – Да, серьезные люди так делать не будут. Ты не спрашивала в Вадима: почему наши парламентарии работают всего одну неполную неделю в месяц? И почему, как говорил мне муж, они до полудня еще обсуждают какие-то проблемы, а после перерыва на обед разбегаются кто куда. 
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – Спрашивала. Но бездеятельность многих наших законодателей для него самого загадка. Говорит, что все недобросовестные депутаты на его вопрос: почему они увиливают от работы? - лишь отделывают различными глупыми шуточками. Наверно, что не говори, а если человек не чувствует над собой постоянного контроля, добросовестно работать он никогда не будет.
    ЛЮДМИЛА  СЕРГЕЕВНА. (Тяжело вздыхает). Э-хе-хе. Где же взять постоянный контроль над нашими депутатами, если они сами себе пишут правила собственного поведения на работе? Видно не скоро Украина будет жить по справедливым законам, если нашим законодателям наплевать на свои прямые обязанности. (Пауза).
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – Люда, составь мне компанию – я хочу проведать больную куму.
    ЛЮДМИЛА  СЕРГЕЕВНА. – Если твоя кума живет где-то далеко, я не смогу поехать с тобой. Через час дети придут со школы, и их нужно и накормить, и присмотреть за ними, чтоб никакой шкоды дома или на улице не сотворили. У них сейчас такой возраст, что за ними глаз да глаз нужен. 
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – Не переживай, квартира моей кумы находится в соседнем подъезде нашего дома. Хоть у нас и нет дорогих швейцарских часов, но мы спланируем свое время так, что ты успеешь и накормить, и заняться воспитанием своих детей. Мы возьмем с собой бутылку наливки, изготовленной мной по очень древнему рецепту, составленному еще родителями моей бабушки, и не только проведаем больного человека, но и немного повеселимся.
    ЛЮДМИЛА  СЕРГЕЕВНА. – А закуска в твоей кумы имеется? Если человек заболел, он вряд ли сможет приготовить себе еду.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – Не переживай, подруга, мы, помимо выпивки, и закуску с собой возьмем.
    ЛЮДМИЛА  СЕРГЕЕВНА. – А муж твоей кумы не будет против таких посещений его больной супруги?
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – Ни мужа, ни родственников в нее нет. Она существует одна, как маленькая былинка на огромном поле
    ЛЮДМИЛА  СЕРГЕЕВНА. – Я согласна. От рюмки хорошей наливки грех отказываться.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. (Поднимает перед собой указательный палец). – Да еще в хорошей компании. Моя кума, хоть и больная женщина, но любит повеселиться.
    Ирина Семеновна и Людмила Сергеевна уходят. Появляются Вадим Чернобок и Аня.
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. – Друзья меня по телефону предупредили, что приедут сюда. Мы хотим сегодня все вместе отметить юбилей возникновения нашей группы «прогрессистов».
    АНЯ. – Почему вы вознамерились отмечать свой юбилей в твоей матери, а не в нас?
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. -  Свой праздник мы решили провести ни в чьей либо квартире, а на даче Николая Берегового. Там есть, где разгуляться. Просто, моим друзьям сюда удобней заехать за мной.
    АНЯ. – Они с женами приедут?
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. – Нет. Это будет строго мужская компания.
    АНЯ. (Сердито). – Не нравятся мне строго мужские компании. С разговоров своих сотрудников на работе, я знаю, что такие, строго мужские компании, очень быстро обрастают улыбчивыми, все знающими женщинами-советниками в коротких юбках и в прозрачных кофточках с глубоким декольте.
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. (Целует Аню). Аня, мы же на все мои деловые встречи всегда ездим вдвоем. А сегодня особенный случай. Мы собираемся с друзьями не только отмечать годовщину начала нашей общественной деятельности, а и решать финансовые, и организационные вопросы партии. Ты же хорошо знаешь, что их накопилось немало, и все они требуют немедленного своего разрешения.
    АНЯ. – Вы собираетесь устранить и раскол в партии?
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. – Раскол в партии устранить, наверно, уже не удастся. Но все равно что-то делать нужно. Может нам удастся найти какой-то, приемлемый для всех нас, выход из создавшейся ситуации. 
    АНЯ. – Ты не думаешь, что раскол партии организовали какие-то внешние силы, находящиеся за пределами нашей страны?
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. – Одно время у меня была такая мысль. Но потом, внимательно проанализировав действия людей, которые хотят устранить меня от руководства, мной же созданной, организации, я начал думать иначе. Понимаешь, сейчас выросло целое поколение молодых политических деятелей, которые считают, что лучше меня могут руководить моим детищем. А мне они предлагают, специально для такого случая придуманную, должность – почетного президента партии.
    АНЯ. (Возмущенно). Мерзавцы. Искренние патриоты называются. Они думают только о своей славе, а судьба страны им безразлична.
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. – Я никогда даже предположить не мог, что украинцы, патриоты, единомышленники независимой страны начнут драться за руководство в партии. Раньше мне казалось, что только коммунисты могут опуститься до того, чтоб разными грязными методами устранять людей с должностей, которые они хотят занять сами. Оказывается, и наши земляки в «семье вольной новой» тоже научились так поступать. Ты себе не представляешь – как тяжело слышать незаслуженные упреки с уст людей, которых считаешь своими самыми близкими друзьями.
    АНЯ. – Не даром есть пословица – где два украинца, там три гетмана. Так было, так есть и так будет всегда.
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. (Морщится). Аня, мне не нравится эта пословица. Ее придумали наши злостные враги. Да есть разногласия в партии, но они обязательно сгладятся со временем. Украинцы хорошие люди. Все, что есть плохое сейчас в их характере – это пережитки нашего коммунистического прошлого.
    АНЯ. (Говорит в сторону). – Святая наивность. Нечего обманывать себя - украинцы люди как люди, и ничто человеческое, в том числе и предательство, им не чуждо. (Обращается к Вадиму). Будем надеяться на то, что Бог, после твоих молитв, наставит наших врагов на путь истины.
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. – На Бога мы, конечно, надеяться будем всегда, но и сами что-то делать станем. Сидеть, сложа руки, мы не намерены. Слишком много трудов нам стояла организация партии.
    Входит Виталий Соловьев.
    ВИТАЛИЙ  СОЛОВЬЕВ. – Аня, здравствуй! (Целует ей руку). Все боится времени, а время боится Ани. Ты с каждым годом становишься все краше и краше.
    АНЯ. (Смеется). Ложь, а какая приятная.
    ВИТАЛИЙ  СОЛОВЬЕВ. – Я всегда говорю лишь правду, только правду и ничего кроме правды. Разреши на сегодня забрать твоего мужа.
    АНЯ. – А если не разрешу, тогда что будет?
    ВИТАЛИЙ  СОЛОВЬЕВ. – Не будь такой жестокой. Тогда Вадим не попарится в новой финской бане нашего друга, Коли Берегового.
    АНЯ. (Смеется). Он у меня и так чистый. Я его вчера только мыла новой мочалкой самым тщательным образом.
    ВИТАЛИЙ  СОЛОВЬЕВ. – А шашлыками особого приготовления ты сможешь его накормить?
    АНЯ. Нет, шашлыками особого приготовления я мужа накормить не смогу. Это блюдо исключено с нашего семейного рациона.
    ВИТАЛИЙ  СОЛОВЬЕВ. – А в нашем сегодняшнем рационе шашлык особого приготовления будет.
    АНЯ. (Смеется). Ну, если так, тогда я его отпускаю, потому что муж потом всю оставшуюся жизнь будет жаловаться всем, что из-за моего каприза не попробовал бараньего мяса, приготовленного, неизвестным доселе, способом.
    ВИТАЛИЙ  СОЛОВЬЕВ. (Кланяется Ане). – Спасибо, ваше величество. Век буду благодарен тебе за твою доброту. Будут ли какие-то дополнительные приказы с твоей стороны?
    АНЯ. (Смеется). Пользуясь всей полнотой, данной мне, власти приказываю: чтоб сегодня вечером ты возвратил мне моего мужа в целости и сохранности.
    ВИТАЛИЙ  СОЛОВЬЕВ. (Складывает перед собой ладони). – Слушаю и повинуюсь. Спасибо за твое великодушие. (Обращается к Вадиму). Поехали, дружище, нас ждут великие дела.
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. (Целует жену). Не скучай тут без меня.
    АНЯ. – (Смеется). – Иди уже, а то я сейчас расплачусь.
    Вадим и Виталий уходит. Аня в раздумье смотрит им вслед.
   АНЯ (Говорит сама с собой). – И ребята хорошие, и дружат давно, а единой командой назвать их нельзя. Чувствуется, что каждый с них что-то свое преследует в жизни. В партии давно уже раскол назревал, а решительных, конкретных противодействий этому процессу с их стороны не наблюдался. Иногда я думаю, а если, вдруг, кто-то с друзей мужа станет президентом страны, он возьмет своим помощником Вадима, или - нет? И с горечью в душе осознаю, что мой муж будет лишний в его команде. Ему не понадобятся услуги деловой, известной всей стране личности. Он окружит себя бездарностями, чтоб на их фоне выглядеть величественней.
    Входят Вадим и его друзья. Игорь Горюнов и Николай Береговой здороваются с Аней.
    АНЯ. (Обращается к мужу). Вадим, что случилось?
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. – В машине оказалась небольшая поломка. Шофер обещал ее скоро устранить.
    АНЯ. – А если шофер не починит машину?
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. – Закажем такси. Наш праздник должен состояться, невзирая на все козни природы, техники и злых потусторонних сил.
    АНЯ. (Обращается к мужу). Свари гостьям кофе.
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. – Подождем маму. Я не знаю, что и где она хранит, и поэтому боюсь вместо кофе ненамеренно сварить какое-то новейшее ее лекарство, а мои друзья на здоровье не жалуются.   
    ИГОРЬ  ГОРЮНОВ. – Не нужно никакого кофе. Мы скоро уезжаем.
    Вадим и его друзья рассаживаются за стол. Входит дядя Вася.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. (Весело и снисходительно). Привет бывшим прогрессистам.
    Вадим, Виталий и Николай дружно говорят: «Здравствуйте».
    ИГОРЬ  ГОРЮНОВ. –  Это почему же бывшие прогрессисты? Мы были, есть и будем действующими прогрессистами. Никаких «бывших» среди нас нет, принципам своим мы не изменяли, и не собираемся этого делать в дальнейшем.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – И что же вы, как прогрессисты, сейчас творите?
    ИГОРЬ  ГОРЮНОВ. – Ведем борьбу за запрет Коммунистической партии и ее символики. За полную декоммунизацию страны. За расширение сферы пользования украинским языком. За пересмотр истории нашей страны, которую Советская власть безбожно искажала. За превращение милиции в полицию…
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – (Перебивает Горюнова с иронией в глоссе). За перекраску крыш домов в желто-синий цвет. Все, перечисленные вами, мероприятия, если вы считаете их нужными для страны, можно решать мимоходом в процессе повседневной жизни. А что вы действительно делаете для прогресса нашей страны? Для ее технического и научного развития, для роста экономики?
    НИКОЛАЙ  БЕРЕГОВОЙ. – Мы помогали развалить Светский Союз и тем самым подготавливали почву для прогресса в истинном значении этого слова. Не прогресса в представлении коммунистов, который никому не нужен, а прогресса в понимании всего прогрессивного человечества. А сейчас пусть люди сами проявляют инициативу, которую семьдесят лет глушили, ненавистные народу, марксисты.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Вы помогли разрушить промышленность Советского Союза…
    НИКОЛАЙ  БЕРЕГОВОЙ. (Перебивает дядю Васю с нотками недовольства в голосе) – Да, помогли, потому что она была не конкурентно способной на мировых рынках. Все наши заводы и фабрики выпускала продукцию, которая нигде, даже в собственной стране, не пользовалась спросом. Наши девушки и парни, да и пожилые люди тоже, мечтали ходить в заграничной одежде.
    АНЯ. – А за джинсовые штаны мы были готовы платить контрабандистам сумасшедшие деньги.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Джинсовые штаны, нам значит, нужны, а пароходы на Днепре и на море, и оросительная система юга Украины, и высокоточные станки больших предприятий нам уже не нужны?
    НИКОЛАЙ  БЕРЕГОВОЙ. – Лес рубят, щепки летят. Может что-то, действительно можно было уберечь от разрушения, в суматохе противостоянии с, проклятым всеми, социализмом, но этого, к нашему большому сожалению, не случилось. Зато теперь мы можем развиваться с чистого листа в едином русле всего человечества. И у нас обязательно появятся и пароходы на Днепре, но только более экономные, чем были раньше, и оросительная система засушливого юга, но более прогрессивная, чем она была при Советской власти и многое-многое такое, что коммунистам и не снилось.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Неужели вы не видите, что наше население нищает?
    НИКОЛАЙ  БЕРЕГОВОЙ. – Хоть как это и не звучит цинично, но наше полунищее население само в этом виновато. Ему дали европейскую страну, в которой каждый может быть богатым, если проявить хоть немного творческой инициативы. Ему дали, образно выражаясь, удочку, и сказали: лови себе рыбу. Но он же не хочет этого делать. Народ обленился при Советской власти, потому, что привык, словно подачку, все брать от государства. А государство не обязано что-то давать своим гражданам. Люди должны быть деятельными личностями, а не рабами, выросшими на крохах подаяния. Только тогда они не будут бедняками. Еще великий Белинский сказал: «Бедность не порок, а хуже порока. Бедняк – подлец, который должен сам себя презирать, как пария, не имеющего права даже на солнечный свет». И я с ним вполне согласен. Люди должны убить в себе раба, и стать истинными хозяевами своей земли.
    АНЯ. (Удивленно). Неужели Белинский мог такое сказать?
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Что-то сомнительно, чтоб просветитель и демократ Белинский мог так выражаться. На него это не похоже.
    НИКОЛАЙ  БЕРЕГВОЙ. – Мог. Прочитайте его письма к Герцену.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Вы сказали, что у нас европейская страна?
    НИКОЛАЙ  БЕРЕГОВОЙ. – Да, я так сказал, так оно есть, и я счастлив, что живу в такой стране.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. (Удивленно). Неужели вы не видите, что коррупция в Украине проникла во все поры народного хозяйства? Что в нас продажная полиция и суды? Что в нас процветают бандитизм, рэкетирство и воровство бизнеса? Почему вы с этим злом не боретесь? Почему потух ваш энтузиазм прежних лет? Где ваша энергия самопожертвования? Почему вы могли бросить вызов коммунистической системе и пасуете перед мерзостями современного мира? Почему революционеры, вдруг, перестают быть революционерами, и начинают презирать своих бедных соотечественников? Вы мне это можете объяснить?
    ИГОРЬ  ГОРЮНОВ. – Да, мы знаем, что в Украине существует много негативных явлений. Но что вы хотите? – она еще молодая страна. Со временем все уляжется, все утрясется. Все, существующие сейчас беды – это отрыжки нашего коммунистического прошлого. Моисею понадобилось сорок лет водить своих соотечественников по пустыни, чтоб они морально переродились. А мы еще и двадцати лет не прожили самостоятельной жизнью.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Боже, какой дурацкий пример вы только что привели.
    ИГОРЬ  ГОРЮНОВ. – Почему – дурацкий? Он взят с Библии.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – По-вашему, все бедное население нашей страны должны еще двадцать с лишком лет перевоспитываться в полной нищете? Да Сталин благородней поступил, чем вы и ваш Библейский Моисей. Он сорок лет не мучил своих подданных, а взял и перестрелял всех, кто не верил в идеалы всеобщего равенства.
    ВИТАЛИЙ  СОЛОВЬЕВ. – Однако, у вас странное понятие благородного поступка тирана и убийцы.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Ничуть не хуже вашего. По-моему, более гуманно - человека сразу застрелить, чем сорок лет водить его по пустыне, пока он не умрет в безводных песках, все время, изнывая от жажды.
    ВИТАЛИЙ  СОЛОВЬВ. – Вы оправдываете Сталинский террор?
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Нет, не оправдываю. Я не сторонник Сталина, как и не сторонник Моисея. Это два сапога пара, которые ради, поставленной перед собой, цели готовы убить столько своих соотечественников, сколько посчитают нужным.
    ИГОРЬ  ГОРЮНОВ. (Удивленно) – Это надо же – ставить на одну доску и Сталина, и Моисея.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Они сами стали на одну доску. И не только они. Человеческая история полна тиранами помешанных на идеологической почве. 
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. (Крутит головой). Ну, дядя, не ожидал я от тебя такой странной философии.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. (Мрачно). – Нужно хорошо постараться, чтоб в моих словах узреть философские изречения. По крайней мере, вещать истины я не собирался. Мне лишь хотелось высказать свое удивление: почему твои друзья, вдруг, перестали интересоваться проблемами экономики государства, которое стремились создать? И вообще, не боитесь ли вы, друзья мои дорогие, что самые умные и самые физически развитые люди покинут нашу страну, не дождавшись сорокалетнего Библейского срока возрождению страны? Пословица: «Там родина, где нам хорошо» не сегодня и не мной придумана. Люди хотят сытно жить сейчас, а не ждать манны небесной в далеком будущем.
    НИКОЛАЙ  БЕРЕГОВОЙ. – Если люди не перестанут в первую очередь думать о своем благополучии, а потом о родине, Украина никогда не будет богатой страной.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Вы сейчас слово в слово повторяете нравоучительные изречения коммунистов. Они тоже говорили, что интересы государства должны быть у советских граждан на первом месте, а все проблемы личного характера отодвинуты на второй план.
    НИКОЛАЙ  БЕРЕГОВОЙ. – Вы забываете, что социалистическая страна и современная страна – это разные страны. Советский Союз был мачехой для нашего народа, и с ним нужно было бороться. А современная страна – это мать наша родная. А все нормальные люди сначала беспокоятся о матери, а потом о себе.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Кто ж вам сказал, чтоб вы не беспокоились о родине. Боритесь с коррупцией, с рейдерскими атаками на бизнес, с разгулом беззакония в стране, и это будет ваше беспокойство о родине.
    НИКОЛАЙ  БЕРЕГОВОЙ.- Для того чтобы проходила успешная борьба с коррупцией, рейдерскими атаками на бизнес и так далее, и тому подобное, нужно сначала, чтоб люди сами осознали, что нельзя давать взятки, что нужно уважать чужую предпринимательскую деятельность, что нужно активно искать свою нишу в производственном процессе страны. А для этого требуется время. Без осознания людьми простой истины, что необходимо быть законопослушными гражданами, никакие героические усилия ни революционеров, ни прогрессистов не наведут в стране порядок.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. (Взволнованно). – Так нет же в стране ни законов, стоящих, на страже интересов всех слоев населения, ни не коррумпированных  государственных структур, ни честных правоохранительных органов.
    ВИТАЛИЙ  СОЛОВЬЕВ. – Все будет, но нужно время. 
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Что вы все заладили: нужно время, нужно время? Кто так говорит, тот не имеет морального права называть себя ни революционером, ни прогрессистом. Так могут высказываться только люди, судьба отечества которым безразлична.
    НИКОЛАЙ  БЕРЕГОВОЙ. – Извините, пожалуйста, дядя Вася, но это уже не вам решать – кому как называться.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. Конечно, конечно, - не мне. (Задумался). – Я, кажется, только что открыл для себя страшную тайну.
    ВИТАЛИЙ  СОЛОВЬЕВ. – И какую же такую тайну вы для себя открыли сейчас, если не секрет?
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Никакого секрета нет. Вы, дорогие мои друзья, считали, что плохо жили при Советской власти, вот у вас и появилось желание – устранить ее. А сейчас каждый из вас неплохо устроился в жизни, и воевать со всеми мерзостями в государстве у вас нет резона. А на благополучие страны и собственного народа и в первом, и во втором случае вам было наплевать.
    ВИТАЛИЙ  СОЛОВЬЕВ. – Вы считаете, что люди могут рисковать карьерой, здоровьем и даже жизнью исходя только со своих шкурных побуждений?
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – А почему – нет? Жулики же рискуют и здоровьем, и жизнью ради наживы.
    Аня, Вадим, Игорь, Виталий и Николай смеются.
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. (Вытирает рукой слезы на глазах). Ну, дядя Вася ты сегодня такие перлы остроумия выдаешь, что не смеяться нельзя. Значит, я, по-твоему, главарь одной из бандитских шаек, под названием - партия «Движение»?
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Нет, конечно. Я ни тебя, ни твоих друзей к жуликам не причисляю. Я лишь хотел сказать, что люди часто рискуют и карьерой, и даже своей жизнью, совсем не руководствуясь высокими, благородными целями.
    НИКОЛАЙ  БЕРЕГОВОЙ. – А вам жилось хорошо при Советской власти?
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Да, жилось хорошо. По крайней мере – лучше, чем сейчас.
    НИКОЛАЙ  БЕРЕГОВОЙ. – Почему же вы не встали на защиту Советского Союза с оружием в руках, когда такая защита ему была нужна?
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Я уже думал над этим вопросом.
    ИГОРЬ  ГОРЮНОВ. – И-и-и, какой результат ваших многочасовых размышлений?
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Видите ли, основная масса людей, а я причисляю к ней и себя, каждый день занимается своими маленькими и большими проблемами, и меньше всего думает о том, кто руководит страной. Вы предложите обыкновенным прохожим на улице, за большие деньги, назвать фамилии всех министров действующего правительства. Я гарантирую вам отрицательный результат подобного эксперимента. Так само большинство населения любой страны не интересуется замыслами общественных деятелей. Много ли телезрителей выслушивают от начала до конца речи своего президента? Различными перестройками, реформами, организацией массового недовольства, изменением государственного устройства занимается небольшая, политически активная, прослойка людей. Это своего рода разделение труда: кто-то работает и не думает о проблемах страны, а кто-то только то и делает, что думает о проблемах страны и не работает. Иногда люди верят политикам, иногда - нет. А иногда они с молчаливым безразличием наблюдают за действиями реформаторов и, веря, и не веря им, и не зная как поступить в, свалившихся на их голову событиях. Так вот, во время развала Советского Союза, основная масса граждан застыла в недоумении – что им делать дальше? Я тоже в глубине души надеялся: авось и в самом деле капитализм гарантирует нам лучшую жизнь, чем она была до этого, и спокойно наблюдал за развалом страны, в которой родился.
    ВИТАЛИЙ  СОЛОВЬЕВ. – Теперь. Когда вы отошли от шока, не хотите ли снова восстановить Советскую власть?
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Нет, поздно ее уже восстанавливать. Если она и возродится когда-нибудь сама собой, то это произойдет не в скором времени, и не в таком виде, как она была до своего развала. Люди учтут все ошибки внедрения в жизнь идеи всеобщего равенства, и больше повторять их не будут.
    ИГОРЬ  ГОРЮНОВ. – (Удивленно). Вы еще надеетесь на возрождение в будущем Советской власти?
    ДЯДЯ  ВАСЯ – Неисповедимы пути Господни и дороги, коими Он находит человека. А сейчас нам остается лишь надеяться на то, что политики, которые были могильщиками коммунизма, возьмутся за ум и наведут порядок в нашей, ставшей независимой, Украине. Но они зажрались, и не хотят этого делать. А жаль. Видно судьба у меня такая – умереть в нищете. А хотелось бы хоть перед смертью пожить в свое удовольствие.
    ВАДИМ  ЧЕРНОБОК. (С примиренческими нотками в голосе). Дядя Вася, я вас сегодня не узнаю. Вы, обычно всегда такой спокойный и рассудительный собеседник, а сейчас наговорили нам массу грубостей, которых мы совсем-совсем не заслужили.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – (Спокойным голосом). Извините, дорогие мои друзья, если я вас обидел. Я уже и сам замечаю, что с годами превращаюсь в брюзгливого старика. Не обращайте на меня внимания, и занимайтесь своим делом без оглядки на слова, вечно чем-то недовольных стариков. Их много в нашей стране – всех не переслушаете.
    Входит шофер.
    ШОФЕР. (Радостно). Паны депутаты, машина исправна. Можно ехать.
    Все, кроме Ани и дяди Васи уходят. Уходя, Вадим целует Аню.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. (Провожает взглядом Вадима и его друзей. Говорит сам с собой). Паны депутаты. Действительно – паны. Ни граждане, ни друзья, ни товарищи, ни добродетели, ни благодетели, ни просто – уважаемые, а паны. Боже, какое мерзостное слово!
    АНЯ. (Смеется). Почему вы не любите своего племянника?
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Кто вам сказал, что я его не люблю? Он вырос на моих руках, как я могу после этого не любить его? Я всегда во всем помогал ему. И сейчас принимаю самое активное участие в его избирательной кампании за место в Парламенте.
    АНЯ. – Вы настолько резко высказывались в адрес Вадима и его друзей, что я грешным делом так подумала. Мне приятно было осознать свою ошибку.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – В полемическом азарте, я иногда не сдержан на язык. Но это никоем образом не вызвано моими личными симпатиями или антипатиями к людям, с которыми расхожусь во взглядах. Просто я так спорю со всеми, кому хочу доказать свою правоту. Согласен, со стороны это выглядит не хорошо, но у меня иначе не получается вести словесное состязание.         
    АНЯ. – Я так и не поняла, почему вы требуете от Вадима и его друзей, чтоб они непременно оказывали активное противодействие нашему правительству.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – И не могла понять, потому что я не требую от Вадима и его друзей оказывать активное противодействие нашему правительству. Я лишь высказал моим дорогим друзьям удивление: почему они были прогрессистами во времена Советского Союза, и перестали ими быть сейчас? Но теперь на эту тему я с молодыми людьми уже говорить не собираюсь, потому что во время бурного обмена мнениями с ними я уяснил для себя суть этой проблемы.
    АНЯ. – И в чем же суть, простите за тавтологию, сути этой проблемы?
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Сейчас я объясню ее на простых примерах. Скажите мне, пожалуйста, чем сейчас занимается Николай Береговой?
    АНЯ. – Он собственник нескольких больших конфетных фабрик. Его доходы достигают  ста миллионов долларов в год. Часть своей прибыли Береговой выделяет для нужд нашей партии, и поэтому он всегда числится вторым номером в списках кандидатов в депутаты от партии «Движение». Первый номер, что вполне естественно закреплен за Вадимом, и против этого никто не спорит.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. (Поднимает вверх указательный палец). Во-о-от. Зачем владельцу нескольких больших конфетных фабрик бороться с коррупцией и чиновничьим беспределом? А чем занимается Виталий Соловьев?
    АНЯ. – Точно не могу сказать. Но знаю, что он авторитетный человек в оптовой торговле продуктами питания. Соловьев тоже дает много денег для нужд партии, и числится третьим номером в списках кандидатов в депутаты от партии «Движение».
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Во-о-от, зачем Виталию Соловьеву нужно честное правительство? А чем занимается Игорь Горюнов?
    АНЯ. – Игорь Горюнов посвятил себя научной деятельности. Он скрупулезно изучает все архивы, которые были засекречены во времена Советского Союза. И на основе полученных, ранее не известных широким слоям населения, данных, освещает в научной литературе многие исторические события, происходившие в Украине, в новом, уже правдивом свете. Он, например, нашел документы, в котором зафиксирована договоренность между Сталиным и Гитлером, о совместном нападении Советского Союза и Германии на мирную Польшу. Представляете, каким циничным человеком был Сталин.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – И вы считаете раздел мирной Польши между двумя государствами, который произошел после тайной договоренности между Гитлером и Сталиным мероприятием нечестным?
    АНЯ. – Конечно, нечестным! Как это – взять и поделить между собой чужую, веками сложившуюся, территорию, словно буханку хлеба? Так делать нельзя.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Вполне с вами солидарен по данному вопросу. И поэтому, чтоб восстановить историческую справедливость, давайте отдадим назад мирной Польше Западную Украину, которую Сталин цинично в нее забрал.
    АНЯ. – Нельзя отдавать Польше Западную Украину.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Не хорошо, не хорошо, дитя мое, отказываться от восстановления исторической справедливости.
    АНЯ. (Растеряно говорит в сторону). Оказывается, не простой человек дядя Вася – умеет задавать каверзные вопросы. (Обращается к дяде Васе). Я даже не знаю, что вам ответить. Мне нужно предварительно посоветоваться с Вадимом.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. (Неестественно серьезно). Конечно, конечно, Анечка, нужно обязательно посоветоваться с мужем. А то мы с тобой сейчас отдадим Польше Западную Украину, а он, вдруг, начнет возмущаться нашим поступком. (Пауза). Итак, продолжим. Игорь Горюнов, как честный историк нового поколения числится четвертым номером в списках кандидатов в депутаты от партии «Движение».
    АНЯ. – Нет. Он числится пятым номером в списках кандидатов в депутаты от партии «Движение». Четвертый номер был отдан Петру Григорьевичу Чухмарову, человеку, неожиданно разбогатевшему на поставках нефти в Украину.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – За что же Вадим так обидел своего друга?
    АНЯ. – Петр Григорьевич дал большую сумму денег на нужды партии, и попросил взамен этого включить его в списки кандидатов в депутаты от партии «Движение» под четвертым номером. Вадим, Виталик и Николай попросили Игоря, в интересах дела, согласиться на пятый номер в списках кандидатов в депутаты. И он пошел навстречу пожеланиям друзей.   
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Все правильно: сначала деньги, а потом идеология. Так было, так есть и так всегда будет.
    АНЯ. – (Печальным голосом). Дядя Вася, зачем же вы так говорите? Самоотверженная работа вашего племянника в партии не заслуживает подобных обвинений.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Прости доченька брюзгливого старика.
    АНЯ. (Примирительным голосом). Вам, действительно что-то не нравится в деятельности партии «Движение».
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – (Размышляет). Как тебе так сказать, чтоб не обидеть ни Вадима, ни тебя, ни ваших богатых друзей?
    АНЯ. – Говорите, как думаете, только не ругайтесь.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Мне кажется в программе партии избыток общих фраз, таких, например, как: «Добиться роста экономики страны» или «Повысить уровень благосостояния граждан».
    АНЯ. – Мне кажется – хорошие фразы.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Фразы-то хорошие. Но они находятся на вооружении всех партий и правительств, которые только были в независимой Украине на всем протяжении ее существования. Не знаю - как тебе? – а мне лично надоело постоянно слышать слова: «Мы намерены», «Мы планируем», «Мы хотим», «Мы стараемся», «Мы разрабатываем», а дела в стране идут все хуже и хуже. По-моему партия с гордым названием «Движение» должна в своей программе указывать: в каком году и что конкретно она хочет сделать хорошего для государства и народа. А без такой реально существующей программа, каждая партия, как бы она не называлась, будет не дееспособной.
    АНЯ. – Дядя Вася, вы просто находитесь еще одной ногой в Советском Союзе. Это Коммунистическая партия торжественно заявила в своей программе, что нынешнее поколение людей будет жить при коммунизме. И что? Опозорилась она. А мы не хотим опозориться.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – А, по-моему, лучше что-то делать и опозориться, чем ничего не делать и быть на вершине славы.
    АНЯ. – Дядя Вася, мы с вами по-разному думаем.
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Мне хотелось ответить тебе: я это уже вижу, но передумал. Пойду, доченька, лучше выпью в своем кафе сто грамм водки.
    АНЯ. (Удивленно). У вас есть собственное кафе?
    ДЯДЯ  ВАСЯ. (Смеется). Не собственное, а свое. Так я называю питейное заведение, где водка продается по цене самогона местной самогонщицы.
    АНЯ. (Удивленно). Как такое может быть?
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Сам удивляюсь. (Восторженно). Вот что значит предпринимательская смекалка. Поневоле начнешь уважать капиталистическую торговлю, которая пытается в полной мере удовлетворить запросы всех слоев населения.
    АНЯ. (Испуганно). Так может водка в этом кафе низкого качества?
    ДЯДЯ  ВАСЯ. – Все может быть, но мне она по карману. (Уходит. По дороге говорит сам с собой). Украинцы пьют дорогую водку, и закусывают красной икрой в лице лучших своих представителей, к которым я не принадлежу.
    АНЯ. (Смотрит вслед уходящему дяде Ване. Говорит сама с собой). И умный, кажется мужчина, а идет пить водку, от которой недолго и отравиться. Разве можно покупать дешевые продукты питания? Так ведь можно получить и язву желудка, и цирроз печени, и другие всякие болезни. Сейчас в дешевые продукты питания нечистоплотные производители добавляют различные вредные добавки, чтоб удешевить свою продукцию. (Пауза). Пойду, пройдусь по магазинам, все равно делать нечего. Давно не была в ювелирном магазине, хотелось бы новые золотые сережки купить. (Уходит).   
    Появляется Ирина Семеновна. Она в состоянии небольшого опьянения.
    ИРИНА  СЕМЕНВНА. – Соседи говорят, что ко мне сын с Аней приезжали, а меня дома не было – это плохо. Но то, что я больную куму проведала – это хорошо. Боже, какие мерзавцы все мужчины! Не успеют женщины, которым они на коленях клянутся в вечной любви, заболеть, как тут же исчезают в неизвестном направлении. Моя кума тому пример. Лежит теперь она бедная одна в пустой квартире. Нужно вешать неверных мужей на центральных городских площадях, а всем женщинам ходить и плевать на них. Я бы тоже пошла плюнуть на такого негодяя, чтоб насладиться торжеству справедливости.
    Появляется Павел Демьянский.
    ПАВЕЛ  ДЕМЬЯНСКИЙ.- Здравствуй Ира.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. (Радостно) О! Паша! Ты откуда взялся?
    ПАВЕЛ  ДЕМЬЯНСКИЙ. – В двери вошел.
    ИРИНА  СЕМЕНВНА. – А кто тебе их открывал?
    ПАВЕЛ  ДЕМЬЯНСКИЙ. – Наружная дверь была открыта.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. (Кивает головой с печальным выражением лица). Вот видишь, Паша, старею я. Так могут прийти в дом бандиты и убить меня. И никто не будет плакать за мной. (Плачет). Я хо-чу-у жить. 
    ПАВЕЛ  ДЕМЬЯНСКИЙ. (Обнимает Ирину Семеновну). Бери меня в бесплатные телохранители, и никакие бандиты нам не будут страшны.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – Это правда, Паша? Ты не смеешься над несчастной-несчастной женщиной?
    ПАВЕЛ  ДЕМЬЯНСКИЙ. – Я когда-нибудь смеялся над тобой?
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. (Крутит в разные стороны головой). Ни-ког-да! Твое предложение нужно замочить. У меня для этого имеется наливка, изготовленная по о-о-чень древнему рецепту.
    ПАВЕЛ  ДЕМЬЯНСКИЙ. – Может не нужно, Ира?
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – Нужно, Паша, нужно! Твое предложение мне сильно-сильно понравилось. Оно достойно того, чтоб его замочить. Садись, и жди меня. Не вздумай пропасть. (Уходит).
    ПАВЕЛ  ДЕМЬЯНСКИЙ. (Садится за стол. Говорит сам с собой). Проходят годы, а я не перестаю любить Иру. (Пауза). Даже не знаю - чем это объяснить? Много я женщин встречал в своей жизни, а все равно бывшую свою одноклассницу никогда не забывал. И жена у меня была красавица, умница, отличная хозяйка. Многие мужчины засматривались на нее, и завидовали мне. (Задумался). Жалко женщину, умерла в расцвете сил. Никогда ничем не болела, к врачам не ходила, вот и проглядела рак груди. Конечно, я бы жену никогда не покинул ради другой женщины, но все равно я ее никогда так не любил, как Иру. Правда, я не искал с ней встреч, но всегда интересовался личной жизнью своей зазнобушки. И Вадима, сына ее пытался, как мог уберечь от тюрьмы. А когда парня все же арестовали, из-за его неосторожных высказываний на работе, то сделал все от меня зависящее, чтоб представить его перед судом не как одного из членов антиправительственной организации, а как диссидента-одиночку. И поэтому он получил десять лет исправительных работ, а не пятнадцать. Хороший парень, жалко только, что вокруг него начали крутиться темные личности, которые могут погубить его карьеру политического деятеля.
    Появляется Ирина Семеновна с бутылкой наливки, вазой с конфетами и двумя рюмками, и все это ставит на стол. Садится радом с Павлом Демьянским.
    ПАВЕЛ  ДЕМЬЯНСКИЙ. – Ира, я пришел к тебе вот по какому вопросу.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – Тихо! Больше не слова. Давай, сначала выпьем за твой приход, а потом ты будешь говорить все, что найдешь нужным. Беседа на сухое горло обычно проходит со скрипом, и быстро заканчивается. А мне нужен сейчас собеседник на долго-предолго.
    Ирина Семеновна наполняет рюмки. Павел Демьянский пьет, а Ирина Семеновна только пригубливает рюмку.
    ПАВЕЛ  ДЕМЬЯНСКИЙ.- Ира, так не честно – я выпил, а ты нет.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – Так нужно. Говори теперь – по какому поводу ты ко мне пришел, и что хотел сказать?
    ПАВЕЛ  ДЕМЬЯНСКИЙ. – Я хотел предупредить твоего сына, что миллионер Петр Семенович Чухмаров, который дает большие деньги на нужды его партии, замешан во многих противоправных махинациях.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – И что? – он должен заявить на него в милицию?
    ПАВЕЛ  ДЕМЬЯНСКИЙ. – Ни в коем случае. Петру Чухмарову ни милиция, ни полиция, ни следователи, ни работники прокуратуры не страшны – он лучший друг нашего премьер-министра.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. (Удивленно). Наш Премьер министр дружит с жуликом?
    ПАВЕЛ  ДЕМЬЯНСКИЙ. – Не удивляйся – наш глава правительства сам обворовывает казну на большие суммы, и деньги прячет за границей. Там у него есть своя огромная дача, и там учатся его дети, в самых престижных высших учебных заведениях
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. (Испуганно). Так это нашу страну скоро всю полностью разграбят?      
    ПАВЕЛ  ДЕМЬЯНСКИЙ. – Полностью всю страну разграбить нельзя, потому что люди каждый день что-то делают и делают. Не успеют жулики какую-то вещь украсть, как на ее месте появляется другая, такая же самая вещь.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – Слава тебе господи! А то я уже подумала, что Украина пропадет, как мои сережки в кармане цыганки, которая, однажды гадала мне на улице. (Пауза). И что же Вадиму делать в этой страшной ситуации?
    ПАВЕЛ  ДЕМЬЯНСКИЙ – Пусть он как можно меньше афиширует свои деловые отношения с этим Петей. Слух о его нехороших делах обязательно когда-нибудь просочатся в прессу, и тогда от партии твоего сына отвернется весь народ.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – Какой ты умный. Тебя со службы безопасности еще не прогнали?.
    ПАВЕЛ  ДЕМЬЯНСКИЙ. – А почему меня должны прогнать со службы безопасности? Дисциплину я не нарушаю, и взяток не беру.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – Ну, ты же служил коммунистам?
    ПАВЕЛ  ДЕМЬЯНСКИЙ. – Я служил не коммунистам, а приказу. Приказы же – это явление всеобщего пользования, как, например, электричество? Правительствам всех стран всегда нужно следить за своими гражданами. Меняются только объекты слежки. Во времена Советского Союза мне давали  приказ задерживать частных предпринимателей, и я их задерживал. Сейчас мне дают приказ задерживать врагов частного предпринимательства, и я их задерживаю. И тогда, и сейчас я честно исполнял свой долг, и меня хвалили и тогда, и сейчас.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – По телевизору говорят, что у нас отменяется все-все, что было связано с Советской властью.
    ПАВЕЛ  ДЕМЬЯНСКИЙ. – А по телевизору не говорили, что дома, построенные при Советской власти, тоже будут сносить, как такие, что пропитаны, чуждой Украине идеологией?
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. (Крутит головой в разные стороны). Я не слышала. Но зачем сносить дома? Это же дома! Они нужны всем!
    ПАВЕЛ  ДЕМЬЯНСКИЙ. – И служба безопасности нужна всем, как дома, мосты и асфальт на дорогах.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – Для меня, Паша, что алгебраические задачи в школе, что всякие там современные твои приказы – такие же непонятные вещи, как японские слова, сказанные по-английски. Давай, лучше выпьем за нас. За беспомощную в этом мире меня, и за сильного тебя.
    ПАВЕЛ  ДЕМЬЯНСКИЙ. – Не имею ничего против. Только уговор – за нас пьем и ты, и я до дна.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. (Кивает головой). Конечно, конечно, не будем оставлять на слезы наливку в рюмках.
    Ирина Семеновна наполняет рюмку Павла Демьянского. Пьют вдвоем.
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. – Давай, споем.
    ПАВЕЛ  ДЕМЬЯНСКИЙ. – Давай, начинай!
    ИРИНА  СЕМЕНОВНА. (Поет). Ой, цветет калина в поле у ручья…(Павел Демьянский ей подпевает).
                ЗАНАВЕС.