Они будут петь и смеяться...

И ты забудешь мой последний взгляд,
Но через сотни лет должна узнать мой голос
Мы будем петь и смеяться как дети,
Мы похоронены на Невском проспекте.
(А. Васильев)


«Слышишь железную поступь командора?» прочитала она на экране своего телефона. И удивилась тому, что в этот самый момент в наушниках Васильев пел: «Тянутся долго и долго секунды, тянутся долго и долго секунды, тянутся долго секунды. Ты меня ждешь».

Она ждала у входа в отель на Лиговском, напротив Галереи. Для конца апреля в городе стояла непривычно теплая и ласковая погода. Днем было почти двадцать градусов, и сейчас под уютным желтым светом фонарей асфальт еще щедро одаривал прохожих остатками дневного тепла. Она прилетела рано утром, уже успела побродить по городу с небольшим чемоданом. В отеле, где он забронировал для них номер, прорвало трубу и затопило несколько этажей. Ей пришлось срочно искать другой отель, но телефон садился, интернет работал с переменным успехом, поэтому она в отчаянии просто забежала в первый попавшийся отель рядом с Невским и спросила, нет ли свободного номера на двоих с большой и прочной кроватью. Номер нашелся, и оказался достаточно просторным и комфортным. Она расположилась в нем, немного вздремнула и пошла гулять по городу. Под теплым апрельским солнцем. Дошла до Авроры и посидела, поговорила с водой, рассказала ей обо всех своих новостях с момента их последней встречи, о своих переживаниях, надышалась городом и теперь была готова ко встрече. Ко встрече с тем, в кого больше всего боялась влюбиться. С тем, с кем больше всего боялась ехать в этот город-город, где она не может быть несчастна, а значит она будет счастлива. Будет счастлива с тем, кто был ее фантазией, которая теперь могла стать реальностью. Так думала она, стоя у входа в отель на Лиговском под фонарем, вдыхая ни с чем не сравнимый запах счастья, не осознавая еще, что все это уже произошло.

Как-то, еще в самом начале их отношений, когда она вздрагивала от каждой смски, не выпускала телефон из рук, чтобы его не взял муж, она прислала ему картинку с дверями вагона московского метро. На стекле было по трафарету выведено белой краской «Не влюбляться». Влюбиться-значит погубить все разом. И ее семейную жизнь, и их отличный простосекс. В ответ он прислал ей: «Пойдем со мной. Ты пожалеешь, но тебе понравится». Тогда она не придала этим словам значения. И зачем-то купила билет на самолет в Питер, когда он предложил там встретиться в пятницу вечером. И вот она всем своим небольшим телом ощущала сейчас «железную поступь командора», который идеальный и недостижимый в костюме и с расстегнутой верхней пуговицей рубашки, с небольшой дорожной сумкой вышел из такси и приближался к ней. Ее кидало то в жар, то в холод, немного подтрясывало, а потом вдруг все успокаивалось, и тепло растекалось по телу. В голове путались мысли, которые она безуспешно пыталась привести в порядок. Он закрыл ей глаза руками. Но было уже не нужно спрашивать, кто это. Его запах она не спутает больше ни с чьим. Они поднялись в отель и вышли из номера только в три часа ночи, чтобы за углом на Невском поесть супа в круглосуточном японском ресторане. Они целовались без остановки, соединяясь в какой-то иной реальности так же, как только что много часов их тела беспрерывно соединялись в сексе.

Он уже несколько раз, как она считала, оговорился и произнес «заниматься любовью», но она прощала ему это, надеясь, что он лишь боится обидеть ее, назвав все происходящее просто сексом. И смотрел постоянно на нее влюбленными глазами. А она на это закрывала глаза, потому что с ним было уж очень, очень, слишком хорошо. А эта вся романтика? Как только он поймет, что ей это не нужно- для романтики у нее есть муж-, он, как любой другой мужчина, выдохнет с облегчением и оставит эти глупости.

Они сидели на диване, прижавшись друг к другу, он гладил ее руки, а она закрыла глаза, и это был тот редкий момент, когда она была здесь и сейчас, в настоящем моменте. Люди разучились так жить. Люди большую часть времени проводят в прошлом, изредка вспоминая и начиная беспокоиться о будущем. А им было хорошо просто вдвоем, просто сейчас, ночью, в этом маленьком ресторанчике. Официант принес им салфетки для рук. «Осторожно, они очень горячие. Ну, конечно, не такие горячие, как ваша страсть, но все же...»- улыбнулся он. Они переглянулись и тоже улыбнулись. Им казалось, что ничто не выдавало их. Ей даже захотелось записать эту фразу, и она вытащив ручку из сумки, потянулась за салфеткой.

«Знаешь, когда-нибудь, когда все будет кончено, я напишу рассказ о нас и напишу в нем про страсть и салфетки»,- засмеялась она. А он сказал ей, что обожает, когда она смеется. И разорвав упаковку, начал тереть деревянные палочки друг о друга, чтобы она не получила занозу. И она улыбалась. И они ели, пили вино и много говорили. Друг о друге. И много смеялись. Даже слишком много.

Потом они гуляли по пустынному и туманному Невскому, потом бежали смеясь и подпрыгивая как дети держась за руки, забежали в маленькую улицу, он прижал ее к стене, обхватил ее лицо руками и целовал, целовал, целовал... А потом они вернулись в отель и уснули на рассвете. Днем снова бродили, хохотали, подставляя светлые лица весне, обошли пешком набережные, мосты, снова ели суп в каком-то уютном ресторане. И смеялись, что суп на завтрак, обед и ужин-это странно. Читали вслух надписи на асфальте, мечтали вернуться летом и погулять по крышам. Нашли старинный и красивый дом на Таврической улице, в котором Рязанов снимал свой "Ключ от спальни". Она обожала этот фильм. Они прокатились на старом лифте. Вернулись пешком к вокзалу. Выпили пива в каком-то баре. Она сняла балетки, потому что натерла ноги, читала ему вслух Мадам Бовари, которую нашла на полке в баре. За такие странности она обожала Питер. Уминали гренки с чесноком и шутили, что теперь не будут больше целоваться. Но вышли из бара и целовались. Взяли экскурсию по каналам и заливу на кораблике. Она сидела прячась от яркого солнца и случайных знакомых за огромными темными очками, на ее губах сверкал и сладко пах нежно-розовый блеск, а он любовался ей, время от времени поправляя срываемый с ее маленького тела влажным ветром плед. Она подобрала замерзшие ноги и обхватила под пледом руками колени. За бортом шумела вода. Мимо медленно проплывал ангел Петропавловского собора. Они отключили телефоны. Они не делали фотографий. Это была любовь втроем-он, она и город. В отель на третьем этаже он поднял ее на руках. И до ужина дело дошло снова только под утро. А днем в воскресенье они сели в поезд, включили на ноутбуке «Ключ от спальни», и через четыре часа вышли из разных дверей на платформу и по двум разным московским улицам пошли каждый в свой дом.