Есть такой город - Тикси

                Подарок для моей возлюбленной Бэйли Джей
     Картонно - прогорклые стены шляпошной, истонченные за долгие эоны неестественного пользования многими и многими бывалошными ранее, суетливой и какой - то сучьей трясцой пробегавших, с кратким заходом в суть, мимо и исторгавших пенные фонтаны словесной шелухи, не стоящей ничего, обесцененной еще до своего зарождения в забитых никотинистой чернотой легких, раздувающихся жабьими мешочками под ледяными лучами юпитеров и софитов, выявляющих каждую предательскую морщинку и обвисшую грудь великолепной татарки Зейналовой, седастый ежик Киселева, лошадиную рожу Андреевой, неестественно - оптимистическое лицо пидора Реввы, перепузырившегося собственным величием, адского выползня из проблеванного нужника Маслякова, опухшерылого, сто лет и три года рулящего малой шлюховитой шлюпкой проекта, как иные, более значимые, курсируют по мостикам ржавого корабля, плывущего на х...й, через годы и расстояния, мили и лиги пропыленных просторов украденного полуострова, выморочных выселков Дальнего Востока, столь яркого в тиви, что хотелось бросить все и уехать по следам Коли, но сгустившееся облако - рай спустилось с кораблей пришельцев и накрыло медузистой, серой, влажной массой страну, все никак не привыкшую к простейшему факту собственной смерти сто лет назад, когда пуля в лоб оборвала тифозистые метания горячечно растянувшихся фронтов бессмысленной бойни, святой мученик ничтожный государь, увидев в кошмарном сне своих грядущих последователей сучьего племени, прокурорского семени, сошел с ума и завещал трон королей древности Бедфорду, тому самому, основавшему Бедфордецию на северной части Луны. Великий Лунарий, обманчиво - хрупкий, почесывая жвалом хитинистый панцирь веселеньких, в цветочек, расцветок несколько сомневался в происходящем, но ноги сами откалывали трепака, руки искали гимнастерку, что висела на ржавом гвоздике вон там, а сапожнишки так и стояли неприкаянно в углу, куда их забросила Дита фон Тиз, спрятавшаяся в землянке мировой революции до срока, провидчески указанного старцем оптическо - механической формации, сотрясавшегося от долгосрочного оргазма рядом с Великим Логофетом, византийски вынужденным выкормышем чудовищных насекомых, направляющих луну на путь истины и правды.
     - Говори, - тихо пробормотал Великий Лунарий, щуря заплывшие глаза на подкравшегося в одночасье п...деца, стоявшего с крайне независимым видом у витражного оконца, выходящего прямиком в жопу, поэтому и виднелись какие - то мышастые френчи, бороды, слышался чеканный шаг штурмовиков и хранителей революции, стражей и часовых, халаты аятолл, скособоченные вышки шталагов, плакаты, знамена, протухшие уже на грядке овощи, все эти тыквы - домики, внутри которых кто - то настороженно дышал и прислушивался, может, и жуки, кто знает. - Поведай нам о делах грандиозных.
     - Запросто, - отставил ногу чуть в сторону п...дец, ловко сокращаясь вдоль. Могло показаться, что это он неспроста, так - то, что, в - принципе, и было, он, действительно, неспроста, потому - п...дец. Иначе он по иному бы именовался. - По бархану спускался, веревочно обвязавшись, Бахрам, невольно покрикивая на мешкающего Икрама он продвигался сверху вниз, а потом наоборот, потому, что барханы - они такие.
     П...дец замолчал. Закурил, хмыкнул и вышел.
     - Это чо за на х...й ? - сумрачно поинтересовался в пространство Великий Логофет, не обращаясь ни к кому.
     - А это дальний подступ, встав на мокроступы, и пройдя сквозь сердечный приступ приступил.
     Великий Логофет тупо уставился на сказавшего эти ужасающие своей прямотой слова жука, выползшего из оконца. Жук блистал новой кирасой, словно праздничный пожарный, награжденный почетным орденом из рук министра по чрезвычайным ситуациям, слезшего с жарко натопленных антресолей, куда его забросила судьба.
     - К чему приступил ?
     - Ко всему, - дотошливо объяснил жук, топорща усики. Скрипнул ногой и достал обернутую заслуженным брезентом алюминиевую фляжку, накапал в колпачок, свинченный первой парой лапок, жидкости и выхлебал напиток, нагло прихрюкивая и кашляя. Скакнул к Великому Логофету и откусил его ухо, прожевал торопливо и пополз обратно в оконце. На самой границе чернильной тьмы, сквозь которую и пробивались френчи и бороды, жук обернулся.
     - Теперь ты можешь самонаименоваться Малхом. Или Гогом. Ваном.
     Великий Логофет застонал, охватив голову руками. Носовым платком он зажал рану, нисколько не кровоточащую, было бы странным наблюдать кровотечение у живого мертвеца, кем и являлся Логофет, будучи потомственным зомби ведомства фон Риббентропа ибн Парадайза, выпущенным на погибель здравому смыслу коварной блондинкой Марией Захаровой, высматривающей из - под полатей происходящее.
     - Малх - еврюга, Гога - грузин или даг, а Ван - озеро. Гребаный стос, - взвыл Великий Логофет от такой альтернативной реальности, - почему я не могу быть просто дембелем ?
     - Потому, - чуть в нос сказала Мария, выпрастываясь из - под полатей. - Автор сказочки - на всю башку, жонглирует смыслами как дитя или моя тезка, сидящая на стуле вдоль побережья, к тому же он положил с прибором на всю политицкую хрень и никто не знает, кого он полюбит через мгновение. Впрочем, - приосанилась блондинка, - меня он любит по обету перед бурундуками.
     - Истинно, - проверещал маленький полосатый зверек, спрыгивая как бешеный с антресолей.
     - Так и есть, - подтвердил второй, высовываясь из - за пазухи Марии, полной соблазнительных и вкусных даже на вид округлостей.
     - А знаете, что самое ништяковое ? - вопросила Мария, победно оглядывая Великого Лунария и умалившегося Великого Логофета, поглаживая блаженно жмурящего блестящие глазенки зверька. - Сейчас будет точка, потому как ему уже надоело.
     Точка.