Банька по-белому

                - 1 -
               
ЭПИГРАФ:
Протопи ты мне баньку по-белому,
Я от белого свету отвык, -
Угорю я – и мне, угорелому,
Пар горячий развяжет язык.

В. Высоцкий

Федя баню уважал. Можно было бы сказать, любил, но это было бы не совсем точно. А, вот, слово «уважал» более, по его мнению и чувствам к хорошей бане  подходило, как к нечто значительному, ответственному и, вместе с тем, конечно, приятному и особенному.
За свою, уже достаточно длинную, жизнь Федя побывал в разных банях: частных и общественных, штатских и гарнизонных, в банях, отапливаемых по-белому и даже по-чёрному, в финских саунах и русских банях. Но больше всего ему нравилось мыться и париться в родительской русской баньке.  И нравилась она ему не зря: не только продуманностью всех элементов и причиндалов в этой бане, но прежде всего каким-то особым настроем, который обязательно возникал в душе Фёдора перед её посещением.  Ведь баньку эту строил когда-то его отец, вместе с Федей, конечно.
В то время Федя, в виду своего подросткового возраста, мог только лишь помогать своему отцу. Но Федин отец, когда продумывал какое-то очередное строительное решение, проговаривал его вслух, как бы ожидая согласия или возражения от своего сына-школьника. И, поэтому без натяжки можно было после сказать, что баньку они построили с отцом вместе.
Для бани выбирали, чтобы не ощущалось в ней излишней сырости, самое высокое место на территории ещё недостроенного в то время родительского дома. А почва на том месте была песчано-щебёнчатая.
- Ну, что?.. – спрашивал отец Федю. - Маленькую пятистенку построим?
Школьник Федя уже знал, что такое пятистенка, и согласно кивал головой. Он кивал осмысленно, понимая, что «баня пятистенка» означает баню с предбанником, разделённым от помывочно-парного помещения капитальной стеной. И скоро Федя уже копал ямки в щебёнчатом грунте под дубовые столбики, на которые и был первоначально установлен сруб. Для первых трёх венцов этого сруба выбрали дубовые брёвна, то есть такие, как и установленные ранее опорные столбы, а на остальные венцы этого сруба вполне сгодились сухие осиновые брёвна. Банька получилась размером пять на четыре метра.
- Как ты думаешь, Федя, - советовался дальше отец, - предбанник шириной полтора метра нам будет достаточно?
- А это, как приблизительно? – озадачился, было, Федя.
- Ну, если хочешь, то возьми метр и отмерь такое расстояние на земле. Но можешь не отмерять, а просто можешь прикинуть эту ширину согласно своему росту.
- Тогда достаточно, - согласился Федя.
- Ну, а если достаточно, то можно приступать к вырубке сруба и к заготовке мха, - определил отец ближайший план работ, уже не рассчитывая на Федины возражения.
- Лес у нас под боком, - продолжил он. – Вон бери мешок и начинай мешком из лесу мох носить, пока я пазы в брёвнах вырубаю. Потом этот мох высушим, и будем венцы сруба им прокладывать, чтобы у нас банька тёплая была.
После первого этапа строительства баньки по-белому, на котором был возведён и установлен на дубовые столбики-опоры сруб, шёл этап второй, а затем третий и т.д. Так постепенно, в уголке и на пригорке, только что заложенного молодого яблоневого сада, возводилась эта банька по-белому.
Возвести такую баньку, конечно, не дом жилой построить – мороки поменьше, но совсем ненамного.
- В предбаннике нам тоже небольшое окошко надо будет сделать, - проговаривал отец ближайшие планы. – А там, на подоконник, будем лампу, или фонарь ставить.
Этап за этапом, с надеждой на свои собственные руки и усердие строилась та баня. Двери и в саму баню и в предбанник решили сделать из толстой половой доски, чтобы разделённые помещения лучше сохраняли тепло.
- Так будет теплее и дров меньше потребуется, - решил Федин отец.
Но самое сложное в русской бане – это, конечно же, системы отопления и нагрева воды.
Сделаешь одну конструкцию этих взаимосвязанных систем, и будет баня по-белому, а сделаешь другую – получится баня по-чёрному.
Теперь, я думаю, мало, кто доподлинно представляет русскую баню по-чёрному.  Разве уж жители каких-то совсем Богом забытых глухих русских деревень. Но, в принципе, это очень даже неплохая баня. У неё даже есть некоторые свои преимущества в сравнении с баней по-белому.
Банька по-чёрному имеет очень простую, можно сказать, даже примитивную систему отопления и нагрева воды. Печка у такой баньки не имеет дымохода. Проще говоря, печь её представляет широкую плиту, установленную, как правило, в центре помывочного помещения, на которой уложена горка бутовых камней. Когда камни нагреваются до высокой температуры, под сто или выше градусов, то они представляют парилку в такой бане. Плеснёшь на них водичкой из ковшика, и облака пара с шипом и свистом летят к стенам бани и к потолку.
А, куда уходит дым, когда топят такую баню? А дым выходит на улицу через дверь. Вот поэтому проёмы и двери в банях по-чёрному делают пониже – так больше тепла сохраняя, а дым-то всё равно перед помывкой на улицу выгонят. Ещё одно отличие: в деревенских банях по-чёрному не делают предбанников. А зачем они там? Не сажу же на стенах предбанника накапливать и свежее бельё этой сажей пачкать.
А, вот, в русской бане по-белому печь обязательно должна иметь дымоход, который через трубу в крыше бани просто и надёжно обязан вытягивать в атмосферу весь дым от горения дров в топке печи. Если дымоход забит чем-то или плохо вытягивает на улицу дым, то это уже разновидность той же бани по-чёрному. И предбанник в банях по-белому строят обязательно.

                - 2 -

Баня у родителей Фёдора была построена в традициях русской банной культуры с учётом накопленного в этих традициях опыта и промышленных достижений советского времени. Воду для помывки в этой бане разогревали уже, не бросая  разогретый бутовый камень в чан с водой холодной, а смешивали в определённых пропорциях приготовленный заранее кипяток и холодную воду. Под кипяток Федин отец заказал в мастерских прямоугольный бак из толстой нержавеющей стали.
Внизу одной из сторон этого прямоугольного бака находился кран для слива горячей воды. С другой стороны бака, на уровне крана, были вырезаны два круглых отверстия, в которые были вставлены и приварены противоположные концы зигзагообразной трубы из нержавеющей стали. Зигзагообразное колено этой трубы устанавливалось сверху топки печи, на её верхние колосники. За счёт этого и производился нагрев первоначально холодной воды в баке. Кроме трубы бака, на те же самые колосники, укладывался и бутовый камень – основа любой парилки. В топке печи был и нижний ряд колосников, на которые укладывались дрова, и через которые, образованная после горения зола попадала в поддувало печи. Само же поддувало представляло собой обыкновенный ящик из толстой оцинкованной жести, с дверкой для выгребания печной золы.
Вот такая, в общем-то, непростая конструкция банной печи по-белому была в бане Фединых родителей.
Федин отец никогда не ленился обстоятельно объяснять сыну, почему что-то так построено, а не иначе:
- Невысокая дверь из предбанника в баню – это, чтобы лишков пара на улицу не утекло, когда на отдых в предбанник, запарившись, надо выйти, а затем, там отдохнув, снова в парную зайти.
- Широкую трубу на крыше будет снегом зимой засыпать.
- А маленькие окна?.. Тоже, чтобы тепла меньше из бани выходило,
да и дровам экономия. Ты же не собираешься в бане уроки делать и книжки читать, - резонно спрашивал отец Федю.
Всё остальное в родительской бане было, как и положено, в других таких же банях. Был полок напротив парилки; были две массивные лавки, одна из которых стояла у полка; в углу, рядом с высоким порогом входной двери, стоял бак из нержавейки под холодную воду; а на хозяйственной полке и вешалке находились рукавицы, мочалки, шампуни всегда нужные в бане.
Все двери в той бане были сделаны Фединым отцом из добротных пятидесятимиллиметровых половых досок, обиты утеплителем и плотно прикрывались, даже когда не были заперты изнутри на крючок или задвижку. Дрова расходовались экономно, и тепло в бане после топки печи сохранялось даже на другие сутки. Пар же от парилки исходил мощной волной и мгновенно заполнял пространство над полком.
Когда Фёдор стал жить в городе самостоятельно, то не было случая, когда бы он, навестив родителей, не попарился в той баньке по-белому, которую построил когда-то вместе со своим отцом.
По истечению времени, что-то в той бане подвергалось мелкому ремонту, что-то подновлялось, но в основном она находилась в приличном состоянии много лет и служила всем, как говорится, верой и правдой.
Если наступал у Фёдора летом отпуск, то он приезжал к родителям и  шёл в лес заготавливать берёзовые веники. Трёх десятков таких веников всем обычно хватало на целый год. Но если позволяло время, то он предпочитал париться свежесрезанным на опушке леса берёзовым веником. Там  же на опушке леса можно было нарвать пахучей полыни, эфирные масла которой создавали в парилке приятный и неповторимый аромат, перебить который могла лишь аптечная настойка мяты или эвкалипта.
В бане он парился в своё удовольствие, а между заходами на полок парной устраивал небольшие перерывы в предбаннике, в котором даже зимой было тепло и уютно.
- Пусть парится в своё удовольствие, - говорил Федин отец. – Я вот уже подолгу не парюсь, если моё здоровье этого не позволяет.
Намывшись и напарившись, Федя выходил из бани в сад, и медленно шёл по тропинке в родительский дом между так хорошо ему знакомыми яблонями, кустами крыжовника и смородины. И тут ему казалось, что после такой бани с его плеч сваливалась тонна груза, голову заполняла лёгкая пустота, а тело становилось не только чистым, но и лёгким, как птичье перо. Вроде бы, разведи он широко руки, и тогда любое дуновение ветерка тут же поднимет его обновлённое тело в воздух.
Тогда шёл 1993 год.
В том году, до этого вроде бы ровная и размеренная жизнь Фёдора дала крен и пошла не так, как была им задумана ранее. Конечно, начло девяностых для многих людей, проживающих на территории России, было сложным периодом жизни.  Сама страна в этот период сделала крутой зигзаг, вернувшись, как и до Октябрьской социалистической революции, к капиталистическому укладу. И многие люди в постперестроечной России уже только это воспринимали, как личную трагедию. А Фёдор, хотя и не был фанатичным адептом коммунистических идей, но тоже на себе ощутил последствия разрушения привычного жизненного уклада.
А тут ещё повальные невыплаты зарплат трудящемуся народу, свёртывание наработанных в рамках СССР связей между отдельными предприятиями, организациями, городами и регионами, замораживание или закрытие огромного количества научных и технических проектов. Ступор полный…
И, как можно жить без планов на будущее? Никак нельзя! А Федю сызмальства ещё отец учил: «Не спланируешь – не построишь». Нельзя жить без обозримых планов ни стране, ни предприятию, ни семье, ни даже отдельному человеку.
К началу девяностых Федя заочно окончил аспирантуру при местном техническом университете, подготовил к защите диссертацию, но потом вдруг всё застопорилось. Никак ему не удавалось выйти со своей диссертацией на защиту. И, вроде бы, всё там у него присутствовало: и актуальность темы, и научная новизна, подкреплённая тремя десятками собственных изобретений, и апробация, то есть наличие внедрённых в промышленное производство разработанных им устройств и методов, но присутствовало ещё что-то такое, чего он не мог понять и, соответственно, принять.
Дальше – больше … Как в народе говорят: «Беда не приходит одна», или «Пришла беда – открывай ворота». А приходит часто эта беда, откуда её не ждёшь. Вот уж такая она взбалмошная. А случилось то, что едва перешагнув через сорокалетний возраст, серьёзно заболела Федина жена, строившая замечательную карьеру в своей организации, а по совместительству: спортсменка, красавица и молодой член КПСС.
Тут уж и у самого Фёдора здоровье стало пошаливать: боли в области желудка порой не давали никакого сладу.
Ощутил Федя каким-то третьим чувством или, может быть, собственным подсознанием, что в такой ситуации ему какой-то успех просто необходим, как глоток свежего воздуха. Ну, а как его привлечь, этот успех?
Сделал он исправления в некоторых разделах своей диссертации и отправился на приём к учёному секретарю диссертационного совета технического университета, Юрию Михайловичу. Но у Юрия Михайловича, видимо, тоже по жизни шла полоса неудач – неизвестно, правда, какая: чёрная, серая или в полоску.
Подержал учёный секретарь диссертационного совета в руках Федину диссертацию, открыл наугад в двух местах и тут же захлопнул.
- Сокращать Федя надо!.. Да, да … Процентов на тридцать. Не годится соискателю степени кандидата технических наук предлагать в диссертационный совет такой объём…
Здесь Юрий Михайлович сделал паузу – то ли замялся, то ли подыскивал подходящее для диссертации слово.
- Да, - наконец нашёлся он, - такой «кирпич».
- Нет, нет… И ещё раз нет... Почти триста страниц!.. Это уж чересчур!..
Вышел Фёдор от учёного секретаря сам не свой.
- Легко сказать: сократи процентов на тридцать …, - ворчал он себе под нос дорогой. – А, как его сократишь на тридцать процентов этот объём?..
- Спереди столько отнять нельзя. Сзади тоже столько не отнимешь, да и по центру это сделать практически невозможно. То есть, всё переделывать, переписывать надо, распределительно по объёму диссертации текст сжимая, не допуская при этом исключения из неё основного и самого важного.
- Да, работёнка назревает!.. - проворчал Федя, задумавшись. – Проще добавить в диссертацию что-то, чем вот так объём сократить.
А дома в это время у Феди двое сыновей. Один ещё только в начальную школу ходит, а другой, правда, уже в институт поступил, но тоже пригляда требует.
- Нет, надо как-то восстанавливаться, - решает Фёдор, - надо как-то освободиться от навалившейся внутренней тяжести … Встряхнуться надо, развеяться, переключиться … Вот, вот – именно переключиться. Но как?

                - 3 -

После некоторых раздумий Фёдор поручил старшему сыну быть главным в доме, а сам отправился за город, к своим родителям.
- Там можно собраться с мыслями, принять какое-то решение, наконец, просто успокоиться, - здраво решил он.
И ведь действительно, даже один вид с детства знакомой местности приводил обычно в порядок его мысли и чувства. Да и отец с матерью, будучи уже пенсионерами, были всегда несказанно рады его появлению в их уже полупустом доме.
Он знал, что там, в родительском доме, ему предстояло вначале пройти тест из стандартных вопросов:
- Ну, как твои дела? – спрашивал обычно отец Фёдора.
- Нормально, - следовал, также как обычно, его незамысловатый ответ.
- Идёт ли на поправку, жена Ирина? – спросит мать.
- Поправится … Не в девятнадцатом веке живём … Теперь в аптеках лекарств и таблеток от всех болезней. Так и отвечу …, - думал он дорогой.
- Баню будешь топить? – снова спросит отец Фёдора.
Так всё и было по приезде Феди к родителям. И на вопрос отца о бане, он тогда ответил: «Да, конечно, сейчас затоплю. Надо пропариться хорошенько. В городе так не попаришься … А здесь сходишь в баню, и две недели себя новым полтинником ощущаешь. Вот, только схожу на опушку леса и берёзовых веток на новый веник нарежу».
Вместе с ветками берёзы Федя притащил с опушки леса и охапку свежей полыни. В летнее время, как считал он, полынь является лучшим веществом-ароматизатором для бани.
Потом Федя натаскал в баки холодной воды, принёс в предбанник две охапки сухих берёзовых дров и затопил печь. Сухие дрова быстро разгорелись, а из трубы змейкой взвились в воздух серые колечки дыма. Сам Федя сидел в это время в предбаннике с кочергой в руке, поглядывал в приоткрытую топку печи и наблюдал, как пламя лижет берёзовые поленья, и, повинуясь печной тяге, устремляется через колосники к бутовым каменьям парилки, а затем, облизав камни, тихонько посвистывая, уходит в трубу.
Минут через сорок вода в двенадцати-ведерном баке, встроенном в печь, уже булькала, превратившись в крутой кипяток, а дрова в топке печи догорали, образуя угли, разукрашенные разноцветными язычками пламени.
Фёдор помешал кочергой угли в топке.
- Пусть ещё немного погорят … Уж потом и трубу закрою, - подумал он, не понаслышке уже знакомый с угарным газом.
Потом Федя прошёл к парилке, разложил на маленьком подоконнике и расставил по щелям полка ветки полыни. Он плеснул немного кипятку на горку раскалённых камней парилки, и она шумно и мощно выдохнула из себя облако горячего пара. Баня сразу наполнилась густым и пряным ароматом эфирных масел полыни.
Потом Федя налил в алюминиевый тазик кипяток, опустил в него только что приготовленный веник, а потом вышел в предбанник и снова заглянул в топку печи. Угли в ней медленно догорали, продолжая палить красными и синими язычками невысокого пламени.
- Закрою трубу пораньше, - решил тут Федя, - пусть посильнее баня прогреется.
Взглянув ещё раз в топку печи, на прыгающие там разноцветные огоньки, не до конца догоревшего древесного угля, Фёдор закрыл печную трубу и направился по тропинке сада-огорода в родительский дом.
Там он достал из настенной аптечки заранее приготовленный пузырёк с аптечной настойкой мяты, забрал из комода свежее бельё и махровое полотенце, захватил по пути свою лыжную шерстяную шапку, и со всем этим скарбом отправился в баню.
В бане Фёдор окатил из банного ковшика потолок парной, полок, лавки, стены, а затем зачерпнул в ковшик воды, настоянной на берёзовом венике, и выплеснул её на горячий бутовый камень парилки. И сразу парная наполнилась жарким паром. Пар естественным образом устремился от парилки в разные стороны и к потолку бани, а Федя, пригнувшись и опустив голову, выскочил в предбанник и захлопнул за собой тугую дверь. Там он опустился на лавку и снова заглянул в топку.
- Надо же, всё ещё тлеют, - подумал, наблюдая за прыгающими огоньками ещё не до конца прогоревших углей.
Пар считается хорошим, когда он жаркий, но не слишком жжёт тело, то есть, он должен быть в меру сухим и в меру влажным. В общем, Фёдору показалось, что в этот раз пар получился, как надо.
- Уф, ты!.. Как хорошо-то, - промычал он себе под нос, когда оказался в парилке, и первые капли пота побежали по его телу.
Он посидел на полке, затем вытащил из тазика распаренный веник и помахал им в воздухе, и ему показалось, что благотворная атмосфера парной, проникая во все поры и клетки его организма, мгновенно исцеляет ото всех, навалившихся ранее горестей и неприятностей. Распаренный и приятно опустошённый, он выходил на несколько минут в предбанник, а затем снова шёл в парную и забирался на полок.
После трёх таких заходов, Федина голова слегка, но приятно, как после бокала шампанского, кружилась, а тело становилось прозрачнее и легче. Обычно, после таких трёх заходов в парилку, Федя выливал на себя тазик воды и шёл одеваться. В этот же раз он продолжал сидеть в предбаннике, размышляя о навалившихся на него проблемах.
Он вспомнил, что вот парится здесь, в родительской бане, а его дети там, в городском доме, теперь одни. И, что их мать лежит в больнице. И, что дома не осталось денег из-за того, что его предприятие работает в последнее время с большими задолженностями по зарплате. И, что у него на переделку диссертации нет лишнего времени, а бросить её, ко всем чертям собачьим, он уже не может, так как это большой труд нескольких последних лет его жизни.
- Не все, видимо, грехи смыл, - подумал Фёдор, - пойду ещё себя веником похлещу.
Он зашёл в баню, набрал в ковшик горячей воды, плеснул туда немного аптечной мяты и вылил ароматный раствор на горку раскалённых камней. И снова горячий пар закружился над полком, а Федя неистово стал хлестать себя берёзовым веником, пытаясь окончательно выбить из себя негативный дух, видимо, незвано поселившийся в его душе и теле в последнее время.
Что случилось потом, Федя хорошо не помнил. В его памяти осталось, правда, что-то среднее между сном и болезненным бредом.
Тогда перед его глазами промелькнул его дачный участок с недостроенным дачным домиком и железнодорожная насыпь, расположенная метрах в двухстах от его дачного участка.
Вот он сам, жена Ирина и их дети двигаются по тропинке к железнодорожному переходу. Впереди вприпрыжку, подгоняя друг друга, бегут дети, а за ними торопится-поспешает Ирина, а сзади движется с какой-то поклажей в руке он, Фёдор.  Вот уже Фёдор подходит к железнодорожному переходу. И тут перед его носом с шумом и свистом проходит по железной дороге  то ли электричка, то ли пассажирский состав.
Федя идёт через железнодорожный переход, но на другой стороне этого перехода он почему-то не видит своей жены. Тут перед его глазами мелькнул младший их мальчик, но через какое-то мгновение и он пропал из глаз Фёдора.
- Э…, эй… Подождите… Где вы!? – кричит Федя, но ему никто не откликается.
- Куда же они подевались? – думает Федя, напрягаясь от своей неподъёмной поклажи.
Он смотрит на железнодорожные пути, видит вдалеке хвост уходящего поезда и кричит ему вдогонку, но почему-то не слышит своего голоса. А потом снова в его глазах наступает кромешная темнота.
Федя пробует поднять свои руки, но они не приподнимаются, как будто он действительно держит руками неподъёмную ношу.
Наконец он ощущает, что лежит на мокром полу, а из щелей между половиц к его носу подбирается прохладное дыхание земли.
Проходит ещё какое-то время – сознание Федино начинает возвращаться, но почему-то очень медленно.
И вот, наконец, он начинает осознавать, что лежит в бане, на полу, между лавкой и печью по-белому. Тело его пока ещё не хочет двигаться, а голова подниматься. Но вот Федя почувствовал, что может пошевелить рукой. В следующее мгновение он попытался поднять голову, но она только слегка приподнялась и тут же рухнула на этот банный пол с большими трещинами между половиц для беспрепятственного слива воды из помывочного отделения бани.
Уже не поднимая головы, Фёдор протянул руку вперёд. Рука его упёрлась в выступ.
- Это же порог, а дальше дверь в предбанник, - мелькнула спасительная догадка в голове Фёдора.
Вцепившись пальцами за выступ порога, он попытался подтащить к порогу своё тело.  После некоторых усилий, ему это удалось сделать.
Теперь его голова почти упиралась в банный порог, но по-прежнему не хотела подниматься.
Тут Федя вспомнил, что дверь бани он не запирает изнутри. Тогда он попытался надавить рукой на дверь, чтобы она открылась. Но, то ли сил в его руках совсем не оставалось, то ли деревянная дверь размокла от пара – открыть эту дверь ему никак не удавалось. Стучать по этой двери рукой тоже было бесполезно. Кто ж услышит стук в доме, отделённом от бани территорией сада-огорода? Федя опустил в бессилии голову на пол, почти уткнувшись носом в щель между половицами пола. И тут для него случилось чудо! Он почувствовал, что начинают шевелиться его ноги.
Федя упёрся одной ногой в лавку, немного приподнял голову, чтобы уложить её на порог, а затем сделал толчок ногой, упиравшейся в массивную лавку. Макушка его головы сильно ударилась при этом в закрытую дверь и та открылась.
Из предбанника на Фёдора пахнуло свежим, прохладным и живительным воздухом. Потом он с трудом выполз в предбанник, растянулся там, на полу, совсем обессиленный, и оставался так лежать недвижимым ещё какое-то время. Он лежал и медленно начинал осознавать, что же такое с ним произошло. От осознания того, что он сейчас при больной матери своих детей, мог оставить своих любимых мальчишек ещё и без отца, Феде стало снова не по себе.
После того памятного для Фёдора случая прошло уже много времени. И, вроде бы, он легко отделался, не получив тогда каких-либо значительных травм и повреждений, если не считать большой шишки на маковке головы, да незначительных ссадин на теле. Но запомнился ему тот случай на всю оставшуюся жизнь. А самая существенная зарубка от того памятного случая осталась Фёдору на память, если не на теле, то в его душе уж, видимо, точно.
И, когда теперь случаются праздники, то после выпитой рюмочки Федя вспоминает песню Владимира Высоцкого. А иногда даже позволяет себе пропеть хотя бы один слегка видоизменённый куплет этой песни:
«Протоплю-ка я баньку по-белому,
Я от белого свету отвык,
И, быть может, мне угорелому
Пар горячий развяжет язык»
9 сентября 2017 года.