Глава 10. Тандыр

    Прошло около трёх месяцев. Календарное лето закончилось. Наступило другое лето - бабье. Последние тёплые дни.
   
    Заканчивалось не только лето, но и наше финансовое обеспечение. Правду сказать, израсходовали мы имевшиеся денежные средства с большим толком и по делу - на необходимые для реализации моих проектов стройматериалы и некоторую первую живность - птиц, кроликов и дойных молочных коз.

    Кроме того, нам удалось поймать и поселить в свои ульи две пчелиные семьи и завести породистую лайку, которую я назвал Анхором.

    Конюшню, мою главную затею, построить до конца не получилось. Не хватило средств, несмотря на то, что все затраты мы старались свести к минимуму, разбирая старые брошенные фермы и другие сооружения, соревнуясь в этом с другими жителями деревни и неизвестными приезжими людьми, видимо, дачниками.

    Вывозили кирпич с самоотверженной помощью Андрея, который стал своим человеком в нашем доме. Отношения с Вероникой у него наладились, и, как мне показалось, с ним она была более раскрепощённой и чаще смеялась от его шуток, чем в общении со мной.

    Вопрос о том, как добыть дополнительные средства для продолжения наших дальнейших созидательных подвигов на берегу озера, решился довольно просто.

    Знакомый мне устО, что по-узбекски означает "мастер", приглашённый слепить во дворе нашей усадьбы настоящий ферганский тандыр, сообщил, что его земляки-гастербайтеры переоценили свои возможности, набрав непомерно бОльшую, чем способны были исполнить в обещанные сроки работу и боялись подвести прораба, очень хорошего и богобоязненного человека по имени Алексей.

    Строительный объект находился на берегу Оби и представлял собой трёхэтажный особняк для так называемых новых русских. Если я не против помочь его соотечественникам, а заодним и поправить собственное материальное положение, он готов хоть сейчас отвезти меня на своём полуразбитом драндулете на объект, где я могу со всем ознакомиться на месте и принять решение.

    Мирзоурину, как звали моего приятеля из ферганской долины, я верил безоговорочно. По своему внутреннему благородству и честному отношению к людям он далеко превосходил многих в эти лихие, преисполненные цинизмом времена. Согласие я дал сразу,ещё не видя объекта. Какая разница? Деньги в любом случае надо было зарабатывать, а сложности и трудности меня не пугали.
 
    Тылы у меня были крепкими. Пафнутий и Вероника с известной помощью Андрея вполне могли продержаться на плаву и без меня. Я понимал, что Мордвин помогает нам не только из товарищеской солидарности. Искра желания сблизиться  с Вероникой давно уже разгорелась в нём и не собиралась потухать, но я почему-то совсем не волновался на эту тему, абсолютно уверенный в её моральной устойчивости.

    Вечером, накануне отъезда, мы втроём сидели у свежеизготовленного тандыра и наблюдали за завершающими манипуляциями Мирзоурина. Он тщательно промазал густым соляным раствором внутренности тандыра, затем заложил туда сухой соломы, а сверху березового хвороста, огромный ворох которого был собран нами заранее в трепетном предвкушении зрелища, подобного языческому обряду.

    - Этит надо топить пошти три час! - сказал Мирзоурин, для убедительности показав нам три пальца. - Только тогда будет крепкий, штоби лепёшка хорошо клеился и не падал вниз с глином!

    - Ясно! Пойдём, Мирзо, поужинаем. Отметим такое важное событие в нашей жизни, - проникновенно предложил я мастеру.

    - Какой пойдём?! Надо всё время дрова кидат, штоби температур хороший бил!

    - Я посижу по-стариковски,- успокоил всех Пафнутий, доставая из-за пазухи красную пачку "Примы". - Буду поддерживать огонь как надо. Идите,не волновайтесь!

    Он уже знал, что Мирзоурин как правоверный мусульманин был абсолютный трезвенник и ужин из уважения к нему предполагался соответствующий, церемониальный и неторопливый, с непременным разливанием горячего чая на самое донышко пиалушки, с бесконечными увещеваниями хозяина угоститься и ответными высказываниями благодарности.

    Пафнутию, проворному мужику средней полосы России, такая долгая и пресная канитель была тягомотна. В то же время он почти не отходил от мастера, внимательно наблюдая и запоминая творческий процесс.

    Мне и самому было захватывающе интересно наблюдать тайну изготовления древнейшей духовой печи, характерной для большинства ранних цивилизаций, возникших ещё до нашей эры.

    Я давно мечтал о такой печке. Для меня, родившегося в Ташкенте и прожившего до восьми лет в районе Иске-Джува, то есть в Старом городе, лучшие годы человека, открывающего мир, не могли не ассоциироваться с чарующим ароматом испечённого в тандыре хлеба и самсы.

    Сам я изготовить тандыр не мог, будучи не посвящён в этот тонкий технологический процесс. Все мои самостоятельные попытки соорудить древнюю печь неизменно заканчивались провалом.

    В конце концов, аллах смилостивился надо мной и послал мне Мирзоурина, одного из многих гастербайтеров, заполонивших северную республику с распадом великой империи.

    Таможенники не позволили ему провезти в самолёте знаменитую риштанскую красную глину, поэтому нам пришлось довольствоваться своей, местной, из которой в посёлке Бухалово изготавливали кирпичи, признаться, очень дурного качества.

    Однако Мирзоурин, многознающе помяв пальцами привезённую верным другом Андреем бухаловскую глину, и зачем-то попробовав её на язык, решительно заявил, что глина хорошая.

    Вдохновлённые положительным отзывом специалиста, мы энергично принялись ему помогать в исполнении всех его запросов и указаний: просеяли и промыли песок с обского берега, мелко нарезали необходимое количество пшеничной соломы, выпросили у одного из деревенских жителей свежеснятую шкуру барашка, с которого Вероника аккуратно состригла ножницами всю шерсть. Всё это было перемешано в нужных пропорциях с глиной и водой и оставлено кваситься на двое суток до продолжения дальнейших действий.

    Даже в Узбекистане существуют разные модификации тандыров. Нам выбирать не приходилось - Мирзоурин был патриотом ферганского.

    По его указанию мне пришлось выложить постамент из отборного кирпича под собственно тандыр, представлявший из себя средних размеров керамический сосуд, напоминавший по форме знаменитый древнегреческий пифос, в котором обитал ещё более знаменитый древний грек Диоген.

    Однако в отличие от пифоса тандыр изготавливается не на гончарном круге, а сворачивается из продолговатого глиняного языка-блина, наполненного вышеупомянутыми ингредиентами. Предварительно подсушенный на солнце, он водружается с превеликими предосторожностями на постамент, жерлом обращённый к пекарю на уровне груди, чтобы было удобно нашлёпывать полуфабрикаты из теста на раскалённую поверхность керамической полусферы.

     Обмазав тандыр с внешних сторон глиной, Мирзоурин настоятельно посоветовал нам соорудить над ним навес, иначе обильные сибирские дожди раньше или позже непременно погубят его творение. Тут же присовокупил, что пользоваться печью надо регулярно - "он любит чтобы его грели изнутри", в противном случае обидится и развалится. Смысл его предупреждения был понятен - местный воздух, гораздо более влажный, чем сухой среднеазиатский, мог исподволь оказать разрушительное действие и при наличии навеса.

     Наутро Мирзоурин замешал тесто с добавлением молока(нашего козьего!) и испёк пару десятков узбекских лепёшек с кунжутом, специально привезённым нам в  числе других пряностей: зиры, куркумы, барбариса и т.д.

     Веронике и Пафнутию пришлась по вкусу добавка из кунжута, умело рассыпанная и примятая уверенной рукой мастера на середины лепёшек. К моему удивлению, для обоих эта пряность оказалась открытием.

     - Вы с детства слышали про это растение! - обжигаясь душистой лепёшкой, просвещал их я. - Помните Али-бабу и сорок разбойников? Сим-сим - открой дверь!Это по-арабски кунжут - " сим-сим ", потому что сказка из "Тысячи и одной ночи". А в греческой интерпретации - " сезам "...

     - А у этих тоже двойное название? - конкретная Вероника прервала мою лекцию, кивнув на другие пряности, выставленные на столике.

     - Наверное, у них много названий. Но я знаю только, что зира это не тмин, как многие думают. Внешне похожи, но вкус разный.

     - И куда её? - продолжала допрашивать Вероника.

     - К мясным блюдам. К плову - обязательно!.. Кстати, надо нам хороший казан приобрести и сделать к нему барбекю...

     - Какое  ещё барбекю?

     - Летнюю открытую печку.

     - Так надо её сразу и делать! - сказала настойчивая Вероника. - Готовить на воздухе - это здорово! А вы уезжаете...

     - Я могу вернутся, - сказал довольный Мирзо. Ему явно нравилось у нас.- Отвезу Руслан на работа и буду вернутся.

     - Точно! - обрадовался я. - Мирзо руку набил на этих делах. Сделает лучше и быстрее, чем я!..

     За Мирзоурином была дикая очередь как за мастером по сооружению разных печеобразных конструкций. Раз появилась такая возможность, надо было использовать его по полной программе. Я ему тоже был жизненно необходим, как сторона обеспечивающая регистрацию по своему адресу.

    Мои домочадцы с удовольствием слушали как я заливаюсь соловьём. Наши отношения за истекший период, проведённый в совместных трудах и заботах вольных людей, укрепились и стали более гармоничными.

    И независимые характеры при определённых условиях могут чувствовать настоящую близость и единодушие.

    На этой радостной волне мы и расстались. Я оставил Андрею записку с подробным адресом и просьбой непременно проведать меня, прихватив с собой рыболовные снасти и лодку. Всё-таки мы будем на Оби, которую я хорошо знал и любил.

    Вероника проехала с нами до деревенского магазина, где следовало прикупить кое-какие продукты в дорогу и домой. На этот раз она сидела вплотную ко мне, тесно прижавшись сильным литым телом, и я с радостным восторгом чувствовал как гулко бьётся её неукротимое сердце.

    Впрочем, почему неукротимое? Я ведь его укротил! Добром и лаской, самодовольно думал я, можно укротить любую, самую недоверчивую, непокорную и неистовую пантеру!

    После совместного посещения магазина, похожего своей неторопливой обстоятельностью на семейный, и совершив по возможности все необходимые покупки, Вероника не стала устраивать как прежде показательные выступления для немногочисленой публики, с любопытством взиравшей на нас.

    Вместо этого Вероника сухо и деловито попрощалась и чуть ли не впихала меня внутрь салона мирзоуриновской колымаги. Не помахав, как положено в таких случаях ручкой, и не оборачиваясь, она пошла ровным торопким шагом в сторону дамбы.