Девочка и директор психбольницы

Как ни странно много драться мне пришлось в Крыму. Только было это осенью 1982 года, а мне 7 лет. Там мне дали прозвище «директор психбольницы».

Евпатория, детский санаторий. Я впервые без родителей так далеко от дома. Новый класс, ребята со всего Союза. Русский-нерусский, свой-чужой. Драки вспыхивают на мгновенно на пляже, в столовой, после отбоя. Я маленький, я в школу пошел с шести, я не знаю что такое дедовщина, я не знаю, что такое «прописка», я воспринимаю всё всерьёз, я ещё живу по принципу «меня можно убить, но нельзя сломать», у меня одно преимущество – я не гнушаюсь никакими средствами борьбы: песок, камни, полотенца, завязанные узлом, графин, тарелка каши, стул. Меня бьют, меня побеждают, но всё чаще говорят друг другу: «Да не трогай ты его, он же псих, директор психбольницы».

Я каждый день пишу письма домой, в которых цветными карандашами рисую море, дельфинов, АН-2 стоящий на постаменте недалеко от нашего корпуса, рыбок из аквариума и очень прошу забрать меня домой. Ага, сейчас, за три с половиной тысячи километров родители сорвались с работы и прилетели забрать сыночка. Терпи казак, атаманом будешь, говорили мне родители в детстве. До сих пор терплю, а атаманства не видать.

Однажды на пляже, после очередной потасовки, когда у меня отобрали все игрушки и уложили лицом в песок, я встаю, отряхиваюсь, пью из фонтанчика, иду к морю, смотрю на послеполуденное солнце, прибой и думаю: «А не прыгнуть ли сейчас в море? Не решает ли это все проблемы разом? Может, тогда мама и папа пожалеют, что не прилетели за мной? Может, тогда воспитатели приструнят моих обидчиков? Как просто умереть! Я ведь ещё не умею плавать. И никогда так и не научусь. Я никогда не пойду в третий класс. Я больше не поеду к бабушке в деревню. Я никогда не женюсь. Никогда не буду каждый день ходить на работу. Никогда не буду получать маленькую зарплату. Никогда не полечу в космос. Никогда не увижу голливудских мультиков. СССР никогда не распадётся. И «Единая Россия» никогда не придет к власти». Стоп! Иногда воображение перехватывает у памяти инициативу, извините.

Я хотел войти в море и исчезнуть. Я сидел на корточках, обхватив голову руками. Сзади подошла какая-то девочка. Села рядом. Я покосился: как с картинки. Боже, зачем ты посылаешь мне красивых девушек, женщин? Если бы их не было, насколько легче было бы расставаться с жизнью!

-Обижают?

-Кого? Меня? Пусть только попробуют, я им обижу!

-А ты не поддавайся.

-А я не поддаюсь.

-Сейчас, может быть, плохо, но всё хорошее-то впереди, верно?

-Чего? Какое хорошее?

-Узнаешь. А море – холодное. Поэтому сегодня купаться не разрешают.

У неё голубая плиссированная юбка, голубые глаза, белая блузка, и белые волосы. Таких не бывает! Я отвернулся, и снова стал смотреть на море, уже без желания нырнуть, так просто, чтобы эта особа рядом не зазнавалась. Подул ветер, еще ярче запахло морем. Я оглянулся, а рядом никого. Нет, вокруг в отдалении полно ребят. Там, сям компании, веселятся, что-то строят из песка, собирают ракушки, камни с дырками, а девочки нет. Но она была, чем угодно могу поклясться.

Я пошел вдоль пляжа, прошел его весь туда и обратно – девочки не было. Я пришел в корпус, в нашу комнату. Рыжий мальчик встречает меня:
- А Москвич опять в твою тумбочку залезал, игрушки твои брал. И карандаши.

-Да берите, что хотите. Мне всё равно, - неожиданно для себя отвечаю я.

-И что - драться не пойдешь?

-Не пойду, - говорю, сажусь на постель и смотрю в одну точку.

-Скоро ужин, - говорит рыжий, - чурки решили всем креветок дохлых из озера в кашу накидать. А я подслушал.

-Дураки, - говорю.

-Может, соберем наших и пойдем им накостыляем? – осторожно спрашивает рыжий.

-Не охота.

-Ты чего?

-Ничего, рыжий, - говорю, - всё нормально, всё это фигня.

-Почему фигня?

-Потому что всё хорошее у нас ещё впереди, понял?

Рыжий смотрит на меня как на припадочного, что взять с «директора психбольницы». Я выхожу в коридор, брожу по корпусу, хотя нам запрещено переходить с этажа на этаж без спроса. Меня с вызовом толкают, я говорю «извините», а когда выхожу на улицу, сверху на голову прилетает бумажная бомбочка с водой внутри. Я утираюсь и иду дальше, искать девочку.

Меня встречает компания моих обидчиков: «Ты, говорят, нас называл столичными козлами?» «Не помню» «Зато мы помним» «Простите, - говорю, - больше не буду» «Конечно, не будешь, мы тебе сейчас врежем, и ты не будешь» «Ну, врежьте, да я пойду, хорошо?» «Слушай, ты – директор психбольницы?» «Ну, я - директор» «Драться будешь?» «Не буду» «Да ты точно псих!» «Да псих я, псих, дайте пройти» Враги удивлены, враги расступаются. А я брожу один до отбоя.

А после отбоя я слышу от Москвича: «Слышь, псих, двигай свою кровать к нам, будем страшные истории рассказывать». Мы все сдружились так крепко, что потом ещё год переписывались, а для второклассников это очень-очень много. Мы даже отправляли друг другу посылки. Москвич мне прислал полный ящик шоколадных конфет, каких ни у кого у моих знакомых в городе не было, а мы ему с мамой отправили посылку кедрового ореха.

Сначала два месяца казались вечностью, а потом вдруг пролетели незаметно. Я не помню ни имен своих новых друзей, ни анекдотов, которых я привез, кажется несколько сотен. Про Чебурашку, Чапаева и попугая Кешу. Я рассказывал их по возвращению всем знакомым, это был коронный праздничный номер, вместо стихов на табуретке. Особенно нравились эти анекдоты в моём исполнении деревенской бабушке Соне. Я не помню, чтобы она вообще часто смеялась, а мне вот удавалось её рассмешить. Так вот я забыл все анекдоты, все страшные истории, рассказываемые по ночам. Но я не забыл девочку в голубой юбке. И пока она ещё права, хорошее ещё есть впереди.

Сергей Решетнев ©