Вопрос

Что такое добро? Тысячу раз задумывался об этом и ни на шаг не приблизился к ответу.

Сейчас начнется собрание, председатель встает, что бы объявить начало.

- Все в сборе, - откладывает небольшой планшет, - можем начинать.

Этим председатель заканчивает свое участие в обсуждении до момента, когда нужно будет объявить закрытие.

- Позеры. – Срывается с языка.

Несколько человек оборачиваются, что бы наказать меня за высказывание укорительным взглядом, но я тону своим в осенних лужах за стеклом и решительно не намерен обращать внимание на этих несчастных.

Начинают бубнить докладчики.

Мой отец, помнится, звал таких казнокрадами, проклинал и иногда, казалось, ненавидел. А теперь выяснилось, что я всю жизнь с ними работал.

Выходит второй докладчик. Но слушать их бесполезно, ведь они работают в режиме «радио», забивают эфирное время. Гораздо приятнее наблюдать барабанящий по асфальту нескончаемый поток капель воды, обрушивающихся с серого неба.

Тогда, в двадцать третьем, когда я вступил в партию, все уже разваливалось. Не все казалось таким очевидным, ум переполняли идеи, в груди кипела жизнь. В какой-то момент все это кончилось, настали тяжелые времена.

Отец был ярым коммунистом, та черта, которой мне так и не удалось разгадать. А я как раз закончил юридический и соглашался с большей частью отцовских взглядов, так что мы оба вступили в партию, что бы хоть что-нибудь спасти в разваливающейся стране. Именно так он считал, боялся, что малейшее промедление, сомнение, может быть опасно, что в любой момент страна развалится на тысячу частей, которые никогда уже не воссоединятся. Сейчас смешно вспоминать, что человек может с такой серьезностью относиться к гражданским обязанностям, особенно учитывая, что сегодня принято забывать об их существовании.

Что я вообще здесь делаю?

Когда в двадцать шестом умер отец, стало еще хуже. Никто не голодал, но все воровали. У кого-то не хватало денег, что бы накормить жену и ребенка и он тащил все, что плохо лежит. Собственно, поэтому и возникла в стране такая необычная ситуация. Царил беспорядок, и быстро разворовывались накопленные страной за столетия богатства. Как только они не видели, не осознавали ужаса, который творили собственными руками. Они с жадностью охотника-варвара вгрызались в сырое мясо умирающей, истекающей кровью, раздираемой страны. Тащили все и отовсюду, из больниц, школ, магазинов и заводов, и только по счастливой случайности, которой никто и не понял, это прекратилось.

Что же будет дальше, когда этот вирус снова вырвется на свободу? Они живут еще в средневековье, всю жизнь они обсуждают, Солнце вращается вокруг Земли или Земля вокруг Солнца, но никогда не придут к окончательному ответу.

Еще один с бессмысленным докладом, написанным ради того, что бы быть написанным. Бормочет что-то.

Ливень хлещет так, что вода не успевает спуститься в сток и сбивается большими лужами. На траве коричневая листва, а из мусорного бака вылетел пакет и, подхваченный ветром, несется по тротуару. Наверное, те активисты сюда не доберутся. Дождь будет лить несколько дней, хотя и не так сильно, как сегодня.

Я не опорочил свои руки кражами, и в тридцатом году попал уже сюда, в этот комитет псевдо-занятости, где непостижимым образом оказались и все самые отвратительные существа, которых можно повстречать на улице.

Я тогда думал, что добро – это честность. Двадцать лет было отдано честному, ответственному труду. Я подал на рассмотрение больше двухсот проектов, но, ни об одном из них больше не слышал. Как и любая другая инициатива, все мои предложения в бумажном виде были спущены в подвал, что бы истлеть в сырости осыпающегося бетона. Так мне говорили, а сегодня выяснилось, что некоторые мои проекты, хотя и измененные, работают вполне успешно и приносят доход моим коллегам и другим, незнакомым людям, но, ни мне, ни государству от этого не лучше.

Выходит, что я ничего так и не сделал. Проекты, которые должны были помогать всем, с успехом обогащают слабоумных чиновников, вовремя стащивших нужный кусок. Раньше я этого не знал, но теперь, какого черта я все еще здесь?

Кулек бьется в припадке, ветер швыряет его в одну сторону, тут же в другую, ударяет о ствол массивного дерева и швыряет обратно в сторону урны. Высокий мужчина в дождевике ловит пакет, заворачивает в него что-то и бросает в мусорный бачок. Он снимает капюшон, ловит лицом капли дождя и, вновь накинув дождевик, принимается не торопясь собирать листья, разбросанные ветром по газонам вокруг тротуаров и на облагороженной площадке перед зданием.

А ведь это тот человек, что недавно приходил в мой кабинет, просил помочь с регистрацией партии. Вроде, толковый, но…

Правильно ли я поступал все это время, подчиняясь правилам, которые приносят пользу узкому кругу лиц, а я знаю, как отвратительны самодовольные лица этих животных, гонимых инстинктом, а не здравой мыслью.

- Илизар Карлович, - кричит председатель, краснея, знаю, хотя и не обернусь, плевать, - мы уже устали терпеть ваши выходки! Если вы сейчас же не вернетесь на…

К счастью, в коридоре его просаленный голос растворяется и, как бы, перестает существовать, все равно это голос пустослова.

Этот человек, убирающий на улице листву, нужно задать ему один вопрос, что бы понять, можно ли искупить вину. Это тот момент, тот единственный в жизни миг, когда тебе дается шанс найти верный ответ.

Вот он, собирает в мешок опавшие листья.

- Дмитрий, я правильно запомнил?

Он встречает меня улыбкой.

- Все верно, Илизар Карлович.

- Вы ведь помните, что я сказал о регистрации вашей, так сказать, партии?

- Конечно. – Он не выглядит расстроенным, ведет себя сдержанно, не грубит. – Вы сказали, что это невозможно.

- Действительно. – И так и есть, это мечтательный проект, слабый, интересный, но слишком сложный и корявый, слишком много у него слабых сторон, по которым безжалостно бьют законы, вместе с опасной для государства деятельностью уничтожающие и перспективные идеи, зреющие в таких вот программах. – Но, я все равно хочу задать вам один вопрос, вы позволите?

Избыток вежливости, как мне всегда казалось, лучше недостатка.

Тогда, в двадцать пятом, мне рассказал об этом один человек из партии, выдающийся человек. Лидер нашего движения и основатель маленького общества глупцов с бушующей фантазией, объединенных идеей сделать лучше не страну, но весь мир. Искатели призрака, знакомого всем и неизвестного никому, идущие на тусклый свет добра в тумане жизни.

Сейчас мне кажется, может, мы были не так уж и глупы, может, все наши усилия не были потрачены зря? Возможно, мир еще не обречен, возможно, ему просто нужно немного больше помощи, и все это, и еще многое другое непременно найдется в его ответе. Час пробил.

- Скажите одно, и я отстану. В прошлой беседе, услышав отказ, вы отреагировали эмоционально. – Как у него тогда горели глаза, когда этот человек просил меня о помощи. Нужно выяснить, что за этим стоит. – Тогда вы заявили, что нужно стремиться приносить пользу, поэтому я должен помочь вашему полезному проекту. Я ответил, что есть правила и их необходимо соблюдать. Но. Я вам говорю, что стремиться нужно не к пользе, а к добру.

Вижу, как он ухмыляется.

- Знаю, как это звучит. Но расскажите, чтобы у меня была возможность оценить ваш уровень, что вы об этом думаете.

Когда это же спрашивали у меня, в двадцать пятом или шестом, мне тоже казалось, что здесь нечего обсуждать. Потом уже я понял, что это своеобразный тест, но и тогда отнесся серьезно к вопросу. Я отвечал полтора часа, после чего стал полноправным членом нашего небольшого сообщества. Даже получил значок, сделанный по модели награды двухсотлетней давности, с широкой звездой. И по сей день ношу его на груди, под пиджаком. Гордо. Его вручил мой учитель, основатель нашего полу тайного сообщества неравнодушных людей, словно, передавая тайное знание.

- Добро? – Переспрашивает мужчина в халате.

Да, все не так просто, как ты думаешь.

- Легко. Добро – это общеполезная инициатива.

Черт! Вот, что я видел на лице наставника, слушавшего мои размышления, вот, что я чувствую сейчас.

- Достойный ответ.

Это гораздо лучше того, что я ожидал.

- Вот, Дмитрий, возьмите. – Пусть, это безделушка, но и, своего рода, символ, ведь, как когда-то с этой медалькой я принял груз ответственности, также теперь я передаю его в твои руки. – Считайте, что это эстафетная палочка. А теперь бросьте мешок, идите домой, и ждите письма. Если все сделаете верно, станете председателем действующей партии.

Черт! Весь промок, замерз. В кабинете открыто окно. Распахну.

Сердце бьется, как в молодости. Ясно чувствую. Когда-то я принимал из рук отцов, из рук передовых умов своего времени, пусть никто и не согласится с этим, их мысли и стремления. Теперь, чувствую, как отдаю.

Его ответ… Много лет назад, в глазах наставника, перед тем, как он отдал мне значок, было то же чувство. Чувство непонимания. Тогда во мне он увидел то, чего не мог понять уже сам. То, что я увидел в его ответе, этого мужчины. Сколько ему? Лет тридцать, тридцать пять? Ужасно осознавать, что тебе не просто пора уйти, но что ты должен послужить еще и что служба эта никогда не закончится.

Нарушить несколько законов – не проблема. Все эти угри, работающие в соседних кабинетах, грабящие соседей и друзей, даже не осознавая этого, все они ничего не смогут сделать с одним лишь мной. Я у вас многому научился.

Все эти годы не были напрасны. Хочется курить и в тумбе стола как раз завалялась десятилетняя пачка сигарет, на сегодняшний день вышедших из производства. Как же давно легкие не чувствовали тяжесть теплого дыма.

Пусть хоть вся система будет пропитана ложью и преступным коварством, одного человека достаточно, что бы толкнуть ее в направлении развития. А следующий, толкнет еще дальше.

За окном льет. Мужчина, торопясь, собирает оставшиеся на траве листья, прячет в мешок и уходит туда, откуда пришел.

Жаль только, что я больше ничем не смогу ему помочь. А как бы хотелось вместе с ним, попытаться изменить мир.

Конец