Судьба воришки

 
                Вячеслав Осипов



                Судьба воришки

                Россия – богатая страна
                для богатых и бедная
                для бедных.               
               
                Автор

     -     Я местная участковая, Кулакова Раиса Семёновна.
            Назови свою фамилию, - как-то странно
            произнесла она, ведь обычно сразу спрашивали подряд
            фамилию, имя и отчество.
      Ну, ладно, будем отвечать по очереди.
     -     Лисовский.
     -     Имя?
     -     Игорь               
     -     Отчество?
     -     Михайлович.
     -     Еврей что ли?
     -     Отец еврей.
     -     И у него такие же синие глаза? – ухмыльнулась
            участковая.
     -     Нет, они от матери…
     -     Она тоже иудейка?    
     -     Нет, русская.
     -     Как её зовут?
     -     Звали Марией Ивановной.
     -     Значит ты русский - национальность устанавливается
            по матери. Когда родился?
     -     17 октября тысяча девятьсот семьдесят
            третьего.
     -     Здесь в Москве?
     -     Нет, в Ленинграде, а после смерти дедушки по отцу,
            переехал с родителями и бабулей сюда…
     -     Где прописан?
     -     Перовская улица, дом 44, корпус 2, квартира 3,
           первый этаж, окна во двор, три комнаты, кухня,
            раздельный санузел, - забубнил я.               
     -     Я подробности не спрашиваю. С бабкой
            живёшь?
     -     С ней, а маленькую комнату сдаём медсестре
            из 70-й больницы.
     -     За что сидел?
     -     За жратву - вынес из магазина на 1-ой
            Владимирской батон хлеба и два пакета молока.
     -     Зачем?
     -     Как зачем? Есть хотелось. Бабка заболела, а
            бюллетень пенсионерам не дают. Талоны же на заказы я
            потерял. Время же дьявольское наступило, а точнее - сраная
            «перестройка», мать её!
     -     Не ругайся. Сейчас-то она работает?
     -     Бабка? Да, на почте посылки упаковывает.
     -     А, родители где?
Чёрт, как мне всё это надоело! Была бы баба симпатичная, а эта…- морда кирпича просит, ноги кривые, да ещё глаза косят. Ужас!
     -     Погибли в аварии три года назад.
     -     А, где отсиживал?
     -     В Икшанской ИТК.
     -     И сколько?
     -     Семь месяцев.
     -     Работаешь?
     -     Где? Кто меня примет? Мне ещё шестнадцати нет.
     -     Иди, учись.
     -     На кого?
     -     Да хоть на повара.
     -     Как Хазанов? – решил я чуть-чуть поиздеваться
            над ней.
     -     Он артист, а повар – это его персонаж.
     -     Попробую, но поваром…
     -     Иди, куда возьмут. Только с бандитами не связывайся –
           много таких сейчас охотников на одинокую и голодную
           молодёжь.
     -     Я волк – одиночка! – гордо произнёс я.
     -     Тогда давай…
      Она поправила причёску и сунула в рот сигарету. Ну, прямо как какая-то шалава из дешёвой забегаловки, а не участковая. Видно она одинокая… Да и кто на неё позарится? Смех!
     -     Давай так, - продолжила участковая, глубоко затягиваясь, -
            через неделю тебе позвоню и если не найдёшь работу, я
            тогда помогу тебе устроиться.
      Ух ты, какая! Ладно, принцесса, за твою заботливость буду косить под дурачка и дальше.
     -     Премного благодарен, мадам, жду звонка. Можно идти?
     -     Свободен
     Я вышел на улицу.
Была весна 1988-го с давно начавшимся повсеместным бандитизмом, разборками между группировками, дележом бабок и сфер влияния. И каждый день кого-то убивали… Правда я ещё до встречи с участковой сунулся в одно училище, но справка об освобождении сыграла свою роль – меня послали куда подальше.
     -     Будет паспорт, приходи, - заявили мне в приёмной комиссии.
      Я в паспортный стол, а там дикая очередь – все «иностранцы» из других республик кинулись официально покорять столицу, оформляя фиктивные браки и прописки, пряча в глубоких карманах «стволы». Да и возрастом я ещё для «ксивы» не вышел.
     Нет, эта ведьма участковая всё же потом позвонила мне, но предложила такое (идти учиться на сантехника), что я тут же придумал отговорку:
     -     У меня нос закладывает от запаха дерьма – аллергия у меня
            на это. Ладно, перекантуюсь до середины сентября, когда
            исполнится мне шестнадцать, получу паспорт и пойду
            работать на завод. А пока будем голодать с бабкой на её
            мизерную пенсию, малую подработку на почте и копейки
            за комнату – медикам в период этого чёртова
            развивающегося капитализма, мать его, тоже платят
            копейки.
     -     Знаю, - вроде бы облегчённо вздохнула участковая,
            подумав, верно, что мелкие лишние заботы, то есть
            связанные с моим трудоустройством, ей ни к чему.
       Но тут же пригрозила:               
     -     Но я за тобой, Лисовский, буду наблюдать, и если
            что…
     И я сразу перебил её:
     -     Огромное спасибочко.
И бросил трубку на рычаги нашего старенького телефона.
      И действительно призадумался: что делать, где найти хоть какую-нибудь работу? Стал шастать по автомастерским и через две недели пристроился в шиномонтаж на Молостовых, который имел ещё и небольшую мастерскую, то есть стал пока замерять давление в колёсах и заниматься автомойкой. Получал, конечно, немного, но хоть не стыдно было перед бабкой – старой коммунисткой, потерявшей здоровье во время войны на Московском машиностроительном заводе «Знамя труда», где изготовлялось оружие.
     Но Бог всё же распорядился по-своему.
А дело было так: воскресенье, вечер, люди едут с дач. И, конечно, на наших «чудных» дорогах, где валяется чёрте что, прокалывают колёса. То есть, очередь образовалась тогда к нам большая, и я задержался аж до одиннадцати ночи.
     Шлёпаю домой пешком и у химзавода в кустах слышу отборный мат, льющийся из двух мужских глоток.
     -     Что ж ты, падла, меня накалываешь? – говорит
            один с угрозой, - Хабар взяли вместе, отнесли
            к барыге вместе, а мне ты суёшь чуть ли не
            третью часть от навара?
     -     А, кто «калитки» открывал, Гуля, ты?
     -     Ну, ты. А барыгу кто нашёл? Я или дядя Гирш с рынка?               
     -     Да ты. Но моя работа чище и профессиональней, говнюк.
     -     Ага. Да, с таким инструментом и я справлюсь с любым
            замком.
     -     Тогда в следующий раз сам и справляйся. Я их делал, и я их
            всех знаю, как свои пять пальцев. Даже на ощупь могу
            работать в темноте, а ты будешь ковыряться час с ними,
            пока хозяева не нагрянут, мудак.
     -     Кто мудак, я?
     -     А, я что ли? Я в инструменталке отпахал двадцать лет, а ты   
            в это время по зонам шастал, карманник хренов.
     -     Я щипач высшего разряда, умник, а у тебя руки
            до сих пор машинным маслом воняют, пидор.
     -     Что? Кто пидор? Это ты по бойлерным прячешься с
            помойными бабами, а у меня своя хавира, хрен моржовый.
     -     Вот ты там сам с собою и забавляешься.
     -     Я? Я? Я? - послышался отборный мат, - Да я
            каждую неделю женщин меняю.
     -     Не бреши, срань Господня. Ты ж давно импотент.
     -     Это я то? Я? Ну, тварь, держись!
      И я тут же услышал громкую возню, звуки ударов и стоны. Потом вдруг всё смолкло, и на тротуар из кустов выскочил худой и маленький мужичонка, а увидев меня, борзой собакой кинулся наутёк.
   Я осмотрелся: народу никого вокруг, фонари горят через два-три. И… чёрт меня дёрнул за одно место – я полез в кусты, откуда уже не раздавалось ни звука.
   Пожилой высокий мужчина лежал на спине, явно без сознания.  Я осторожно придвинулся к его голове и не услышал дыхания… Твою мать, помер что-ли? Я схватил его ещё тёплую руку и пощупал пульс – ноль! Повернул его на бок и увидел, что череп его сзади смят и весь в крови– он упал башкой прямо на здоровенный с острыми углами булыжник. Нет, мне здесь делать нечего, хотя…
      И чёрт второй раз дал мне под зад: я полез в карманы умершего и в одном обнаружил бумажник и паспорт на имя Большакова Сергея Ивановича, а в другом кастет и скатку, в которой что-то позвякивало. Инструмент, наверное, подумал я. Затем забрал деньги, сунул документы назад и, не забыв носовым платком протереть возможные мои отпечатки пальцев, «сделал ноги», выбросив по пути в болотце пустой лопатник. Но дойти до дома сухим не успел – дождь полил неожиданно и достаточно обильно. То есть, в квартиру я входил мокрый до трусов. Нет, я мог залезть и через окно (нижнюю щеколду его я никогда не закрывал, а верхняя падала сама от небольшого удара по раме), чтобы не будить бабку, но это я делал в экстренных случаях, когда дрался до крови или выпивал с дворовой шпаной.
     -     Чего такой мокрый, Игорёшка? – вышла в коридор мне
            навстречу моя «воспитательница».
     В эту ночь квартиросъёмщица дежурила у себя в больнице, и мы были одни. Кстати, девка симпатичная, но чуть полноватая и лет так двадцати с чёрными как смоль волосами и тонкими бровями.
     -     Так дождь льёт. Не слышишь что-ли? 
     -     Да уж пора, соколик, плохо слышать. Мне то под семьдесят.
            Забыл?
     -     Так бросай ты эту работу, баб.
     -     А, жить на что? Вон тебе одёжку новую надо
            купить и обувь.
      Да, в нашей стране теперь жить стало очень тяжело. А из «ящика» говорят: «Капитализм сделает нас богатыми». Ага, кого богатыми? Воров, коммерсантов, то есть спекулянтов, функционеров и проституток, которых навалом в центре у гостиниц? Да ещё бизнесменов, мать их это слово! Им бы три буквы в нём поменять, и будет в самый раз название их «профессии».
     -     Ладно, бабуль, потерпи. Мне обещали надбавку
            на работе.
     -     И за что? Быстрее колёса будешь носить и машину мыть?
     А действительно, за что?
И тут дьявольская мысль проскочила в голове, но сказать вслух я не посмел – страшно стало. Да и перед бабкой стыдно.
     -     Или баллоны будешь шилом протыкать у магазина, что
            недалеко от твоей сраной мастерской, чтобы все ехали к
            вам?
      А вот это мысль!
Но вот если кто меня увидит при этом злодеянии, то не только можно по шее получить, но и по новой в зону загреметь. Или даже как этого несчастного домушника крутые водилы «подлечат» ножичком.
     -     Нет, говорили, что доверят балансировку колёс, а она
            стоит прилично.
      Я, конечно, врал, но ведь так хотелось нормальных денег и вкусной жратвы.!
     -     Ладно, Лис, иди есть, а то я уже без ног от своей работы и
            жутко тянет отдохнуть.
Да, Лисом меня прозвали ещё с начальных классов. И не только из-за фамилии, но ещё и из-за аббревиатуры, так как мои фамилия, имя и отчество начинаются с букв, которые если прочитать подряд, то тоже получится Лис.
     Нет, моя фамилия по отцу мне нравилась, хотя некоторые и называли меня «жидочкой» из-за чуть топорщащихся ушей. А вот мамина была хреновой  - Булкова. Ну, что это за фамилия? Не фамилия, а срам! Тем более, что она работала библиотекарем. Да, над ней посмеивались, называя книги «булочками», но обаятельная моя мамулька посылала их с улыбкой к чёрту, повышая этим, как бы сейчас сказали, свой рейтинг. Отец же мой был парикмахером и вполне приличным – вся его знакомая еврейская братия приходила стричься к нам домой, что было хорошим подспорьем для семейного денежного «котла».  Да, жаль, что не пришлось им долго меня повоспитывать, а то бы я не наделал столько в жизни ошибок. Ладно, ничего уже не изменишь.
      Итак, я поужинал и прошёл в свою большую комнату, где раньше была спальня родителей, неся под мышкой звенящую скатку, а в кармане кастет. И когда бабка легла у себя спать, и я услышал вполне богатырский её сон, то развернул, что принёс и… обалдел: на меня смотрел набор отмычек и явно новенький.
     -     Ни хрена себе! – буркнул я, - Вот это клад! Продам               
            какому-нибудь урке, и куплю себе мопед – девок катать.
      Я разделся, лёг в постель и стал перебирать воровской набор. Или мне грезилось, или действительно отмычки были тёплыми и ярко сияли нержавеющей сталью. И мне тут же расхотелось их продавать. А что, если… Нет, дурацкая мысль! Или попробовать хоть один раз всё же? А если заметут? Да и кастет был из нержавейки с хорошо отполированными гранями и точно по моей руке - всегда пригодится, подумал я. И с этими разными мыслями провалялся ещё с час, а потом заснул.
      Утро принесло бодрость и свежесть ума.
Я сделал физзарядку, принял душ и… стал думать, завалившись опять в постель. И думал до тех пор, пока бабка не нагрянула в мою комнату.
     -     Лис, пора вставать, - сначала зашептала она, а
            потом прибавила громкость, - Труба зовёт,
            внучек!
      Я приподнялся, глянул на часы и проговорил:
     -     Баб, сегодня же суббота, а по субботам я не работаю. А
            Люська то ещё не пришла?
     -     Нет, - зевнула моя бабулька.
Вечером я капитально не мылся, так как здорово устал, и теперь хотелось в ванну. Но наша «коммуналка», как и все настоящие, не всегда позволяла делать всё, когда захочешь. Но Люся Сидорова мне, если честно, нравилась, поэтому я всё ей прощал и регулярно уступал очередь в ванную и туалет.
     -     Нет, она приходит где-то в десять. А почему ты
            не отдыхаешь в воскресенье?
     -     А, потому, баб, что в субботу люди едут на дачи и если
            проколют колёса, то ремонтируют их где-то по дороге. А в
            воскресенье наоборот – едут с дач, дырявят шины и ныряют
            в наш маленький «сервис».
     -     Ага, ясно.
     -     Прекрасно! – проговорил я в рифму.
     -     Блинчики будешь?
     -     А, с чем?
     -     С мясом.
     -     Обязательно.
      Но я так за столом ничего и не надумал.                Ладно, прошвырнусь по столице, а там, как говорится, как карта ляжет.
      Через полтора часа я был уже на Калининском проспекте, то есть Новом Арбате. В руках у меня болтался старенький школьный портфель с набором отмычек. Прошвырнулся до кинотеатра «Октябрь», но ничего в голову не влезло. Дошёл до здания с глобусом на крыше, повернул налево и потопал по Садовому Кольцу до Смоленской площади, но толку для мозгов опять никакого от этого хождения не получил. Потоптался, потоптался и у станции метро купил «Хот дог», который сразу и слопал. И так захотелось пить, что аж голова зачесалась. И особенно пива. Я хоть и невысокий (176 см) и не явно спортивный, и одет не по моде, но  за собой следил, то есть на мне красовались ярко-синяя футболка сверху джинсовых такого же цвета шорт, а на ногах тёмно-синие (еле нашёл), то есть в общий цвет сандалии. Ну, не брит, но зато слабая пятидневная бородка а-ля мушкетёр имеется.               
      Купил бутылку «Лёвенбрау», зашёл во двор дома и выпил. И тут… из ближайшего подъезда вышел невысокого роста толстяк, одетый по всей интеллигентской форме, то есть в белом костюме, красном галстуке, красных туфлях и с кейсом.
     Мэн протопал на Садовое Кольцо, где недалеко от метро стоял белый «мерин». Н-да, упакованный мужик! И тут к нему в машину впорхнуло светловолосое создание в коротком белом платье, похожая всем видом на бабочку-капустницу.
     «Ага, любовница, или проститутка, - подумал я, - Ну, старый хрыч, ты и даёшь!»
«мерседес» тронулся и не успел проехать до перекрёстка, как из ворот дома выскочила справная брюнетка в ярком кимоно, и кинулась было ему вслед. Но тот уже пропал из виду.
      Ну-у-у, неужели супруга? Да, типичная картина: жена мужа выкормила, воспитала, вырастила до тёплого места в какой-нибудь фирме или повыше, а тот развлекается с молодкой в рабочее время прямо с утра. Отлично!
     И я вдруг автоматически поспешил за дамой в красном японском халате с чёрными розами, и успел войти за ней в подъезд.
     -     Вы к кому, юноша? – широко улыбнулась не
            очень некрасивая женщина.
     -     Мне на пятый этаж, - вспомнил я, что дом
            семиэтажный, - Телеграмму передать.
     -     Это Савельевым?
     -     Да, им, - не моргнув глазом, соврал я.
     -     Но лифт не работает.
     -     Ну, тогда я пешком, - ёкнуло у меня в груди.
     -     Тогда вместе и поднимемся, - испытующе посмотрела на
            меня дама.
      Сердце моё ёкнуло ещё раз и затрепетало – свидетели мне ни к чему.
     -     Вы тоже к ним? – сделал словесную «разведку» я.
     -     Нет, - поправила кимоно она, пряча кружевной
            край пеньюара, - Я на свой, третий.
     -     Тогда вы, мадам, вперёд, а я вас, так сказать, подстрахую.
     Так мы и сделали: я проводил её на третий этаж, внимательно оглядываясь по сторонам и держа ушки на макушке.
     -     До свидания вам, - чуть поклонился я, - И
            спасибо за подсказку.
     -     Пожалуйста, - расплылась дама в улыбке, вставляя ключ в
            замочную скважину типичного старого «английского»
            замка, ниже которого красовалась прорезь более
            современного «агрегата» и по виду серьёзного.
      Я при этом картинно отвернулся, боковым зрением увидев всё, что надо, то есть отчеканенную медную табличку на двери, на которой золотыми буквами красовались Ф.И.О. хозяина – Морев Абрам Израилевич, а ниже покрупнее «ДАНТИСТ», и заскакал по ступеням вверх. Но я не услышал шума закрывающейся на два этажа ниже двери, поэтому, нажав три раза на кнопку звонка, подождал две минуты, а потом достаточно громко произнёс:
     -     Вы Савельева? Тогда вам телеграмма.
      И повысив голос до женского, коротко сказал:
     -     Ой, спасибо, я так её ждала.
     -     Тогда здесь распишитесь, - вернул я себе свой тембр.
     -     Ещё раз спасибо, - пропел я, - До свидания.
И пнул ногой стену, как будто захлопнулась дверь, и тут же стал быстро спускаться вниз. И сразу же на третьем этаже что-то стукнуло.
     -     Подслушивала, хитрожопая, - прошептал я, - Значит, во-
            первых, муж её явно науськивал, что кругом воры и надо
            быть предельно осторожной, то есть надолго в магазины не
            отлучаться. Хотя, может быть, был он и «сам с усам» –
            «развитой» капитализм, мать его, количество прохиндеев
            резко увеличил и особенно иудеев - стоматологов. А во-
            вторых, явно, что у них дома «бабки» имеются.
     Я вышел во двор и стал у входа в метро, следя за подъездом.
А интересно, служанка или кухарка у них есть?               
     Да, теперь мои мозги заработали на всю силу.
Что же ты хочешь сделать, Лис? И, главное, зараза, страха то ведь никакого я не ощущал…
     Я прождал часа два, когда из подъезда вышла уже знакомая мне фря, но уже в сарафане (конец июня был жарким) и продефилировала с сумкой сначала на Смоленскую площадь, а потом спустилась в подземный переход. На рынок, видно, пошла, который у Киевского вокзала.
      И тут меня затрясло.
Рискнуть что ли? А если дома кто-то остался? Или попробовать тот же вариант проверки, но по другой «тематике»?
      Я вернулся к метро и в киоске «Союзпечать» купил почтовый конверт, листок бумаги и авторучку. Быстро бумагу свернул и сунул в конверт, заклеил и написал адрес и фамилию, имя и отчество толстяка и чёрте какой адрес отправителя.
      В подъезд нырнул, как рыбка в подводную пещерку – осторожно и молниеносно. Бесшумно взлетел на третий этаж (так называемый еврейский) и нажал на дверной звонок – тишина. Подождал три минуты и опять нажал – тот же эффект и… вынул из портфеля отмычки. Их было пятнадцать, и на шестой дверной замок щёлкнул.
     -     Господи, помоги, чтоб эта баба не закрыла дверь на второе
           необычное, явно импортного производства «изделие»! –
            прошептал я сам себе.               
     И видно её расстроил ранний уход мужа, так как нижний замок закрыт не был, и я прошмыгнул в квартиру.
      Что это была за квартира!
Пятикомнатная, вся в коврах, на полу паркет, на стенах картины, весь в книжных полках кабинет, где стояло и стоматологическое кресло, широченная кровать в спальне. Столовую и кухню осмотрел быстро, но ничего не нашёл. В кабинете прошёлся по книгам, выворачивая их наизнанку (спасибо воровской «школе» в ИТК, которая всё время «трещала» без умолку под боком, обучая как стать «профессионалом»), но результат был тот же – деньги в книгах евреи не прятали.  В двух небольших комнатах были всюду игрушки, и я понял, что это детские, то есть вряд ли там будут прятать лаве, а их «постояльцы» либо в детсаду или на даче с бабушкой и дедушкой.
      Нет, всякие статуэтки и побрякушки в ящиках комодов и в столовой были, но это ёмкие цацки, а портфель мой маленький.
Вернулся в спальню и стал шуровать в шифоньере и на самой верхней полке под комбинациями, бюстгальтерами, трусами и панталонами нашёл коробочку, на которой было написано «Косметика». Открыл и… ноги мои задрожали – сотенные зелёные купюры запрыгали в моих глазах, как зайчики на полянке под солнцем.
     Раз и американские деньги у меня в портфеле. Два и протёртая носовым платком коробочка стала на своё место. Три и я уже на лестничной клетке, но запереть дверь не успел (только протёр ручки)– выше по лестнице затопали тяжёлые шаги. Пулей выскочил во двор и… постоял, отвернувшись к стене дома минут пять, а потом медленно, размахивая своим «сейфом» прошмыгнул на Садовое кольцо. Там сел на троллейбус и доехал до Курского вокзала, где нырнул в «прорубь» метро.
     Бабки дома не было, и я развалился в своей комнате на кровати, слыша доносившуюся из комнаты съёмщицы эстрадную музыку.
Купюр было восемь, то есть 800 долларов… И я просто очумел. И тут меня затрясло – я понял, что сделал две ошибки: не надел перчатки и мешочки на обувь, хотя и протёр всё, что щупал. Но в перчатках то удобнее… Во, дурак! Ладно, на лохах учатся, и им я сегодня себя посчитал.
     Ну, что, мотороллер?
А жратва? Так хочется, наконец, хорошо и вкусно поесть и попить! Ладно, пусть еда будет та же, то есть картошка с тушёнкой, капуста и солёные огурцы – такое меню объявила бабка на сегодняшний обед.
     Я знал, где водка продаётся без требования паспорта (у ЖД -платформы «Перово» был маленький магазинчик с «набором» для пьяниц) и быстро рванул туда, спрятав баксы под матрац.               
       Хотя мои тонкие усы делали меня старше, но идти дальше в другую «хлеб – соль» не хотелось.                «Московская» перекочевала в тот же портфель и я, подпрыгивая от счастья (а что ещё я мог чувствовать после удачной «охоты»?) помчался домой. Бабка пришла в пять и вдруг вывалила на стол шоколад, железную коробочку с икрой и пол-литровую банку мёда.
     -     Откуда, Тимофевна?, - произнёс я её сокращённое отчество,
            которым называл её тогда, когда у меня было прекрасным
            настроение.
     -     Да посылка завалялась ничейная уже с полгода.  Вот я её и
            оприходовала. У нас в подвале ведь, как в холодильнике.
     -     Тогда гуляем! - достал я бутылку водки из портфеля.
     -     А, это откуда?
     -     Да одному клиенту отрегулировал карбюратор, - соврал я,
            хотя часто действительно помогал хозяину нашего
            «сервиса» держать инструменты, и кое-что стал уже в
            движке соображать.
     -     Ну, тогда выпьем за хорошее дело, то есть, лето, -
            поправился я сразу.
      Бабка употребляла, но не часто – пенсии хватало только на еду, но начальница почты (осторожная старая жучила) любила делать всякие махинации с посылками и, чтобы сотрудницы не заложили её, раз в месяц, как говорится, проставлялась…
     Через пятнадцать минут мы уже сидели за столом, пили водку, закусывая её тем, что Тимофевна обещала приготовить, попивая потом чай с шоколадом. Пригласили обедать и Люсю, которая сегодня отдыхала дома. Кстати, она была по виду скромной и молчаливой девушкой, приехавшей «покорять столицу» из Орла, где в родном небольшом собственном доме теснились ещё два брата и мать с отцом – настоящий дурдом.               
       Так закончился мой первый «левый трудовой» день, если не считать тот, за который сидел в ИТК. Господи, отведи от этого воровского желания или… помогай мне, но так, чтобы я снова не залетел на зону, Господи!
     -     Бабушка, - елейно проговорил я через неделю, - Мой
           начальник доверяет мне для починки свой старый
           мотороллер с условием, что я периодически могу на нём
           кататься. Не возражаешь?
      Я, конечно, врал, но старенькая «Вятка» мне уже «светила» фарой. То есть, механик Иван Кузьмич из нашего «сервиса», дошёл уже до ручки, и ему постоянно не хватало денег на спиртное, так как стерва - жена отбирала всю его зарплату до копейки.
     -     Горе, - называл он меня иногда так, как главного героя
           Шукшинской «Калины красной», - купи «аппарат», дорого не
           возьму. Я сам боюсь уже ездить – «выхлоп» не выходит из
           меня по два –три дня. Да и сын ушёл в армию, то есть некому
            кататься стало.
     -     И сколько?
      Кузьмич назвал цену.
     -     А, в долларах?
     -     Ну, хоть пятьсот. Я тебе подскажу свалку, где можно найти
            приличные ещё детали для него.
      Я прикинул мозгами и кивнул головой.
     -     Ладно, замётано.
И вот теперь я мучил свою «воспитательницу».
     -     Ну, как, Тимофевна?
     -     А и хорошо. Будешь меня на рынок возить в Новогиреево -
           там всё дешевле.
      И я кинулся её обнимать.
     -     Да ладно тебе, Лисёнок, сочтёмся.
Но я ещё не знал, что меня уже ищут и по отпечатку сандалий опера решили, что вор – подросток (кстати, их и шорты я на следующий же день после полноценного обеда выкинул на помойку). Толстяк был непростым дантистом, но ещё и известным протезистом, и милицейская мельница закрутилась вовсю.
      Молодого ворья в Москве всегда было много, как и старого, поэтому найти меня было непросто. Но через месяц меня всё же вызвала к себе страшила – участковая. И я, слава Богу, догадался сбрить усы и сделать короткую причёску, так как вряд ли она со своим косоглазием чётко зафиксировала мой бывший вид в первый приход.
     -     Лисовский, что ты делал 25 июля в субботу?
     -     Ходил с бабулечкой на Новогиреевский рынок, - нежно
            проговорил я, зная, что у моей старушки плохая память.
     -     А, кто может подтвердить это?
     -     Так она, Тимофевна, и может. Да и на рынке, наверное, нас
            запомнили.
      Рынок был крытый и большой и подмосковные частники там смотрели только за своим товаром, боясь воров – малолеток, а не изучали покупателей, на что я и надеялся. Мильтонша тоже это знала, поэтому промолчала.
     -     Но тогда на какие же деньги ты купил мотороллер? –
            прищурила она свои косые глаза.
     -     А я и не покупал, - совершенно спокойно проговорил я, –
            это Кузьмич из автосервиса, где я, кстати, уже больше
            двух месяцев работаю, просто мне его отдал, так как
            сын его ушёл в армию, а сам он любитель Бахуса – боится
            кого-нибудь задавить.
     -     Начитанный ты, Лисовский, знаешь всякие такие слова…
     -     Так мать у меня работала в библиотеке и…
И она действительно воспитала меня грамотным, много читающим не только стихи Пушкина, Лермонтова, Асадова и прозу зарубежных авторов, но и прессу.
     -     Знаю, - неуверенно проговорила противная тётка и я понял,
            что она о моей семье ни черта не знает, - Не крути мне
            мозги, Игорь, я всё равно всё проверю. В общем, я за тобой
           наблюдаю.
     -     Я это уже слышал.
     -     Тогда лучше это запомнишь, Лисовский. Повторение- мать
            учения! В общем, не шали. Понял? Но твоего пьяницу я всё
            же опрошу.
     -     Обязательно! - мило улыбнулся я, ощутив некоторую дрожь
            в коленках.
     -     Кстати, а как ваша квартиросъёмщица?
     -     Нормально: не пьёт, не курит, мужиков не приводит, -
            ухмыльнулся я.
      Участковая поморщилась.
     -     Ну и говорливый ты, Игорь! Зона, видно, тебя развратила и
            распустила.
     -     Она, родимая, - тяжко вздохнул я, - Можно идти?
     -     Проваливай, - гаркнула мымра, и сунула в рот сигарету не
           тем концом, то есть фильтром.
      «Вятка» стояла в соседнем дворе, и я тут же рванул в свой «сервис». Выпивоха был на месте, и я сразу рассказал ему о создавшейся ситуации.
     -     Затаскают меня, Кузьмич, - захныкал я, - Ты же знаешь, где я
            «жил».
     -     А ты «зелёные» где взял? – подозрительно посмотрел он на
            меня.
     -     Да от отца ещё остались, - не мигнув глазом, придумал я.
      Слесарь на минутку задумался и выдал:
     -     Ладно, скажу участковой, что аппарат я тебе подарил – чего
            ему простаивать! Но… - глаза его заблестели, - ты мне
            будешь должен.
     -     И сколько? – осунулся я.
     -     Да жидкой валютой раза два в неделю.
      И я радостно воскликнул:
     -     Замётано!
Мы разошлись по своим местам, и я стал себя поносить, на чём свет стоит, твердя, что надо на «дело» брать сменную обувь другого размера (от отца остались пары три), надевать перчатки и как-нибудь менять «фэйс».
     Господи, да он же у меня работал парикмахером и надо покопаться в его старом бауле, который уже столько лет пылится на антресоли! И я оказался прав: там были и парики, и накладные усы и бородки – к отцу стричься приходили не только его друзья, но и богема из еврейского театра, что на Таганской площади, и кое-что из старого барахла дарила.
      И я сразу успокоился и стал усиленно чистить запылившийся «реквизит». Но пойти на новое «дело» я смог только в следующее воскресенье. Но где искать «объект»? Туда же в центре? Опасно!
А если побродить по своему району, где я, когда – то гулял ещё с родителями?
      И я решился…
Перчатки и отцовские тапки я положил в портфель (туфли в него  не влезали), приклеил усы под Будённого и брови а-ля Брежнев, и надел солнцезащитные очки и пиджак, делающий меня солидным. Получилось, конечно, смешно, и я решил в последующие разы никогда не повторять этот прикид.
        Прошвырнулся к метро «Перово», то есть к новым домам возле него и сел на ближайшую скамейку. Но как узнать, где живёт мой следующий «клиент», я не представлял. Да, без наводчика (или наводчицы) это мне не по уму. И тут вспомнил про бабку: она ведь где работает? На почте! А там посылки и чем они тяжелее, тем, думаю, богаче их адресат. Или наоборот? Вот, дьявол, что же придумать? Бабку втягивать в это дело всё равно, что просить быть наводчиком «мусора» - ярая в прошлом коммунистка сразу же меня сдаст.
      Но вот ещё вариант – сотрудница, разносящая пенсию. Но нет, не подойдёт, так как «жертвы» либо пенсионерки, либо больные, а грабить таких западло! Да, но есть же медсёстры, которые ходят делать уколы! И тут я вспомнил про Люсю… Но как к ней подкатить? Она ведь старше меня года на три - четыре, наверное. Хотя нет, она могла пойти в медучилище после восьмого класса, значит ей лет девятнадцать. Да, надо заглянуть в её паспорт как-нибудь. Но всё равно сойдёт.
      Но как же её переманить на свою «сторону»? Не могу же я сразу сказать: «Давай, родная, грабить квартиры вместе!». Родная…      Родная!  А если за ней приударить? Я - то уже весь давно оформился и эротические сны, заканчивающиеся поллюциями у меня чуть ли не каждую ночь. А она? Может быть, толстая Люська ещё девственница? Ну и что? Она что ли вечно ею будет?
     Да, здесь потребуются натиск и… подарки. А это значит, что я должен проделать текущую «акцию» один. И хорошо ещё, что она почти моего роста – не люблю баб выше или очень ниже себя.                Хотя, да, она же ходит в туфлях на каблуках, то есть сантиметров на 5 – 6 выше меня в них. Да и чёрт с ней! И от этих мыслей у меня всё внутри и снаружи возбудилось. Значит, ночью опять во сне «промокну». 
       И тут кто-то толкнул меня в бок.
Я повернул голову, и увидел, что рядом со мной села самая настоящая туша, которая сразу же стала кусать эскимо. У меня потекли слюнки - я же уже таскаюсь по району три часа! Пора обедать, зараза…
      Но тётка вдруг повернула ко мне голову и проговорила басом:
     -     Мужчина, вы свободны?
      Я опешил: неужели она приняла меня за взрослого? Может, у неё со зрением не того? И что значит «свободен»? Она что, хахаля себе ищет?
     -     Мужчина, - повторила она, - Я вот накупила всякой всячины,
            а допереть до машины не смогу. Не поможете?
      И я тут же пришёл в себя и, сделав голос грубым, произнёс:
     -     В принципе могу, но…
     -     А я заплачу, - сделала она что-то вроде улыбки.
     -     А машина далеко стоит?
     -     Да на стоянке за метро. Поможете?
И я решился.
     -     Попробую. Где сумки?
     -     Да в ячейке вон в том магазине.
      Да, это был новый продуктовый и цены в нём, по теперешним временам были аховые. И это значит, что, дама при деньгах, что подтвердилось потом её новеньким «БМВ».
      Сложив два огромные и тяжёлые сумки в багажник, я вопросительно посмотрел на тётку.
Та опять гнусно улыбнулась и вякнула:
     -     А до квартиры не донесёте? У нас лифт не работает.
     -     Что, прямо отсюда? – решил поиздеваться над ней я.
     -     Нет, - совершенно серьёзно пробурчала она, - Мы доедем до
           дома – это недалеко, в Реутове.
      Да, до этого ближайшего к столице городка минут семь, и я кивнул головой.
    -     Замётано.
Она пытливым взглядом мента посмотрела на меня и включила зажигание. Доехали мы до места за десять минут. Её дом был на окраине, и, чёрт, новым двенадцатиэтажным. Неужели её квартира на последнем этаже? Я же от такой нагрузки просто сдохну!
     Вылезли, я нагрузился и мелкими шажками двинулся за «горой».
Да, действительно, лифт не работал, а квартира оказалась на пятом этаже, то есть сносно для моих бицепсов. Дверь квартиры была железной, и сердце моё затрепетало – есть за ней богатства! И действительно трёхкомнатная хавира была забита мебелью так, что хозяйка с трудом протискивалась мимо неё.
     -     Чай будете? – подмигнула она мне.
     -     Нет, - нахмурился я, чувствуя, что деньгами стало «пахнуть»
            слабее.
     И видно она это поняла и продолжила:
     -     А коньячку? Хорошего, французского…
А почему бы и нет, подумал я, несколько расслабляясь. Мы находились на кухне, которая была метров четырнадцать в квадрате, где всё сияло импортной нержавейкой: холодильник, кухонный гарнитур, и даже табуретки, накрытые сверху мягкими и красивыми подушечками.
     -     Коньяк в баре в зале, - объявила она и скрылась, а через две
            минуты зашумела вода в ванной, и меня чуть не стошнило
            от мысли, что эта «гора» захочет меня соблазнить.
      Нет, я не был девственником - год назад я почти вкусил прелесть полового акта. А почти потому, что пере возбудился и завершил всё со скоростью реактивного самолёта, и «объект», который оказался лет на пять старше меня, был недоволен. Мы тогда гуляли на последней школьной новогодней пьянке, в зимней даче моего приятеля прямо за два месяца до начала моей отсидки, и там была ещё его сестра с мужем. Так вот этот муж напился так, что свалился под стол и больше не вставал, а его благоверная, видимо, тоже перепила, то есть танцевала со всеми в одной комбинации. А нам было всё по фигу, так как спиртного было навалом. Да и музыка прекрасной - «Битлз», «Квин», Карл Перкинс, Пресли и много-много ещё чего, а жратвы так на целый полк. Так вот, эта фря, танцуя со мной, вдруг в открытую заявила:
     -     А пошли - ка, парень, проветримся. На дворе всего - то два
            градуса мороза.
     -     Да и пошли, - чуть не упал на неё пьяный я.
    Нет, я не был косой в дугу, так как перед застольем съел большой кусман белого хлеба со сливочным маслом – первое дело, чтобы не опьянеть быстро. В общем, мы вышли, и эта молодая баба потащила меня в баню, готовую уже для парения, где всё и произошло, но как я уже говорил, то есть, на пекосяк. Более того, когда я ошеломлённый своей «быстротой» отвалил сразу оттуда пешком до первой электрички и ввалился домой, получив от бабки подзатыльник, и прошёл к себе, то, раздевшись, увидел на своих трусах кровь – эта сука захотела «любви» во время месячных.
      И вот сейчас я почувствовал ту же брезгливость…
Хозяйка вошла в белом тёплом халате с бутылкой «Наполеона» в руках и двумя пузатыми бокалами.
     -     Ну, выпьем, мой оруженосец? – похотливо произнесла она и
            меня чуть не стошнило.
     -     Ага, - только и сказал я, плюхаясь на табурет.
      Она наполнила бокалы до краёв, что настоящие гурманы никогда не делают (научил меня отец как, во что и сколько всегда наливать) и прогромыхала почти басом:
     -     За французскую любовь!
      Я слышал, что это такое, но, во-первых, никогда этого не делал, а во-вторых, чуть ли не потерял сознание от чувства, будто я провалился в выгребную яму.
      Но выпил…
     -     Так я вас жду, мой усатый маленький паж, - заявила она и
            прошла королевской походкой в спальню, - Душ я не
            выключала…
      Я огляделся и тут же комод из красного дерева привлёк моё внимание. Секунда и я всё переворошил в нём, найдя только серёжки жёлтого цвета, кулон из серебра, да смятые сто долларов, что означало, что хозяйка не какой-нибудь лох, а прожжённая насквозь бабёнка и знает, где нужно прятать бабки и цацки, которые я вряд ли найду за короткое время.
     -     Ты где, мой маленький принц? – раздалось из спальни.
     -     Сейчас иду, моя ко-ро-ле-ва, - пропел я.
     И, схватив всё, что нашёл, прошёл на носочках в прихожую и, надев кеды, через минуту был уже на улице. Пешком рванул к железной дороге, где успел вскочить в вагон через закрывающиеся двери электрички, и в пять минут добрался до «Перово», откуда чуть ли не бегом допёр до моего двора и через окно пролез в свою комнату. Меня встретил храп бабки за стеной, и тихие романсы из комнаты квартиросъёмщицы (точнее - съёмщицы комнаты).
     Я достал из кармана трофей. Ну, вот тебе и серёжки в подарок,  моя не худенькая звёздочка! Переоделся в спортивный костюм и прошёл в коридор.
     «Где ж ты, мой свет, бродишь голову склоня?» - пела за дверью Танька Буланова.
     -     Я здесь! – стукнул я осторожно пальцем в дверь.
      Послышалось шуршание шагов, и щёлкнула задвижка.
И меня Люся поразила: разноцветная свободная пижама шла ей невозможно как к лицу, так и к телу.
     -     Ой! – покраснела она, - Я думала, что это Ольга Тимофеевна.
            Извини.
     -     За что? – прошёл я и присел в старенькое кресло, которое
           любила моя мать.
     -     Что я в ночной пижаме.
     -     Да ерунда всё это. Была бы ты го…, прости, обнажённой,
            тогда другое дело.
      Девушка покраснела ещё больше, но тут же пришла в себя окончательно и смело предложила:
     -     А вина не хочешь, Игорь? Мне сегодня утром один пациент
            презентовал.
     -     Небось, и намекал на что-нибудь при этом? – развязно
            произнёс я – коньяк толстухи уже подействовал на меня.
     -     Нет, что ты, что ты! – замахала она руками, - Он мне в
            дедушки годится, - Ты вот…
     Но я перебил её:
     -     Люсенька, банкуй быстрей. Ты же старше тебя.
     -     А выглядишь лет на двадцать.
     -     А это всё зона, - вякнул я и тут же поправился, соврав, -
            Радиоактивная зона. Я как раз в те ужасные дни ездил к
            родственникам в Припять вместе с мамой и папой, вот
            и попал под действие лучей.
     -     Ой, несчастненький! И большую дозу получил?               
     -     Да нет, ниже средней, - продолжил я брехать, - Мы с другом
            были в жо… в живот полный пьяные, вот и спаслись от
            действия этой заразы.
     -     Несовершеннолетние? – ахнула девушка.
      Я почувствовал, что краснею, но тут же сориентировался:
     -     Да нет, мы случайно обнаружили бутылку с самогоном,
            подумали, что там лимонад и изрядно хлебнули.
     -     И не отравились?
     -     Нет, сразу же легли спать, а утром нас эвакуировали из
            зоны заражения.
     -     О, Боже, как страшно! – закатила глаза к потолку лёгкая на
            веру квартирантка.
     -     Вот именно, - сглотнул я слюну, почувствовав, что рот мой
            пересох от лжи.
     -     Так давай помянем погибших? - предложила грустно она,
            доставая из тумбочки бутылку «Каберне».
     -     А, давай, - достал я из кармана перочинный нож, в котором
            был штопор, а Люся сходила на кухню и принесла два
            стакана, присев потом напротив на застеленный уже для сна   
            диван.
Я налил по половинке и с пафосом произнёс:
     -     Добрая память им, остановившим ядерную катастрофу!
     -     Ага, - чуть отпила вино девушка.
     -     Нет, нет, нет, - запротестовал я, - За усопших до дна!
     -     Да я опьянею, - вроде бы скромно произнесла она.
     -     Но тебе же не столько, сколько мне? Ты старше раз уже
            работаешь по специальности.
     -     А сколько тебе? – хитренько посмотрела съёмщица мне в
            глаза.
     -     Семнадцать, - добавил себе почти полтора года я, не моргнув
            глазом, - А тебе?
     -     Ну, а мне на два года больше.
      Так, если исключить мою «прибавку», то она старше меня на три с лишним года – нормально для «близкого знакомства».
     -     Я ведь в медучилище пошла после восьмого класса и уже два
            года как работаю медсестрой, - чуть уже осоловело
            проговорила она.
     -     Тогда выпьем за тебя, - нашёлся я, опять наполняя стаканы, -
            За лёгкие, нежные и умелые ручки – штучки.
     И если бы она не окосела, то поняла, о чём я говорю – колония меня развратила донельзя. Но она до этого не допёрла.
       Потом мы опорожнили бутылку до конца, после чего девушка просто упала на диван. Я, как порядочный мужчина, накрыл её  одеялом, и ушёл к себе. Разделся и прилёг на кровать, но похотливые мысли стали грызть меня как голодная собака кость.    И я не выдержал: достал из - под кровати свой НЗ (четвертинку водки) и выпил чуть больше половины, надеясь всё же на появление сонливости и что я отключусь. Но ошибся: я наоборот отрезвел, и неимоверное желание толкнуло меня на «подвиг».
      В одних трусах я прошёл на цыпочках в коридор и прижал ухо  к бабкиной двери, тут же услышав привычный для меня храп. Взглянул на часы на стене – половина одиннадцатого… Ничего себе! Я - то думал, что ещё семь, но видно у богатой толстухи время протекло быстро. Потом бег от её дома, электричка, дорога до дома, осмотр «добычи», ля-ля - тополя с Люсей о нашей жизни, а потом с выпивкой тоже медлили, то есть шесть часов проскочили мимо меня, как бешеная собака, гоняющаяся за кошкой.
      Я глубоко подышал, перекрестился (всё-таки почти в первый раз практически иду на такое «дело» и спасовать нельзя) и прошмыгнул в комнату Люси. Она также лежала на спине, и только одеяло несколько сползло с её ног. Кстати, хоть полноватых, но стройных… Нет, в ИТК более взрослые ребята делились опытом, как разбередить женщину для любви, но я всё же стеснялся… пока.
     Ладно, всем смертям не бывать, но этой связи не миновать! 
 Пока я всё стягивал с её нехилого тела (кстати, красивое) бельё, Люся молчала, часто посапывая, но когда всё случилось, она вдруг прошептала:
     -     Спасибо, милый Славочка!
     И тут же повернулась на бок и захрапела, но не так, как моя старушка, а как это делают малые детки, то есть тихо посапывая. А я потом полночи думал, и кто это за «Славочка»? Да что думать? Видно, первый её мужчина был с таким именем…
     Столкнувшись с ней утром, я, заметив яркий блеск в её глазах и румянец на щеках и как всегда, пропустил её вперёд в ванную.
     -     Ты извини меня, - шепнула она мне на ухо.
     -     За что?
     -     Ну, что… это было в полусне.
     -     Ладно, пролетели, - чмокнул я Люсю в щёчку и вернулся в
            свою комнату.
И впоследствии, когда она не дежурила в больнице, я всегда ночевал в её комнате и бабка ни разу меня не застукала. Так прошло полгода в работе, любви, хождении в кино и поездках на озёра в Косино. А потом случилось такое, что я чуть не поседел – меня стали мурыжить с получением паспорта. И всё из-за отсидки. Но участковая, как ни странно, мне в этом помогла и перед Ноябрьскими Праздниками я его получил. Но за это время мой личный запас денег прилично пополнился, хотя однажды я чуть не попался…
      Как уже говорил, был остросюжетный случай, но сначала я расскажу о двух нормальных «походах», которые произошли уже следующим летом. Первый был на пляже на Белом озере в Косино. И был я там вместе с Люсей в выходной день в середине июля.
      Жара была дикой, и даже чуть попахивало гарью, но мы всё равно поехали. Мой мотороллер работал как швейцарские часы и минут через двадцать мы уже купались, оставив его на полянке -стоянке. Озеро чистое, народу тьма и так называемый пляж был забит до отказа, поэтому мы расположились в кустах каких - то растений, осторожно осмотрев их, так как боялись борщевика – кусающей гадости, дающей сильные ожоги, которого я называл «инопланетянином».
     -     Игорёк, - ласково обратилась ко мне Люся, - Я перед
            пляжем у стоянки видела палатку с барной стойкой и
            стульчиками. Там, наверное, пиво продают, а так хочется
            пить. Не сгоняешь?
     -     А как же! – вскочил я и прямо в одних плавках потрусил в
            указанном направлении.
      В переносном кафе были и пиво, и мороженое, и чебуреки, и шашлык, поэтому я простоял в очереди минут тридцать, пока не оказался перед очами продавца кавказской национальности.
     -     Чего желаешь, молодой и красивый? – почти без акцента
            спросил хачик.
     -     Пять бутылок «жигулёвкого» и четыре чебурека.
     -     Один минут, - улыбнулся продавец и ткнул пальцем в бок
            стоящую рядом толстую брюнетку, - Давай, Зуля, грей!
     -     Один секунд, дорогой.               
      Женщина развернула свою «корму» от него к большому мангалу, на котором в одном конце шипел на шампурах шашлык, а на другом стояла закопчённая кастрюля с маслом для жарки чебуреков.               
      Десять минут, и я уже с бутылками в пакете в одной руке и картонными большими тарелками со сложенными вертикально как блины чебуреками в другой, мелкой трусцой (спина моя уже пылала огнём от солнца) направился к моей Ляльке. Хотя, учитывая её размеры, правильнее было бы её называть «люлькой». И тут мои глаза боковым зрением заметили, как к той палатке пробирается через кусты «жигуль» с открытым прицепом, в котором я узрел коробки с горами бананов. Хороший товар! Но нужная мысль пока меня не посетила, и я продолжил идти, увидев через пятьдесят метров, как среди кустов появилась милая круглая головка Люси.
     -     У-у-у, Игорёк, а я тебя заждалась. И хорошо, что вода
           рядом – я дважды окуналась, не боясь, что наши шмотки
           стырят.
      Стырят? Стырят!!!
Так вот о чём заскрипели мои мозги? А почему бы и нет?
     -     Ой, подруга, я сдачу забыл взять, - бросил я ей и быстрым
            шагом направился назад.
      А там уже началась разгрузка, и водителю из-за зарослей борщевика приходилось таскать коробки с фруктами метров за шестьдесят, давая приличный круг.
Постояв некоторое время невдалеке, я заметил в кабине машины спортивную синюю сумку, лежащую на заднем сиденье. И «червь», что там могут быть деньги, тут же начал грызть мои извилины.
      И я вялой походкой приблизился к водителю, чуть подрагивая головой и руками.
     -     Чэго тэбэ? – уставился на меня азербайджанец лет двадцати
            пяти.
     -     Слушай, друг, на бутылку пиво монет не дашь? Я вчера с
            товарищем так напился, что до сих пор трясёт, а
            опохмелиться не на что.
     -     Мэлочи нэт, - отвернулся он от меня и, взяв очередную
            коробку с бананами, потопал к кафе.
        Я за ним.
Подошли к заведению, и я встал как вкопанный, уставившись на хозяина. И добрый хачик, увидев меня, поманил пальцем.
     -     Ты чего опять? Пива мало?
     -     Да вот попросил у вашего водителя на бутылку – мне не   
            хватило в нашей компании, а деньги у меня кончились, а
            твой работник меня послал куда подальше…
     -     Нэ так сказав, - покачал головой водитель.
     -     А как? – повернулся к нему хозяин кафе.
     -     Просил дэньга на опохмэл.
     Хачик хмуро посмотрел на меня.
     -     Было такое?
     -     Да, я подумал, что лучше, так попросить. Он же мужик и
            должен понять, как тяжело после пьянки. А он…
     -     Именно так и было? – опять взглянул на водителя хозяин
            кафе.
     -     Било, било… Но я нисчим и пьяним нэ подаю.
     -     Да он у меня пять бутылок купил, да ещё чебуреки, -
            возмутился хозяин, - Просто не рассчитал деньги.
     -     Ну и чэго? У мэнэ прынцэп – не дай дэньга чужой
            человэк.
И тогда владелец кафе сплюнул и сказал:
     -     Чёрт с тобой, Анзор. Ну, ладно, парень, могу дать тебе и
            побольше, но ты помоги разгрузить прицеп, а то
            палящее солнце быстро испортит открытые фрукты. 
     -     С огромным удовольствием, - чуть не поклонился я.
И в десять минут все коробки перебрались под тент, а хозяин кафе дал мне три рубля под презрительным взглядом водителя «жигулей», которые я тут же «вернул», купив ещё пива.
      И у меня внутри вдруг всё перевернулось и очень захотелось отомстить жмоту. Я незаметно прошёл на стоянку к мотороллеру и вынул из багажника мешочек с отмычками, надеясь, что они помогут открыть замок двери автомобиля – сигнализации на нём не стояло. Потом вернулся и увидел, что хозяин кафе и водитель с удовольствием пожирают за столиком шашлык, а женщина возится у мангала. Осмотревшись, я не увидел ни одного покупателя у стойки и… рискнул, то есть подполз по высокой траве к «жигулям» со стороны передней пассажирской двери и стал подбирать отмычку, но фиг вам – сморозил глупость, так как даже намёка не было, что одна их них может подойти. Выругался, сплюнул в траву и вдруг заметил, что дверь то не закрыта на вертикальную защёлку. Раз и приоткрыл осторожно дверь; два и поднял кнопку задней двери; три и открыл её; четыре и сумка на полу; пять и она «раззявила» свой рот, а там барсетка и в ней пачка денег. Вынимаю её и засовываю в плавки, тихо прикрыв обе двери (опустить кнопку задней я, естественно, не забыл). Оглянулся и увидел, что картина та же: хачик и водитель сидят на своих местах и лижут эскимо, а женщина возится у мангала. И это было не удивительно, так как я сработал буквально за минуту. Чуть ли не ползком пробрался назад в кусты и далее на стоянку, прилично обжёгшись о крапиву и чуток о чёртов борщевик. Сначала деньги перекочевали в мешочек с отмычками, а потом он улегся в багажник моего двуногого «коня». Я дал небольшой круг, выйдя к моей пышной Ляльке со стороны озера, не заметив, что она с вещами теперь несколько подальше от воды.
     -     Где ты так долго пропадал? – спросила недовольно она.
     -     Окунался, - буркнул я огорчённо, так как мои чебуреки
            остыли, а пиво согрелось.
     -     Тогда я пойду, искупаюсь, - улыбнулась Люся и, вильнув
            смачной попой, пошлёпала по песку к воде.
     -     А затем домой! – приказал я ей вслед, - Не люблю остывшие
           чебуреки и тёплое пиво.
     -     Ладно, - рассмеялась девушка.
      И вот мы, собрав шмотки, двинулись с пляжа, но вдруг меня осенило.
     -     Люсь, ты иди к дороге, а я к тебе подъеду – зачем тебе делать
            крюк вместе со мной к стоянке?
     -     Согласна, - кивнула она и исчезла за поворотом.
      Я туда - тишина. Пригляделся проходя мимо, а водитель уже у машины. Сердце моё ёкнуло, но тот, увидев, что сумка на месте и задняя дверь закрыта, вернулся к кафе, проговорив с хозяином ещё несколько минут, которые я не стал считать, а завёл свой «агрегат», медленно подъехал к дороге, где усадил Люсю и… дал по газам.
      Дома нас встретила бабка и тут же уставилась на меня пытливым взглядом.
     -     Где был, Лис, так долго?
     -     Я в Косино на прудах, а Люся на работе, - привычно соврал
            я.
     -     Ага, она потом приехала к тебе туда, и вы вместе
           направились домой. Или наоборот: ты искупался и быстро к
           ней на работу? Я ж в окно вас видела, как вы слезали с
            железного «трона».
Ух, ты, и глазастая, бабулька!
     -     Ладно, второй вариант, - почувствовав, что краснею, ответил
            я, ставя пиво в холодильник и бросая чебуреки на
            сковороду.
     -     Ну, ну, козлятки! Смотрите аккуратней, а то в ваш дом
           придёт страшная волчица.
      И я понял, что она однажды всё-таки нас застукала, то есть поймала меня, когда я пробирался ночью к Люсе. А про волчицу – беременность напомнила для того, чтобы я предохранялся.
     -     Нас козёл стережёт, бабушка, - сразу осипшим голосом
           проговорил я.
     -     Как бы у козочки пузо не распухло, а потом и лопнуло от
            обильной еды, которая скрипит на зубах, - намекнула
            бабка и на диван.
      Теперь уже покраснела Лялька, но я тут же помог ей:
     -     Ладно, я ей буду меньше давать травы, чтобы она тише
            «жевала», - чуть не лопнул я от смеха – бабка то у меня      
            какая сообразительная! И что впервые понял я, иногда
            вполне интеллигентная - вот, как грамотно раскрутила
            интимный разговор.
        Второй раз лафа посетила меня в начале зимы.
Мы уже с Люсей не прятались, но ночные «места» чередовали для разнообразия, тем более моя кровать скрипела тише, чем её диван.
Я деньги зря не тратил – ещё пригодятся, но серебряный кулон долго не держал у себя, отдав его Люсе перед очередной «операцией», точнее за день до посещения театра «Современник», где шёл спектакль про наших проституток, которых выслали за 101-ый километр перед олимпиадой 1980 года (кажется, пьеса  называлась «Звёзды на утреннем небе»). Да, это был отличный спектакль, где играли Неёлова и Петрова.
      В общем, продолжаю с того места, когда мы уже там.
Я отдал свою тёплую куртку с капюшоном и Лялькино зимнее пальто в гардероб, и она тут же ушла в дамскую комнату «попудрить носик». Я к женщине, которая продаёт программки, а передо мной их покупает пара ну просто шикарно одетых пожилых, чуть упитанных людей и… озноб возможной «охоты» просто пронзает меня насквозь. Мужчина вынул толстый бумажник из кармана пиджака и расплатился, а женщина тут же стала разглядывать свою программку. Прошли в зал, сели в амфитеатре, и спектакль начался.   
      Через час с небольшим - антракт.                И надо же такому случиться, что я замечаю, что эта парочка сидит на два ряда впереди нас в партере. Тут мой «объект» встаёт и уходит из зала. Я за ним, а моя спутница остаётся осматривать всех зрителей в бинокль – она в этом театре впервые.
     Я быстро нахожу «клиента», идущим в туалет и пробираюсь на цыпочках за ним вовнутрь.  Мужчина буквально влетает в закрывающуюся часть, то есть, в кабинку, где сразу шуршит одежда и раздаются знакомые звуки послабления. Кабинка рядом пуста, я захожу туда и становлюсь на унитаз. Мгновенно заглядываю в «помещение» рядом и вижу, что пиджак мужчины висит на крючке перегородки, разделяющей наши «территории». Я прячусь назад и жду, когда зашуршит туалетная бумага. И в тот момент, когда это настаёт, я опять становлюсь на унитаз и мои глаза вновь лицезрят задницу соседа, подвергающаяся туалету. Секунда и его кошелёк в моей руке; вторая и его содержимое у меня в кармане, а пустой лопатник падает назад в своё вместилище – карман пиджака поклонника театра. Опять шуршит одежда и я на носочках выскакиваю из туалета, смешиваюсь с гуляющими по коридору и через другой вход в зал пробираюсь к моей подружке. И тут меня охватывает непонятный озноб – озноб страха: а вдруг мужик обнаружит кражу до выхода из театра? Он заявит в администрацию, те вызовут ментов, которые начнут всех подряд обыскивать и… страшно подумать, что я опять попаду в колонию.
      И я тут же выхожу в фойе и сажусь на диванчик в коридоре, тщательно осмотрев его.
Звенит звонок, другой, третий, но я не возвращаюсь в зал, а опять осмотревшись и увидев, что вокруг никого нет, прячу деньги в щель между мягким сиденьем диванчика и его деревянным каркасом.  Минута, и я уже в зале рядом с Люсей.
     -     Ты где задержался то?
     -     Да что-то живот закрутило, - корчу я несчастную рожу.
     -     Ну и?
     -     Уже лучше.
     -     Тогда смотрим дальше.
     -     Обязательно.
      И я оказался прав: толстяк обнаружил пропажу, когда после сортира зашёл в буфет, выпить там что-нибудь для успокоения типа коньяка. И катавасия, предрекаемая мной, началась по всей программе: администрация, милиция и обыск всех зрителей у выходов – любитель театров наизусть помнил, сколько и каких было у него купюр. Я же теперь чувствовал себя довольным и счастливым, прижимая к себе Люсю и хваля себя. Мол, молодец, Лис, догадался, как всё грамотно устроить.
     А на следующий день (уже без неё) я втридорога покупаю билет на текущий спектакль и в конце антракта, когда коридор пуст, изымаю бабки из диванчика в коридоре и с «чистой совестью» покидаю театр, сказав администратору, что подозреваю, что не выключил дома утюг. Нет, я, конечно, в этот раз пришёл в другом виде и с наклеенной небольшой бородкой, поэтому и был спокоен. Подходя к дому, я отклеил этот камуфляж и проник в свою комнату незамеченным никем, так как оказалось, что бабка ушла в церковь, куда пристрастилась ходить уже год, а Лялька моя дежурит в больнице.
      А утром, когда никого в квартире не было, подсчитал «улов», и понял, что мы на эти деньги можем с ней бродить по ресторанам каждый день в течение месяца. Но тут произошло то, от чего я чуть не загремел вновь на зону, и что заставило меня дальше быть в плане «охоты» скромным и терпеливым.
      И всё это происшествие случилось из-за моей любимой бабушки Тимофевны - заразы старой!
      Так вот, это было в воскресенье уже в декабре: мы поехали вдвоём (Люся дежурила сутки в больнице) – я и бабка на мотороллере на рынок. Стояла слабо морозная погода, подарившая сухой асфальт и чистый воздух. Мы разбрелись между прилавками: бабка искала дешёвые овощи, а я что-нибудь для своей зазнобы в смысле побрякушек или красивого белья – хотел сделать подарок к празднику. Потом нашёл домашнего вина, продававшегося в пластиковых канистрах и всё это, положил на небольшую двухколёсную тележку, которая присоединялась к мотороллеру так жёстко, что мне не надо было держать равновесие во время езды – медленной, конечно. И я стал искать свою «мучительницу» в мясном отделе, так как она привыкла его посещать в самом конце «похода».
       И нашёл её сразу по дикому крику:
     -     Чтоб вы все провалились здесь, бандиты чёртовы! – кричала
            она, распахнув старую дублёнку моей матери, - Впариваете
            (надо же, выучила современный лексикон) испорченное
            мясо и хоть бы покраснели. Была страна как страна, а теперь
            бордель, бедлам и сплошные обманы в одном флаконе. Гады
            коммунисты, которых я искренне любила и которым верила,
            просрали СССР, а сами теперь жируют, заняв высокие
            должности повсюду, спарившись с ворами.
      И т.д., и т.п.
А увидев меня, разозлилась ещё больше.
     -     Вот мой внук отсидел за буханку хлеба, а эти воруют
            вагонами и ничего.
      Я к ней и на ушко:
     -     Успокойся, а то позовут продавцы милицию и начнётся
            ненужная мне разборка.
Но бабку уже было не остановить.
     -     И ты даже родную бабушку не можешь защитить, засранец.
            Вон набрал своей потаскушке шматья и вина и рад. А кто
            будет готовить? Я! Опять я! Что ты раззявил рот, бандит               
            (это уже продавцу), скидывай цену или щас побросаю всё
            твоё мясо на пол, говнюк.
     И я понял, что моя Тимофевна таким образом торгуется.
     Мордастый мужик, у которого лежали на прилавке вполне приличные куски свежей свинины, поначалу обалдел, а потом стал крутить пальцем у виска, вызвав при этом хохот у стоящих рядом покупателей. И особенно смеялась симпатичная блондинка примерно моего возраста.
     -     Всё, пошли, бабушка, - ласково проговорил я, чувствуя, как
            меня начинает трясти, - Мне встреча с ментами не нужна.
     -     Да ты ещё и трус, внучок? – опять стала ругаться она, - 
            Выгоню я твою шалаву сегодня же, пока ты ей дитя не
            сделал. Сам малец, а гонору то, гонору…
      Нет, паспорт я получил давно и мне уже скоро восемнадцать, но дело не в этом, а в том, что я сидел, а это не килограмм конфет! Ещё пять минут такого шума и нагрянут «мусора».
      И я так крутил головой, вот-вот ожидая свистка краснопёрых, что не заметил, как с моей коляски исчезло всё, что я туда положил. И тут появился он – толстый здоровый мужик неизвестно какой национальности и я понял, что это директор рынка. Он тут же набросился на бабку с дикой бранью, и та даже на секунду заткнулась, но потом из неё вылетел такой мат, который по сравнению с тем, что я слышал на зоне, был просто ласковыми словами. И я потащил бабку с рынка, но она уже всё поняла и ускорила шаг, вырвав свою руку из моей. И тут неизвестно откуда взявшиеся три бугая, подскочили ко мне и чуть ли не хором заорали:
     -     Ещё раз появишься здесь со своей старой ****ью и тебе и ей
            трындец.
      Они, конечно, сказали по-другому, но смысл от этого не улучшился. В жутком стрессе я потащил пустую тележку за собой.
Бабка уже стояла у мотороллера, понося всех вокруг, так как переднее колесо было спущено, и я чётко увидел в нём настоящий узкий разрез от ножа.
     Ну, ты и попал, Лис!
И я, оглядываясь вокруг, захотел мою любимую опять успокоить, но её уже и след простыл. Кое-как доволок свой транспорт до родного «сервиса», где за сорок минут заклеил шину и скат под хохот Кузьмича, которому я по-товарищески всё рассказал.
     Но когда я уходил, он вдруг сделал серьёзную рожу:
      -     Не вздумай Жоржу Скале мстить – убьёт.
       И я опешил.
Так вот с кем связалась моя «воспитательница»? Про этого подонка шли такие слухи, что кровь стыла в жилах: и насильник он, и бандит, и вор, и связан с ментами…
     И вот на тебе, Скала – директор ближайшего от моего дома рынка!
     Я не спал всю ночь, думая о нём и о… Люсе. Узнает этот гад, что девушка снимает комнату у нас и конец всему – изнасилует её всей бандой, да ещё и покалечит. И никто же нас не защитит – не те времена. И мысль о мести тут же улетучилась из моей башки, как сигаретный дым на ветру. Промучившись от бессонницы до часа ночи, я встал, прошёл в туалет, где в старомодном бачке прятал алюминиевую фляжку с водкой – мой ещё один неприкосновенный запас. Выпив около ста грамм, потихоньку стал возвращаться к себе, как вдруг бабкина дверь со скрипом отворилась, и она собственной персоной в ночной рубашке выросла перед моими очами.
     -     Ты, Игорёк, прости меня, старую коммунистку, но этот
            новый строй доведёт меня до петли своей
            несправедливостью.
     -      Ладно, Тимофевна, проехали, - улыбнулся я, - Только
             Люсе…
     -     Да не бойся, я ей и слова не скажу. Будет жить у нас, как
            жила. Она мне нравится – хорошая девушка, но жениться
            тебе пока рано, да и она не набрала ещё своё в
            профессиональном плане.
     -     А, мы и не собираемся.
     -     Во-во, и я об этом. Милуйся дальше, а стол всегда для вас
            будет накрыт.
      И я чуть не прослезился – не бабка, а золото, моя Тимофевна.
Я подошёл к ней и поцеловал в морщинистую щёку, а когда закрывал дверь в свою комнату, мне показалось, что услышал её всхлипывание.
      Но я всё же не выдержал – рассказал через неделю свой Ляльке об этом инциденте после получасового кувыркания.
     -     Вот скотина! Ну, прямо как Марк Михайлович Золотарёв в
            нашей областной больнице в Орле.
      Я выкатил глаза.
     -     Домогался тебя что ли?
     -     Ага. А как отказала, стал меня прессовать: то к тяжёлым               
            больным приставит на индивидуальный пост, то
            подряд две смены заставит отработать, то лишит премии, а
            потом…
     -     Главный врач что ли? – перебил я её.
     -     Нет, заведующий отделением. А под конец подставил меня.
     -     Уколы твои ему не понравились или капельницы?
     -     Нет, - прижалась Люся ко мне, - Собрал весь коллектив
            отделения и сказал, что я краду лекарства – вроде бы видели
            сами больные.
     -     Ну, гад!
     -     Вот именно. В общем, заставил написать заявление «по
            собственному желанию».
     -     Сволочь, тварь поганая, - заскрипел я зубами.
      И тут девушка заплакала.
     -     Ты чего это?
     -     Да понимаешь, - стала целовать мою грудь Люся, - Да
            понимаешь, ведь частично это было… правдой.
      И я прямо подскочил в своей кровати.
     -     Да ну?
     -     Да. Ты прости меня, Игорёк, это было только раза два. Мама
            сильно заболела, а лекарств, как ты знаешь, стало в аптеках
            мало, а цены возросли. А семья то у нас большая и отец
            малахольный – стал меня упрекать, что для матери родной
            даже немного антибиотика не могу принести. Вот я и…
     -     Ну, и правильно сделала.
     -     И этим старый бабник и воспользовался. Меня то
            больные любили и многие даже здоровались со мной на
            улице. В общем, сраму было… Хорошо, что хоть в трудовой
            книжке ничего не написали.
     -     Да, хорошо, - поцеловал я её в губы, - Но у меня тоже не всё
            в порядке с Законом.
      И я рассказал ей свою эпопею, не вникая в настоящие подробности. Люся не охала, не стенала, но под конец просто задавила меня в своих объятьях.
     -     Не вспоминай больше нехорошее, милый, вся жизнь ещё
            впереди.
     -     Не знаешь, когда хорошее кончится, - философски заявил я.
     -     И что ты хочешь, отомстить этому Скале?
     -     Да нет, - вздохнул я, и тут же ненависть захлестнула во мне
           всё. А почему бы и нет? Вот только надо, чтобы мне               
            кто-нибудь помог. А где такого надёжного найти?
        И тут вдруг Люся проговорила:
     -     И я могу тебе помочь…
      Я обалдел! А действительно, только моя Лялька – надёжный и самый близкий человек после бабульки.
     -     И как ты себе это представляешь? – спросил я, глядя ей
            прямо в глаза.
     -      А вот прямо сейчас это и обсудим.
      И мы действительно обсудили и пришли к выводу, что самое верное и быстрое – это сделать поджёг рынка.
     -     Но надо обеспечить себе алиби, - заявил я уверенно.
     -     Согласна. Давай сделаем так.
      И мы сделали…
                Х

      Этот день был полон забот: Люся съездила на Ленинградский вокзал и купила билеты в «СВ» до Санкт-Петербурга - стал Ленинград им опять 6 сентября 1991 года.  Билеты были на самый медленный поезд, останавливающийся, как говорят, у каждого семафора и уходящий из Москвы в половине одиннадцатого вечера… Я же изучал в это время карту севера России, где были автомобильные дороги, проходящие недалеко от «железки». План был такой: мы садимся в поезд, а на одном из полустанков уже ждёт меня мой мотороллер, на котором я возвращаюсь тут же в столицу и поджигаю рынок Жоржа Скалы. Потом на своём двухколёсном догоняю поезд и сажусь в предыдущий вагон, возвращаясь в то же купе. Люся же в момент моего убывания кладёт подушки на моё место, имитируя моё тело, то есть якобы я сплю. Вот и весь её план…
      Но мой план был другим: я хотел отомстить этому бандиту более серьёзно, для чего проследил, где он живёт, какой у него дом и есть ли охрана. Но оказалось, что он проживает в обычной двухкомнатной квартире в кирпичной пятиэтажке в Реутове. Его же семья (об этом я узнал позже) жирует в особняке в Хотьково, что недалеко от Ярославского шоссе, уходящего на северо-восток.  И основная его охрана располагалась там же. Нет, три мордоворота, которые угрожали мне, ночуют постоянно прямо напротив его квартиры в этом ближайшем к Москве и рынку небольшом городке, и связь у них постоянная по большим беспроводным телефонам с антенной, которые тогда только входили в моду и были очень дорогими.
      В общем, я не только хотел поджечь рынок Скалы, но и… ограбить его квартиру. То есть, как я предполагал, сторож, заметив огонь в здании рынка, позвонит хозяину и тот со своими «качками» помчится к своему «доходному месту» около платформы Новогиреево, а я шмыг и в его квартиру. Пять минут на шмон, и я уже опять на мотороллере лечу в сторону бывшего Ленинграда, где на подальше намеченной станции сажусь в тот же поезд, где моя Лялька и «я» в виде подушек, накрытый одеялом, «дремлем» вовсю.
      Но я всё же всего не учёл и не рассчитал…
Да, мы сели в старенький поезд, перед дорогой оповестив бабушку о своей поездке в Северную столицу, и я специально долго болтал с проводницей, чтобы та меня запомнила. Люся сделала замечательную «куклу» из вещей и одеяла, и я ловко спрыгнул из последнего вагона, как только поезд остановился на намеченной станции. Напоминаю, мы ехали в «СВ», то есть никаких свидетелей нашего хитрого вояжа в купе не было.               
       А далее всё пошло кувырком: мотороллер, который я два дня назад отогнал к этой станции, спрятанный в кустах, не завёлся. Я осмотрел его и ничего не нашёл, то есть никакой поломки. Но уходя, вдруг вспомнил о бензине, залез в бензобак и обнаружил, что тот сухой. Материться долго не стал, а тут же рванул на большак и простоял там ещё полчаса. Наконец, мне попался одинокий мотоциклист, который за приличную сумму довёз меня до Москвы, а там я взял такси и добрался до Реутова. Было три часа ночи и оба водителя ко мне не приглядывались и со мной не разговаривали, хотя я на всякий случай и «нацепил» усы, как только спрыгнул с поезда.
     Чуть ли не бегом пересёк МКАД и добрался до рынка, где недалеко в кустах заранее припрятал три бутылки с бензином и тряпки. Эх, надо было ещё парочку такой полной тары закопать вблизи мотороллера, и тогда бы я не тратил деньги на «перекладных». И вот я аккуратно обошёл всё здание, но видно сторож – охранник, расположившийся внутри, как я и рассчитывал, уже спокойно спал. Окна были высоковато, но мои два из трёх «коктейля Молотова» всё же долетели до одного, звонко разбив стекло. Вспышку я уже не стал наблюдать, а побежал в Реутов. Дом Скалы находился ближе к шоссе Энтузиастов, чем к «железке», и я облегчённо вдохнул – многоэтажка той моей толстой «королевы» наоборот была недалеко от железной дороги.               
       Чёрт, и почему этот маленький городок так притягивает меня к себе?!
      Ну, ладно, рассуждал я, подбираясь к «хрущёвке», значит Богу так захотелось, и… чуть не нарвался на «мерина» Скалы, промчавшегося мимо. Но я всё же успел заметить, что в нём заняты и передние и задние сиденья, то есть, охранники, живущие напротив «хазы» директора рынка, тоже уехали.  Да, видно сторож только недавно обнаружил пожар и позвонил директору минут десять назад. И мне даже в голову не могло прийти, что один «коктейль Молотова» попал в бочку с кислой капустой и через десять минут потух, зато второй, взорвавшись, «облил» огнём деревянную тару для овощей. То есть, пожар получился внешне эффектным, а на деле очень уж локализованным, и большого ущерба не вызвал.
     Но мне было не до всяких мыслей, так как я уже подбирал отмычки к дверным замкам. Те открылись довольно таки легко, и я удивился, что Скала поставил наши, а не какие-либо хитрые забугорные замки. Проникнув в коридор и закрыв дверь на щеколду, я тут же ощутил что-то неладное и этим неладным оказался огромный серый в пятнах дог, который молча медленно вышел из освещённой комнаты мне навстречу и с достоинством приблизился, открыв широко свою огромную пасть. И меня поразило то, что он не залаял и даже не зарычал. Он просто стоял в проёме двери, ведущей в комнату, и я понял, что он достойного возраста. И что же я мог сделать? Нет, спасибо зоне, что та меня научила кое-чему, в том числе и немного акробатике, и мои молодые соседи – сидельцы поделились своими «подвигами» и опытом. То есть я сориентировался сразу, то есть подпрыгнул, вцепился за край коридорной антресоли и перелетел в боковую комнату, успев захлопнуть за собой дверь, о которую и шмякнулась сразу башка стареющего пса.               
      И тут он залаял.  Да так громко, что у меня заложило уши.                Я понял, что времени у меня в обрез и стал шарить по полкам серванта. А в дверь уже звонили и барабанили – видно лай собаки давно надоел всем соседям.               
      Ну, всё, конец, попался!                Но мне вдруг повезло – пачка баксов пряталась в большой фарфоровой вазе, стоявшей на серванте, в котором я нашёл и золотое колечко. Дог залаял ещё сильнее, а входная дверь просто загрохотала от ударов…  Не открою и соседи позвонят в милицию, а пойду открывать, и кобель перегрызёт мне горло. Но я выбрал третье – окно. Квартира находилась на третьем этаже, но почти под этим окном рос большой куст сирени, в который я и приземлился, расцарапав руки, которые, расставив в стороны, использовал для торможения при падении, и подвывихнув левую лодыжку.
      Доковыляв до соседней улицы, я понял, что на тот ленинградский поезд я никак уже не успею. Господи, хоть бы Люся что-нибудь придумала, когда будет выходить из вагона. И что делать мне теперь? Как что, ехать на «Три вокзала» и покупать билет на «скорый» до города на Неве – подсказало мне второе «Я».
      И я ещё надеялся, что моя не худенькая красотка догадается ждать меня там на Московском вокзале.
      Уже рассвело, поэтому я вновь поймал попутку, где сидел деревенского типа бугай, подвёзший меня до самого Ленинградского вокзала. И уже через полчаса я сел в нужный скорый поезд, где, не смотря на плацкартный вагон, шум пассажиров и грохот колёс тут же отключился и проспал до самого Питера, найдя потом свою Ляльку в зале ожидания. И она сразу поведала мне, как выходила из вагона:
     -     Я пристроилась идти за мужиком в такой же ветровке, как у
           тебя и всё время что-то бормотала, якобы разговаривая с ним
            и проводница не обратила на нас никакого внимания.
     -     Молодец, родная, - поцеловал я девушку в щёчку, - Пошли
           искать гостиницу.
      И та оказалась недалеко от вокзала и площади Восстания.
     В столицу мы вернулись через пять дней, успев за это время посетить Эрмитаж, Русский музей, Исаакиевский и Казанский соборы, Храм на крови, съездить на катере в Петродворец и залечить мои царапины.
     Но бабушка встретила нас с хмурым выражением лица.
     -     Тут намедни приходила наша участковая и спрашивала тебя,
           Лис.
      И я сразу сориентировался:
     -     Поем и побегу сразу к ней с заявлением о пропаже
           мотороллера.
     -     А, что, он исчез?
     -     Да я оставил его у своего «сервиса», - в очередной раз
            соврал я, - А сейчас зашли туда с Люсей, чтобы забрать и
            доехать до дома, а его и след простыл.
     -     Тогда я пошла, жарить оладьи, - развернулась моя умница и
           ушла на кухню.
      И мне наконец-то повезло - страшилы, то есть, Кулаковой Раисы Семёновны в ОПОП не было, и я отдал заявление дежурному сержанту. Но вечером, когда мы с Лялькой уже ложились спать, раздался телефонный звонок.
     -     Лисовский, это ваша участковая Кулакова. Срочно завтра
            утром зайдите ко мне.
     -     Есть, товарищ начальница, - бодро ответил я, - А что, моё
            средство передвижения уже нашлось?
     -     Нет, здесь совсем другое дело и очень серьёзное.
     -     Хорошо.
       И тут меня передёрнуло: а оставила ли Люся у себя основное алиби, подтверждающее нашу поездку в Петербург, то есть железнодорожные билеты?
      И я сразу спросил её об этом.
     -     Да, - улыбнулась гордо она, - И не только билеты…
     -     А, что ещё?
     -     Рекламную брошюрку гостиницы, где мы останавливались и
            оплаченные квитанции.
     И я аж присел.
     -     Ну, ты и молодец, милая. За мной безумная ночь, полная
            любви.
     -     Нет, сначала выспаться с дороги.
     -     Согласен, умница.
      И я тут же подумал: «И как же её перетащить на свою воровскую сторону?» Но время шло, а я всё тянул и тянул с этим вопросом.               
      Наступило 31 декабря, и Люся пригласила меня на встречу Нового года в кафе на Свободном проспекте, где собирались сотрудники её больницы. И я согласился, хотя, честно говоря, лучше бы мы встретили его дома, так как бабушку не хотелось обижать – ей в следующем году ведь семьдесят.  Сколько ей осталось? Год, пять, десять? И что я буду делать без неё? Жениться в восемнадцать уже лет я не собирался – не нагулялся ещё, хотя, учитывая регулярные ночи, проведённые с моей Лялькой, других женщин мне не хотелось… пока.
      Ну, ладно, сегодня был короткий (предпраздничный) день, и в период полдника мы сели все за стол. Бабуля получила, как всегда, праздничный набор от начальницы почты и это было в последний раз – сил уже не было фасовать посылки, да и место её было давно обещано молодой девицы из Белгорода. Я тоже сделал свой вклад в предновогоднее застолье, купив бутылку коньяка, три бутылки шампанского и торт «Наполеон», за которым ездил аж на Арбат в специализированный магазин при ресторане «Прага». А ещё купил для своей старенькой воспитательницы зимнее пальто, так как мамина дублёнка развалилась совсем. Люся же получила от меня золотое колечко на деньги, тиснутые у Скалы (такой же вещдок из вазы опасно было держать у себя, и я его «толкнул» на рынке в Балашихе).
      Кстати об участковой...
Я сходил тогда после приезда из Питера к ней, и она меня долго мурыжила, где и как я провёл почти неделю в период возникновения пожара на рынке. Сказала, что местное УВД ищет поджигателя, который воспользовался этим временем для кражи в доме директора рынка, когда тот уезжал с охранниками на свой пылающий объект - Скала не преминул написать подробное заявление в милицию.
     -     В Ленинград я ездил со своей девушкой, - спокойно
            объяснил я недельное отсутствие, учитывая время на
            дорогу.
     -     В Санкт-Петербург, Лисовский – называй его как сейчас
            принято, - нахохлилась Кулакова.
     -     Моя семья любила именно Ленинград, перенесший блокаду,
            а не бандитский Питер, которым он стал.
     -     Много ты знаешь, Игорь, - скривилась участковая, - В
            Москве безобразий не меньше.
     И чего она вдруг разоткровенничалась, страшила? И мне показалось, что она стала несколько по-другому со мной себя вести. Вроде как бы мягче и сочувственней. Видно мой увеличившийся возраст сделал меня более спокойным и симпатичным. Но это было не так, и причину перемены в отношении меня я узнал только через два года.
     -     А я и не знал, - развёл я руками.
     -     Ну, ладно, а чем докажешь, что действительно туда ездили?
            Ведь директор рынка Георгий Васильевич Сколников и про
            тебя написал, как вы с бабушкой его оскорбляли и устроили
            переполох на «его земле».
     -     Врёт Скала, всё было наоборот.
И я рассказал, как всё произошло, красиво приврав и отдав ей железнодорожные билеты и рекламный листок гостиницы вместе с квитанциями.
     -     А откуда ты знаешь его прозвище? – вдруг подняла
            вопросительно правую бровь участковая.
     -     Кликуху что ли?
      Участковая строго посмотрела на меня.
     -     Отвыкай ты, Лисовский, от блатного сленга.
     -     Хорошо. Так вот, об этом прозвище знает весь наш
           микрорайон. Да и габариты его подходят для такого
            псевдонима.
     -     Всё равно, забудь.
     -     Есть, госпожа! – отдал я честь, вставая, - Можно идти?
     -     А больше ничего не хочешь рассказать?
     -     О чём?
     -     А хотя бы о мотороллере.
      Я с безразличием посмотрел на неё.
     -     Да спёрли его, моего железного «коня» - других версий я не
            смог придумать. Я же писал в заявлении…
     -     А ведь его нашли у платформы Решетниково, но, правда, в
            разобранном виде.
     -     Да ну! – искренно огорчился я, -  И что?
     -     А это ведь по ленинградской дороге.
     -     Ну и что? – повторил я.
     -     И бензина в баке ни грамма.
Я усмехнулся.
     -     Накаталась шпана, видно, перед тем, как он, старый, заглох.
     -     И никаких отпечатков пальцев нигде не нашли, - вперила в
            меня свои косые глаза участковая.
     -     Умные, значит, воры, - усмехнулся я.
     -     А, может быть, это… ты?
     -     В смысле?
     -     Да устроил весь кордебалет, - зажгла сигарету Кулакова и
            глубоко затянулась.
     -     Какой? – начало меня чуть потрясывать.
     -     А весь.
     -     Объясните, пожалуйста.
     -     Ну, слушай: ты заранее перегоняешь свой мотороллер к этой
           платформе, а потом возвращаешься в Москву на электричке.
           В день отъезда в Питер, ты со своей пассией не сразу
           садишься в вагон, а крутишься, чтобы тебя заметили и
           запомнили. В Решетниково ты ловко сходишь и быстро к
           мотороллеру, но там бензина нет, и ты садишься на попутку
            и едешь в столицу, где совершаешь поджог рынка. А потом
           сразу мчишься в квартиру Сколникова, где никого нет.
     -     Интересно, интересно… И что дальше?
     -     И обворовываешь его квартиру.
      Вот, сука умная, чёрт возьми! И, кстати, она ничего не говорит о собаке – провоцирует и проверяет меня, наверное. Ну, ладно, и я ей отвечу тем же!
     -     Фантастически! И что потом? – с трудом улыбаюсь я.
     -     Дальше мчишься на вокзал, садишься в скорый поезд и
            утром уже в Санкт-Петербурге.
     -     Сложненько, однако, получается, - похохатываю я.
     -     Не спорю – сложно, но…
      Но я опять перебиваю её:
     -     Значит, я такой дурак, что сливаю бензин из собственного
           транспорта, чтобы тратить бабки на дорогу обратно?
     -     Ну, всё может быть, - качает головой Кулакова.
     -     И на заправке наливаю бензин в канистру, чтобы меня потом
            узнали? Или тащу его от самой той станции? Что я, дурак?
            А, кстати, рынок полностью сгорел?
     -     Нет, пожар был локализованным.
     -     Странно. Если бы я поджигал, то сделал бы так, чтобы
            сверкало на весь микрорайон.
     -     Ну, это ещё не доказательство, что не ты устроил пожар.
     -     А как же я сошёл с поезда незамеченным, если проводница
           обычно стоит у двери?
     -     Ну, подруга твоя могла её отвлечь…
     -     Она не такая умная, как вам кажется.
     -     Плохо же ты о своей девушке говоришь, Лисовский.
     -     Зато реалистично. Да и при выходе в Питере проводница
           могла заметить, что одного пассажира нет.
     -     Но она же не опер, чтобы всё запомнить? – уже как-то чуть    
           неуверенно произнесла участковая.
     -     Тем более. В общем, я бы на такое никогда не пошёл. Это же
           надо быть таким шустрым, чтобы и рынок поджечь и
           ограбить его директора и всё в одну ночь?! А потом
           мотаться, как бешенный туда-сюда. И много он или… - я
           сделал загадочное выражение лица, - или она унёс или
           унесла добра?
      И глаза хозяйки кабинета сначала оживились, но потом стали медленно тухнуть… Видно женский вариант вора её удивил, но не устраивал.
     -     Немного, но не в этом дело.
      Господи, неужели она поверила моей легенде - сказке? Ладно, посмотрим, что скажет дальше.
     -     Хорошо, Лисовский, - как-то наигранно молвила она, пряча
           вещдоки в ящик стола, - гуляй… пока. Время покажет, кто
           прав! А билеты мы всё же проверим, да и в ту гостиницу
           позвоним. Понятно?
      И я кивнул головой, чётко осознавая, что за мной будут некоторое время следить. Поэтому надо завязывать с походами в рестораны, театры и на «дело», то есть жить тихо и скромно как минимум полгода. Ведь правильно говорят, что жадность фраера губит – надо сделать перерыв, а там, как люблю я говорить, как карта ляжет…
     -     До свидания, Раиса Семёновна, - елейно молвил я и вышел
            из кабинета.
     -     Пёрышко тебе в зад, - услышал я за спиной и меня
            передёрнуло – я вспомнил смерть хозяина отмычек.
                Х

      И вот я возвращаюсь назад, то есть в тот день - 31-ое декабря 1991 года. Тогда Люся надела бирюзовое платье, которое я купил ей ещё месяц назад, а сам нацепил скромный чешский костюм цвета морской волны и белую рубашку с чёрно-жёлтым галстуком в полоску, купленным у фарцовщика. Красивую обувь мы взяли с собой, обувшись в тёплые сапоги (ах, эти мои, единственные чуть ли не до колен красавцы!), так как снегу навалило до чёрта.
      Кафе было небольшим, но уютным и вся компания в количестве тридцати семи сотрудников уместилась там свободно. Был и Главный врач, и его два зама, а уж женщин - докторов и медсестёр почти в два раза больше, чем сильной половины человечества, поэтому танцевать пришлось со всеми подряд, чтобы никого не обидеть.
      И опять, чёрт возьми, рогатый меня дёрнул, остановив мой взгляд на заведующей терапевтическим отделением Луизы Абрамовны Гинзбург, а точнее на её золотое колье с бриллиантами на шее. Это была яркая высокая блондинка (крашенная, наверное) совсем не похожая на еврейку. Вот с ней я и начал танцевать тогда, когда все рожи стали красного цвета от смеси шампанского и коньяка. Я же пил только вино, да и то всего полтора бокала. И мне было жаль мою Ляльку в плане ревности, так как я кружил и прижимал к себе партнёршу так, что она стала уже задыхаться. И это было уже после двенадцати, то есть в апогее праздника, когда я сделал Луизе лёгкую подножку, заставив её споткнуться и повиснуть на мне. И я не медлил: расстегнул сзади замок цепочки и «нечаянно» уронил колье на пол.
     -     О, простите! – упал я перед заведующей на колени, - Я
            сейчас.
      И стал «неуверенными и пьяными» пальцами «мочалить» украшение, осторожно сковырнув небольшой брюлик, который тут же перекочевал в мою туфлю.
     -     О, как вы элегантны! – чуть мутными от выпитого глазами
           заласкала она меня, когда я возвращал колье на законное
           место.
     Конечно, я контролировал ситуацию, но никто на это маленькое происшествие не обратил никакого внимания - ну, что не творят пьяные люди, когда им очень хорошо. А вот потом после этой «ювелирной работы» я напился…
      Не помню, когда мы с Люсей ушли, как добирались до дома, но помню, что к нам никто не приставал – вся шпана тоже к этому времени была «хороша» и перешла к более приятным играм наедине со своими партнёршами. И я был уверен, что если бы я намекнул про «это» мадам Гинзбург, то где-нибудь в тёмном углу коридора что-нибудь да произошло, хотя уже уходя, я вдруг поймал на себе её очень серьёзный взгляд. Видно мысль такая у неё всё-таки мелькнула у неё в голове. Но я любил Люсю и, повторяю, хотел только её.
     Проснулись мы, когда уже ярко светило в окна зимнее солнце, и когда родная бабуля скромно постучала в дверь и объявила:
     -     Торжественный обед в Новом Году готов, господа –
            товарищи!
     -     Ура-а-а! – подскочила с кровати моя Лялька и бросилась в
            ванную, совершенно забыв, что голая, но вовремя
            остановилась, вернулась и надела халат, - Вставай,
            Лисёнок, пора опохмелиться.      
      Она редко меня называла так, и только тогда, когда вдоволь выспится и полюбится.
     -     Иди, иди, пьяница. Вместе нам мыться нельзя – бабулька
            ходит по коридору туда-сюда, - прошептал я, приоткрыв
            правый глаз.
     -     Ладно, но я хочу чуток полежать в ванне.
     -     Лежи, а я пойду, посмотрю, что моя мучительница
            наготовила.
      Люська умчалась, а я медленно встал и посмотрел на будильник. Твою мать, уже третий час! И тут же мне захотелось дико поесть и выпить.
     -     Игорёшка, так вы идёте? – крикнула моя бабуля опять.
      Люся прибежала и стала приводить себя в порядок, а я шмыгнул в ванную. Через пятнадцать минут мы уже сидели за столом, который нас удивил. На нём красовались свиные отбивные, жареная картошка, три вида салатов, заливная рыба, соленья, бутылка «шампусика» и… два «флакона» водки.
     -     Вот это да! – восхищённо проговорил я, - Вот это праздник!
     -     Чудесно, просто чудесно! – поддержала меня моя Лялька. -
           Откуда всё это?
      Бабка хмыкнула.
     -     От верблюда. Ешьте, пейте за Новый год и мой вечный
            теперь отдых.
     -     Да ладно, - махнул рукой я, - Ещё тридцать лет проживёшь.
     -     И я об этом. Всё, внучок, наливай. Я же ушла с работы
            окончательно.
      И понеслось…
Через час мы были в дупель пьяные, и ушли спать. И заметьте, каждый в свою комнату, чтобы выспаться в тишине и покое. А вечером бабулька пошла в церковь, а мы с Люсей на танцы в кинотеатр «Киргизия», что у метро «Новогиреево». Танцы длились два часа, а потом показали «Кавказскую пленницу» и весь пьяный зал ржал, как табун лошадей. Потом мы зашли в кафешку недалеко от метро и… нарвались на Жоржа Скалу, который сидел с такой же мощной как он бабой, спьяну показавшейся мне знакомой и тремя мордоворотами с девками древней профессии.
     Мы забились в угол, быстро «махнули» пару бутылок шампанского с шоколадками и по стеночке стали пробираться к выходу, но эта толстая сволочь всё равно нас засекла и его качки тут же догнали нас и молча поволокли за стол.
     -     Садись, внук говорливой бабки - скандалистки, - оскалился
            Скала, - Водку пьёте?
     -     Да, - спокойно ответил я, хотя коленки немного, но стали
           мёрзнуть – я ждал как минимум разборки.
      И мы с Люсей сели напротив директора рынка, а с двух сторон и сзади разместились его «опричники».
     -     Ну, что, Лис, рассказывай, - хмуро произнёс хозяин стола
            под журчащий звук наливаемой в наши рюмки водки.
     -     Что именно? – осмелился я спросить, сделав лицо кирпичом.
     -     Как ты поджёг мой рынок, а твоя напарница залезла в мою
            квартиру, - оскалился Скала, оглаживая взглядом Люсю.
     -     Чего? – дебильно посмотрел я на него.
     -     А того, падла, не придуривайся, а колись!
     -     Что-то вы, господин Сколников путаете - я человек тихий и
            такими делами не занимаюсь.
     -     Путает эта ментовская сучка, а я веду своё расследование.
     -     А, что, пожар у был у вас в квартире? – прикинулся   
            дурачком и несколько глухим я.       
     -     Да не в квартире, а на рынке – я же уже об этом сказал. А
            квартиру «дёрнули» через полчаса после моего отъезда на
            работу.
     -     А, когда это было? – невозмутимо спросил я.
      Скала хмуро назвал месяц и день.
     -     У-у-у, я тогда с моей Лялькой был в Питере, господин
            хороший. У Раисы Семёновны есть тому доказательства.
     -     А я чую, что это всё-таки ты провернул такую аферу.
     -     А я чую, что надо закусить, - нарочито вяло произнёс я.
      Хозяин стола посмотрел на своего соседа и приказал:
     -     Молоток, кинь ему «оливье», пусть подавится.
     -     А девушке? – улыбнулся я.
     -     Она не девушка, а шалава, - гаркнул Скала, - Жрите, твари, и
            валите отсюда. Но помни, Лис, что я глаз с тебя не буду
            спускать и ты всё равно где-нибудь проколешься. А если
            нет, будем говорить с твоей девкой… по-нашему, ха-ха.
     -     Премного благодарен, господин! – тут же вскочил я, держа
           Люсю за руку, - И она не та, кем ты её назвал, директор.
           Премного благодарен за обильную выпивку и закуску и чао –
           какао.
      И я ногой отпихнул свой стул от стола и, пятясь, мы покинули кафе. И никто за нами не кинулся, но я теперь чётко понял, что меня взяли в настоящие клещи оба, то есть участковая и этот громила. И сердце моё забилось, как пойманная рыба в садке.
      Да, надо ложиться на дно брюхом, как камбала…
Но я не успел вплотную «лечь на дно», как меня вызвала участковая.
     -     Я вызвала тебя, Лисовский, из-за инцидента в кафе на
            встрече Нового Года, где гулял персонал семидесятой
            больницы, – пытливо посмотрела она на меня.
     -     А что случилось? – совершенно спокойно ответил я.
     -     Да у заведующей терапевтическим отделением пропал
            бриллиант с колье.
     -     Да, ну? И что?
     -     А то, что вы танцевали с ней последним.
     -     Не понимаю связи, - строго посмотрел я на Кулакову.
     -     Во время танца Луиза Абрамовна споткнулась и уронила это
            колье на пол.
     -     И что?
     -     А ты его подбирал.
     -     И что? – повторил я.
     -     А то, что потом дома она обнаружила отсутствие одного
            бриллианта.
     -     И большого? – вытаращил я глаза.
     -     Да, нет, - вперила в меня свои косые зенки Раиса Семёновна.
     -     А я здесь причём?
     -     А при том, что она, повторю, танцевала с тобой последним.
     -     И я ей откусил на шее один брюлик? – усмехнулся я.
     -     Не знаю, но он пропал.
     -     И что? -  опять повторил я, гневно посмотрев на неё.
     -     А то, что пора у тебя в квартире сделать обыск, - твёрдо
            заявила участковая.
     -     Да, пожалуйста, - спокойно произнёс я, - Всё, что найдёте –
            ваше.
     -     Милиции чужого не надо.
     -     А не чужого? – нагло произнёс я.
     -     А там посмотрим. В общем, завтра жди моих помощников.
     -     С огромной радостью. _ ухмыльнулся я, - Они что пьют,
            водку или коньяк?
     -     А ничего. Вот только я люблю кофе с молоком, - уже
            спокойно проговорила Кулакова.
     -     Так мы вас с нетерпением ждём! – бросил я дерзко и встал,
            - Я свободен?
     -     На сегодня да. А завтра…
     -     Как Бог решит, - перебил я её и вышел из кабинета.
      Но менты пришли аж в шесть утра и перевернули всю квартиру, особенно копаясь в красивом Люськином белье. Но… ничего, естественно, не нашли, так как я, после этого разговора с участковой, сразу сложил в маленький ящичек отмычки, кастет и брюлик, и ночью всё закопал там же у лесополосы, где сжигал отцовский подарок, то есть, «реквизит».
      И мне приятно было видеть, как Раиса Семёновна, кусая мундштук папиросы, выругалась, а уходя шепнула, странно на меня посмотрев:
     -     Хитрый ты, Лис, но я тебя всё равно поймаю и посажу –
            врёшь ты очень умело. Тебе бы другим заняться…
А на следующий день Люська пришла с работы вся заплаканная.
     -     Ты чего, солнышко? – спросил я, помогая ей раздеться.
     -     С-сейчас, дай умоюсь.
      Она прошла в ванную, а я на кухню, где быстро соорудил закуску и открыл свой вечный НЗ – чекушку водки. Но она есть не стала, выпив только рюмку водки. И… опять разревелась.
     -     Ну-ну, хватит, девочка. Рассказывай, что случилось?
     -     Лучше я прилягу, а то силы меня оставили.
     -     Ну, пойдём, поговорим. К тебе или ко мне?
     -     К тебе – твоя кровать шире, чем мой диван.
      И мы прошли в мою комнату, где Люська, не раздеваясь, завалилась на моё ложе. Но у меня уже терпение лопнуло, и я спросил:
     -     Что, люди Жоржа Скалы подкатывали к тебе?
     -     Нет.
     -     Так в чём же дело?
     -     Да этот чёртов еврей прислал мне письмо на больницу.
     -     Какой еврей?
     -     Да заведующий хирургическим отделением, у которого я
           работала в Орле.
     -     А-а-а, тот?
     -     Ага.
     -     Дай я посмотрю.
     -     Да забыла его на работе в кармане халата.
       Я вопросительно посмотрел на неё.
     -     А не боишься, что девки ваши найдут и прочитают?
     -     Нет, оно в кармане под носовым платком.               
     -     И что там?
     -     Да всё то же: или я должна ему… ну это в постели, либо он
            напишет обо мне Главному врачу моей больницы, что я
            воровка.
     -     Ах, он сволочь такая! Завтра же отпрошусь на работе и
            съезжу к нему. Он у меня в ногах будет валяться.
     -     Да что ты? Не надо.
     -     А что надо, деньги ему дать?
     -     Не возьмёт – он меня хочет.
     -     А он что, одинокий?
     -     Нет, у него есть семья, то есть жена и дочь твоего возраста.
     -     Ах, у него вторая молодость проснулась? – закипел я так, что
           почувствовал, что вот-вот и моя рожа вспыхнет алым
           пламенем.
     -     Наверное. Все почти девчонки в отделении ему это… А то на
            работу не принимал.
     -     Что, престижная больница?
     -     Да, Центральная областная.
     -     Ну и хорошо. У меня к таким воображалам свой подход
            имеется, - вспомнил я про кастет.
     -     А, может не надо, Лисёнок?
      Ого, и что это значит, что она меня так назвала? Ночь любви или дорогой подарок? Нет, бабки у меня были, но не в этом дело.
     Да, странный какой-то разговор у нас с ней получается -откровенничает, но не хочет, чтобы я ехал в Орёл.
     -     Нет, надо! – твёрдо произнёс я, - Диктуй адрес больницы и
           дома, где он живёт – поеду с ним разбираться. И не
           отговаривай – съезжу вот и всё!
        Она недовольно посмотрела на меня.
     -     Хорошо, пиши: Марк Михайлович Золотарёв, улица
           Пушкина, дом 47, квартира 9, третий этаж (и откуда она всё
           это знает?). Теперь БУЗ, то есть Больница управления
           здравоохранения Орловской области находится на улице
           Лескова, а между ними ты увидишь нашу красоту.
     -     И какую?
     -     Оку – она в черте города и просто красавица и мосты через
            неё замечательные, - закатила картинно глаза вверх Люся, -
           Так и хочется туда съездить.
     -     Так поехали вместе.
     -     Нет, на работе не отпустят.
     -     А твоё семейство, где живёт?
     -     Да на Машкарина на юге города.
     -     Весточку для них не хочешь передать?
     -     А зачем? – изменилась в лице моя Лялька.
     -     Ну, родные всё же.
     -     Нет, я перед отъездом здорово с ними поссорилась.
     -     И на какой почве?
      Девушка отвела взгляд в сторону.
     -     Они не хотели, чтобы я ехала именно в Москву.
     -     Почему?
     -     Да стращали меня, что здесь трудно устроится на работу, что
           здесь бандит на бандите сидит, кругом проститутки – девки,
           не поступившие в ВУЗ. Да ещё насильники ночью шастают
            по городу в поисках «добычи».
      Я внимательно посмотрел на неё.
Да, что-то здесь не так. Что-то она скрывает… Но виду не подал, а громко рассмеялся и разлил водку по лафитникам.
     -     Давай, Лялька, за мою удачную поездку и твоё спокойствие.
     -     Согласна, - как-то нервно и странно сказала Люся и
            добавила:
     - И не называй меня так.
     -     А почему?
     -     Да мне кажется, что так называют всяких прошмандовок.           И я удивился: и откуда она знает такие слова?
     -     Хорошо, - кивнул я головой, и мы опрокинули водку в горло,
            после чего она ушла к себе, а когда я ночью хотел войти к
            ней, дверь оказалась закрытой.
     «Н-да, - повторил я, - Что-то здесь не так: письмо передать родным не хочет, номер дома, где они живут, не сказала, да и письмо от хирурга, якобы домогающегося её оставила на работе. Придётся в Орле задержаться на пару дней и всё досконально выяснить».
      И я уехал в четверг вечером, чтобы утром успеть попасть в больницу, где надеялся кого-нибудь найти из персонала и выяснить ситуацию с этим евреем с русской фамилией. Да и пошататься по улице, где живут отец, мать и братья моей Ляльки обязательно надо было.
                Х

     Я не морочил себе голову поисками, а взял сразу такси и через полчаса был в больнице. Хирургический корпус нашёл сразу по схеме на щите при входе на территорию, но в отделение меня не пропустили.
     -     Так я к Золотарёву по очень важному делу.
     -     Всем он нужен и только по важному делу, - заскрипела
           пожилая женщина, сидящая у двери, ведущей в холл, где был
           лифт.
     -     Я из Москвы, - повысил я голос.
     -     Да хоть из Америки, - небрежно произнесла она, - Позвоните
            ему, и если вы нужны Марку Михайловичу, то он передаст
            сюда пропуск.
     -     Но я не к больному, - стал я краснеть от безразличия
            дежурной.
     -     Всё, идите в справочную и там вам дадут его номер
            телефона.
     -     Благодарю вас, - пробурчал я и направился к окошку в конец
            холла.
     -     По какому поводу вы хотите видеть заведующего
            отделением общей хирургии Золотарёва? – спросила меня не
            менее «обаятельная женщина».
     -     Передать письмо от знакомого из Минздрава, - тут же смело
            соврал я.
     -     Ладно, записывайте. Телефон – автомат у въезда на
            территорию больницы.
        Я облегчённо вздохнул и черкнул номер в свою маленькую записную книжку, сказав женщине спасибо, и быстрым шагом направился туда, где должна была стоять кабинка общедоступного телефона.
     И на мой звонок ответили сразу:
     -     Зав. отделением Золотарёв слушает. С кем имею честь?
     -     Вам привет из Москвы, - низким голосом проговорил я.
     -     От кого? – не удивился абонент.
     -     От того, кому вы написали письмо.
     -     Я последний год никому никаких писем в столицу не писал, -
            раздражённо произнёс доктор.
     -     И Люсе Сидоровой тоже? – уже неуверенно спросил я.
     -     И этой воровке тоже, - зло проговорил абонент.
     -     А, что это вы о ней так плохо отзываетесь?
     -     А, вы кем ей приходитесь? – вопросом на вопрос ответил он.
     -     Женихом.
     -     Тогда я вам не завидую, - гаркнул Золотарёв и бросил
            трубку, а я остался стоять в кабинке в явном ступоре.
      Вот те на! Что же это значит? И кто врёт мне, этот заведующий  или Люська? Нет, надо с кем-то пообщаться из отделения. Но, как и ожидалось, в него меня опять не пропустили. И тут до меня дошло, с кем я могу поговорить.
      Административный корпус находился в пятидесяти метрах от хирургии и через пять минут я уже стучался в кабинет Главной медсестры больницы Галины Витальевны Лосевой.
     -     Да, да? – услышал я приятный голос.
     -     Можно? – приоткрыл я дверь, обитую дерматином.
     -     Пожалуйста. Проходите, садитесь. Вы по поводу работы?
      Я сел на стул и покачал отрицательно головой.
     -     Нет, я практикант – участковый из Москвы и меня направили
            сюда получить кое-какие сведения об одной медсестре,
            ранее работавшей у вас, - сходу соврал я.
     -     А удостоверение у вас есть? – посерьёзнела миловидная
            женщина лет сорока.
     -     Нет, стажёрам удостоверение не даётся, а только справка.
     -     И где она?
     -     Должны выдать через неделю, - продолжил я врать.
     -     Тогда и приезжайте, - строго произнесла Главная
            медсестра.
     -     Из самой Москвы? – хмуро произнёс я.
      Она внимательно посмотрела на меня и… тут же огорошила:
     -     А, вы ведь врёте, молодой человек. Скажите правду, и тогда
            я отвечу на все ваши вопросы.
      И я рассказал всё о Люсе, что знал до сих пор и моих отношениях с ней
      -     Да, ситуация, - вздохнула женщина, - И вот, что я вам
             скажу: Людмила Викторовна Сидорова вам, конечно, врёт –
             её никто здесь не домогался, а Марк Михайлович очень
             порядочный человек и… тяжело больной – у него высокая
             артериальная гипертензия после автоаварии и сейчас даже
             ставится вопрос об операции, так как у него подозревается
             аневризма сосудов мозга. Вот так, юноша. Но она
             действительно показала здесь себя не чистой на руку, как
             говорится, поэтому её и уволили. Так что, будьте
             осторожны в общении с ней и… почаще проверяйте свой
             кошелёк. Есть ещё вопросы?
     -     Да, - встал я, - Можно узнать адрес её родителей?               
     -     Пожалуйста, - черкнула она ручкой по листку бумаги, - Ещё
            что-нибудь?               
     -     Нет и спасибо вам огромное.
     -     Не за что, - улыбнулась Главная медсестра и… крепко
            пожала мне руку – видно я ей внешне понравился.
      Господи, знала бы она, с кем так дружелюбно общается! Я же воришка самый настоящий!  Ну, ладно, миссия закончена и я, зайдя по дороге пешком в «Рюмочную», «махнул» с горя двести грамм водки, закусив солёным огурчиком и бутербродом с шпротами и охота идти, знакомиться с семьёй Люськи у меня отпала. И я потопал на вокзал, убедившись по дороге, что Ока и мост через неё действительно красивые – единственное, о чём не соврала моя съёмщица комнаты.
     Но приехав домой, я, естественно, ничего ей не стал говорить,  сказав только, что её «друг» Золотарёв тяжело болен. И она молча кивнула головой, позвав к себе, где угостила бутылкой хорошей «Изабеллы». И мысль сделать её своей компаньонкой как-то отодвинулась на задней план, но… не насовсем – я решил её проверить в деле, но пока не в серьёзном. А точнее, устроить что-то типа спектакля. И он заключался в том, что я отведу Ляльку в кино на очередной (я уже этот фильм видел) просмотр Говорухинской ленты «Место встречи изменить нельзя» о послевоенной банде под названием «Чёрная кошка», где играли великолепные актёры – Высоцкий, Конкин, Белявский, Юрский и Джигарханян. И надеясь, что этот остросюжетный фильм забьёт Люське голову так, что она не заметит, как я тисну из кармана её жакета кошелёк с деньгами, которые неделю назад дал ей на покупку туфель на высоком каблуке. А потом нафантазирую, что их украл мужик, который сидел сзади нас, описав ей портрет Кузьмича – любителя выпить и авантюриста из нашего «автосервиса», который собрался через два дня ехать в Курскую область с женой, проведать сына, служившего там в танковых войсках.
     -     Когда он прошлым летом приезжал на побывку, - объяснил
           мне дядя Ваня, - то мы его почти не видели – он напропалую
           шлялся по девкам в увольнительные? А теперь ему
           предложили остаться на сверхсрочную, пообещав комнату в
           общежитии, а также поступление на заочное отделение в
           танковое училище с получением лейтенантских звёзд и
           продвижением по службе. 
      И я решил этим воспользоваться, рассказав ему, что хочу проделать.
     -     Да я не против, - улыбнулся он, - Но в чём же фишка?
     -     А, в том, что я тебе отдаю эти деньги, и ты их прячешь у себя
            в квартире, оставив мне свои ключи от неё.
     -     Зачем? – перебил меня Кузьмич.
     -     А затем, что я своей зазнобе скажу, что случайно встретил
           тебя - вора с женой в магазине и проследил, где ты живёшь и
           услышал ваш разговор о поездке.
     -     И что дальше? – никак не мог врубиться в авантюру мой
           пятидесятилетний дружок, продавший мне злосчастный
           мотороллер.
     -     А, дальше, забиваю голову моей девке, что хочу эти деньги
            вернуть, сделав обыск в квартире вора.
     -     Ничего себе блеф! – восторженно кивнул головой дядя Ваня, 
            - И где я спрячу эти деньги?
     -     Ну, можешь засунуть их в диван, или на свою полку с бельём
            в шкафу, а, можно, и под ванную.
     -     Ладно, соображу, куда, - вздохнул мой дружок, - Но у меня
            условие.
     -     Какое?
     -     Ставишь мне три бутылки водяры.
     -     И когда?
     -     Ну, по приезде, хотя… - он проглотил слюну, - я бы с
           удовольствие взял её с собой - хряпнули бы мы с сыночком
           наедине, когда жена захочет сходить в сортир. Но как я
           провезу её?
     -     А, элементарно, Ватсон, - расхохотался я.
     -     Какой Ватсон? – вылупил на меня зенки Кузьмич.
     -     Книжки надо читать, профессор по шинным заплаткам и
           моторам, а не пьянствовать чуть ли не каждый день. Ладно,   
           проехали. Так вот, у моей бабульки есть старая большая
            грелка и…
     -     Понял, понял, - радостно воскликнул он, - и что дальше?
     -     Да засунешь ей в штаны, и твоя баба ни за что не догадается,
           почему ты всю дорогу поддатый, так как ты можешь
           вставить в грелку трубочку, протянуть её под рубашкой ко
           рту и сосать водочку постоянно до самого Курска, поднимая
            настроение и подрывая своё здоровье.
     -     Ну, ты, Лис, и фантазёр, - с довольной рожей произнёс
            Кузьмич, - лучше, чем Жуль Верн.
     -     О, Господи, неужели ты его читал? – удивился я
     -     Да, было дело в детстве… - скромно опустил глаза он, - И не
            только его…
     -     Ну, тогда преклоняюсь перед тобой, дорогой, на полном
            серьёзе. И когда совершим ченьч?
     -     А это что за хрень?
     -     Да обмен. Ты мне ключи, а я тебе грелку с «Божьими
            слёзками».
     -     А, прямо завтра на работе, - радостно посмотрел на меня
           дядя Ваня и я понял, что «культурно отдыхать» он начнёт
            уже сразу по дороге домой.
     -     Лады, - рассмеялся я.
      И в этот же вечер сказал Люське, что завтра мы идём в «Киргизию» на просмотр замечательного фильма, и она этому очень обрадовалась.
      Но всё получилось не так, как я задумал.
Нет, в кино мы сходили, но я так там потревожил свои нервы, что у меня потом с час дёргалось правое веко. И причиной этому был один из бандитов Скалы, севший через два ряда сзади нас. Поэтому я тиснул кошелёк у Люськи только с пятого захода. Неужели это простое совпадение, думал я? А может, этот невысокий хлыщ постоянно следит за нами?
     Но фильм меня отвлёк от этой мысли, я полностью успокоился и не стал на мою кралю кричать, когда она по дороге домой объявила, что её обокрали.
     -     В милицию надо заявить, - посоветовала моя бабка, но я
            отказался, объяснив, что деньги вор, наверное, уже
           «пристроил» и яростно пойдёт в отказ, а менты его 
           по мурыжат, по мурыжат и… отпустят, так как свидетелей
           этого безобразия я не смогу представить.
      И Люська меня поддержала, не объяснив, кстати, почему. А ночью в постели я поведал ей свой план налёта на квартиру Кузьмича.
     -     А, как ты откроешь дверные замки? – серьёзно спросила она. И мне пришлось объяснить ей, откуда взялись у меня отмычки.
     -     Я пойду с тобой и буду стоять на стрёме, - твёрдо сказала
           она и я мысленно поздравил себя с приобретением
           надёжного подельника.
     И мы пошли к Кузьмичу в два ночи.
Эх, плохо, что нет мотороллера - оставила у себя на ментовской стоянке Кулакова для якобы повторного снятия отпечатков пальцев хоть с того, что от него осталось. И мы решили пойти пешком. Прошли половину пути почти до улицы Молостовых, как Люська вдруг остановилась.
     -     Ты чего? – спросил я, сунув руку в карман ветровки, где
            лежал кастет, «вернувшийся» из лесополосы ко мне.
     -     Мне показалось, Игорь, что за нами кто-то идёт.
      Я огляделся, но никакой слежки не увидел
     -     Ладно, дойдём до детсада и разойдёмся: ты пойдёшь
            прямо дальше, а я поброжу по детской площадке.
     -     Я боюсь идти одна, - заканючила девушка.
     -     А ты не бойся. Я просто спрячусь в детский домик и
           прослежу за улицей – если вправду образуется «топтун», то я
            сразу же пойду за ним и…
     -     Убьёшь его? – совершенно спокойно проговорила Лялька.
     -     Ты что, с ума сошла? Нет, просто побеседую по-мужски.
     -     А-а, ну ладно.
      И через пол квартала я юркнул на детскую площадку садика и влез в фанерный домик, а Люська потопала дальше к концу переулка, где перпендикулярно его проходила улица Молостовых.
      Не прошло и пяти минут, как мимо садика промелькнула невысокая фигура в тёмной одежде. Я вылез из своего домика, и потопал быстренько за «хвостом», прижимаясь к домам. А тот, пару раз оглянувшись, и не увидев никого, встал на минуту, как вкопанный, не зная, по-видимому, идти дальше за девушкой или вернуться назад и искать меня. Но первая версия победила, и он скорым шагом рванул вперёд. 
     Я за ним. И в тот момент, когда он должен был повернуть на Молостовых, я практически на цыпочках догнал его и стукнул по затылку кастетом и «шпик» грохнулся на асфальт. Я быстро обшмонал его и во внутреннем кармане ветровки нашёл «стечкин», а в заднем кармане штанов – паспорт на имя Геннадия Ивановича Храпова и небольшой самодельный глушитель. И я тут же вспомнил, как в кафе Скала приказал одному из своих «янычар» сесть сзади меня, назвав его Храпом. Похоже, что он же следил за нами и в кинотеатре. Да, директор рынка сдержал своё обещание - следит за мной постоянно. Мстительным гад оказался…
      И теперь я побежал, и через пять минут догнал Люську, которая стояла под деревом у подъезда, где жил Иван Кузьмич. Домофона на двери не было, и мы благополучно поднялись на лифте на последний этаж. Да, мой, скажем так, пожилой товарищ жил не богато, что я сразу понял, поглядев на дверь его квартиры, обитой дерматином, порванным местами.
     -     Игорёшка, ты не перепутал хазу? – прошептала мне на ухо
            девушка.
     -     А, что? – недовольно спросил я, отметив в голове
            прорвавшуюся из её рта «феню» и внимательный, явно 
            воровской взгляд на дверь квартиры Кузьмича.
      Да, девочка, ты расслабилась и выдаёшь себя всё больше и больше.
     -     А то, что дверь не внушает доверия своей поганостью, -
            продолжила моя созревшая напарница.
     -     А ты думала, что она должна быть у простого щипача из
            золота?
     -     Да нет, но…
     -     Но не будем терять время, - перебил я её, - Ты топаешь выше
            на площадку с лесенкой на чердак, а я займусь замками.
     -     Ладно, - недовольно проговорила она, ещё раз выдав свою
            причастность к «клану» воров надеждой на совместный
            обыск.
      Но мне, честно говоря, следовало бы её похвалить за тихий подъём на ещё один пролёт вверх. Я тут же сделал несколько шагов за Люсей, проверить, не подглядывает ли она за мной, но этого не случилось, и я достал из кармана своего плаща ключи от квартиры дяди Вани, и через минуту уже был в его двухкомнатном чистом помещении, где главенствовал порядок, и пахло духами.
      Платяной шкаф в спальне супружеской пары я нашёл сразу, но… на полке под трусами, майками и носками я своих денег не нашёл. Проверил ванную и диван – тот же результат. Неужели Кузьмич обманул меня? Нет, не верю в это. А, может быть, его жена нашла деньги, и подумав, что этот загашник муж использует для выпивки во время встреч с любовницей? Ведь рабочий день у нас в «сервисе» длинный и на обед мы не ходим, перекусывая абы чем прямо в каморке, где стоят шкафчики с нашим «обмундированием», маленький столик и расшатавшиеся давно табуретки, то есть время свалить на «свидание» есть всегда. А почему бы и нет? Ведь дяде Ване почти пятьдесят один и когда к нам заезжают симпатичные девицы, он с них глаз не сводит.
       В общем, я вышел из квартиры в минорном состоянии, но Люське ничего не сказал, доложив только, что деньги нашёл и отдам ей дома. Но выйдя из подъезда, я тут же потащил свою кралю назад, так как увидел, что по улице медленно едет «мерин» Скалы. Видно я его холуя слабовато шмякнул по голове кастетом и он, быстро придя в сознание, тут же позвонил своему «боссу», а тот сразу же погнал свою тройку охранников, живущих напротив его квартиры, прочесать не только Новогиреево, но и Ивановское в надежде найти меня. В общем, до шести утра нам с Люськой пришлось «париться» в душном и вонючем от кошачьей мочи подъезде. И благо, что этот день было выходным, и никто не торопился рано бежать по магазинам и особенно мужикам, так как спиртное продавали лишь с одиннадцати утра.
       Дома же я сразу пошёл в туалет, где за вентиляционной решёткой был ещё один мой «сейф» с деньгами, которые я тут-же, помня, сколько было в Люсином кошельке, и отдал. И она после завтрака сразу же помчалась в универмаг на Вешняковскую улицу, покупать себе туфли. Короче, мой финт с возвратом «краденных» денег не удался, но… не совсем – я ещё раз подтвердил версию, что моя Лялька действительно любит подворовывать всюду, где придётся. И я стал продумывать версию настоящего с ней ограбления. Но это мы проделали аж через полгода, так как нашу квартиру на следующей неделе «обнесли» как следует. И я понял, что это сделали говнюки Скалы, искавшие, наверное, мой кастет и «ствол» Храпа. И первый я, как чувствуя, брал с собой в тот день на работу, закопав второй в день посещения квартиры Кузьмича в той же лесополосе. И хорошо ещё, что отцовский «реквизит» я хранил на антресолях над кухонной дверью среди всякого барахла и пустых трёхлитровых банок и дверец как таковых там не было, а просто ставился кусок фанеры, оклеенный теми же обоями, что и весь коридор, поэтому он и был незаметен. Но, как ни странно, ни моя бабулька, ни Люська не стали настаивать, чтобы я написал заявление в милицию. Я с ними, конечно, согласился, но мысль о новом мщении Скале сразу стала вновь грызть мой мозг, совсем не дав подумать, что эта «вендетта» может стать двухсторонней и долгой…
      С Кузьмичом я тоже уже разобрался, узнав, что его загашник с моими деньгами действительно нашла его жена. И она тут же устроила разборку по основной из моих «версий», то есть, что муж на старости лет ведёт развратный образ жизни и на его просьбу отдать «мани», показала ему четыре фиги. Но дядя Ваня мне пообещал всю сумму отдать. А что, если его тоже притянуть к «процедуре» мщения? Нет, он, мне казалось, слаб для такого дела, но использовать по мелочам его можно запросто. Но, как говорится, месть – это блюдо, которое подаётся холодным, и я решил переждать несколько месяцев, уделив больше внимания Ляльке и бабульке, которая чаще стала жаловаться на своё сердце.

                Х

      Прошло ещё полгода, наступила опять зима, а я всё вынашивал и вынашивал план очередной мести. Но думы о настоящем деле, исполненном вместе с Люськой, перебивали все мои другие мысли, так как деньги заканчивались, а мне так захотелось купить «жигулёнка». И главное, Кузьмич подсказал, где можно приобрести битую «ладу», а кузовные работы он все сделает сам, да и движок он знает, как свои пять пальцев. То есть, обещал сделать всё, что надо, лишь бы не отдавать мне «украденные» им деньги.               
       А тут вдруг по телевизору показывают «Золотого телёнка», где прихрамывающий Зиновий Герд играет Паниковского, и меня пронзает ток: что же я, дурень, забыл про «богатство», оставленное мне отцом, то есть, парики, бороды, усы и прочее, и прочее! Да, под лежачий камень вода не течёт и камень сейчас – Жорж Скала со своим бандитским рынком, а я – вода, которая должна его «размыть». Короче, надо сходит на «разведку» в собственность бугая и определиться на месте, как можно сделать ему ещё какую-нибудь пакость. Но для этого надо приобрести ещё один реквизит, а точнее – трость и не простую, а для, так сказать, вальяжности.
      И пришлось мне за ней съездить на Старый Арбат в антикварный магазин, потратив приличную по тем временам сумму. Но зато трость была отпад – тёмно коричневая с «шишечками» сверху до низу, и головой льва вместо ручки. И на следующий же день, я «превратился» в хромающего «старика» очень интеллигентного вида, медленно бредущего по Кетчерской улице - я специально на всякий случай проехал на троллейбусе от
метро «Новогиреево» до первой остановки на Вешняковской, чтобы потом дворами выйти на указанную выше улицу, пройдя по ней потом прямо к рынку Скалы – мало ли кто мне повстречается у этого здания с хорошей памятью и запомнит меня. А так, идёт себе одинокий старичок в стареньком, но чистом пальто и вытершейся шапке, якобы «живущий» в Вешняках, купить себе провизии и всё…
      В общем, я обошёл весь рынок, но никакая мысль не появилась, и вышел из здания. И вдруг услышал:
     -     Помидорчики, огурчики солёные, домашние…
      Это старушки продавали в небольшом количестве свои засолы рядом с переходом у железной дороги. И тут как будто кто-то толкнул меня в спину - я вернулся на рынок, и прошёл к прилавкам, где стояли бочки с огурцами, помидорами и капустой, и «командовал» ими… высокий мордоворот, которого я сразу узнал – это был один из бандитов Жоржа Скалы.
     -     Вот, - зашептал я себе, - Вот слабое место, по которому я и
            ударю.               
      И вышел из здания рынка лишь затем, чтобы проверить, есть ли слежка сегодня, так как «хвост» мог идти за мной от самой двери моей квартиры. Но никакого подозрительного чувака я не увидел. Всё, теперь надо искать… «отраву». Я хотел об этом попросить Люську, но потом передумал – а вдруг её «пасут» в отделении? Ведь я уже не сомневался, что она может тырить всё подряд, что попадётся под руку. И я пошёл по Вешняковской до самого кинотеатра «Энтузиаст», заходя по пути в каждую аптеку и покупая там касторку – самое сильное жидкое слабительное в те времена. Тут же в гастрономе купил полутора литровую бутылку минералки, вылил её в ближайшем дворе, а потом заполнил её «подарком» для Скалы и его «секьюрити», занимавшегося ещё и продажей разносолов.
      Вернувшись на рынок, я медленно перепробовал огурцы у этого хмыря - продавца, делая кислой свою «старческую» морду.
     -     Что, дед, кривишься? Не нравятся, тогда не бери.
     -     У них какой-то странный привкус, - зашамкал я.
     -     Да я только сегодня вытащил бочки из погреба – живу то
            рядом в Косино. У тебя, старый, видно больной желудок и, -
            расхохотался мордоворот, - и пасть.
     -     Ладно, хозяин, взвесь мне килограмм огурцов, но из вон той
            бочки, - сказал я ласково и почти дедовским голосом,
            указывая пальцем на большую ёмкость за его спиной.
      И как только он отвернулся, я мгновенно вылил касторку в ближайшую большую алюминиевую кастрюлю, где находились огурцы для пробы.
     -     Огромное спасибо, - поклонился я ему, забирая пакет с
            хорошими огурцами, - Здоровья вам и вашим покупателем.
     -     И тебе, дед, чтоб не скоро помереть! – хохотнул тот в рифму.
      И я, опять усилено шаркая по земляному полу валенками, на которые натянул древние отцовские калоши, медленно попёрся с рынка. А уже вечером, вышедшая во двор, чтобы надышаться кислородом моя Тимофевна, принесла весть, что пара знакомых бабушек пожаловались ей, что огурцы, купленные на рынке, отравленные, так как вызывают сильный понос и завтра же они пойдут к директору жаловаться. Но я, честно говоря, не был в восторге от полученного эффекта и не из-за того, что тот как месть был невелик, а просто мне было жалко старушек, попавшихся на мою уловку. Нет, надо придумать всё же более серьёзный ответ, чтобы эта сволочь Сколников получил по шапке так, чтобы голова его болела с полгода.
     Но последующее просто привело меня в бешенство – пропала Люська, то есть не пришла вовремя с ночного дежурства. И я тут же рванул в больницу. Меня там уже все знали и первая попавшаяся мне в отделении медсестра по имени Ира, сразу рассказала мне, что после утренней пятиминутки моя подружка собралась и ушла, но она видела из окна, как рядом с той на улице остановилась большая машина и выскочившие из неё два парня схватили Люсю под руки и затолкали на заднее сиденье.
     -     Какая машина, не заметила? – спросил я.
     -     Да, по-моему, чёрная «БМВ», - быстро
            проговорила Ирина, - Всё, мне пора идти, забирать кровь у
            больных.
      Нет, я не испугался, так как в те времена такое бывало часто – симпатичных девчонок братки увозили для своих утех, заплатив потом и предупредив о молчании. Но иногда девушки пропадали и насовсем… Но я не исключал и тот вариант, что Люська решила просто уйти от меня после того, как я съездил в Орёл и узнал о ней всю правду. Но могла быть и другая причина - Скале надоело следить за мной, и он решил идти ва-банк, то есть увести мою кралю куда-нибудь за город и, поиздевавшись над ней, заставить рассказать, как всё было в действительности в отношении попытки поджога и квартирной кражи. И в первое мгновение я был готов одеть кастет на одну руку, взять пистолет Храпа в другую и ворваться к нему в кабинет прямо на рынке. Но Бог мне помог, подсказав, что пора идти к «любимой» Кулаковой Раисе Семёновне и написать официальное заявление о пропаже съёмщицы, хотя этим я и объявлял толстой твари Жоржу Сколникову открытую войну.
     -     Не ходи, Лисёнок, к участковой, - посоветовал
            мне Кузьмич, - Тронешь Скалу официально и амбец тебе.
     -     Тогда что же делать?
     -     А, взять «языка» и спокойно его расспросить
            с… пристрастием, - улыбнулся мой старший товарищ.
     -     А что, это мысль! - рассмеялся я.
     -     И я могу тебе помочь.
     -     Да ладно, не надо – я справлюсь сам, - решил я.
     -     Ну, как знаешь – моё дело предложить.
     -     А моё отказаться. Ну, покедова.
     -     И тебе, Игорь, удачи.
      И я решил, кого возьму в заложники и это был всё тот же Храп – мой «хвост». И в свой выходной я, надев под хорошую зимнюю шапку рыжий парик, старую дублёнку отца и тёплые любимые сапоги до колен, а также прилепив тонкие усики, я стал прохаживаться, чуть прихрамывая, во второй половине дня у рынка. Но мне пришлось прождать до шести вечера, когда пошёл обильно снег и появился мой «клиент». Он заскочил минут на пятнадцать, как я понял, в кабинет Скалы, а потом помчался к платформе «Выхино», где встретился с ещё одним кентом, но более разжиревшим, чем он.
     Я потихоньку приблизился к ним и услышал:
     -     Ну и как эта девка? – спросил Храп.
     -     Тянет всё ту же резину – мы были в Питере и
            ничего не знаем.
     -     А про отравленные огурцы?
     -     Так вообще клянётся родителями, что они с Лисом тут не
            при чём.
     -     Так может, её… по кругу? – заржал мой «хвост».
      Собеседник покачал головой.
     -     Скала сказал, что если молчанка продлится ещё
            три дня, то она наша. Ты только из-за этого приехал на
            встречу, Храп?
     -     Нет. Шеф вчера собирал всех у себя и объявил, что завтра
            берём кассу в Кузьминках.
     -     Ого! А я?
     -     А ты продолжай стеречь эту девку.               
     -     Да надоела она мне уже – хнычет и хнычет всё время.
     -     Ну, ты бы её и успокоил как надо, - захрюкал как свинья
           Храп.
     -     Да, её успокоишь – кусается как собака.
     -     А, ты что, уже пробовал?
     -     Да приспичило вчера, аж живот заболел.
     -     Подхода к бабам у тебя нет, Жир, я бы с ней в
            секунду справился.
     -     Вот и справляйся. Давай я пойду на дело в
           Кузьминки, а ты посторожишь кралю Лиса?
     «Ого! – подумал я, - Вся шобла Скалы уже знает моё погоняло. Вот бы Бог мне помог, и Храп действительно поменялся с Жиром местами»?
     И Всевышний «подмигнул» мне, так как мой «хвост» тут же согласился, предложив напарнику пари:
     -     Ну, давай, Жир, тогда «помажем», то есть, если
           я девкой овладею, то ты ставишь три «флакона» коньяка, а
            если нет – я пять водки.
     -     Согласен, - обрадовался крепыш, - Я этот твой любимый
            клоповник не терплю.
     -     Сам ты клоповник. Это не коньяк пахнет клопами, а клопы
            пахнут коньяком, запомни, Жир! Ладно, давай ключи и
            пиши адрес «тюрьмы».
     -     Да так запомнишь: станция Ухтомская, улица Лесная,
            дом 5.
     -     А ключ от наручников?
     -     Да на, на. А Скала не психанёт, что мы поменялись местами?
            Как ты думаешь?
     -     Да ему по херу, кто за Лисом и за его девкой следит.
     -     А как я его узнаю?               
     -     Да он такой невысокий и с оттопыренными ушами брюнет, а
            адрес его хаты у меня всегда в кармане, на.
     -     Тогда прощевай, Храп.
     -     И тебе не болеть, Жир, но смотри не облажайся в
            сберкассе.
     -     Да мне не в первой, брат, я уже отсидел свой
            один срок за подобные делишки.
      Они разошлись, и Храп тут же побежал к электричке. Я за ним. И со стороны было, наверное, смешно, как рыжий хромой, то есть я, забавно ковыляет к платформе и прыгает в вагон, придерживая шапку – парик оказался по размерам больше моей головы и всё время «выдавливал» головной убор с себя.
     До Ухтомской ехать было всего пять минут, и я, смешавшись с толпой, проследовал за Храпом почти до Лесной улицы, где преимуществовал частный сектор – в основном одноэтажные домишки за невысокими заборами и участками не более четырёх соток. В такой дворик шмыгнул и мой «хвост», заскочив перед этим в небольшой магазинчик и вынесший оттуда толстый пакет. И я, зная его намерения, не стал тянуть кота за хвост и ждать полной темноты, а уже через десять минут осторожно входил на запущенную территорию, где росли только фруктовые деревья да стояли колодец и небольшая банька в пяти шагах от дома с облупившейся штукатуркой.
      Тихонько прокравшись к ближайшему окну, я тут же услышал громкий голос Храпа, уже начавшего «прелюдию»:
     -     Любушка, а помыться хочешь? Жир, наверное, этого тебе не
            предлагал, а только водил в кладовку, где стояло дачное
            ведро для нужды. Да?
      Трёхминутное молчание, а потом я услышал её гневные слова:
     -     И что за это?
     -     А попьём коньячку вместе с бутербродами с колбаской и
            сырком и отдыхать.
     -     Приставать будешь?
     -     А, что, Жир приставал?
     -     Было дело, и отметину я ему оставила хорошую. Видел?
     -     Какую отметину?
     -     Мочку на правом ухе откусила.
     -     Нет, не видел – он мне встретился в шапке с опущенными
           «ушами», - рассмеялся Храп, - Нет, ты не бойся, я не такой.
           Я, таких, как ты, справных красавиц, уважаю и люблю.
     «Ага, сволочь, правильную тактику выбрал, поди, - подумал я, - Ну, говнюк, держись».
     И через некоторое время мой «хвост» без пальто и вязаной шапочки (видно уже разогрел себя стаканчиком коньяка) перебежал от дома в баню, откуда сразу раздались удары топора, а через пятнадцать минут повалил дым из трубы. Два раза он сбегал к колодцу с вёдрами, а потом вновь растворился за входной дверью в дом. И я рискнул всё же войти в небольшой коридор и вынуть из замочной скважины ключи – на всякий случай. О чём они ещё полчаса разговаривали, я не слышал – по - видимому, сидели за столом на кухне, и комар ревности и ненависти стал потихоньку сосать из меня пот и кровь. Неужели моя Лялька отдастся Храпу за коньяк и баньку? Ну, баба, я тебе тогда покажу Кузькину мать - вылетишь из своей снимаемой комнатки в два счёта!                А через пять минут они ещё одетые проскочили в баню.
     Но «концерт» начался тогда, когда они пробыли там с полчаса, то есть, я с нарастающим бешенством ясно услышал знакомые мне охи и ахи, а потом и протяжные стоны, означающие конец всех «мучений». И я не выдержал и ворвался в баню. Увиденное там было мерзким, и я об этом говорить не буду, поэтому я просто подошёл к нижней полке, на которой «суетилась» пара, стащил с Люськи Храпа и врезал ему со всей силы сначала в живот, а потом и в челюсть, да так, что он тут же отключился.
     -     Ну и что? – вскочила на ноги моя голая гадина, - Что
            дальше?
     -     Мизерная плата за любовь, милая, - с отвращением
            проскрипел я, - Только коньяк и баню даже проститутки не
            берут за то, что я сейчас увидел.
     -     А он подарил мне вот ещё это, - схватила себя за ушки
            Люська, где висели золотые серьги, явно где-то украденные
            или отобранные у какой-нибудь пожилой тётки Храпом.
    -      Ну и спи, и живи теперь с ним, - плюнул я ей под ноги и
           выскочил на холод.
     На душе было гадко, как будто меня измазали дерьмом, и я не помню, как добрался до «железки», как ехал до платформы «Перово», шёл домой и выпил там целую бутылку водки, взятой из сливного бачка. Бабка моя поняла, что что-то случилось, но видя мою серую от ненависти рожу, ничего не сказала, а только указала на кухню, где стояли кастрюля с варёной картошкой, салат в салатнице и отварное мясо в миске. Я молча всё это смахнул в себя и завалился спать. Приходила ли ночевать Люська домой я не знаю, но когда на следующий день я вернулся с работы, то услышал, как моя Тимофевна моет пол в её комнате.
      Значит, ушла, тварь!
«Воровка, проститутка, шмара! – бурлил эпитетами мой мозг, - Всё, больше никаких баб в нашей квартире не будет!»
      Но буквально через три дня моя бабулька привела студентку из МАДИ – «Московского автодорожного института» по имени Света – маленькую худенькую блондинку с короткой стрижкой и малюсенькой грудью.  Она приехала из Рязани, но мне, конечно, было не до неё – я ждал налёта бандитов Скалы на наш «сервис», чтобы расправиться со мной, но этого не случилось. А в «День дураков», как я называл первое апреля, я встретил Люську в кинотеатре, где шёл новый вестерн с Джеки Чаном – муть мутью. И моя бывшая любовница была не одна… А догадайтесь, с кем? Никогда не догадаетесь! Она была с Жоржем Скалой, одетая во всё новое, чудовищно накрашенная и в наимоднейшей обувке. Поэтому я встал со своего места и в темноте, сопровождаемой дикими криками главного героя, покинул зал. И лишь дома, завалившись на свою постель с сигаретой, понял, что Люська меня всё-таки не сдала ни директору рынка, ни участковой. Эх, зря я Кулаковой не позвонил, чтобы предупредить о возможном нападении бандитов на сберкассу в Кузьминках. Да, ладно…               
      Первое мая мы отмечали все втроём, то есть моя бабулька, я и… новоиспечённая съёмщица, которая называла меня только на «вы», хотя была всего на год младше меня, а мою Тимофевну - «бабушкой». А через три месяца моя воспитательница неожиданно взяла, да и померла от инсульта…
     Похоронили её на Вешняковском кладбище - помог туда её «пристроить» владелец нашего «сервиса». Он то, оказывается, был родным братом директора этого погоста. В общем, я, естественно, после похорон напился в хлам, а Света сделала только два глотка водочки и ушла плакать в свою комнату. И мне было уже не до воровской стези – я решил поступить в тот же институт, где училась моя новая «соседка». Целый месяц она готовила меня к вступительным экзаменам в своей комнате, где мы сидели часами бок о бок. И я постепенно стал не только привыкать к ней, но и ощущать запах её тела – запах хорошего цветочного мыла и шампуня. У меня даже были мысли наладить с ней интимную связь, но я почему-то стеснялся. Она ведь была не из простой семьи (отец - военный, а мать – директор самой лучшей школы в их любимом городе). Так что я чувствовал себя всё время как-то стеснённо, боясь при разговоре с ней выбросить из себя что-нибудь по «фени». И эти дни наедине мне казались такими замечательными, что порой я не мог заснуть, так как перед глазами маячили и маячили её волосы, глаза, губы и даже небольшие холмики под халатиком, вызывающие у меня почти детское волнение и восторг.
     -     Не смотрите на меня так, Игорь, вы меня отвлекаете, - часто
            повторяла она.
     -     А я и не смотрю, - уводил я взгляд в сторону, краснея.
     -     Смотрите в книжку – до вступительных экзаменов всего пол
            месяца осталось.               
       И она даже не поехала к родителям во время каникул, а
        занималась и занималась со мной, по- взрослому хмуря
        белесоватые брови и высокий лоб – признак ума.
      Но провалился я прямо на первом экзамене по русскому языку, получив «пару» – испортила мой язык колония, мать её!
     Узнав про это, Кузьмич устроил мне словесную порку:
     -     Что же ты мне, Игорёк, про это мне не сказал? У меня же там
            старый армейский кореш работает – помог бы тебе.
     -     Так на это бабки нужны, а я сейчас на мели, - загрустил я.
     -     Да, действительно, нужны, - почесал лысеющий затылок мой
           дружок, - Что же придумать?
      И я придумал сразу, как только открыл дверь в свою квартиру – надо сделать одну «ходку» в богатую квартиру и всё. Но от этой мысли меня отвлёк вкусный запах жареной картошки с мясом.
Я с удивлением вошёл на кухню и обалдел: Светлана была одета, как на парад 9 Мая – красивое красное платье чуть выше колен, такого же цвета туфельки и причёска под Мирей Матье.
     -     Ты чего это? – вырвалось у меня.
     -     Так сегодня день моего рождения, Игорь Михайлович. Так
           что, переодевайтесь и доставайте из той сумки, - указала она
            тоненьким пальчиком на новую матерчатую тару, похожую
            на рюкзачок, - вино, коньяк, соленья и рыбку - будем
            отмечать.
     -     Отлично! – обрадованно проговорил я, тут же
            нахмурившись, - Что же ты не сказала мне заранее, что у
            тебя праздник? Ладно, подарок за мной. И давай, переходи
            на «ты», а то я чувствую себя стариком.
     -     Хорошо, если вы, то есть, ты хотите, ой, хочешь. Ну, тогда
            выполняй, Игорь, то, что я сказала.
     И через десять минут мы сели за стол там же в кухне. И это действительно был настоящий праздник с возлиянием, отличной закуской и… любовью. Вы уж извините меня, но я всё же сделал попытку к «сближению», то есть, крепко и долго поцеловав её в губы. Да и Светочка была не против, поразив меня своей нежностью и красивой и не совсем маленькой грудью – она просто не носила бюстгальтер. И после этого мы стали жить как муж и жена. И у меня была даже мысль «окольцеваться» (возраст уже позволял), но я чувствовал себя на ступень ниже её (она же будущий инженер, а я всего лишь типа слесаря, да ещё и мелкий воришка), поэтому и постеснялся сделать предложение, дав себе слово «завязать» с этим дерьмом, то есть, «профессией» домушника. Ну, почти…
     Да, деньги были очень нужны, так как я после той ночи не стал брать со Светы плату за комнату, да ещё и подарок надо было ей купить и копить деньги на институт. И я взял, да и пошёл опять на Новый Арбат, а потом заглянул и к метро «Смоленская» и… нос к носу столкнулся с моей первой жертвой, но уже не в кимоно, муж которой с самого утра встречался со своей любовницей. Вот это подарок, подумал я, по внешнему виду поняв, что дама опять «намылилась» идти на рынок к Киевскому вокзалу. Ну, если это не судьба, то что ещё? Но у меня - то никакого камуфляжа с собой не было! Вот, дурак! Но… мозги мои вдруг зашевелились с бешенной скоростью, а ноги сами собой понесли к киоску, где продавались солнцезащитные очки, а рядом бабка торговала грецкими орехами. Всё, спасибо, Господи, за этот подарок и мой светлый ум! В общем, я купил очки побольше, а два ореха, засунул за щёки, то есть изменил свой «фейс» напрочь.
    Но видно мой прошлый приход научил хозяев беречь добро – новые три замка сияли, как звёзды на ночном небе. Два из них открылись сразу, а третий довёл меня до проливного пота, подчинившись только через полчаса, так что времени у меня было уже в обрез. Нашёл я и сигнализацию, но она был импортной, поэтому я просто сразу взял и перерезал провода. Не забыл снять с себя и кеды, положив их на пол вверх подошвой, а за всё брался через носовой платок – перчатки, дурень, я опять забыл взять.               
        Теперь я действовал нагло, бросая вещи и другие штучки, куда можно было спрятать «мани», из всех шкафов прямо на пол. И фортуна повернулась ко мне не только лицом, но и всем телом – двадцать тысяч долларов из ниши в стене, закрытые картиной и золотой набор с брюликами на пальцы, шею и в уши примерно тоже на такую сумму – вот таким был мой «улов». И входную дверь я уже не закрывал – пусть побалуется местная шпана. И на этот раз ни одна рожа не столкнулась со мной ни на лестничной клетке, ни у дома – дикая «пёрка» пошла, твою мать!
      «Зуд» купить сразу «жигуль» скрёб меня неделю, но я терпел – нельзя сейчас светиться. Да и если мадам Кулакова узнает об этом, то тут же меня возьмёт за жабры. Ведь ориентировка о повторном ограблении квартиры богатого толстяка тут же распространится по всем РОВД Москвы и Московской области. В общем, я паинькой прожил до весны следующего года, перекопав свой «клад» на теперь уже родном Вешняковском погосте - я к моей любимой бабульке ходил чуть ли не каждые выходные и даже зимой. Нет, участковая вызывала меня, «пытала» своими крысиными глазками, угрожая повторным шмоном в моей квартире, но я был спокоен, как профессиональный спортсмен по прыжкам в воду с десятиметровой вышки. И это была заслуга Светочки – она на меня действовала, как лик Христа на иконе в кладбищенской церкви и почему-то подтвердила, что я весь тот день провёл с ней – позабыла, наверное, так как не было ни одного дня, чтобы мы не любились до умопомрачения. И я даже уже опять подумывал о женитьбе, но случившееся в День победы в мае перевернуло всю жизнь - мою настоящую первую любовь…сбила машина. Неделю Света лежала в коме, а потом её сердце остановилось.
      Похороны в Рязани, на которых познакомился с её родителями, я помнил смутно – пил постоянно до, на и после кладбища. Отец и мать её оказались изумительными людьми, и ещё неделю я прожил у них, превратившись чуть ли не зомби – ходил, «квасил», ел и сидел в туалете на полном «автомате», нося каждый день цветы на могилу моей любимой Светочки. Нет, я, конечно, отдал им почти все свои сбережения, а приехав домой, месяц не ходил на работу, превратившись в настоящего бомжа, питаясь только хлебом и молоком. И привела меня в чувство она – Раиса Семёновна Кулакова, зайдя как-то ко мне домой с жареными котлетами, свежими помидорами и бутылкой водки. Я молча открыл ей дверь, молча провёл на кухню, молча выпил с ней, почти не закусив ничем, ничего не спрашивая, а только и запомнив одну фразу, сказанную ей, когда она уходила:
     -     Есть подозрение, что за рулём были люди Сколникова. Но
           ты, Игорь, не вздумай сам заняться этим делом – я даю тебе
           слово, что «закрою» их, если только найду хоть малейшее
           доказательство преднамеренного убийства.
      Я слушал, слушал, а потом молча проводил её, решив: а не пора ли опять навестить Храпа прямо у него в квартире? Да, пора, ой, как пора!
И тут же занялся своей квартирой, приведя всё в порядок, и уже окончательно решив при этом, что пора с ней расстаться – большая она для меня. Да и если куплю машину, то у меня будет веское доказательство, что деньги на неё я не украл. А потом занялся собой - тщательно помылся, побрился и… стал перебирать оставшийся отцовский «реквизит», выбрав седой парик, очень тёмные очки и яркий галстук в полоску, который очень хорошо подошёл к моему единственному костюму. В общем, я увидел в зеркале стареющего интеллигента – учёного, когда натягивал на ноги «мокасины», подаренные мне Светланой в последний для неё день моего рождения. И старый портфель тоже пригодился мне, поставив жирную точку в видимости степени моего познания -Великого Космоса как минимум. Шучу!
      Следил за квартирой Храпа почти неделю, точно узнав, что отец его пьянь пьянью, а мать, работавшая на химзаводе недалеко от моего дома, стала от всех житейских переживаний в сорок лет настоящей дряхлой и худой (химия есть химия) старухой, похожей на Бабу Ягу. Короче, в то утро, когда хозяин семьи ушёл за очередной бутылкой водки, а мать на свой отравляющий здоровье завод, я, наконец-то, решился взять их отпрыска за «вымя», а точнее – за мошонку.
     Он открыл мне сразу, держа за спиной туристский топор.
     -     Здравствуйте, вы Владимир Гаврилов? – вежливо посмотрел
            я на предполагаемого убийцу.
     -     Что надо? – нагло спросил он.
     -     Шоколада, ваше величество, - мило улыбнулся я,
            - Вы, так сказать, засветились на рынке, когда наш режиссёр
            снимал документальный фильм о подмосковных торговцах
            овощами и фруктами, и вы ему очень понравились, как
            типаж простого смелого парня. И он хочет предложить вам
            роль умного молодого милиционера в новом фильме «Лихие
            девяностые».
     -     Не помню, чтобы я видел какую-нибудь съёмку на нашем
            рынке, - осторожно произнёс Храп.
     -     Это было зимой, и сюжет был коротким, да и роль у вас
            небольшая, то есть второго плана - сейчас на главной
            киностудии страны тоже нелегко с деньгами.
     -     Так вы… - ошарашенно посмотрел он на меня.
     -     Да, я с «Мосфильма» и режиссёр, Матвей Прокопович
            Познянский попросил меня, так сказать, уговорить вас на
            это действо.
     -     Ого! – чуть не выпустил из рук своё «оружие» Храп, - И
            когда первый просмотр, то есть дубль?
     -     А, прямо завтра. Форм МВД у нас навалом, и текст всего две
            странички. Но режиссёр сначала хочет с вами поближе
            познакомиться, и кое-что узнать из вашей биография. Вы же
            работаете на рынке и знаете всякие интересные случаи,
            происходившие там, то есть от вас требуется буквально
            несколько слов о чудесной работе вашего колхозного рынка,
            функционирующего под руководством уважаемого всеми
            товарища Сколникова Георгия Васильевича.
     -     И что вас интересует? – насторожился подонок.
     -     Да всякие там шалости и скандальчики на фоне явного
            криминала этого периода в стране под названием
            «Перестройка».
     -     А точнее? – провёл он меня из коридора на кухню, где я тут
            же присел на обшарпанный табурет, достав из портфеля
            бутылку коньяка и разливая его по не совсем чистым
             стаканам, - Ну, там мелкие возможные кражи, ссоры
            и всякое другое подобное.               
     -      Но это значит выносить наш сор наружу из избы? – удивил
            он меня мастерски изменённой народной пословицей.               
     -     Так мы вам заплатим валютой, - достал я последнюю свою
            сотню баксов, - Можете туда прибавить и услышанные от
            кого -то другого байки типа погони за бандитами,
            похищение проституток и всякую другую ересь.
Глаза у Храпа загорелись, и он одним глотком опорожнил стакан.
     -      Ну, согласны? – ласково посмотрел я на него.
      И тут он в моих глазах несколько поумнел.
     -     А вы случаем не из… милиции, уважаемый? – ища глазами
            брошенный по пути на кухню топорик, спросил он.
      -     Ну, что вы? – вытащил из кармана я, подаренный когда-то
            отцу фальшивый пропуск с выцветшей фотографией
            пожилого актёра из Еврейского театра на Таганке и
            протянул ему вместе с купюрой.
     -     Илья Абрамович Фридман, - прочитал он, почти не глядя на
            меня, - И что?
     -     Так вы хотите сниматься в фильме? – строго посмотрел я на
            убийцу.
     -     А как же!
     -     Тогда рассказывайте, - с «дружеским» вниманием уставился
            я на его лоб, налив ему ещё коньяка, который тут же
            забулькал в горле подонка.
      Храп жадно выкурил папиросу, явно не с фабричной набивкой, так как завоняла она ох как противно, а потом, смеясь, рассказал пару случаем, один из которых был про отравление огурцов какой-то дрянью, вызвавшей у покупателей понос (знакомо вам?).                Далее я вылил ему остатки коньяка, он выпил, закусив опять «травкой» и уже чуть развязным языком пробубнил, как он с Жиром якобы случайно сбили подругу одного рыночного врага, от которого жена- красавица перебежала к их боссу.               
     -     Хороший сюжет для фильма, - еле проговорил я, с трудом
            сдерживая желание тут же задушить этого негодяя.
И сразу мой мозг продиктовал, как наказать одного из убийц Светы, чтобы никто не догадался, что я помог ему уйти на тот свет.
     -     Ну, что, надумали? – уже просящим, но бодрым голосом
            произнёс я.
     -     Можно попробовать, - кивнул головой поддатый Храп так,
            как будто прогонял с затылка пчелу.
     -     Тогда завтра в восемь утра за вами придёт «Волга».
     -     Ладно. Эх, жаль, что родители не увидят, как меня увозит
            киношное авто, - вздохнул Гаврилов.
     -     И почему? – «расширил» уши я.
     -     Да мать вечером уезжает в деревню к бабке, и отец тут же
            свалит к своей подружке - пьянчужке в Реутов.
      Чёрт, опять этот городок? Ну, значит это знак! И моя теория подтвердилась, так как Храп неожиданно добавил:
     -     А, можно я возьму с собой дружка, прокатиться на
            «Мосфильм»?
     -     И кого? – как бы безразлично спросил я.
     -     Да Генку Жирова – славный малый. И он классно водит               
            машину.
      И я чуть не упал с табурета.
Жир? Так это же вторая гадина, которая была в «Москвиче», который задавил мою любовь и, скорее всего он и сидел за рулём!!!                «Ну, Лис, держись, - прошептал я себе, - И завтрашний «сценарий» тебе явно надо менять».
     -     Да пусть едет, - спокойно ответил я.
     -     А, кто будет за рулём студийной машина? – вдруг спросил
            Храп.
      И я тут же перебрал в голове, что осталось от отцовского «наследства» – да, хватит на последний акт трагедии…
     -     Будет Михаил Иванович, - стал смело врать я, вспоминая
            остатки «реквизита», - Это невысокий пожилой, чуть
            прихрамывающий мужчина, бритый наголо с усами, как у
            Гоголя.
     -     А, это кто? Помощник режиссёра? – ляпнул Храп, протирая
            уже осоловелые глаза.
     -     Ага, - кивнул головой я, поражаясь его тупости и
            ограниченности, - И он любит ездить в спортивном костюме
            – увидите сами.
      И я тут же мысленно распрощался с «Найком», который вместе с «мокасинами» успела мне подарить на день рождения Светлана – несчастная моя любовь.
     -     До завтра, мой друг, - встал я с табурета и с брезгливым и
            ненавидящим ощущением в груди пожал ему руку и
            покинул этот самый настоящий алкогольный свинарник.
      И ноги сами понесли меня в церковь на улицу Сталеваров, где я поставил самую толстую свечу Николаю Чудотворцу, заранее попросив у него прощение за то, что решил сотворить завтра.
     Прежде всего, дома на жёлтой бумаге красивыми синими буквами я вывел одно главное слово. Какое? Да «МОСФИЛЬМ». А потом стал думать, где стырить более – менее новую «Волгу». Центральной улицей у нас считалась Первая Владимирская, и я под вечер стал бродить по ней, захватив с собой нужные инструменты. Но все эти автомобили стояли во дворах и многие имели сигнализации. Часа два – три ходил по своей Перовской, затем по 2-ой и 3-ей Владимирской – без толку. И мне это порядком уже надоело, когда, переходя трамвайную линию на обозначенной выше последней улице, я под вечер чуть не попал под колёса новенькой 24-ой «Волги», виляющей из стороны в сторону и «догнавшей» меня на другой стороне улицы. Но водитель вовремя нажал на тормоза, и машина лишь чуть ткнула меня в левый бок. Но башка моя тут же среагировала и шепнула на ухо: «Используй эту ситуацию, Лис, используй!» И я, крутанувшись вокруг себя, буквально упал на передний капот автомобиля. И видимо водитель не так был сильно пьян, что смог сообразить, что сделал наезд и как порядочный гражданин, тут же вылез наружу из машины и, шатаясь, бросился ко мне.
     -     В-вы, к-как? – обнял он меня за талию и стащил с капота.
     -     Тошнит меня, тошнит! – замычал я, - Сотрясение мозга,
            наверное.
     -     О, Боже! – охнул пожилой интеллигент, - Тогда надо вам в
            больницу.
     -     Нет, лучше домой, - простонал я, - У меня мать врач.
     -     А вы где живёте?
     -     А вы?
     -     Я на Молдагуловой.
     -     А я на Вешняковской, - молниеносно соврал я,
            обрадовавшись, что это отсюда недалеко.               
     -      Но я боюсь теперь сесть за руль…- со слезами на глазах
             покачал головой пьяный водитель.
     -      И много выпили?
     -     Да у нас на работе праздник по поводу дня рождения босса
            и…
     -     Ну, всё ясно – нажрались по завязку.
     -     Да, если можно, так сказать.
     -     Тогда давайте я сяду за руль, - категорично заявил я, - Мне
            уже лучше. Довезу вас потихоньку до дома, а сам пешочком,
            пешочком и у себя. У меня водительский стаж три года.
     -     А давайте, - качнуло мужчину так, что он чуть не упал, но я    
            его вовремя подхватил и засунул на заднее сиденье.
      Тот с трудом проговорил свой адрес и через семь минут мы уже
были в большом дворе с гаражами у дальнего забора.
     -     Мо-ло-дой че-ловек, а бу-будьте л-любезны, по- по-ставьте
            маш-ину в г-гараж, а я по-пойду, - произнёс пьяный, когда я
            его вытащил из машины, и он неожиданно грохнулся на
            клумбу.
     -     Нет, я сначала доведу вас до квартиры.
И он меланхолично вдруг проговорил:
     -     А там н-никого и н-нет.
     -     Как так? – запрыгало в моей груди от радости сердце  –
            свидетели этой комедии мне были не нужны.
     -     Да, ж-жена с д-дочкой в Пицунде, а з-завтра придёт днём
            ку-кухарка, так что я м-могу спать до обеда.
     -     А работа? – разволновался я.
     -     А босс дал на завтра нам всем отгул, мой юный с-спаситель
           и, - он вдруг заулыбался и быстро, и не заикаясь произнёс, - и
           я могу ещё… добавить. Вот в-вам клю-чи от гараж-жа, зак-р-
           роете и…                И он тут же потопал кругами к подъезду, качаясь как маятник в старинных часах. Я глянул на свои дешёвые «котлы» и чертыхнулся – половина одиннадцатого. Сколько же я шлялся по улицам, дурачок? Но видно не зря – Фортуна явно стала ко мне передом, и я этим тут же воспользовался: отогнал машину на открытую стоянку у метро «Перово» и пошёл домой. А утром, надев последний «камуфляж» - «залысину», Гоголевские усы, спортивный костюм и очки от солнца. Прошёл к метро, помахивая газетным свёртком, где лежали «стечкин» Храпа и рулон с надписью «МОСФИЛЬМ» и сел в «Волгу». Проехав в закуток у химзавода, наклеил там название лучшей киностудии страны, и двинулся к уже знакомому мне дому.
      Ровно в восемь позвонил в дверь Гаврилова, то есть Храпа, дверь тут же открылась, и я прошёл, чуть прихрамывая, в столовую, где на диване лежал Генка Жиров, играясь револьвером. И тут же жуткое волнение охватило меня, вызвав сильный позыв в туалет. Ведь я решил… убить их обоих, а тут у Жира оказался «ствол».
     -    Так как вас зовут, милейший? – сменил горизонтальное
           положение тела на вертикальное толстый подельник Храпа.
     -    Михаил Иванович Бутов, - спокойно проговорил я.
     -    А слабо показать «ксивы»?
     -    Какие? – прошамкал я.
     -    Ну, паспорт и водительские права.
   Ого! Ну и попал я! Но тут же сориентировался, проговорив:
     -    Документы в «Волге», а она стоит под вашим окном, друзья.
           Можете взглянуть.
      Жир кивнул Гаврилову головой и худосочный прилип к окну.
     -     Вон, вон она стоит, красавица, - обрадованно проговорил
           Храп, - Иди, Ген, сам взгляни.
      И тут я понял, что они с утра уже «махнули» по стакану водки, и это меня обрадовало – они не заметят, что «залысина» моя фальшивая.
     -     Да, да, взгляните, незнакомец или вам лень? - усмехнулся я, -
           А я пока пойду опорожню свой мочевой пузырь.
     -     Иди, иди поссы, - сказал Жир и перешёл на шёпот,
            приблизившись к Храпу, - в последний раз, может быть. Нам
            такая тачка пригодится, правда?
      Тот обрадованно кивнул головой.
      И, слава Богу, я это услышал.
      «Ах вот оно что? – подумал я, проходя в санузел, - Покойничка из меня захотите сделать, твари? Видно всё они уже заранее продумали, то есть удавят вдвоём меня сейчас, уволокут в ковре в багажник машины и в лес, где и закопают. А тачку уже, небось, кто-то где-то ждёт с «котлетой» баксов в руках. Ну, что ж, Лис, действуй, твою мать!»
      И я достал из кармана и натянул на руки медицинские перчатки, а из-за пояса пистолет и накрутил на него глушитель. Опорожнился в унитаз и… смело прошёл в столовую, где прижалась к окну, любуясь авто, криминальная парочка.
     -     Ну, что, убийцы моей женщины, нагляделись на катафалк? –
            вскричал я, готовый выстрелить в любую секунду.
      Те резко повернулись, но только в пол оборота, поэтому я всадил первую пулю в висок сначала Жиру, а вторую в правую часть живота Храпа (спасибо отцу – он меня и этому всему научил). Первый умер мгновенно, а второй минут через пять (я специально целил в печень, чтобы вызвать очень болезненное, но быстрое и обильное внутреннее кровотечение). Но перед тем, как умереть, Гаврилов всё же успел пробормотать:
     -     За что?
     -     За Светлану, тварь, за неё!
     -     Прости, Лис… - прошептал он, прежде чем закрыть глаза
            навеки, - Это Скала приказал…                И мне вдруг стало его жалко – у этого молодого бандита невыполнение приказа директора рынка равнялось невыполнению того в военное время. Дурак, пацан, но к этому концу он всё равно бы пришёл. И как он догадался, что это именно я перед ним? Ах, да, я же назвал имя своей девушки, которую они задавили, вот последняя извилина мозга и дала ему ответ. Но пора было уходить, и я быстренько протёр «ствол» Храпа платком и сунул в руку толстяка, а револьвер того тут же перекочевал в карман моего спортивного костюма, с которым я должен был тоже расстаться, как и со всеми остатками отцовского «наследства» и купленной мной красивой тростью. Не забыл я вытереть и ручку туалета, которой я тоже, входя, коснулся.
      Потом перегнал «Волгу» к моему ночному знакомому и поставил её в гараж, сорвав надпись: «МОСФИЛЬМ» и вытерев всё, к чему я мог прикасаться в ней. Поднялся на его этаж и звякнул в дверь. И когда услышал щелчок в дверном замке, положил все ключи перед дверью и молнией пролетел все ступени, не встретив  опять никого…
     Дома я натолкал в мешок ненужный уже мне «реквизит», спортивный костюм и переломанную в нескольких местах трость, не забыв захватить бутылку с бензином – всё, что осталось от моего брошенного мотороллера. Затем прошёл в ту же лесополосу у «железки» и сжёг всё дотла. А потом двинул на работу, чтобы написать заявление об уходе – я решил всё же продать или обменять свою квартиру, где всё напоминало мне о трёх женщинах, которых я по-разному, но всё-таки любил. И на разницу сделки купить вполне официально «жигулёнок».
      Но судьба распорядилась по-своему: да, я обменял свою «трёшку» на «однушку», но не в другом микрорайоне, как хотел вначале, а рядом с этим моим, давно привычным через шоссе Энтузиастов, то есть в Южном Измайлово на улице Чечулина, захватив с собой только старый диван, телевизор и кухонный стол. Пару раз посещал соседок – бабулек, от которых однажды узнал ужасную весть, что нашу участковую – добрую мымру Кулакову Раису Семёновну… убили. Да, видно она сдержала своё слово и что-то «накопала» на Сколникова и его шатию-братию, но не успела подать дело в суд…
     Жалко её… Хоть и придирчивой казалась курящая страшила, но сердце у неё было доброе. И эта сволочь Скала ещё умоется юшкой, так как я решил объявить ему настоящую войну. Войну до победного конца, то есть до его или… моей могилы.
     Новый участковый, заменивший Кулакову, по фамилии Грошев явно подходил своей фамилии, в смысле, что без мзды серьёзными делами не занимался и быстро поставил жирную точку на трагедии, произошедшей в квартире Гавриловых – об этом мне рассказал всё тот же мой Иван Кузьмич:
     -     Шепнул мне один знакомый сержантик, которому я
            отрегулировал движок – мол, напились два дружбана в той
            квартире до усёру и стали выяснять отношения. Кто первым
            начали оскорблять другого, не ясно, но толстяк по фамилии
            Жиров не сдержался и прострелил живот пацану по кличке
            Храп - знакомая фамилия, не так ли? - хитренько улыбнулся
            мой старый приятель по шинному монтажу, так и не
            отдавший мне долг, - А потом убийца, поняв, что ему грозит
            долгий срок, взял и застрелился, так как с его бабскими
            формами он сразу бы на зоне превратился в «петушка».
     -     Это точно! – спокойно произнёс я, - Лучше умереть стоя, чем
           жить на коленях.
     -     Хорошо ты сказал, Лис, - кивнул Кузьмич головой.
     -     Да это не я сказал, а Юлиус Фучик – чешский журналист и
            настоящий борец с фашизмом за свободу своего народа.         
     -     Какой ты умный, однако! – удивлённо посмотрел на меня
            Кузьмич.
     -     Это не я, а мама – библиотекарша.
     -     Так давай её помянем, Игорёк?
     -     А давай.
      И мы пошли в ближайшее кафе и набузовались там вдоволь  водочкой под селёдочку с жареной картошечкой. А на следующее утро я стал разрабатывать последний свой в жизни план – план кровавой мести Скале, но до конца рабочего дня так и не придумал ничего путёвого.
                Х

      Дверной звонок прозвенел в половине одиннадцатого ночи. Сунув револьвер сзади за брюки, я пошёл открывать, и был удивлён до такой степени, что тут же распахнул дверь настежь – на пороге стояла… Люся, и её лицо напоминало подгнившее яблоко, то есть всё было в синих, местами отёчных, местами провалившихся пятнах – типичный вариант алкоголички.
     -     Пустишь? – еле выговорила она.
   Я молча посторонился, смотря не на неё, а на бетонную площадку этажа за ней. Но там никого не было.
     -     Пройти можно? – таким же сломленным голосом спросила
            она, и я махнул рукой в сторону кухни.
      Она медленно прошла туда и достала из пожухлой кожаной сумки литровую бутылку импортной водки.
     -     Стаканы? – спросила она.
     -     На том же месте, - безразлично вымолвил я.
      Она полезла в буфет и достала, что первым попало под руку, то есть два лафитника, а потом указала на холодильник.
     -     Бери, - бросил я небрежно.
    Люська залезла в него и через пять минут все мои запасы очутились на столе. Я сел на табурет и наполнил ёмкости. Она тоже расположилась и, откашлявшись, молвила:
     -     За смерть этой гадины!
      И опрокинула водку в себя.
Я же выпил медленно, как будто это был мой любимый французский «Бисквит», а не бормотуха. И закусывать не стал…    
      Тогда моя бывшая квартирантка убрала лафитники на место, а покопавшись, достала оттуда гранёные двухсотграммовые стаканы, и наполнила их до краёв.
     -     И чтоб его дети…
     -     Стоп! – прервал её я, - Дети – это святое.
     -     Тогда за его мучительную кончину.
     -     Ты о ком? – наконец-то спросил я.
     -     О жирной куче говна по кличке Скала.
     -     И в чём же он провинился перед тобой?
     -     Он заставил Храпа и Жира задавить на машине твою
            девушку, а своих охранников – Пилу, Жало и Сморчка убить
            участковую Кулакову.
     -     И что же ты не заявила на них в милицию? – хладнокровно
            спросил я.
     -     Побоялась, что он меня разрежет на куски, как барана на
            шашлык – любит на рынке сам поработать топориком.
     -     Странно, - усмехнулся я, - А я -то думал, что у вас всё Тип-
            Топ.
     -     Было в самом начале, то есть и подарки, и баксы, и «тойота».
     -     И что потом случилось?
     -     Он захотел, чтобы я тебя… отравила.
     -     И? – вопросительно посмотрел я на неё.
     -     И я не согласилась, а он сказал: «Тогда ты будешь лежать
            под всеми». И я лежала… Лежала с двумя, с тремя и «по
            кругу» до потери сознания, то есть, он сделал из меня
            самую паршивую и дешёвую проститутку и алкоголичку.
     -     А почему не уехала домой?
     -     Он приставил ко мне этого вонючего Сморчка, который 
            не давал мне быть наедине с собой даже в туалете.
     -     Ого!
     -     Вот тебе и «ого»
     -     И как же он отпустил тебя ко мне?
     -     Я сказала… - опустила глаза Люська, - Что после всех этих
            издевательств согласна отравить тебя, лишь бы мои мучения
            закончились.
     -     Нормально! – нахмурился я и посмотрел на уже пустую
            бутылку из-под водки.
     -     Нет, эти «слёзки» чистые, - убедительно произнесла она.
     -     И что дальше?
     -     Если посчитать, что ты уже умер, то я должна позвонить
            Сморчку и вместе с ним увезти тебя в лес и закопать.
     -     А если я живым останусь?
     -     То всё равно позвонить и тот приедет и зарежет тебя с той
            же последующей процедурой «похорон».
     -     А, как ты узнала, где я сейчас живу?
     -     Пасла тебя неделю.
     -     И что теперь?
     -     Я тебе дам сильное снотворное и…
     -     Которое я не выпью, - опять перебил я её.
     -     Почему?
     -     Я тебе не верю.
     -     Но это всего лишь «феназепам»…
     -     И он у меня есть, и даже ещё более сильный найдётся
            препарат– это «донормил», который в повышенных дозах
            «вырубает» так, что дыхания почти не слышно, а пульс
            нитевидный.
     -     Я знаю этот препарат, - кивнула головой медсестра, –
            работает капитально.
     -     А если твой Сморчок сделает контрольный финт ножичком?
     -     Я ему не дам это сделать.
      И Люська достала из той же сумочки дамский «Ruger LCP» - был у мамы в библиотеке каталог забугорного женского оружия, который я заучил наизусть.
     -     Его подарил мне Скала, - объяснила она и перекрестилась, -
            И я клянусь всеми своими родными, что не причиню тебе
            зла, а эту падлу Сколникова ненавижу как гадюк! Да и
            делать теперь в Москве мне больше нечего – уеду к
            родителям в родной Орёл.
      Я посмотрел ей в глаза, и она не отвела взгляда. Но в нём я успел прочитал дикую тоску и решимость.
     -     Ну, ладно, поверю, - вздохнул я, - И когда выпить его?
     -     «Донормил» подействует через час, поэтому можешь уже
            глотать.
     -     Ладно, но я сначала сделаю один звонок.
     -     Тогда я пойду в туалет, чтобы тебе не мешать и… вообще.
И я понял, что подслушивать она не будет.
      Я прошёл в комнату, в которой на тумбочке стоял телефонный аппарат, прикрыл тихонько дверь и позвонил Кузьмичу, объяснив, какую аферу предлагает мне девка.
     -     Не волнуйся, я всё проконтролирую, - тут же сказал он.
     -     А транспорт где возьмёшь?
     -     Да у Митьки – соседа. А него старенький «москвич»
     -     Тогда желаю тебе не упустить момент моего «воскрешения»,
            а то я успею задохнуться.
     -     Всё будет, как в кино, Игорь, ты же меня знаешь.
      Да, я знал его, поэтому достал из тумбочки пластмассовый пузырёк и выпил две двойные таблетки этого сильного снотворного, которым в последнее время пользовалась моя любимая бабуля. Но как только переехал в Южное Измайлово, я повыкинул все её лекарства, оставив лишь этот «донормил» и… «ствол» Жира, спрятав его на балконе под крышей, где заприметил расшатавшийся кирпич, который аккуратно обработал с худшего конца, чтобы туда поместились револьвер и кастет. Потом засунул его на место на слабом растворе цемента, чтобы затем можно было легко разрушить импровизированный «сейф», посчитав всё же, что  холуи Скалы всё равно найдут моё новое жилище и залезут в него не раз, чтобы наскрести хоть какой-нибудь «компромат» на меня типа револьвера.
      И вот теперь я спокойно стал ждать, когда снотворное подействует, и я вырублюсь.
      -     Дай, Бог, не навеки! - прошептал я, перекрестившись, и
             завалился на старый диван, на котором ранее спали две мои
             квартирантки в квартире родителей на Перовской улице.
      Мне снилась Светлана, наша первая ночь и её похороны в родной Рязани. И я во сне ревел вовсю, пил водку из горла и число пустых бутылок всё увеличивалось и увеличивалось. И когда все присутствующие (сокурсницы и её родители) стали бросать землю в могилу, я вдруг взял её в рот и стал жевать. Меня тошнило, но я жевал и жевал до тех пор, пока отец моей первой настоящей любви не закричал на меня голосом Ивана Кузьмича:
     -     Да выплюнь ты эту гадость, Игорь, пора воскреснуть.
      Я открыл глаза и увидел звёздное небо, а вокруг суетился с совковой лопатой, откапывая меня, мой надёжный пожилой друг. Потом он буквально выдернул меня за руки из ямы и подал открытую бутылку водки.
     -     Прополощи хорошенько рот и выпей всю «беленькую» до
            дна– ты прямо, как зомби зачумлённый выглядишь, да и
            говорят, что в кладбищенской земле из-за гниения тел
            покойников образуется трупный яд. Слышишь, Лис? Да
            хватит тебе стоять и отплёвываться! Сделай, как я сказал и
            помоги быстрей засыпать эту, ха-ха, твою могилку.               
        Назад ехали молча, но Кузьмич всё же несколько раз пытался рассказать, что наблюдал из-за кустов:
     -     Сморчок всё пытался перерезать тебе глотку, но девка
            твоя…
     -     Она давно не моя, - резко ответил я.
     -     Ну и чёрт с ней. В общем, она сказала этому говнюку, чтобы 
           к тебя не касался, а быстрей закапывал. Вроде бы Скала не
            разрешил оставлять никаких следов насилия над тобой.
      И я, во-первых, не удивился, что Люська не дала подонку это сделать – были у неё какие-то планы, связанные со мной, а во-вторых, она же поклялась, что меня не «попортят».
     -     Хорошо ещё, что ямку небольшую выкопали, а то бы ты под
            действием снотворного быстро задохнулся.
     -     Сам знаю, - сказал я, продолжая стряхивать с себя землю, -
            Так что тебе, Кузьмич, большое спасибо и о долге забудь
            навсегда.
     -     Тогда по стаканчику? – обрадованно заявил он.
     -     Лучше по бутылочке, - махнул я рукой, - С того ведь света
            возвратился… А, вот где мне прятаться теперь, не знаю.
     -     А у моего этого кореша по армии, который работает в
            «МАДИ» - вот и познакомитесь поближе. У него свой дом в
            Дмитрове.
     -     Лады! - кивнул я головой, садясь в машину, и тут же
            задремал – «донормил» всё ещё действовал.
Но в Дмитров мы поехали только вечером и на электричке. Жилище Петра Гавриловича Смирнова находилось недалеко от станции и почти рядом с небольшим монастырём. Это был двухэтажный домик из красного кирпича, где внизу жила семья из четырёх человек (мать, отец и двое сынишек), второй же этаж занимал сам Смирнов, у которого была ещё «шестёрка» красного цвета, стоящая во дворе. Он жил один в двухкомнатной квартире (жена умерла два года назад от рака, а дочь вышла замуж за лётчика и жила теперь в Питере). Имелся ещё большой самодельный деревянный балкон, обвитый весь плющом, где я и обосновывался, пока было тепло. Петру Гавриловичу было шестьдесят пять лет, но выглядел он бодро и под рубашкой вырисовывались крепкие бицепсы.
     -     Он же не только преподаёт механику, но и сам любит
            ковыряться в машинах, - пояснил мне Кузьмич, - Да и в
            ралли только год как перестал участвовать. В общем, мужик
            во! И не бойся, без работы он тебя не оставит – возьмёт в
            свой спортивный автопарк.
     -     А я и не боюсь, - обрадовался я перспективе получить знания
            не только теоретические, но и практические.
     -     Вот только, Игорь, он не пьёт…
     -     Я потерплю, Кузьмич. Ладно, возвращайся домой и держи не
            только уши востро, но и руки – ночью шпана в электричках
            пошаливает.
      И я отдал ему свой кастет.
Конечно, я жил здесь, как заключённый: на улицу не показывался, в кино даже на вечерний сеанс не ходил, а в МАДИ ездил вместе с Горынычем (так он просил себя называть) на его машине, лёжа на заднем сиденье. И главное, он ни о чём меня не спрашивал. И только однажды я рано утром смотался на кладбище к бабульке, забрать остатки спрятанной валюты, оставшейся после похорон Светланы. Жаль, что цветов не мог положить на могилку – так бы я сразу «рассекретил» себя. Ведь отпечатки чужой мужской обуви всё-таки там имели место – Скала продолжал следить даже за моей «смертью».
      Один раз приезжал Кузьмич и доложил, что вставленной в мою
домашнюю дверь чёрной нитки нет, то есть квартиру мою бандиты Сколникова всё же обшмонали.
      -     А что говорят на работе про меня?
      -     Да ничего. Просто все решили, что ты после похорон 
             Светланы уехал с горя на заработки на какой-то прииск в
             Сибирь.
      -     Это хорошо. Но ты, Кузьмич всё же разочек съезди в тот
             самый лес и посмотри, рылись ли в моей «могиле»
             бандюганы или нет.
      -     Ладно, сделаю. Сын тут мой скоро появится – жениться
             решил на курянке. Вот мы и прокатимся все в лес на
             шашлыки.
      -     Заранее благодарю, друг, - пожал я ему руку, - Действуешь
             правильно как старый и опытный агент.
      -     Тогда, Лис, я поехал, - как-то странно посмотрел он на меня.
      -     Пока, Кузьмич. Я думаю, что осенью устроим этим гадам
             вендетту.
      -     Да, в жару трудно, что-нибудь придумать – плавятся мозги.
      -     Вот мы в сентябре их и остудим, - улыбнулся я и проводил
            друга до станции.
       Лето пролетело быстро, и за это время я изучил двигатели всех машин от и до, и стал помогать Горынычу в ремонте не только спортивных авто, но и, так сказать, «левых» и администрация этому не противилась, так как довольные клиенты только повышали наш общий профессионализм и рейтинг самого института. Поэтому меня всё больше и больше тянуло к нему…
      Появились и бабки. Небольшие, конечно, но мне хватало не только на редкую выпивку и закуску, но и на мою мечту -  я стал откладывать деньги на восьмую модель «жигулей», новая форма которой напоминала мне забугорные тачки. Узнав об этом, Горыныч тут же предложил мне деньги.
     -     Что ты, как ребёнок всё время со мной ездишь? Я понимаю,
            что ты вроде как вне закона, но жить то надо. Вон сколько у
            нас симпатичных девчонок учится, а будет у тебя машина,
            так все они твои будут– без женщин жить очень скучно.
     -     Так, когда же я их отдам, Горыныч?
     -     А когда отдашь, тогда и отдашь, - улыбнулся он, - Я уверен,
            что деньги у тебя есть – сменил же «трёшку» на
            однокомнатную квартиру - мне Иван говорил, а всё
            жидишься. Для чего?
       Но я молчал, так как этому хорошему человеку, приютившему меня, я врать не хотел. А деньги я берёг для… мести – аккуратно и умно выполненную вендетту я в одиночестве сотворить бы не смог никогда, а надёжные подельники стоят больших бабок.
       Вот я их и искал.
Но Горыныч всё же настоял на своём и в конце сентября, когда цены на подержанные машины упали, он буквально заставил меня купить чёрную «восьмёрку», приговаривая:
     -     Чёрные кошки ночью не видны. И номер у тебя счастливый –
            50-28 МКЖ.
     -     И чем же? – удивился я.
     -     А сложи все цифры.
     -     Ну, 33 и что?
     -     Так это возраст Христа.
     -     И что, я тоже в 33 года умру? – серьёзно проговорил я.
     -     Дурачок ты, Игорь, - рассмеялся Горыныч, - Наоборот, в
            этом возрасте к тебе, наконец-то, придёт удача.
     -     Ага, на зону опять загремлю, - пробурчал я, но мой
            наставник, слава Богу, это не услышал или… сделал вид.
      Да, чувствовал мой новый спаситель, что я задумал что-то очень серьёзное и опасное, иначе почему же я стал «качаться» в спортзале МАДИ по ночам и отпустил небольшие усы, став похожим из-за носа с небольшой горбинкой на армяшку. Да и сделанная Горынычем новая «ксива» через знакомого мента, работавшего в паспортном столе, тоже теперь «законно» указывала на то, что я из Армении, то есть, Левон Ильнарович Сантурян (опять, чёрт, Лис получился), приехавший поступать в институт из городка Гюмри и недобравший один балл. И числился я теперь официально у Петра Гавриловича подсобным рабочим по сборке экспериментальных моделей легковых машин, которых было предостаточно. И работали они не только на бензине, но и на спирту, воде, рапсовом масле и даже на электричестве. Но вот с размерами аккумуляторных батарей пока было туго – громоздкими они были. Да и какая-то руководящая этим главная падаль типа нефтяного магната не давала продвинуться нашему родному прогрессу в этом плане.
     -     Только ты, Игорь, никому свои старые похождения, новые
            паспортные данные и кличку не раскрывай – сексотов и
            сейчас навалом. Пусть все называют тебя Левоном или даже
            Лёвой.
     -     Хорошо, -сказал я, вспомнив, что отец мой был евреем – нет,
            не открутиться мне никогда от 50% иудейской крови!
     Заставил меня однажды Горыныч сходить и на встречу с автогонщиками – любителями ралли и этот вечер был для меня знаковым: я познакомился с тремя ребятами и… одной девушкой, работавшей в бухгалтерии института. Нет, она тоже была с подружками, согласившимися пойти в ближайшее кафе, где все с удовольствием попили вина и натанцевались вдоволь. Не был исключением и я, тем более, что мою новую зазнобу звали не как-нибудь, а… Светланой. И это имя опять вернуло меня к праведной жизни (меньше стал выпивать и забыл про воровское дело), тем более, что жила девушка не где-нибудь, а в Измайлово, то есть, недалеко от Южной его части, а то бы мне пришлось всякий раз здорово напрягаться при её провожании, в каждом встречном видя бандитов из шайки Жоржа Скалы. Нет, мне пришлось однажды глубокой ночью рискнуть и войти в свою «однушку», чтобы выковырять из стены на балконе заветный кирпич и достать револьвер, посчитав, что, возможно, он скоро мне пригодится. Кирпич же, естественно, я поставил на место.
     Да, я теперь стал совсем другим – скромным, спокойным с виду, а на самом деле был как скрученная пружина, готовая в любую секунду распрямиться и нанести удар. Но Света № 2 этого не замечала, а вот один из моих новых друзья сразу же меня раскусил.
       И звали его Антон – парень четвёртого курса на пять лет старше меня по возрасту и с бицепсами, как у великого Поддубного.
     -     Ты чего, Лёв, (им всем понравилось меня называть именно
            так коротко), ты чего всегда такой напряжённый? – спросил
            он меня, когда после занятий с «железом», мы пошли в
            бассейн.
     -     Да так, есть одна серьёзная проблема.
     -     Тогда расскажи.
      Я недоверчиво посмотрел на него, и он понял мой взгляд.
     -     Не бойся, я умею хранить тайны.
Я подумал, подумал и рассказал почти всё, не раскрывая по именам и кличкам никого и даже Скалу, назвав его Мерином.
     -     Ну и тварь этот тип! – покачал головой Антон по окончании
            моей «баллады», - Таких просто надо давить.
     -     Мне одному не справиться… - хмуро проговорил я.
     -     Я поговорю с Серёжкой и Юркой – они учатся со мной в
            одной группе и на деле классные парни и у обоих отцы –
            военные.
     -     Тогда другое дело, - улыбнулся я, - Только кличку этой
            паскуды не называй, Антон, ладно?
     -     Могила, друг, буду называть его Инкогнито. Я понимаю, что
            ты рискуешь очень круто. И мы всё сделаем сами, так как
            тебе светиться нельзя – сразу упекут обратно в колонию и
            надолго.
     -     Это точно.
     -     В общем, Лёв, послезавтра встречаемся у меня дома – мои
            родители уехали на месяц в Сочи, и можно будет всё
            спокойно обсудить.
     -     А тех девчонок будешь приглашать? – чуть покраснел я.
     -     Можно. Они, пока мы будем разрабатывать план, приготовят
            обед. А что, браток, понравилась тебе Светлана?
      Я вздохнул и опустил голову.
     -     Да, она напоминает мне ту, которая погибла.
     -     Ну и дела! Видно хорошая была девчонка?
     -     Не то слово…
     -     Ладно, так и порешим. Серёга и Юра тоже не девственники,
            но к девушкам относятся, нормально, как и я.
     -      А ты как? – внимательно посмотрел я на нового товарища.
       Тот усмехнулся.
     -     Я сам никогда не настаиваю.
     -     Уважаю, - подал я ему руку, - Тогда до послезавтра?
     -     Ага.
      И он назвал мне свой адрес, предупредив:
     -     Одевайся скромнее и обязательно носи очки от солнца как
            настоящий армянин, да и в них тебя будет труднее
            узнать и особенно твои синие глаза, которые не бывают у
            кавказцев. Да, я поспрошаю своих гонщиков, под кем ходит
            твой Инкогнито, то есть Меринов – сейчас все банды
            имеют «крышу», а она бывает ой как серьёзной! Всё, жду
            тебя в пятницу.
      Антон жил на Ленинградском проспекте. Пробки были аховые - люди стремились быстрей попасть на дачи, так что я опоздал аж на сорок минут. Но открывший мне дверь хозяин был спокоен и улыбчив.
     -     Я всё уже рассказал парням и у них прямо руки зачесались,
            отомстить этим негодяям.
     -     А девчонки пришли?
     -     Наоборот, только ушли в магазин за закуской – выпивку
            ребята принесли с собой. Проходи.
      Квартира была четырёхкомнатной (видно родители Антона были не из простых), да ещё с большим залом, где мы и разместились. Сергей и Юрий были в спортивных костюмах, на фоне которых я выглядел просто хмуро - как и положено хачику, я был в чёрных джинсах и чёрной рубахе с короткими рукавами и, конечно, в тёмных очках.
     -     Ну, вы уже знакомы, ребята, с Лёвой, хотя в прошлый раз
            было не до разговоров, - рассмеялся Антон и я понял, что
            только я вёл себя в тот вечер вполне скромно.
     -     Давайте уж начнём, пока девчонки не пришли, - предложил
            Юра – невысокого роста, но крепкий блондин с родинкой на
            левой щеке.
     -     А и правда, - поддержал его широкоплечий Серёжа,
            обожавший плавание, - А то потом как гульнём…
     -     Это точно! - рассмеялся Антон, - Ну, теперь о деле. Какие
            будут предложения?
     -     Нет, пусть сначала Лев обозначит рекогносцировку, -
            серьёзно произнёс Юрий.
     -     В смысле? – не врубился быстро в военный лексикон я.
     -     Где живёт эта зараза, с кем и есть ли у него охрана.
И я медленно и очень неточно объяснил, что Инкогнито живёт с собакой, вызвав у ребят хохот.
     -     Нет, семья у него есть и жируют они в коттедже в области, -
           продолжил спокойно я, - А вот трое секьюрити квартируют
           прямо напротив его квартиры, а где живут их родные и с кем,
            я не знаю.
Чем сделал большую глупость, но об этом потом.
     -     Ну, и чёрт с ними, - кивнул головой Сергей, - Легче будет их
           вырубить без потерь нормальных людей.
     -     И чем? – хмуро выговорил Антон.
     -     Да нервнопаралитическим газом.
     -     А он у тебя есть?
     -     У отца…
     -     А даст?
     -     Узнает для кого – даст. Он все эти ОПГ ненавидит, как пёс
            кошку.
     -     Бывает, что те и дружат между собой, - философски
            вмешался я, - Но ведь от газа могут пострадать и соседи –
            все вытяжки перекрыть в квартире мы не сможем.
     -     Это точно, - потёр мочку уха Антон, - Так что давайте другие
            варианты.
     -     А, может быть, пригласить их на «стрелку»? – предложил
            Юра, но серьёзности в глазах у него не было.
     -     И как представимся? Люберами или Солцевскими? – подал
            голос Сергей, посмотрев на него жёстким взглядом.
      Я нахмурился и отрицательно покачал головой.
     -     Да, не покатит, - согласился со мной Антон, - Они хоть и
           воюют между собой, но знают друг друга в лицо как родные
            братья.
     -     Н-да, тяжело, - кивнул головой Юрий.
     -     А численность банды Инкогнито тебе известна? – спросил
            Сергей, как-то странно посмотрев на меня.
     -     Нет, - нахмурился я.
     -     То-то и оно! А ты что скажешь, Антоша?
     -     «Крышу» я пробил и она… ментовская, - сказал он, с
            интересом уставившись на меня.
     -     Ах, ты, чёрт! И кто у них главный? – спросил Юрий.
     -     Да какой-то майор Грошев, исполняющий пока обязанности
            участкового в Перово.
      И я чуть не выпал из кресла – близко же подобрался ко мне культурист, то есть, узнал обо мне достаточно многое. А не из «конторы» ли он?
     -     Ты чего, Лёв? – удивлённо уставился на меня Антон.
     -     Да слышал я вроде про него – гад ещё тот.
     -     А хорошие бандитов не «крышуют», - усмехнулся Юра.
     -     Поэтому их надо… столкнуть между собой, - начал хозяин
            квартиры, но тут же замолчал, так как заскрипел ключ в
            дверном замке и в коридор ворвались девчонки.
     -     Готовить сразу, Тоша? – весело сказала чуть полноватая
            шатенка.
     -     Тут же, - спокойно произнёс Антон, - А мы пока ещё
           пошепчемся между собой. Всё, красотки, марш на кухню.
      И девушки, захохотав, потащили туда пакеты с едой.
     -     Ну, что, подведём итог? – понизил громкость разговора
            Сергей.
     -     Попробуй, - кивнул я головой.
     -     Итак, газовая атака принимается?
     -     Сойдёт, если перекроем все отдушины, - проговорил Антон.
     -     А собаку Инкогнито как? – спросил Юра.
      Антон посмотрел на меня.
     -     Жалко, - грустно прошептал я, - Я, например, собак обожаю.
     -     Ладно, разберёмся, - заявил хозяин квартиры, вдруг чуть
            подморгнув мне (к чему бы это?), - Значится так,
            как говорил Высоцкий в известном фильме: Сергей достаёт
            газ, Лёва уточняет количество группировки, Юра
            обеспечивает любым, слышишь, Юр, любым оружием (от
            этих слов я просто обалдел - деловой человек Антон, ох
            деловой или… притворяется?), а я продумываю, как нам
            избавиться от этого некоронованного пахана, то есть
            Инкогнито, чтобы нас не замели. Всем всё ясно?
     И тут из кухни наши девицы прокричали:
     -     Мальчики, будьте любезны к столу – обед готов.
      В общем, мы опять напились, и троица моих знакомых разошлась по комнатам со своими подругами, откуда скоро послышалась знакомая возня... Мы же со Светой остались сидеть на кухне и проговорили там часа два. Я в основном врал, боясь своей правдой оттолкнуть её от себя, она же поведала, что детдомовская -  родители разбились на самолёте, когда ей было пять лет, и её до школы воспитывала тётка. А когда та умерла, она попала в интернат. Там она училась на «отлично», поступив потом в финансовый институт, а по окончании устроилась работать в МАДИ и пока живёт в общежитии, так как квартиру у неё забрали. Да, если бы Скала не знал моего нового места жительства, я бы запросто поселил её у себя, а так…
     Короче, после чаепития я отвёз её в общагу, располагавшуюся также недалеко от института. И… никаких прощальных объятий и поцелуев я себе не позволил. И. по-видимому, Света росла в показательном учреждении, где её воспитали правильно, а портить отношения с ней я не собирался, так как она нравилась мне всё больше и больше.                Но пора подумать о деле.               
       Господи, и как же мне узнать, сколько всего боевиков у Жоржа Сколникова? И думал я так целый день, а потом вспомнил про Люську – ведь он должна была знать всю банду, раз ею… «пользовались» все. Что ж, придётся смотаться в Орёл. И в следующую субботу с самого утра я рванул на своей машине на юг. Помня адрес её семьи, который мне подсказала Главная медсестра больницы, я быстро нашёл их дом, но там меня встретила только осунувшаяся донельзя женщина с пятнадцатилетним мальчиком. И взглянула она на меня очень настороженно, приказав пацану уйти в свою комнату.
     -     Что надо? – устало спросила она, проведя меня в крохотную
            кухоньку.
     -     Я приехал к Люсе, - скромно проговорил я.
     -     А вы кто?
     -     Я из Москвы и некоторое время ваша дочь снимала у меня
            комнату.
     -     А-а-а, Игорь по прозвищу Лис? – почему-то с угрозой в
            голосе произнесла постаревшая женщина.
     -     Да.
     -     Так идите к ней.
     -     А где она? – спросил я, подумав, что Люська вышла замуж и
            живёт теперь отдельно.
     -     На новом кладбище, - еле-еле прошептала мать моей бывшей
            квартиросъёмщицы и заплакала.
     -     Как так? – вдруг начало знобить меня.
     -     А вот так: через два дня, как она вернулась, приехали две
            большие машины, вышли из неё пять бугаев, взяли Люсю за
            руки и увезли. Мишка, её старший брат тут же погнал на
            мотоцикле за ними. А потом их нашли недалеко от Тулы с
            перерезанными горлами.
      Я вскочил и нервно заходил по кухне.
     -     А за что? Почему? И что говорила милиция?
     -     А ничего! Не нашли этих гадов, а номера машин я со страху
            не запомнила. Только вот на бензобаке Мишиного
            мотоцикла, когда меня привозили на опознание, я увидела
            две царапины в виде молний, похожие на эмблему СС –
            помню я таких извергов, так как в эвакуацию отсюда не
            уезжала. Поэтому следствие остановилось на версии, что это
            была банда неофашистов– вот до чего довела эта чёртова
            «Перестройка», будь она неладна!
     -     А можно мне на них, то есть царапины, посмотреть?
     -     А смотри – мотоцикл в сарае. Хоть память о старшеньком
            какая-то осталась, - захлюпала опять носом Люсина мать.
      И я пошёл и действительно на бензобаке увидел две «молнии» которые у немцев на петлицах имели карательные отряды. Я зашёл на минутку в дом, поблагодарил женщину за беседу и, спросив, где находится кладбище, тут же ушёл.
      По пути был рынок, и я заехал за цветами, а уж на кладбище на полную открыл «кингстоны» слёзных протоков – мне жаль стало непутёвую девушка, с которой когда-то я был близок. Там же рядом были могилы её брата и отца, скончавшегося, по-видимому, от горя и постоянной пьянки. А приехав к Антону, который уговорил меня пожить у него до приезда родителей, здорово напился, сбивчиво потом рассказав ему, что узнал.               
      И тот вдруг меня удивил:
     -     А ты знаешь, Лёв, это может быть и не знаком СС, а… цифра
            44, которую, на всякий случай, дико боясь мести главаря
            банды, всё же раскопавшего твою, так сказать, могилу и
            понявшего, что ты жив, нацарапала та девушка. И эта
            цифра означает, что банда состоит из сорока четырёх
            человек.
     -     Иди ты!
     -     Вот и иди, мой друг. Так что надо придумать, как их всех
            собрать вместе и просто… расстрелять.
      И я тут же отрезвел.
     -     Но нас четверых всё равно мало для такой акции.
     -     Ты прав. Поэтому будем просить Сергея, чтобы он свёл нас
            со своим отцом и расскажем ему всю твою эпопею – я
            думаю, что профессиональный десантник не откажет нам в
            помощи.
     «Господи! – подумал я, - Странно, но с такой группировкой Скала давно бы меня уже вычислил и действительно закопал во сыру землю. Но видно я для него был самой мизерной пешкой, на которую ему было наплевать! И тут же вошь сомнений стала кусать мой мозг: а, может быть, эта цифра означает совсем другое? Как бы всё это уточнить? И я взял и рассказал обо всём Горынычу.
     -     Такую большую банду менты давно бы выявили и посадили
            на замок. Нет, тут что-то другое, в смысле царапин, -
            покачал головой он.
     -     И что?
     -     Да что угодно: номер дома, где у них «малина» или склад
            оружия, расстояние от какого-то пункта до этого склада или
            даже адрес человека, который их «крышует».
     -     Но уже вроде бы нашли, кто это.
     -     А если этот Грошев просто посредник между Скалой и, так
            сказать «крёстным отцом»? В общем, нужен серьёзный, -
            улыбнулся Пётр Гаврилович, - сход, где должны
            присутствовать все: ты и трое твоих новых
            знакомых, их отцы-вояки, я, и Иван Кузьмич, который был
            когда-то… -  Смирнов вдруг замолчал, хмуро глядя на меня,
     -     Ведь не даром у Змея Горыныча было три головы, а не одна
            – чем их больше, тем объёмней общий мозг, у которого и
            побольше версий найдётся. Скажи об этом ребятам, а я
            Кузьмичу – он тоже не лыком шит… был хоть и пьёт теперь.
            Договорились, Игорь?
     -     Так точно.
     -     Да, на встрече приглядись повнимательней к ребятам и их
            отцам – осторожность должна быть во всём.
     -     Хорошо.
     И в этот же вечер я об этом рассказал Антону, и он поддержал это предложение, а на следующий день сразу после работы мы все семеро (из военных пришёл только отец Сергея), собрались в квартире Антона.
      И всю ситуацию опять медленно и почти подробно осветил я, не отрывая взгляда от моих новых знакомых, но ничего особенного в их поведении не заметил.
И первым выступил военный – майор десантных войск Егор Васильевич Грумов.
     -     Серёжка уже поставил меня в известность, но вот что я
            скажу вам, мужики: боевого оружия я вам дать не могу –
            сами понимаете, и участвовать в этой акции также, но, -
            раскурил он трубку, - гранаты со слезоточивым газом
            получите, кое-какой травматикой тоже обеспечу и даже
            выделю пару своих спецов. И поймите, и не обижайтесь,
            никто мне разрешения на официальную операцию не даст,
            поэтому проделать вам её надо, как говориться, тише мыши
            – кот на крыше. Главное, точно знать численность
            противника, где они прячут оружие, сколько у них машин и
            когда у них сходка и в каком месте. Согласны?
     -     Да, - чуть ли не хором ответили все.
     -     Да, ещё могу выделить несколько списанных «броников» и
            резиновых дубинок с условием, что всё вы потом
            вернёте «до копейки».
     -     Согласны, - кивнул головой Антон и почему-то странно
            улыбнулся
     -     И я им тоже помогу, - поднял руку Горыныч, как-то
            особенно посмотрев на хозяина квартиры.
     -     И я, - подмигнул нам Кузьмич.
     -     Отлично, - потёр руками десантник, - И командовать вами,
            ребята, должен серьёзный человек, прошедший армию.
       И все тут же посмотрели на Петра Гавриловича, и тот спокойно кивнул головой.
     -     Так, - закончил отец Сергея, - Неделю вам на всё про всё, а
            мой сын потом укажет, где вы получите все перечисленные
            мною «цацки». И ещё раз повторяю, я с вами быть не смогу,
            так как начинаются плановые учения.
     -     А как же ваши… - начал я.
     -     Двое спецов? – улыбнулся майор.
     -     Да.
     -     Они сейчас в реабилитационном центре, но это не значит,
            что не ходячие и не дееспособные. И, в конце концов, это
            моя забота, как их на ночь-две отпустить. Всё, расходимся.
      Сергей уехал вместе с отцом, Юра ушёл ночевать к своей девушке, Горыныч с Кузьмичом тоже сразу отчалили, а мы с Антоном ещё с часок обсуждали создавшуюся ситуацию, и некоторая тревога всё же закралась в моё сердце – что-то было в этом разговоре не так.
      Но прав был отец Сергея – все мелочи нужно знать от и до.
И я пожалел, что уничтожил весь «реквизит» моего покойного отца. Пришлось потратиться на покупку новых штучек - дрючек. И тут моя уважаемая память дала о себе знать – я вспомнил голос моего могильщика («акал» он постоянно), то есть Сморчка, когда на пару минут пришёл в себя в своей «могиле», а это означало, что всё же мой «смертельный» сон не был уж таким глубоким… И я рискнул начать на этого подонка охоту, не говоря об этом совершенно никому.
     Единственное, что могло меня выдать, так это мои тёмно-синие глаза. Ну, что ж, пришлось потратиться на контактные линзы (а они тогда стоили не дёшево), в результате чего я стал кареглазым, то есть, совсем типичным кавказцем. Но всё равно солнцезащитные очки я не снимал. И я с усилием провёл полных два дня на проклятом рынке, надеясь по голосу узнать невысокого и невзрачного моего могильщика по кличке Сморчок. Спрашивать же о нём у кого-нибудь было опасно – меня могли сразу «повязать» бандиты Скалы. И тогда наш план сразу бы накрылся медным  тазом. Да, и нельзя было долго болтаться в этой вотчине, принадлежавшей Жоржу Сколникову  - можно было вызвать подозрение и у продавцов - явных его стукачей…
     Пришлось перейти на площадь перед рынком, и на следующий же день мимо меня прошагала матерящаяся троица, и самого щуплого кто-то назвал долгожданным прозвищем. И я тут же переставил машину поближе к стоянке такси. И Сморчок попался на крючок, то есть в пять вечера он выскочил как оглашенный из здания рынка и бросился к такси, но видно тариф его не устроил, и он подбежал к моей машине.
     -     Эй, кацо, Симферопольское шоссе знаешь? – «акнул» он на
            слове «кацо».
     -     Как свой оба ушей, - с акцентом проговорил я.
     -     Тогда вези.
     -     Сколко?
     -     Не обижу, - сверкнул тот фиксой.
     -     Ладно, садысь, - кивнул я головой и завёл движок моей
            «ласточки».
      И я всю дорогу не сводил глаз с километровых отметок и… моё предчувствие не подвело – на сорок четвёртом километровом столбике подонок выкрикнул:
     -     А сейчас направо.
       И я свернул на большак, а километра через три увидел заброшенный кирпичный завод.
     -     Подождёшь, и я дам двойную сумму.
     -     Карашо, - кивнул я головой.
Но Сморчок не пошёл прямо к развалинам, а взял влево и вернулся только через час, неся в руках тяжёлый чемодан.
     -     Всё, домой, - приказал он, усаживаясь на заднее сиденье.
     -     Куда домой? – сыграл под дурачка я.
     -     Да-а в Москву, черножопый, и побыстрее.
      Я сделал вид, что не понял оскорбления и рванул назад в родную столица. И теперь я не сводил уже своих глаз с выбоин, и когда увидел одну поглубже, въехал задним колесом в неё. Машину тряхнуло, и я услышал сзади крутой мат и глухие металлические стуки из чемодана. «Стволы!» - решил я и был прав, так как матюги продолжались ещё минут пять при каждом наезде на выбоины. Но я молчал, а только сильней давил на газ. И меня крайне удивило, что Сморчок приказал ехать в Реутов (опять эта зараза на моём пути). Но мой пассажир приказал двигаться к окраине городка, и я с удивлением и ужасом подумал, что он, возможно, везёт меня к моей толстой знакомой, пытавшейся когда-то соблазнить меня. А вдруг она меня узнает, чёрт возьми, подумал? И именно в этот момент он сказал: «Стоп у этого (её, зараза) подъезда». А потом добавил:
     -     Помоги дотащить облицовочную плитку на пятый этаж, и я
            ещё прибавлю ба-абок.
     -     А лифт как? – с надеждой спросил я.
     -     А он опять не работает.
     -     Тода донести до четвёртого, - категорично заявил я, - Я не
            грущик, а водилка.
     -     Ладно, - облегчённо проговорил бандит, - Но тогда и денег
            на одну пятую меньше.
     -      Карашо, - широко ухмыльнулся я, совершенно не желающий
            опять встретиться с блатной «бомбой».
      И в пролёте между четвёртым и пятым этажом он сунул мне две сотни баксов.
     -     Эй, эй, маловато будет, - заканючил я.
     -     С тебя, чёрный, хватит, - заржал Сморчок, доставая кастет, -
            Или хочешь вот этого получить до кучи?
      Но я сразу сделал испуганное лицо и скатился по лестнице, а потом в темноте обошёл весь дом и окончательно убедился, что чемодан теперь у моей старой знакомой – только в её квартире на пятом этаже горел свет. Значит, она, эта тварь, тоже в банде Скалы и «заведует» оружием. И я сел в машину и был таков.               
      Но тут в окне заднего вида вдруг мелькнула знакомая красная «шестёрка». Горыныч что ли, удивился я, и стал чуть вилять по улицам уж очень уже знакомого мне Реутова. Но это продолжалось недолго – «шестёрка» легко обогнала меня и стала поперёк дороги. И из него действительно вышел Пётр Гаврилович, подошёл к моей «восьмёрке», открыл пассажирскую дверь и молча сел.
     -     Вы чего, Горыныч?
     -     Знаешь, что ли эту бабу? – не здороваясь, проговорил он.
     -     Да, был как-то знаком.
     -     А посланника с чемоданом?
     -     Косвенно.
     -     Тогда о них ни слова никому.
     -     И Антону?
     -     И ему.
     -     А почему?
     -     А по кочану, - открыл он дверь и ушёл к своей машине.
    И пока он разворачивался, я сидел как загипнотизированный – молча и не двигаясь. Что за игры, твою мать? Кто этот Антон и, кто Горыныч? Нет, это дело надо запить и запить порядочно.                Дома, естественно, Антону ничего я не сказал, объяснив своё состояние дикой мигренью и тот от меня отстал. А на следующий день, проходя мимо меня, Горыныч шепнул:
     -     Сегодня ночью едем туда, куда тебя заставил везти Сморчок.
            Понял?
     -      Ага! – опять окаменел я.
     -     И поедем на моей машине, а Антону завтра скажешь, что
            ночевал у меня со Светланой. Ясно?
     -     Так точно.
     -     А если всё правильно понял, то сейчас же спеши к ней и
            уговаривай ехать ко мне сегодня якобы на мой день
            рождения.
     -     Хорошо.
     -     Вот и ладушки. К семи вечера жду. Да, свою тачку оставь у
           дома Антона. Всё, пока.
      Свету не пришлось уговаривать, так как она хорошо знала Горыныча, а мне просто доверяла – я ни разу ещё не попытался её поцеловать. В общем, электричка нас не подвела и ровно в семь мы стучались в дверь его квартиры на втором этаже.
      Что добавил в её шампанское хозяин квартиры, я не знал, но через полчаса Светлана заснула прямо в кресле как агнец Божий. Отставив телевизор включённым, и накрыв девушку пледом, мы спустились вниз и тихим ходом выехали со двора, а потом Горыныч приказал:
     -     Едем туда, куда сказал и по пути расскажи
            всё, что вы там со Сморчком делали. Я уже слушаю.
      И машина рванула так, как будто я сидел в самолёте, который резко набирает высоту – Пётр Гаврилович явно спешил.   
      И вот я опять на сорок четвёртом километре Симферопольского шоссе. Спрятав «шестёрку» в густые кусты брусники, мы, вооружившись лопатами, ломами и ножами (про свой, а точнее Жира револьвер я пока решил Горынычу не говорить, как и про набор отмычек) мы двинулись напрямик к заброшенному заводу. Потратив часа два на внутреннее изучение развалин, мы не нашли ничего, чтобы указывало бы на наличие скрытого помещения.
     -     Но ты, Лис, сказал, - начал Горыныч, - что Сморчок сразу
            пошёл куда-то влево. Так?
     -     Да.
     -     Так какого же чёрта мы месили грязь и пыль в цехах этой
            развалюхи?
     -     А, хрен его знает, - сконфузился я, - Я подумал, что он
            специально ушёл в сторону, а потом, выпав из моего поля
            зрения, вернулся на завод.
     -     Тогда так и надо сделать. Давай вернёмся на исходную
            позицию, и ты поведёшь туда, куда ходил твой засранец.
     -     Ладно, - первым повернул я назад, - только не потеряйтесь в
            высокой траве, Горыныч, - темнеет уже.
     -     Не потеряюсь, - буркнул тот, вынимая из небольшого
            рюкзачка морской компас и мощный фонарь. - Веди,
            Сусанин.
      И я повёл и через триста метров мы напоролись на глубокие рвы, разбросанные вокруг них бетонные трубы большого диаметра и полуразвалившуюся водонапорную башню, с которой и начали осмотр. Но она не имела никакого лаза вниз, никакой лестницы вверх и подземного хода. И мы, честно говоря, скисли, сели на горку кирпича и закурили.
     -     И что дальше? – спросил я.
     -     А, ничего, - удивил меня ответом Пётр Гаврилович, - То есть,
            наоборот надо проверить все бетонные трубы. На, держи
            фонарь, - заряжен до предела.
     -     Тогда вперёд! – сказал я и мы двинулись к самой
            близкой к нам трубе.
      Не буду подробно рассказывать о наших скитаниях, но лишь к полуночи совершенно случайно мы напоролись на люк в одной из труб, а точнее, споткнулись об арматуру, под которой и был это круглый кусок чугуна. Две попытки и наши, засунутые под люк лопаты согнулась в три погибели.
     -     Подожди, - остановил меня Горыныч, - А ну, давай возьмём
           ломы и вместе одномоментно попробуем люк поднять…
      Но эта тяжёлая сволочь открылась не сразу, но не это нас удивило, а то, что пространство под люком было чуть освещено и мы, даже не поверив сразу, увидели аккуратную железобетонную лестницу, уходящую глубоко вниз. И как Сморчок смог сдвинуть люк в одиночестве, я так и не понял.
     -     Так, стоять! – зашипел на меня Пётр Гаврилович, - Я иду
            вперёд, так как имею некоторый опыт по растяжкам. Ты же
            прикрывай меня сзади и жалко, что нет хоть одного
            «ствола».
     -     Есть, - вытащил я из кармана револьвер Жира.
     -     Откуда?
     -     Потом расскажу, - хмыкнул я.
     -     Ладно, Так, я вырубаю свет, включаю фонарь и очень
            медленно всё здесь осматриваю, а ты на три шага сзади,
            разув шире глаза и раздвинув ушки на макушке идёшь
            след в след.
     -     Понял.
     И мы медленно двинулись вперёд.
Сначала был длинный узкий коридор, где Горыныч обнаружил три растяжки, которые аккуратно обошёл. Затем был большой холл, с круглым столом и тридцатью стульями, баром, бассейном и лежанками, а потом… толстая железная дверь с двумя почти сейфовыми замками, над которыми я трудился часа два, и это Горыныча не удивило, так он уже знал обо мне всё от и до. И откуда у меня «инструмент».
     А вот за этой дверью был самый настоящий огромный склад с автоматическим оружием, пистолетами и гранатомётами. А кроме этого стояли коробки, полностью забитые пакетами с белым порошком и шкафы с различным импортным женским бельём, платьями, дублёнками и… драгоценностями.
     -     Да, - остановился на мгновение Горыныч, - не русские
            подвалы под развалинами старого завода, а какой-то Эдем,
            где все виды трафика – оружейного, наркотического,
            барахольного и драгоценного, если можно, так сказать.
            Просто, Клондайк какой-то!
     -     И неужели это всё его, Скалы? – выпучил я глаза на это 
            богатство.
     -     Вряд ли, Лис, гляди выше и выше! Чуешь, чем пахнем?
И я замер на минуту в жуткой догадке.
     -     Неужели… ПЛОЩАДЬЮ?
     -     Вот именно! Это мы сейчас голодаем и нечего одеть, а
            те, придумавшие «Перестройку»… В общем, ты понял. И
            охраняют это всё настоящие профессионалы, а не хмыри
            Сколникова.
     -     Тогда что делать?
     -     А переговорить всё же с отцами Сергея и Юры, хотя это
            очень… опасно.
     -     Они тоже могут быть из тех?
     -     Вот именно, то есть опричниками самой высокой элиты.
     -     Господи, что же творится сейчас! И зачем ты, Христос, 
            впутал меня в это дело? – перекрестился я.
     -     В Ад ты угодил, Лисёнок, в Ад, где существует для богатых,
            продавший СССР, Рай. В общем, вновь организуем встречу 
            и «одеваем» по пять очков на каждый глаз, то есть,
            отслеживаем одежду, манеры поведения, говор,
            предложения и всё остальное у всех пришедших, кроме,
            естественно, тебя, меня Кузьмича и… Светы.
        И у меня от последнего имени сердце упало в печень.
     -     То есть, вычисляем ху из ху? – еле выговорил я.
     -     Вот именно и боюсь, что…
Но тут он прервался и внимательно посмотрел на меня.
     -     Никому об этом ни слова, Игорь, никому и даже Светлане.
     -     Естественно, - чуть дрожа, проговорил я, чётко для себя
            поняв, что Пётр Гаврилович явно связан с… «конторой»
            старого образца, где ещё встречаются честные люди.
     -     Хоть и немного, Лис, но ты лишнего всё же сказал в
            прошлый раз. Поэтому, если спросят опять о чём-нибудь,
            сделай вид, что всякие мелочи забыл. Ведь ты был тогда
            почти на грани «прокола».
     -     Но я же не вы, - осмелился я произнести.
     -     Но у тебя есть хороший аналитический ум, как у каждого,
            прости, воришки. Вот поэтому МЫ, то есть…ну ладно,
            остальное потом. Короче, мы остановились на твоей
            кандидатуре, изучив тебя досконально
     -     Спасибо за доверие, - улыбнулся я, - Но кто вы?
     -     Потом, Игорь, потом. Тем более те, кого ты… нет, не грабил
            - это слишком грубое слово, скажем так, щупал, все
            оказались в этой подпольной цепочке. Тебе, Игорь, в этом
            плане просто повезло. Поэтому, береги себя и эту штучку
            (он указал пальцем на оттопыренный карман, где лежал
            револьвер) и всегда носи его с собой, но только в более
            глубоком и скрытном месте. Подумай над этим, Игорь,
            подумай. Всё, поехали домой, а то твоя дама вдруг
            проснётся, увидит, что одна, испугается и начнёт кричать.
     Но перед тем, как сесть в его машину, Горыныч заставил меня опорожнить всю обойму в фонарик на расстоянии пятидесяти метров и был этим доволен – я разорвал его на куски пулями                (спасибо отцу, который любил постреливать вместе со мной из духового ружья в тире Измайловского парка).
      Света так же мирно и тихо спала, не сдвинув ни на сантиметр тёплый плед.
     -     В общем, постарайся, Игорь, уговорить Антона, чтобы
            сходка была завтра или послезавтра, но не раньше – надо
            кое-что к ней подготовить. Да, и дай мне на время твою
            скатку с отмычками – хочу ещё кое-что проверить.
       Всю дорогу в электричке Светлана то краснела, то бледнела, стараясь не смотреть мне в глаза, и я уже перед самой Москвой догадался почему – она никак не могла понять, было между нами что-либо или нет. И даже, когда прощались, она лишь кивнула головой и быстренько зашагала в общежитие.
      А в квартире Антона был настоящий кавардак, как после обычной пьянки. Но оказывается, причиной его плохого настроения было не это, а телеграмма от родителей, в которой сообщалось, что отец простудился и они прилетят сегодня вечером.
     -     Не могли ещё недельку потерпеть, - хмурился мой товарищ,
            собирая в ведро пустые бутылки, - Юрка и Серёжка пьют
            как настоящие алкаши. Хорошо, что ещё девки часть своей
            «сбруи» не забыли.
     -     Так значит повторного «сходняка» не будет? – осторожно
            спросил я.
     -      Сегодня и завтра нет, а вот потом…-   Антон на минуту
            замолчал, пытливо глядя на меня, - В общем, старшие решат
            сами, когда и где соберёмся. Понял?
     -     Ага. Ну, я пошёл на работу, или остаться, помочь тебе?
     -     Да справлюсь я, - скривил лицо мой товарищ, - Иди,
            вкалывай на Горыныча.
      И эта его фраза мне не понравилась, как и то, что КТО-ТО будет решать, где и когда соберётся мы все на сходку.
Но Петра Гавриловича на работе не оказалось.
     -     Поехал сам за запчастями, - объяснил мне его, так сказать,
            заместитель, - К вечеру должен объявиться.
      Странно, а мне он ничего не сказал…
И я пошёл помогать ребятам, собирать очередную (возможно заранее «мёртвую») новую модель картинга.
     Горыныч приехал в половине шестого – хмурый, уставший, молчаливый.
     -     Игорь, ну, как дела?
      И я поведал ему, что сказал мне Антон.
     -     Странно, - покачал головой Пётр Гаврилович и стал ещё
            мрачнее, - Слушай, Лис, а поехали ка ко мне? Свою
            «ласточку» оставь здесь, а завтра я тебя сюда привезу на
            своей «шестёрке».
     -     Надо бы Антона поставить в известность…
     -     Ну, поставь, Игорёк, - с сомнением произнёс Горыныч, -
            поставь.
       Я позвонил Антону, но домашний телефон молчал. А и чёрт с ним, решил я, залезая в «шестёрку» Горыныча. Но тот, как ни странно, всю дорогу молчал. А у него дома меня ждали сюрпризы – Кузьмич с двумя бутылками водки (Пётр Гаврилович же не пьёт вроде бы!) и полный стол закусок.
     Не торопясь выпили, закусили, и… начался непонятный мне разговор.
     -     Кто? – спросил у Кузьмича Горыныч.
     -     Миша Зеленский и Коля Хрюпин.
     -     Получилось?
     -     Да.
     -     Гостей не было?
     -     Нет.
     -     А проход?
     -     Очистили.
     -     С подарками?
     -     Да.
     -     Молодцы. А переезд?               
     -     Уже кем-то сделан.
     -     Засекли?
     -     Да.               
     -     Остались?
     -     Как велел.
     -     Звонок проверили?
     -     Всё в порядке.
     -     А игрушки?
     -     Лёня Звонарёв разложил, а сам засел по соседству.
     -     Тогда за удачу! – разлил остатки водки по стаканам Пётр
            Гаврилович и мы, громко чокнувшись, выпили.
      И я сидел, как истукан, не зная, что и подумать, а они всё также с безразличием посматривали на меня.
     -     Всё, спать! – приказал Горыныч, и мы разошлись по местам:
            я в своей малюсенькой «гостевой комнатке», то
            есть, балконе, а старые приятели ещё с час о чём-то
            шептались, но звона стаканов я больше не услышал.
     -     Где был ночью? – спросил у меня утром на работе Антон.
     -     У Горыныча отмечали день рождения Кузьмича, - быстро
            сообразил я, что сказать.
     -     А почему не у именинника дома? – испытующе посмотрел
            на меня культурист.
     -     Жена уехала к сыну в Курск – там у него теперь своя
            семья, да и сам Кузьмич не захотел – у Петра Гавриловича
            уютней и спокойней. А ты что скажешь?
     Антон как-то чудно посмотрел на меня.
     -     Как сказал Сергей, собрание будет послезавтра, -
            скороговоркой произнёс он и ушёл на кухню курить.
     А у меня просто стала раскалываться голова от этих непонятных разговоров, мучивших меня уже два дня подряд.
     -     И во сколько? – спросил я, когда Антон вернулся.
     -     Да прямо после работы подъедет микроавтобус к институту
           для нас, то есть тебя, меня, Горыныча, Кузьмича Юрки и,
           Сергея и мы поедем в воинскую часть, где нас снабдят всем
            тем, что обещал отец последнего. Там и состоится
            обсуждение плана уничтожения банды Сколникова.
      «Опять ничего непонятно, чёрт возьми!» - чуть ли не выкрикнул я вслух, но вовремя остановился, а культурист продолжил:
     -     Сегодня мои родители пойдут в театр (отец же его
            простуженный, подумал я), так что можем устроить
            прощальную вечеринку, - как-то странно сказал Антон, - Как
            твоя подружка на это посмотрит?
     -     Надо созвониться, - встал я с табурета.
     -     Тогда иди, звони из столовой – там лучше слышно, - вдруг
            предложил «качок».
     -     Ладно, - ушёл я в самую большую комнату, выполнявшую
            роль гостиной для приёма высокопоставленных лиц.
       И как только поднял трубку телефона, раздался тихий щелчок.
«Прослушивает, сволочь», - понял я, но юлить перед Светой не стал, объяснив (то есть, соврав), что ребята послезавтра уезжают на ралли, где пробудут две недели.
     -     А, ты? – спросила она.
     -     А, я останусь, собирать последний картинг.
     -     Ну и хорошо. А во сколько прибыть?
     -     Да к семи…
     -     Ладно. Что взять с собой?
     -     Да купи торт, - сказал я первое, что пришло на ум.
     -     Хорошо. До встречи, Лёвушка.
     Лёвушка? Ничего себе! Света ведь первый раз так меня назвала. Ладно, посмотрим, что будет вечером…
     Но тот продлился всего два часа, так как в девять звякнул дверной звонок и в квартиру ввалились родители Антона.
     -     Спектакль дерьмо, поэтому мы и ушли. Так что, ребята,
            извиняйте… послышался из коридора бас отца Антона,
            перешедший постепенно на кухню.
     -     Да ничего, нормально, - наперебой ответили мы все, так и не
            увидев хозяина хором с ударением на втором слоге воочию
            и стали собираться.
     -     Ты торт то забери, - шепнул я на ухо Светлане.
     -     Да неудобно как-то…
     -     Бери, бери, - подошёл к нам Антон, - Родичам сладкое нельзя
            – у них диабет.
      И мы тут же смылись.
Конец сентября был ветреным и дождливым, поэтому мы не знали, куда идти, пить час с тортом. Можно было поехать к Горынычу, но я ведь уже выпил сто грамм, а на электричке трястись не хотелось.
     -     А, пошли ко мне в общежитие? – вдруг предложила Света и
            я, честно говоря, удивился.
     -     Так после десяти… - начал я.
     -     Сегодня дежурит Елена Марфовна, а она наш человек, -
            покраснела девушка.
     -     А, дев-чонки? – чуть заикнулся я.
     -     Гуляют у каких-то знакомых ребят на Новом Арбате.
     -     Ну, тогда… - взял я под руку девушку.
     -     Полный вперёд! – добавила, рассмеявшись, она.
Комната действительно была пуста, но в ней царил кавардак: на постелях валялись колготки, юбки, платья, плащи, а на одной даже красные трусики. Я сделал вид, что ничего не заметил, а стал развязывать бант на коробке с тортом, а когда оглянулся, все кровати были прибраны, а Светино пальто висело у изголовья постели у окна, то есть, не рядом с той, где лежало нижнее бельё. И я, почему-то, этому обрадовался – моя девушка не страдает неопрятностью.
      Зажурчал кипятильник, и она заварила хороший чай «со слонами». Сели за стол, выпили по большой чашке чая с «Киевским» тортом под песни Джо Дассена, передающиеся по радио и мне вдруг стало грустно. Что будет завтра, какая наступит развязка, будут ли жертвы из… наших? А кто они – наши, не считая Горыныча и Кузьмича? Я ведь в этой суматохе уже не верил никому, и мне казалось, что все остальные, что были на первой общей встрече, работают на мафию.
И даже Антон…
     -     Ты чего такой грустный? – вдруг спросила Светлана, нарезая
            ещё по куску торта.
     -     Музыка такая, - пролепетал я, посмотрев на часы.
     -     Ты спешишь? – несколько грустно прошептала она.
     -     Да нет…
     -     Тогда… давай потанцуем, - грациозно встала со стула
            девушка.
     -     Что-то не хочется, - вдруг почему-то испугался я.
     -     А, я очень хочу, и девушкам нельзя отказывать ни в чём.
И мне пришлось, аккуратно обняв её за талию и не прижимая сильно к себе, медленно повести её по комнате под вдруг зазвучавшую мою любимую песню Фреда Меркури под названием «Шоу продолжается». И это ещё больше ухудшило моё настроение, так как известный солист группы «Квин» записал эту вещь почти перед самой своей смертью.
     -     Свет очень яркий, - вдруг прошептала Светлана и тут же
            щёлкнула настенным выключателем.
     Я же промолчал, и тогда она вдруг так сильно прижалась ко мне, что я почувствовал, как часто бьётся её сердце в груди. И уж тут не сдержался и припал к её губам. Как она сориентировалась в такой темноте, я не понял, но когда потом открыл глаза, то чётко увидел над собой на стене её пальто. Мы пролежали так минут двадцать, а потом в дверь легко постучали.
     -     Кто? – полушёпотом спросила Светлана.
     -     Да мы – Юля и Катя.
     -     Сейчас, - вскочила с кровати девушка и мгновенно оделась. И я тут же последовал её примеру.
      Щёлкнул выключатель, за ним ключ в замке, и мы выскочили в коридор под тихий смех пришедших Светиных подружек. И я, не прощаясь, помчался по лестнице, чуть ли, не свалившись с неё на повороте. И вконец очумелый от неожиданной близости, выскочил на улицу, где было тихо – холодный дождь прекратился, и я вдруг почувствовал себя окончательно счастливым.
       Но наступившее утро вернуло страх.
Что сегодня будет, где и кто приедет на встречу?
     -     Зайди ко мне, - сказал Горыныч, встретив меня утром в
           мастерской.
     Я молча прошёл в его кабинет.
     -     Садись, - объявил он, и я плюхнулся в старенькое кресло, - 
            «Ствол» с собой?
     -     Да.
     -     Встань.
     Я подчинился.
     -     Попрыгай.
      Я попрыгал.
     -     Наклонись.
      И это я тоже исполнил.
     -     Повернись правым боком.
      Повернулся.
     -     Левым...
      Сделал приказанное.
     -     Спиной ко мне и нагнись.
      И это я тоже выполнил.
     -     Да, незаметен. И где он? Покажи!
Я мгновенно спустил брюки и выхватил револьвер из пришитого к трусам кармашка из плотной ткани. И тогда Пётр Гаврилович протянул мне коробочку с патронами.
     -     Сойдёт. Итак, Игорь, мы точно будем заседать во втором
            помещении под разваленным кирпичным заводом, где
            столы, стулья, бар и бассейн – это данные моих спецов.
     -     Но Антон сказал…               
     -     Ты слушай меня! - грубо перебил Горыныч меня, - Нам
            прикажут рассесться, положив руки на столешницы. Ты не
            осматривай всех, а следи за мной и когда я в упор гляну на
            кого-то и чуть кивну головой, стреляй в него – нам твои
            способности известны. Да и я сам воочию убедился в твоей,    
            так сказать, целкости у развалин завода.
     -     И что дальше? – перебил теперь я его.
     -     Да замолчи, ты, ради Бога! – чуть ли не заорал мой
            наставник, - Выстрелишь, и тут же потухнет свет, и все,
            естественно рванутся назад на выход, а мы, то есть, я, ты,
            Кузьмич и твоя Света…
     -     А она зачем будет с нами? – не выдержал я.
     -     Да, твою ж мать! – выругался Смирнов, - Слушай, воришка
            чёртов!  А мы наоборот упадём на пол и как ящерицы
            заелозим к двери, ведущей на склад. Помнишь на ощупь
            отмычку, открывающую ту дверь?               
     -     Да, - еле ответил я, так как ярость Горыныча меня просто
            поразила.
     -     Откроешь, пропустишь нас и сразу же закрывай. И тут же
            отдашь набор мне. Понял?
     -     Так точно!
     -     На моих брюках потом сзади загорится маленькая лампочка,
            и вы поползёте чётко за мной. Зафиксировал в мозгу?
     -     А как же! – вырвалось у меня.
     -     Мы выйдем на поверхность аж за водонапорной башней и
            тут же валимся на землю.
     -     И что будет дальше? – опять не выдержал я.
     -     Фейерверк, Игорь, большой фейерверк. И как только он
            закончится, побежим на восток.
     -     Так что, нас всего четверо там будет?
     -     Нет, ещё пятеро, но не те, кого приведёт отец Сергея. И они
            знают, что делать. Вот так, Лис!
     -     И сколько всего народа будет на этом сборище?
     -     Точно не знаю, но много, - тяжело вздохнул Пётр
            Гаврилович.
     -     Ого!
     -     Вот именно. Поэтому всюду идёте точно за мной,
            ориентируясь по лампочке. Цель же наша – река через пять
            километров, где нас ждёт «вертушка». Понял?
     -     Так точно! – повторил я.
     -     В общем, ты уходишь со Светой, а я с Кузьмичом – у меня и
            у девушки есть чёткая схема, так сказать, нашего, отхода.
            Всё, теперь ждём транспорт. Он будет ждать перед холлом
            первого этажа.
     -     А документы новые будут?
     -     Да, у пилота вертолёта.
     -     Ясно. И куда мы со Светой рванём?
     -     В Прагу – там вас будут ждать.
       И я чуть не грохнулся об пол, но тут же пришёл в себя, так как Горыныч посмотрел на меня, как на идиота.
      Но я всё же осмелился задать ещё один вопрос:
     -     А почему именно я и Светлана?
     -     Потому, что у вас… нет родителей.
     -     Ах, вот оно что?
     -     Да, Игорь. И это ваш единственный шанс – в этой стране
            никогда порядка не будет.
     -     А жаль!
     -     Мне тоже, хотя возможно через десяток лет Святая Русь и
            воскреснет.
     -     Дай то, Бог! – перекрестился я.
     -     Тогда вперёд… Кстати, твоя знакомая «Оружейная
            королева» вместе с братом – близнецом исчезла, оставив в
            своей квартире весь арсенал – перехитрила, сучка, всех…
           Ладно, пошли.
И мы тут же спустились в холл института, где уже нас ждали Кузьмич, Света, Антон, Сергей со своим отцом и двумя спортивного типа парнями и что меня ужасно удивило и… Юра.
     Кивнули просто друг другу головами, и вышли во двор, где стоял старый микроавтобус «Латвия». И как только мы сели в него, заревел мотор и автобус прямо-таки рванул вперёд. Вот и начало Симферопольского шоссе, где за нами пристроились здоровенный «Лэнд Ровер», а через километр два одинаковых «БМВ» и новенький «Икарус». И все с тонированными стёклами.
     И я уже, естественно, понял, что все остальные – сотрудники или участники какой-то очень серьёзной группировки.
     И вот он, сорок четвёртый километр, а невдалеке этот чёртов завод. Все вышли из автобуса, и отец Сергея повёл нас вперёд, за ним мы, а потом те, кто высадились из джипа, «БМВ» и «Икаруса». Мне очень захотелось повернуться и посмотреть, кто всё же идёт за нами, но Пётр Гаврилович мельком показал мне кулак, и я не сбавил шаг, а Светлана шепнула мне: «Сзади люди с автоматами».
«Что и ожидалось, - подумал я, - Помоги, Боже, не промахнуться!»
     Господи, а та труба с люком изменилась донельзя, превратившись как бы в проходную завода из старого красного кирпича, окружённая с двух сторон частью стены, в конце коридора которого пол плавно переходил в ту лестницу, ведущую вниз то ли в Рай, то ли в Ад. Первый зал также сиял разноцветными лампочками и стеклянным полом.
     -     Прошу вас рассаживаться, господа, - вышел вперёд отец
            Сергея, - сначала будет маленький фуршет, а потом долгий
            деловой разговор.                И я подумал, а почему это он командует?
       Да, странно, очень странно!
     Но мы сели: Горыныч, затем Светлана, потом я, а рядом со мной Кузьмич. К другим я не приглядывался, но садившиеся последними почти напротив нас, ввели меня в шок. И это был Жорж Сколников со своей бандой, а также Грошев с пятью ментами и ещё один высокий господин в форме генерал-полковника, окружённый свитой офицеров рангами не ниже подполковника. «Да, вот это сюрприз, - подумал я и потрогал через гульфик наган, добавив про себя, - И странно, что нас не обыскали». Но тут же одна мысль ответила на мою фразу – они все вооружены даже не до зубов, а до жопы! И не нас четверых им бояться.
     Нам принесли бокалы с шампанским и по куску «Наполеона». Я посмотрел на Горыныча и тот только причмокнул губами, то есть дал знать, что выпить можно, но к торту не прикасаться.  И я понял, что в нём наркотики.
     Через пятнадцать минут так называемого фуршета, с места поднялся самый главный из присутствующих – седоватый генерал-полковник и стал плести всякую чушь об обновлении России, то есть уничтожении СССР, расцвете «Перестройки» и скором реальном равенстве, братстве и свободе слова.
     -     И руководить страной будем мы! – закончил этим он своё
            выступление.               
     При этом сидящий напротив меня Скала показал мне два кулака, один из которых был в виде фиги. И глаза его выражали ненависть и… торжество, мол, вот смотри, Лис, перед тобой настоящая мафия, которая не убиваема и вечна. И ты, гадёныш, наконец-то попался. Но он был бы крайне удивлён, что «акцию» проведу именно я – не похож я на киллера, это точно! И поэтому на нас никто не обращал внимания.
    А потом генерал-полковник вдруг встал и произнёс:
     -     А теперь, господа, я покажу вам одних из наших врагов,
           которые выступают против развала «совка» и с которыми мы
           сейчас и разберёмся, так как они пожелали уничтожить нас –
           строителей самого прогрессивного строя – капитализма.
И он стал искать глазами нас, и в этот момент в мой бок вонзился пальчик Светланы. Я посмотрел на неё, а она чуть кивнула в сторону соседа, то есть Горыныча. Тот сначала глянул на меня, потом, как я понял, на «крёстного отца» в генеральских погонах и… кивнул головой.
     Мозг мой не поверил сигналу, но правая рука подчинилась приказу и вырвала из штанов револьвер, и я, почти не целясь, выстрелил. Тут же погас свет, наша четвёрка упала на пол и поползла к намеченной двери. Минутный шок у присутствующих перешёл в гвалт, крики, ругань и выстрелы, но мы были уже за дверью, ведущую на склад, замок которого я тут же закрыл на все четыре оборота.
     Замаячила впереди на брюках Петра Гавриловича маленькая лампочка-маячок, и я передал ему отмычки. Через некоторое время щёлкнул ещё какой-то замок, и он сказал:               
     -     Продолжайте в том же положении и ползите точно за мной.
Что он потом крутил-вертел, мы, естественно, не видели, но затем на некоторое время маячок исчез. Но мы запомнили, куда проскользнул наш лидер и двинулись в том же направлении. И оказалось, что впереди прямо у пола есть лаз, через который мы с трудом пролезли – по-видимому, Горыныч был здесь ещё раз, сказав своему помощнику, что поехал за запчастями и обнаружил данный запасной выход из этого лабиринта. Не могу сказать, сколько мы потом, встав в полный рост, прошли ещё, как впереди замаячил слабый свет от полной луны, а сзади раздались автоматные очереди и взрывы, да такие, что зашаталась под ногами Земля.
     -     Это наш «фейерверк», - объявил Пётр Гаврилович, выходя на
            свежий воздух, - Теперь, ребятки, марш-бросок, как в армии.
      И мы побежали под страшный свист пуль вокруг нас, и первым стал задыхаться Кузьмич, и мне пришлось взять его под руку. И тут огромное зарево осветило небосклон за нами, и взрывная волна разбросала нас на пять метров вперёд.
     -     А это конец «фейерверка», - объявил Горыныч,
            когда мы пришли в себя, - и нам теперь надо не просто
            бежать, а лететь. Дай Бог, чтоб моя спец четвёрка отвлекла
            бандитов.
Но мне пришлось остановиться, так как Иван Кузьмич вдруг повис на мне.
     -     Ты чего, Кузьмич? – развернулся я к нему.
     -     В левое лёгкое, падлы, попали, - закашлялся он, и я увидел в
            свете луны, как из его рта обильно потекла кровь.
Я закинул его на плечо и побежал за остальными.
     Ещё час и впереди блеснула водная гладь, а в воздухе появился характерный звук вращающихся лопастей вертолёта.
     Из кустов к Горынычу бросился крепкий парень в непонятной чёрной форме и, вытянувшись, отдал честь:
     -     Всё выполнено, Пётр Гаврилович! Там теперь воронка
           диаметром метров сто пятьдесят вперемежку с кирпичными
            остатками завода. Можно отходить?
     -     Банда уничтожена?
     -     Да, полностью, товарищ полковник.
     -     Потери среди наших есть, Звонарь? – резко спросил он.
     -     Нет.
      И тут я сказал:
     -     Есть.
     -     Кто? – повернулся ко мне Горыныч, отводя взгляд от
            садившейся средних размеров «вертушки», - А ты что с
            Иваном на спине, Игорь?
     -     Да Кузьмича шальная пуля догнала, - тихо проговорил я,
           опуская моего старого товарища на землю.
Горыныч кинулся к нему, но тот уже… не дышал.
     -     Всё, по местам! – гаркнул Пётр Гаврилович Смирнов, залезая
            первым и контролируя действия пилота и солдата, которые
            мигом втащили носилки с телом Ивана Кузьмича в вертолёт.               
       Летели мы около часа, а когда вышли из вертолёта, то услышали гул самолётных винтов. И Горыныч вдруг приказал:
     -     Встать в строй!                Мы со Светой и солдат с пилотом вытянулись в ровную линию, скорбно смотря на вынесенные носилки, на которых лежал Иван Кузьмич.
     -     Прощай, друг, ты был верным и хорошим напарником, -
            проговорил наш начальник, удивив меня этой речью.
      А через минуту молчания объяснил, глядя на меня и Свету:               
     -     Вы вылетаете отсюда, то есть, из «Шереметьево-2». Так,
            Звонарёв? – обратился он к солдату. 
     -     Так точно, товарищ полковник! Терять время нельзя –
            команда «перехват» уже точно дана. А вы, - посмотрел
            он на меня, - револьвер протрите и закиньте подальше.
      Что я тут же и сделал.
     -     Молодец, что напомнил, Коля, - кивнул Горыныч головой,
            подошёл ко мне и крепко пожал руку, - Заранее желаю вам,
            ребята, всего хорошего. Прощайте!
     -     До-свидания, -  ответили мы со Светланой и быстро пошли
            за солдатом на виднеющееся впереди взлётное поле, а
            полковник Пётр Гаврилович Смирнов вернулся в
            «вертушку», занося туда вместе с пилотом тело Кузьмича.       
      А через десять минут мы со Светой уже сидели в самолёте, который летел по маршруту «Москва-Прага».

                Х

     -     Вот так, - начал я, по привычке желая назвать хозяина
            кабинета по имени отчеству, но тот тут же строго посмотрел
            на меня, и я закончил как надо, - Есть, товарищ полковник.
     -     Сколько вы уже в Чехии, Франтишек? – как-то безразлично
            спросил он.
     -     Полтора года.
     -     И как?
     -     Всё нормально. Язык знаю на все сто – помогла Светлана. А
            полгода назад у нас родилась дочь, и мы её назвали
            Марианной.
     -     Это хорошо. Но, так сказать, миссия ваша не закончена, Лис!
     -     Как так? – чуть ли не вскочил я из кресла.
     -     Минута терпения и… - начал Пётр Гаврилович Смирнов по
            прозвищу Горыныч, но в дверь вдруг постучали.
     -     Войдите, - громко проговорил он.
      Дверь отворилась, и в кабинет вошли незнакомый мне Генерал-лейтенант и… Антон.
      Я тут же вскочил с места, но первый махнул рукой, коротко сказав:
     -     Всем сидеть!
      И мы с Петром Гавриловичем вернулись в сидячее положение. Генерал сел рядом с ним, а Антон со мной.
     -     Объясняй всё сам, полковник, - приказал первый Смирнову.
     -     Есть! – кивнул головой Пётр Гаврилович и начал говорить
           такое, от которого меня стало трясти, - Так вот, Игорь, он же
           Лис, он же теперь Франтишек. Это отец Антона –
            Генерал-лейтенант Вахмистров Владимир Дмитриевич.
     -     Короче, Петя, - улыбнулся тот, - всё только самое главное.
     -     Есть! – повторил хозяин кабинета, - В общем, Игорь,
            Сколников неделю, как объявился в Питере.
     -     Он что, жив? – не сдержался я, чувствуя, как затрепетало моё
            сердце.
     -     Да. По-видимому, на той кровавой сходке вместо него был
           двойник. Теперь, возможно, он сделал пластическую
           операцию, и лучше всех его знаешь ты, то есть
           габариты, походку, повадки и выражение лица, поэтому на
           тебя и Антона вся надежда. И его надо… ликвидировать.
           Так, товарищ Генерал-лейтенант?
     -     Совершенно точно. Уберёте этого паука, у которого досье на
            всю сеть, и наш «крёстный отец» сразу же свалит за
            кордон, а там его ждёт с нетерпением Интерпол. Зачем? А
            затем, чтобы вышибить из него связи с международной
            оружейной мафией. Вот так, ребята!
     -     Но ведь… - начал я, однако Горыныч меня перебил:
     -     Да, ты наш нештатный сотрудник, но только ты, Игорь,
            знаешь о нём больше всех.               
     -     Но он же меня…
     -     Да, может раскрыть тебя первым, поэтому тебе будет
            сделана пластическая операция и об этом не должна знать
            даже твоя жена. Кстати, ей присвоено очередное звание –
            она теперь капитан ФСБ, - улыбнулся Смирнов, - и она в
            течение двух лет работала бухгалтером у Сколникова
            и даже видела то прекрасное, так называемое, «кино»,
            которое устроила твоя бабушка на рынке. И ты ей ещё
            тогда… понравился.
     -     Но как же…
     -     Да, она тоже подвергалась пластической операции, -
            улыбнулся Горыныч, -  А вот твой друг Антон теперь               
            майор нашей, как говорят, «конторы». Кстати, Лис, это он
            неожиданно вышел на тебя, познав всю твою прыть, так
            сказать.
     -     Не понял? – наморщил я лоб.
     -     Ты случайно столкнулся с «Оружейной королевой», то есть
            Кларой Жмуринской, а Антон «пас» её уже год. Он же
            познакомился и с участковой Кулаковой для пополнения
            твоего «досье», и она дала тебе отличную характеристику,
            как человека хитрого, быстро соображающего и разумного.
            А также Антон связался с мадам Гинзбург – заведующей
            терапевтическим отделением больницы №70, которая
            согласилась разыграть спектакль с колье…
     -     Так оно значит… - начал я.
     -     Да, оно было фальшивкой, а точнее – золото самой низкой
            пробы, а бриллианты заменяли фианиты. И твой финт с
            колье тоже прибавил, если так можно сказать, плюс к твоей
            репутации, так как ты всё проделал очень тонко и незаметно
            И Антон же курировал тебя в мести Жоржу Сколникову,
            когда ты сфабриковал поездку в Питер, умудрившись за час
            поджечь его рынок и ограбить его квартиру. Так, майор?
     -     Да, - покраснел тот, - Это я следил за тобой, Игорь, слив
            бензин из твоего мотороллера, а потом подвёз тебя до
            столицы на мотоцикле. И это я «раскурочил» твоего «коня»,
            объяснив Раисе Семёновне, что ты нужен нам, то есть, ФСБ.
            Но вот спасти её я не смог и предупредить наезд на твою
            девушку тоже. Контролировал твоё уничтожение её убийц
            тоже я, как и на всякий случай твою «смерть», следя за
            действиями нашего бывшего сотрудника Ивана Кузьмича
            Попова.
     -     Да, - грустно добавил Пётр Гаврилович Смирнов, - Он
            работал в КГБ долгое время, но после смерти первого своего
            ребёнка стал пить, и водка сделала своё чёрное дело – в
            момент захвата шпионской группы он случайно застрелил
            немецкого разведчика, работавшего на нас – Иван эту расу
            ненавидел, так как в войну погибли все его родные. Вот
            поэтому и был уволен из «конторы»
     Чёрт, вот это да! Вот это служба! Да, захомутали они меня чётко, взявшись за мою разработку. И от этих мыслей у меня стала кружиться голова.
     И Генерал-лейтенант заметил моё состояние.
     -     Ну, хватит для него! – строго произнёс он, - Всё, Лисовский,
            вы можете идти - за дверью вас ждёт пластический хирург.
            И… удачи вам, Франт – такой у вас теперь будет псевдоним!
            Да, когда вам понадобится мой сын, позвоните полковнику
             Смирнову по коду. Всё, до свидания.
     Я вышел из кабинета как пьяный и благо, что в коридоре стояли стулья – сразу упал на один из них, не обратив внимания на рядом сидевшем человеке в белом халате.
     -     Следуйте за мной, - проговорил он и чёткой поступью
            направился в конец здания.
      И я как робот пошёл за ним.

                Исход

     -     На кого хотите быть похожим? – спросил меня доктор
            совершенно серьёзно.
     -     В смысле?
     -     Ну, там на какого-нибудь актёра, певца, спортсмена…
И я задумался и стал вспоминать, какие вышеперечисленные личности нравятся моей жене, но ничего не нашёл – она жила только работой и семьёй.
     -     Сделайте меня посимпатичней и всё, - объявил я,
            улыбнувшись.
     -     Ну, как знаете…
      И через неделю я уже смотрел на нового себя в зеркале. А ничего! И совсем не похож на Лиса. Так что о старых прозвищах своих надо забыть, называясь теперь Франтом. Свете же по международному телефону сказал, что «подлечиваю нервы» в известном ей месте - это был знак, что я на новом задании.
     -     И когда «выпишут»?
     -     Да через недельки две-три, - озвучил я свои надежды, так как
            Питер - это не Москва, которую я считал большой
            помойкой, где определённую породу «собак» не так - то
            легко найти.
      И вот я уже в поезде. А на следующее утро устраиваюсь в небольшой частной гостинице на Лиговском проспекте в привычном для ленинградцев «колодце» - чередой невысоких домов с проходными дворами. Это, правда, не очень удобно, но где-то безопасно - смыться можно всегда.
     И где теперь искать Скалу, чёрт возьми? В театры и храмы он вряд ли ходит, и скорее всего, разъезжает на подержанной машине, чтобы не привлекать внимание местной шпаны. Да и работает, наверное, для прикрытия в какой-нибудь забегаловке, чтобы меньше светиться…
     Да, дал мне задачу полковник…
В общем, за неделю я прошёлся по всем небольшим кафе Северной Столицы, но ничего похожего на Сколникова не нашёл, лишь натёр себе мозоли. И вот лёжа в горячей ванне и отпаривая новый недуг, я вдруг почувствовал, что модная причёска, которую мне сотворили в секретном салоне «конторы», лезет моими жёсткими волосами в уши, что явно отвлекает меня и ухудшает слух.
     -     Чёрт возьми, - разозлился я, вылезая из ванны, - завтра же
            надо сменить причёску.
      И я сменил её в первой же парикмахерской напротив Московского вокзала. И так как злость моя ещё не прошла, я не обратил никакого внимания на толстушку, которая что-то колдовала над моей головой. А когда встал из кресла и посмотрел на себя в зеркало, то увидел там не только нового себя, но и парикмахершу, и мелкий озноб прошёлся по моему телу – она явно была очень похожа на… «Оружейную королеву». Неужели это она?
     -     Вы чем-то недовольны, молодой человек? – спросила
            женщина мягким голосом, беря у меня деньги.
     -     Нет, нет, всё в порядке, - сжался я изнутри, - просто я теперь
            стал копией своего родного брата, который старше меня
            на пять лет.
     -     Тогда удачи вам в соблазнении двойняшек, -
            расхохоталась она, выпроваживая меня за дверь.
     И до самой гостиницы я думал теперь только об одном – узнала меня моя «соблазнительница» или нет? Но перед тем как войти в «ночлежку», я вдруг изменил направление и заскочил в переговорный пункт, заказав номер телефона Гирша Керсмана, живущего в Хайфе, то есть, Горыныча.
     -     Ну? – сразу узнал он мой голос.
     -     Король умер – да здравствует Королева! – произнёс я
           наводящую на размышление фразу.
     -     Которая увлекалась тяжёлой бижутерией? – процедил Пётр
            Гаврилович.
     -     Да.
     -     Придётся преподнести ей подарок. Пока, Франт.
     -     Привет супруге, Гирш, - сказал я, имея ввиду Генерал-
            лейтенанта.
     -     Обязательно!
      И тут я по серьёзному огорчился: какого дьявола я влез во все эти дела? Чёрт меня дёрнул найти уже семь лет как назад кастет и отмычки, соблазниться воровским делом, связаться с не чистой на руку Люськой, напороться с бабулей на Скалу, мстить тому, напав в конце концов на след клана богатых мафиози и их смертельных врагов – КГБ, сменившего в 1991 году своё название на ФСБ. Жил бы я себе спокойно в своей старой трёхкомнатной берлоге, женившись на Светлане №1, а её отец – военный помог бы мне стать на правильный путь, устроив в какое-нибудь тёпленькое местечко.
     Ан, нет! Непутёвая женщина по имени Судьба решила сыграть со мной драматическую шутку, где я стал ходить по лезвию бритвы и не какой-нибудь современной забугорной с несколькими лезвиями типа «Жиллет», а нашей довоенной и острой, как самурайский меч.
     А вечером в моём номере раздался телефонный звонок.
     -     Who is it? – сорвалось у меня с языка.
     -     Is yours friend. Привет из Израиля.
Ясно, Горыныч послал Антона.
     -     И что?
     -     Жду в кафе на вокзале.
      Я хотел спросить: «Каком?», но тут же понял, что на Московском – самом близком от моей гостиницы. И через десять минут был там. Но небольших кафе в вокзале оказалось три, и я сел в самый ближайший от выхода к железнодорожным путям.
     Пять минут – никого, десять – тоже самое. Я посмотрел на часы, встал и медленно пошёл к выходу на Площадь Восстания, и в дверях меня чуть не сбил с ног верзила, похожий на Майка Тайсона.
     -     Иди за мной, - бросил тот и скорым шагом направился к
           Невскому проспекту.
     Так мы дошли до Казанского Собора, а потом перешли на противоположную сторону, где у канала стояло крытое летнее кафе.
     -     Подойдёшь к моему столику через тридцать минут, - шепнул
            незнакомец, обгоняя меня.
     И мне даже не захотелось кивнуть головой – надоели мне эти шпионские игры. Но приказ я выполнил чётко и уже через полчаса с удовольствием пил «Невское» пиво с креветками.
     Через некоторое время незнакомец спросил:
     -     Узнал, Лис?
    Я ошарашено посмотрел на него.
     -     Не, а..
     -     А так? – подмигнул он мне, как это делал Антон.
     -     Тьфу ты, чёрт! Да, хорошо тебя обработали.
     -     Тебя тоже, но уши тебя выдают, полукровка, хотя их и
            изменили.
     -     Да пошёл ты…
     -     Тогда рассказывай, где, когда и как!
И я вяло поведал ему, как и где подстригался последний раз, и что обнаружил.
     -     И что, настоящая копия Жмуринской?
     -     Я её фамилию не знаю. С Горынычем мы её называли
            «Оружейной королевой»,
     -     Ну, да, ну, да – это она. Она - хитрая гадина, исчезнувшая
            прямо перед великой разборкой на заводе. А брат её играл
            роль Сколникова на мафиозной сходке, Царство ему
            Небесное. Что, сомневался во мне, Лис?
     -      Было дело, - хмуро ответил я, - Просто не понял твоей роли
             в той кровавой вечеринке.
     -     А что ты думал, что свет погас сам?
     -     Ах вот, значит, какая была у тебя задача? И где же ты
            прятался?
     -     Недалеко в развалинах завода и обычный выключатель был
            заменён мной на дистанционный.
     -     А потом?
     -     Попытался поискать Скалу, но мои «агенты» долго молчали
            и только недавно доложили, что он свалил из столицы...
     -     Ах вот откуда сведения у полковника?
     -     Ага. Но я тогда чуть не стал покойником у развалин завода –
            спасли меня наши ребята, превратившие всё в руины.
            Вот так, Лис.
     -     Франт я теперь, - недовольно проговорил я, - Твой отец же 
            нарёк меня так. И какое у тебя сейчас погоняло?
     -     Что, свою «феню» никак не можешь забыть?
     -     Да будь она проклята! Не было бы «искривления» моей
            личной дорожки, не сидел бы я как дурак теперь перед тобой
             - слугой ФСБ, господин Вахмистров.
     -     Фел…- огрызнулся Антон, которому, видно не понравилось,
            что я его назвал слугой «конторы», - Зови меня далее Фелом,
           Франт.
     -     От Феликса что ли? – съязвил я, - О-о-о, какая честь! Прямо
            как Дзержинского.
     -     Ладно, заткнись! - повысил голос тот, - Хватит тебе
            передёргивать – пора разработать план её, то есть
            Жмуринской, проверки.
     Я усмехнулся.
     -     А зачем?
     -     А вдруг это переделанный Сколников?
     -     Сложно будет, начальник, это сделать.
     -     Согласен, но без этого не обойтись, - кивнул головой Антон,-
            по нашим данным Жмуринская из Москвы не уезжала. И,
            Игорь, хватит надо мной издеваться. Лучше признайся, что
            сразу недопёр, что я из ФСБ.
     -     Согласен, - улыбнулся я, - Хотя Юрку и Сережку я тоже
            иногда причислял к вашим, но…
     -     Да они настоящие бандюганы - только притворялись
            паиньками, - скорчил Антон недовольную рожу, - Ну, и
            какие будут предложения?
     -     Надо разрабатывать каждую мелкую деталь, - посерьёзнел я
           лицом, - и сесть этой парикмахерше на хвост.
     -     Наконец-то ты рассуждаешь почти как наши профи.
     -     Из-за этого, как сказал Горыныч, вы меня и захомутали к
            себе, едрёный корень!
     -     Ладно. Ещё по пиву?
     -     Нет, давай как надо: водочки, закусочки, кофе и мороженое.
     -     Хорошо, но…
     -     Разные? – заржал я.
     -     А как же! Мы же с тобой вроде бы для всех окружающих
            незнакомы.
     -     Это да. Тогда заказывай ты первым.
И когда от спиртного к моему лицу прилила кровь, я решил, что пора серьёзно поговорить о деле.
     -     А не прокатиться ли нам по каналам? – предложил я.
     -     Согласен, - кивнул головой мой старший напарник, – на
            катерах есть скамейки стоящие спиной друг к другу и
           можно смело шептаться обо всём, не поворачивая головы.
     -     Тогда вперёд?
     -     Иди, а я за тобой, - почти приказал Антон.
 И мы успели к отходу прогулочного катера…
     -     В общем, ты должен мне сначала её показать, - начал мой
            начальствующий товарищ, развалившись на скамье сзади.
     -     Только издали, а то она может меня вспомнить, как уже
            бывшего у неё клиента, а этого не надо.
     -     Согласен. А ты тогда её проводишь, Франт – надо
            будет её квартиру проверить.
     -     Но для этого нужна машина, - бросил я, - Она вряд ли    
           добирается пешком до теперешней работы.
     -     «Тачка» уже стоит у твоей гостиницы.
     -     И какая?
     -     Чуть покорёженная снаружи двух дверная «Нива» серого
            цвета.
     -     Сойдёт, - кивнул я головой.
       Обсудили ещё кое-какие «мелочи» типа «стволов» и графика слежки и разошлись по гостиницам - моя «мастерица» к тому времени уже ушла из салона. Про своё же пристанище Антон, гад,  ничего не сказал. Не доверяет что ли мне? Ну и чёрт с ним! А в девять вечера в мой номер посыльный принёс «Glock G19 Kompakt», после чего я уже стал спать спокойнее – мысли о вечности мафии погано влияли на продолжительность моей бессонницы.               
     -     Всё, я её срисовал, - сел в мою «Ниву» на следующее утро
           Антон, - Да, очень похожа на Жмуринскую. Только, как мне
           показалось, ещё больше пополнела.
     -     А я и не заметил.
     -     Тебе не до этого было – стрижка дело серьёзное. Ладно, до
            обеда я тут, а в три после набивания желудка – ты. И не
            упусти её, так как, по-моему, в её старенькой «копейке»
            стоит форсированный движок – видел и слышал, как она
            подъезжала на ней к салону.
     -      Понял, - вылез я из машины и пошёл по Лиговке в сторону
            Невы.
      Шёл и любовался родным моим Питером, где я родился и прожил пять лет. И сразу вспомнились отец и мать, а также моя воспитательница Тимофевна, Царство ей Небесное! Дойдя до Невы, прошёл вдоль её до Исаакиевского Собора, зашёл вовнутрь, где ещё не закончились реставрационные работы, затем прогулялся по мосту до Васильевского острова, а по другому вернулся на Невский проспект, где в подвальчике выпил пятьдесят грамм коньяку и съел шашлык. Посмотрел на часы и ахнул – моё время наблюдения началось полчаса назад. Пришлось брать такси.
      Антон ничего за опоздание не сказал, но был хмурым.
     -     Ты чего, Фел? – спросил я.
     -     Какой-то хмырь приходил к Жмуринской – постояли минут
            десять, поговорили, и наша дама была чем-то очень
            недовольна. Не засекли ли они уже нас? Тебе «ствол»
            принесли?
     -     Да.
     -     Будь осторожен, Игорь, у этой сучки, если это она, может
            быть не одна квартира и куча охранников.
     -     Понял.
     -     Тогда завтра я сменю «тачку».
     -     Зачем?
     -     За делом, дурень! «Срисуют» эту её секьюрити и пуля в
            твоём мозгу.
     -     Согласен, - кивнул я головой, нисколько не обидевшись на
            «дурня» - Антон же, небось, уже лет восемь работает на
            ФСБ, и по сравнению с ним я, конечно, лох.
     -     И через день надо меняться графиками, - добавил мой
            напарник.
     -     Опять согласен, - улыбнулся я.
     -     А лучше, на всякий случай, иметь две машины – мало ли что.
     -     Трижды согласен, - похлопал я Антона по плечу, - У тебя то
            оружие есть?
      Напарник вдруг ухмыльнулся.
     -     Два… на всякий случай.
     -     А когда машину себе у местных выцыганишь?
     -     Что, очко заиграло? – совершенно серьёзно спросил он.
     -     Ага.
     -     Попробую сегодня вечером уже подкатить. Да и ты поезжай
            за нашей дамой на такси – может быть «Ниву» они уже
            вычислили.
     -     Есть, начальник! – вяло ответил я.
     -     Ну, я пошёл, - открыл дверь машины Антон.
     -     С Богом и ни пуха, ни…
     -     Триппера, - хмуро улыбнулся он и пошёл в сторону Невского
           проспекта, а я остался потеть в отечественном «джипе».
       «Ок» - не о,кей, а «Оружейная королева» вышла из салона в двадцать ноль-ноль, села в «копейку» и…тут же рванула вперёд, поэтому я не стал менять «Ниву» на такси, а помчался за ней.
Но оторваться от меня она не сумела – помогли пробки. Так в диких мучениях я и добрался за ней до улицы Марата, что на юго-востоке города. Это был не новый дом, с лифтом снаружи, но без «колодцев» вокруг и я обогнал «Ок», свернув за следующий дом.  Вышел, тут же достал бинокль, и кинулся через кусты сирени к какой-то забегаловке, откуда прекрасно был виден её дом и её саму, поднимающуюся на лифте с полупрозрачными стенками.
     -     Ага, третий этаж, - прошептал я сам себе, - Угу, и правая
            крайняя дверь.
     Через полчаса свет в квартире погас, и вышедшая из «тошниловки» пьяная вдрызг троица чуть ли не снесла моё тело на груду кирпичей. Я вежливо извинился, и они исчезли в темноте. Что делать? Лезть в квартиру, но «Ок» же там и можно нарваться на неприятность, а светиться в милиции мне не хотелось, да и нельзя было. Я стал медленно прохаживаться вокруг кафешки и не заметил, как знакомая первая модель «лады»… исчезла.
     И я рискнул, то есть кубарем влетел в её подъезд и пешком поднялся на третий этаж, где, понурив голову, у окна стоял… Антон.
     -     Ты откуда? – крайне удивлённо спросил я.
     -     Стреляли, - произнёс он всем известную фразу из любимого
           кинофильма, - Зайдём что ли?
      И он первым шагнул к двери, держа в обеих руках по «кольту», а я стал «работать» отмычками, но кроме всяких женских тряпок и дешёвой бижутерии мы ничего в двухкомнатной квартире не нашли. Да и меблировка не порадовала нас своей роскошью.
     -     А может быть, это совсем не Жмуринская? – предложил я,
            когда мы спускались на лифте.
     -     Может быть, - покачал головой Антон, - не все же работницы
            «Салона красоты» миллионерши.
     -     Согласен, - тяжко вздохнул я, - Хотя, как мне показалось,
            она владелица его.
     -     И так здорово похожа на Жмуринскую! - покрутил головой
            Фел, - А ведь она нам тоже нужна, даже если это не Скала. В
            общем, ты стой здесь, а я поставлю «жучки» в её квартире.
     -     Давай - я привык стоять на стрёме.
     -     Ладно, но тогда поищи машину с сигнализацией и если кто
            заявится, двинь ногой скат – она и сработает.
     -     Есть, Феликс Эдмундович! – подобострастно поклонился я.
     -     Ладно, не подкалывай – при нём никаких сигнализаций не
            было.
     -     Тогда торопись, Фел, чует моё сердце, что что-то должно
            произойти. Да, а где твоя машина?
     -     Пока не дали. А твоя?
     -     За углом вон того дома.
     -     Тогда, если станет жарко, - сурово проговорил Антон,
            сваливай, а я как-нибудь отбрешусь.
     -     Нет, так не пойдёт, - твёрдо произнёс я, хмыкнув, -
            Полукровка тоже своих на войне не бросает.
     -     Ладно, я пошёл, - ускорил шаг напарник.
     -     С Богом, - перекрестил я его
     Но не успел Антон подняться на третий этаж, как во двор въехали три ментовские машины и их сирены молчали. Я бросился к первой же иномарке и со всей силы ударил ногой по скату. Сигнализация завыла сразу и громко, а я бросился через кусты к своей «Ниве». Но сдуру уезжать, как приказывал Антон, не стал, а остановился за забегаловкой, включив рацию.
     -     Кто? – услышал я голос напарника.
     -     Менты.
     -     Да и хер с ними. Камеры я поставил и ухожу по чердаку в
            последний подъезд – жди меня там у пожарной лестницы.
     -     Есть, - завёл я движок и медленно двинулся к
            указанному месту.
     Не включая фар и габаритов, я стал медленно колесить вокруг домов, внимательно смотря по сторонам. Антом появился через пять минут и, залезая в машину, бросил:
     -     Дуй на Гоголя – там моя гостиница, так как твою уже все,
            включая милицию, засекли.               
      И через полчаса мы были в его «ночлежке», напряжённые и трезвые, что исправили моментально.
     -     Это она, сука, вызвала ментов, - сказал Антон после второй   
            рюмки водки.
     -     Согласен, - кивнул головой я, - Хитрая сволочь!
     -     А то! – кивнул мне Антон, - Придётся нам на время залечь.
     -     Согласен, - повторил я.
     -     И изменить себя, - напряжённо произнёс мой начальник-
            напарник.
     -     Опять резать морды?
     -     А что делать? Наша операция международного значения, так
            как шеф Сколникова - оружейный и нарко - барон в одном
            флаконе.
     -     Твою мать! – не сдержался я от мата.
     -     Поэтому, Франт, ты станешь теперь… женщиной, так как
            мне нельзя – у меня фигура культуриста.
     -     Твою мать! – автоматически повторил я его «красивые»
            слова, - И когда?
     -     А прямо сейчас! – строго глянул на меня Фел, - Доктор
            Зильбер из местного ФСБ ждёт нас в любое время. Тем
            более тебе подправить надо только брови, чуть нос, разрез
            глаз и подкрасить волосы для парика. Да, и для полной
             конспирации тебе придётся купить женскую одежду вплоть
             до белья.
     -      Есть, начальник! – скривился я, ненавидящий в душе
             трансвеститов, но делать было нечего.
      И через пять дней я уже был блондинкой с небольшой накладной грудью, но аппетитным задом благодаря всяким «сбруям». И это меня устроило – я стал совершенно не похож на себя, так как уменьшили ещё и мои уши. То есть, я не был секс-бомбой, но и не профессиональной по виду проституткой. И теперь я должен был пройти курсы парикмахерш, чтобы внедриться к мадам Жмуринской, что оказалось не так-то просто – я заплатил за учёбу две тысячи долларов. И только через две недели, я стал крутиться вокруг этого чёртова «Салона красоты», меняя платья и джинсовые костюмы каждый день. И, наконец, меня заметили, взяв на работу пока уборщицей, то есть подметальщицей салона, мойщицей инструментов и «подругой» стиральной машины. А ещё через неделю я «была» уже никто, то есть ни одна парикмахерша не обращала на меня никакого внимания, что мне и было надо.
      И скоро мой звёздный час настал, - Жмуринская наконец-то при мне, то есть, когда я работал пошла в туалет, а я решил там покурить, достав при всех пачку «Кэмел» и зажигалку. И, зайдя в кабинку, где рядом «трудилась» эта дама, я, вспомнив финт в театре, стал тихонько на унитаз и мельком взглянул на её «территорию». И с неимоверным удивлением увидел, что эта дама не садится на толчок, а расстёгивает полы фирменного розового халата, спускает ажурные трусы и достаёт… нормальный мужской половой орган. И я чуть не свалился с унитаза – до меня дошло, что эта «женщина»… Сколников, так как их габариты были совершенно одинаковыми. Секунда и я в зале, вторая, и я уже убрал все волосы с пола щёткой, трясясь от нетерпения, так как быстрей хотел сообщить новость Антону, стоящему недалеко от салона, что мадам Жмуринская – это Жорж Сколников. Но время тянулось долго и парикмахерши до конца рабочего дня успели ещё принять троих клиенток, что прибавило мне работы.
      Наконец, я вышел из салона и лёгким движением поправил свою пышную «причёску», то есть парик и это означало, что Антон мне нужен срочно. И медленным шагом направился к Московскому вокзалу, так как я теперь «проживал» в области и ездил на работу на электричке. Наконец мы сели рядом на жёсткие, деревянные сиденья внутри вокзала, и я быстро сообщил вышеуказанную новость.
      -     А ты не ошибся? – строго посмотрел на меня напарник.
      -     Век воли не видать? – перекрестился я, довольно
             улыбнувшись.
      -     Верю, - кивнул головой Антон и заявил, - Так вот, ты
             сегодня в любом случае дежуришь на Марата у забегаловки,
             а я прослежу за его новой машиной. Да, «Нива» твоя уже
             вне игры, поэтому ты едешь туда на такси.
      -     И какая теперь у Сколникова «тачка»? – поинтересовался я.
      -     Синий «додж» А-780-ИК, - сказал он и добавил, - Номера,
             как видишь, типа забугорных и явно поддельные.
      -     А ты на чём?
      -     На «конторской» серой «шкоде».
      -     И что я буду делать на Марата?
      -     Ждать, твою мать! – огрызнулся напарник, - и накрути
             глушитель на «Глок», Франт! Да, рацию далеко не убирай,
             то есть будь постоянно на связи.
      -     Есть, - недовольно ответил я, тут же прикручивая к
             пистолету «болванку» прямо в своей дамской сумочке.
Да, без панталон задница моя сегодня остынет - бельё же на мне женское, а в сентябре в Питере ночью уже прохладно – Финский залив всегда приносит ветер и непогоду. И как бабы не мёрзнут в таком одеянии? А вот голову пока здорово спасает парик.
      -     Всё, я поехал, - заявил Антон, вставая, - Жмуринская, тьфу,
             чёрт возьми, Скала, всегда сама, то есть сам, закрывает
             салон и должен выйти уже минут через пять.
      -     С Богом, Фел, - пожал я ему руку, и «конторщик» исчез в
             темноте.
       Чтобы не замёрзнуть в межсезонном пальто, я всё-таки зашёл в забегаловку и проглотил сто грамм коньяка. Тут же двое подвыпивших друзей стали меня «кадрить», но я их тихо так послал по матерному, что они тут же свалили на улицу. Нет, я не забыл своей функции – не отводил глаз от подъезда и окон квартиры «Жмуринской», то есть Сколникова, но никакой машины у дома и света в её, тьфу ты, его, квартиры не появилось… пока, хотя время приближалось уже к часу ночи.
      Забегаловку давно закрыли, и я теперь спокойно стал просто ходить кругами вокруг неё и интересующего меня дома напротив. И тут завибрировала рация.
     -     Франт у телефона, - бодро проговорил я и… замер – в трубке
            послышался стон.
     -     Что, случилось, Фел? – испуганно-нервно произнёс я.
     -     Забери меня, - еле выговорил он, - Я западнее Ржевки
            (посмотришь по схеме) под железнодорожным мостом через
            Охту. Быстрее, Игорёк, у меня правая нога сломана и
            вообще…
     -     Еду, друг! – проговорил быстро я.
      И я не стал искать такси, а прошёлся до небольшой стоянки за забегаловкой, где парковались жильцы из дома Жмуринской – Скалы, чёрт бы её - его забрал. Жёлтая старая «Волга» с оленем на переднем капоте открылась легко. Соединив провода замка зажигания, я получил тут же «ответ» - машина завелась с пол оборота, и, слава Богу, что никакой сигнализации в ней не было.
      Минут через сорок я был у железнодорожного моста, но нашёл Антона не сразу – он полулежал в нише, вход в которую прикрывала высокая и уже пожелтевшая трава. Правая нога была неестественно вывернута в сторону, а куртка на напарнике оказалась порванной и местами чёрная от копоти. Я взволок товарища на спину и осторожно потащил к дороге мимо речки. И тут я увидел его дымящуюся «шкоду», которая была разворочена донельзя и наполовину торчала из воды.
     -     Они просчитались… - начал Антон, но я его остановил.
     -     Потом расскажешь. Куда едем?
Он с трудом объяснил адрес одной из засекреченных клиник ФСБ, добавив:
     -     Код 22-88.
И я, положив напарника на заднее сиденье, рванул так, что завизжали покрышки. Он стонал и матерился, матерился и стонал, часто покрывая имя Сколникова различными мерзкими эпитетами.
      Наконец, серое двухэтажное здание возникло перед капотом машины. Я остановился, выскочил из неё и стал колотить по металлической двери, не имеющей никакой вывески. Тут же в ней
открылось маленькое оконце, и мужской голос чётко спросил:
     -     Код?
     -     Двадцать два, восемьдесят восемь. У меня в машине
            раненый.
     -     Есть! – услышал я, и дверь тут же отворилась и двое
            санитаров выскочили из здания, неся носилки.
      Полтора часа я провёл в коридоре первого этажа, а потом ко мне подошёл высокий человек в белой шапочке и халате, из-под которого видны были галифе.
     -     Перелом сложный и может остаться хромота, а вот правая
            рука и часть туловища очень обожжены, но привезли вы его
            вовремя. Через полчаса отойдёт от наркоза, и вы можете с
            ним поговорить.
     -     Спасибо, доктор.
     -     Служба такая, - кивнул он головой, развернулся по-военному
            и чуть ли не строевым шагом потопал в дальний конец
            коридора.
И я, так перенервничал, что, честно говоря, тут же в коридоре в кресле и уснул. Пару раз во сне промелькнула жена и дочь, потом голый Сколников, вертящий в руках бюстгальтер, а потом лежащий под мостом лицом в воду мёртвый Антон…
     -     Женщина, женщина, - вдруг потрясли меня за плечо, -
            Можете пройти к раненому, но не более, чем на пять минут.
      Я открыл глаза и увидел над собой приятную девушку, одетую во всё белое и с широко открытыми удивлёнными глазами, так как на моей «женской» роже уже выросла двухдневная щетина.
     -     Ну, пойдёмте, он ждёт вас.
      Я встал, протирая глаза, и двинулся за медсестрой на второй этаж. Антон лежал в одноместном боксе, почти весь перевязанный и с прозрачной трубкой в носу, через которую подавался кислород и капельницами в обоих локтевых сгибах.
     -     Сядь, - прохрипел он, указывая пальцем на 
            функциональную кровать, - Слушай и не перебивай. Его   
            дачный посёлок начинается в конце Дубовой аллеи. Серый
            такой коттедж с небольшой башенкой на крыше, и я думаю,
            что там наблюдательный пункт со снайпером. В общем,
            только эта башенка отличает его строение от других.
            Участок не более десяти соток и на нём сплошные сосны.
            Охраны человек семь, но ни женщин, ни детей я там не
            заметил. Короче, я спокойно выехал оттуда и, немного
            поплутав, решил бросить машину у моста и пешком дойти
            до станции Ржевки. Остановился у реки и отошёл отлить,
            выключив двигатель. А когда садился, вспомнил своё
            приспособление – раздвижную антенну от старенького
            радиоприёмника, на конце которой я припаял что-то типа
            щели. Это я сделал для того, чтобы, не залезая вовнутрь,
            через заднее окно повернуть ключ. И я эту штуку всегда
            ношу с собой. А их бомба была настроена на взрыв при
            повторном включении зажигания, то есть, если бы я этой
            своей штучкой не воспользовался, то меня, когда бы я сел и
            повернул ключ, разорвало на части, начиная с задницы. А
            так меня только сильно отбросило вместе с дверцами прямо
            в воду, поэтому я и не сгорел, а только поранился, обжёгся и
            сломал ногу. Всё, больше не могу говорить – устал. В
            общем, позвонишь полковнику и всё ему расскажешь, но
            отцу… ни слова, хотя я и жив. А там сами придумаете, как
            это логово уничтожить. Да, Лис, и обязательно опять стань
            мужиком, понял? Так как они, скорее всего, догадались, что
            наводчицей была новая уборщица, то есть, ты.
     -     Есть! – поднялся я с кровати.
     -     Тогда удачи и привет тому, о ком говорил.
     Я чуть пожал его слабую левую руку и вышел из бокса.
В «ночлежку» идти было нельзя, и я сразу потопал к Гостиному Двору («Волгу» бросил на Площади Восстания, протерев шарфом всё, к чему прикасался) – тот должен был открыться через полтора часа – надо же, как быстро пролетело время, что я даже не заметил, как рассвело.
     Купив себе нижнее бельё, костюм, туфли и тёплый макинтош со шляпой, я там же в туалете (естественно, женском), переоделся, скатал в рулон то, что снял с себя, включая парик и в первом же дворе, где стоял мусорный контейнер, всё в него выбросил, переложив пистолет в глубокий карман макинтоша. А потом пошёл на телефонный переговорный пункт, где заказал разговор с Гиршем Керсманом, живущем в Хайфе, то есть с Горынычем, а точнее - с полковником ФСБ Смирновым. Конечно, Пётр Гаврилович не жил в Израиле, а всё это было кодом, чтобы с ним связаться.
     -     Это Франт, - сказал я, как только поднял тот трубку.
     -     Узнал, - не своим голосом сказал Горыныч, - Что?
     -     Фел тяжело ранен, но всё неприятное уже позади, - быстро
            пробубнил я.
      И ответ был чётким.               
     -      Встретимся завтра в семь вечера там, где ты подобрал
            «младенца» - «туман» к этому времени рассеется. Всё.
     То есть разговор длился не более пяти секунд, и «младенцем» был, естественно, Антон, а «туманом», как я понял, - менты, которые должны были уже найти и вытащить из реки его «шкоду» и за сегодняшний день успеть провести осмотр места аварии. В общем, мне надо было быть в той самой нише под мостом, где я нашёл напарника. Есть хотелось невозможно как, и я пошёл в кафе почти в самом начале Лиговского Проспекта, где готовили вкусно и не дорого, после чего сразу же захотел спать. А где? Здесь в городе нельзя было – «агенты» Скалы могут болтаться вокруг вокзала и найти меня сразу и тут же сонного «грохнуть». И я решил поехать почти к месту встречи, то есть в Ржевку. Добираться надо было с Финляндского вокзала, и я поспешил туда, так как надеялся, что есть там хоть какая-никакая гостиница, где я мог, наконец-то отоспаться. И я оказался прав, и через пять минут уже лежал в прохладной постели, вяло рассматривая железнодорожный билет.
      Будильник на ручных часах затрещал в двенадцать дня, а электричка отходила в пять, поэтому я не спешил, а повалялся ещё час, потом побрился, принял ванну, нацепил на себя новый костюм и спустился в ресторан на первом этаже. И тут же увидел компанию из трёх человек, которые очень внимательно стали разглядывать меня, но я уже не думал ни о какой пластической операции. И мне почему-то сразу стало грустно, так как хотел наесться до отвала – неизвестно, сколько мы с Горынычем будем таскаться по садоводческим товариществам. Но встреча с сидящей неподалёку троицей тут де отбила у меня аппетит, и я съел только перловый суп и котлету с жареной картошкой, запив это всё отвратительным компотом неизвестно из чего. Ну, что, в туалет и на платформу? Я медленно расплатился, надел макинтош и шляпу, встал и с видом обожравшегося человека, вяло потопал в санузел, краем глаза увидев, что один из сидящей компании пошёл за мной.
      И только я достал то, откуда вытекает моча, как в мозги опять застучал инцидент в театре и, подняв голову вверх, я тут же увидел занесённый надо мной увесистый кулак, из которого торчала ручка пистолета. Естественно я мочился с помощью правой руки, так как левая сжимала в это мгновение в кармане макинтоша пистолет, из которого я и выстрелил прямо через разделяющую нас перегородку. Убийца упал тихо, а я, выскочив из кабинки, тут же осмотрел окна, и одно из них легко открылось, выпустив меня на волю во двор вокзала. Две минуты, и я в электричке в самом последнем вагоне, из которого при надобности можно было спокойно выпрыгнуть. И как эти твари так быстро нашли меня? Видно они вели меня от самой ФСБешной клиники. И это было плохо, поэтому, как только поезд тронулся и отъехал метров триста, я соскочил с него и кинулся к стоянке такси, с мыслью, что в «конторской» больнице есть «крыса».
     -     Куда? – с безразличным видом спросил шофёр.
     -     До Ржевки, - объявил я, усаживаясь на заднее сиденье
     -     Опоздал что ли на «железку»?
     -     Ага.
     -     Не волнуйся – догоним и перегоним.
Но мне срочно надо было позвонить Горынычу, но водила же услышит, чёрт возьми, поэтому я переключил рацию на функцию морзянки и тихонько «отбарабанил»:
     -     Стоянка такси.
      Ответом было только три знака из азбуки Морзе, которые знают все, кто попадал в безвыходное положение, то есть «sos», что в этот момент для меня означало: «Спасу твою душу!»
Да, таксист не обманул, и мы прибыли на станцию до прихода электрички. Я расплатился и стал разглядывать небольшую площадь, как ко мне подкатила знакомая «шестёрка».
     -     Быстро садись и рассказывай, - приказал Пётр Гаврилович.
     -     Из троих минус один.
     -     Где?
     -     В туалете на Финляндском вокзале.
     -     Плохо, очень плохо. Значит, нас будут ждать. Ладно, Сапёр
            уже работает.               
     -     А это кто? – спросил я.
     -     Один хороший человек, - коротко бросил полковник и я
            замолчал.
      Но при мне Горыныч к рации даже не прикасался, и я понял, что у него всё уже продумано и вызов давно ушёл куда надо.
      Машину бросили в соседнем дачном товариществе, даже не заметив, как стемнело, но поняли, что мы почти на месте по гулу пролетающего самолёта – дачные места были как раз под одним из «коридоров» самолётов, вылетающих из Пулкова на северо-восток нашей необъятной страны.
      «Шестёрка» юркнула в обвисшие уже кусты сирени, и мы медленно и осторожно пошли… неизвестно куда, по крайней мере, для меня. Вот уже кончились соседние дачи, и начался лес, а мы всё шли и шли, чуть подсвечивая дорожку фонариками. Впереди мелькнул огонёк зажжённой сигареты, и Горыныч остановился.
     -     Лис, свистнуть можешь?
     -     А как же, - тут же ответил я.
     -     Тогда свистни коротко и негромко два раза.
     И я в точности выполнил приказ и тут же из ближайших кустов «закуковала» пернатая мать брошенных «детей», и через минуту к нам вышел среднего роста мужчина в чёрном обмундировании, нёсший в руках длинный короб, очень похожий на чехол от контрабаса.
     -     Сапёр? - спросил шёпотом Пётр Гаврилович.
     -     Так точно! -ответил на вопрос незнакомец.
     -     Сколько?
     -     Два, - ответил тот, и я подумал, что вновь появившийся
            ошибся с числом охранников Скалы.
     -     Периметр?
     -     Сплошные ловушки.
     -     Тогда как действуем? – спокойно спросил Пётр Гаврилович.
     -     Одного, похожего на снайпера снимаю в башенке, другого с
            противоположной стороны входа, чтобы они, выскакивая из
            дома, в панике сами нарвались на свои «подарки».
     -     Правильно. А что на территории?
     -      Двухэтажный коттедж, баня, бассейн и большой гараж с
            джипом.
     -     И когда хочешь начать?
     -     В два.
     -     Тогда по позициям.
     -     Есть! Тарахтелки возьмёте, товарищ полковник?
     -     Обязательно!
      И боец, подсвечивая фонариком, вынул из чемодана два ручных пулемёта с длинными глушителями.
     -     Бери, Игорёк, - приказал Горыныч и взял один из них вместе
            с двумя запасными обоймами.
      Я снял макинтош и шляпу, чтобы они мне не мешали, и повторил его манёвр по-своему: «Глок» взял в левую руку, запасную обойму в другую, а пулемёт под правую подмышку.
     -     И какой знак будет, Сапёр? – спросил тихо полковник.
     -     Снос башенки, Пётр Гаврилович.
     -     Хорошо. Так, тогда Лис иди к гаражу, а я к центральному
            входу. Понятно?
     -     Есть! - проговорил Сапёр и я поддакнул ему.
     -     Тогда дай этому товарищу, - сказал Горыныч, указывая на
            меня, - самую серьёзную гранату для джипа. Фонарь светит
            ещё, Лис?
     -     Так точно! - кивнул я в темноте головой.
     -     Тогда с Богом по местам.
      И мы оба, в смысле непонятный по коротким репликам так называемый Сапёр и я, разошлись в разные стороны, чтобы подойди к коттеджу Скалы с разных сторон. Темень стояла жуткая, но постройки были всё-таки более тёмными, чем окружающие участок деревья. Свою цель, то есть большой гараж, я увидел сразу, когда подпрыгнул и схватился за край забора, подтянувшись на пару секунд до уровня глаз. А опустившись на землю, залёг в полусотне метров от него, положив перед собой тяжёлую гранату и пулемёт, не выпуская из левой руки «Глок». Мои часы были со светящимся циферблатом, и я не сводил с них глаз, поэтому мне казалось, что каждая минута тянется целых полчаса.
      Наконец, маленькая стрелка стала почти на цифре два, а большая на одиннадцать, то есть до начала действий осталось пять минут. И я, перекрестившись, взял в правую руку гранату. И почти тут же невдалеке бухнул гранатомёт, и башенка вместе с крышей разлетелись в разные стороны, вспыхнув двумя большими факелами, осветившими всё вокруг. Громкие вопли раздались из коттеджа. Второй заряд ударил через три минуты теперь сзади строения, и находящимся там ничего не оставалось делать, как распахнуть входную дверь и броситься прямо на лежащего в кустах полковника, который тут же начал пальбу из ручного пулемёта, заставляя бандитов разбегаться в стороны и натыкаться на собственные ловушки. В общем, бойня началась дикая и редко кто из убегавших успел хоть раз выстрелить.
     И тут настала моя очередь, так как двери гаража заскрипели, взревел мотор машины, и тут же упали вперёд ворота забора. И прямо на меня рванул огромный армейский джип, и я не стал ждать, когда он окажется близко, и кинул под его передний мост гранату, тут же открыв огонь по лобовому стеклу из пулемёта. В ответ раздалась короткая автоматная очередь, которая сразу замолчала и громадина остановилась. Минуты две не было никаких движений, а потом раздался еле слышный скрип открываемой задней (пятой) двери джипа. И тут из-за туч вынырнула луна, и я заметил, как из-за машинного монстра выходит чёрный призрак, выпустив сразу в мою сторону длинную автоматную очередь.
      И я не стал бежать, а бухнулся на четвереньки, тут же почувствовав, как обожгло спину – прошёлся гад пулями вдоль позвоночника, решил я, роняя сразу из рук пулемёт. А автоматные очереди слева за забором уже стали реже, а потом и вообще прекратились. И я, поняв, что моя встреча со смертью зависит теперь только от меня. Поэтому тут же бросился пузом на холодную траву, и стал быстро вертеть задницей из стороны в сторону, помогая себе левой рукой и ногами (в правой я держал «Глок»), делая большой круг вокруг развороченного джипа.               
      То есть, пополз по-пластунски.
      Чуть стало светать, что придало мне уверенности, что я как лох, не наткнусь неожиданно на искорёженный джип и не получу свою роковую пулю из рук, как я понял, Скалы. Но, так сказать, дуракам везёт – моя башка и плечи вдруг попали в ямку, а над ней тут же со свистом пролетели очередные пули, которые опять «прошлись» прямо над моей спиной. И так, как была одиночная очередь, я понял, что в живых остался только один враг и это, скорее всего, Жорж Сколников. И, естественно, я остался лежать, в том же положении, будто уже нашёл свой жизненный конец, выставив, однако, правый глаз из ямки.
     Время шло, но никакого движения впереди я не слышал, и моё тело стало противно охлаждаться и затекать. Стало ещё светлей, но ничего не изменилось вокруг. Где же Горыныч и Сапёр, чёрт бы их подрал? А может… Нет, мысль об их смерти я тут же выкинул из головы.               
     И вдруг хрустнула веточка, и мой глаз и пистолет сразу же повернулись в ту сторону.
     И вовремя: над травой стала медленно подниматься тёмное «изваяние», очень похожее на медведя. Скала! Точно, это Скала!
И он стал приближаться, думая, наверное, что я тяжело ранен… Я напряг зрение и увидел, что левой рукой он поддерживает травмированную видно при спрыгивания  из джипа голову. Значит, в правой у него оружие. Я сначала хотел всадить ему пулю в его широкое тело, но потом передумал и стал аккуратно целиться в правую руку, которая уже стала медленно поднимать автомат. Мне было неудобно лежать, но я боялся высунуть голову хоть чуть-чуть, дабы мой смертельный враг не заметил движения и не прострелил мой череп. И когда я решил, что пора нажимать на спусковой крючок, мы сделали это одновременно. Дикая боль пронзила моё левое плечо, но я не закричал, а с удовлетворением услышал впереди себя рёв и отборный мат, и увидел, как правая рука Скалы повисла плетью, выронив автомат. «Чёрта с два ты, гад, удержал бы ты оружие в раненой руке, - подумал я, - калибр этого моего «Глока» не маленький».
      И я спокойно вскочил на ноги и вновь поднял пистолет.
     -     Ах это ты, херов Лис! – вскричал Сколников, и полез левой
           рукой в карман, где был, наверное, у него пистолет.                Но я не стал ждать и прострелил ему и эту руку.
      И тут он заорал:
     -     Что, ****ская тварь, решил поиздеваться надо мной? Ну, же,
            стреляй в сердце, падла, а то не успеешь – твои вон бегут
            сюда, а я им нужен живым.
      Я хотел тут же повернуть голову, но вовремя понял, что Сколников может и блефовать и всадил пулю в его правое бедро. Он упал на колени и завыл:
     -     Садист грёбаный, ну, убей меня! Чего считаешь мои
            конечности?
     -     Так это за Люсю, Свету и участковую, Скала! А это за
           Люсиного брата, - прострелил я его и левую ногу.
     -     Убей, убей меня, гадёныш! – ещё пуще заорал он, - Хватит,
            Лис, издеваться!
     -     Но ты ещё забыл про мою бабушку, - истерично захохотал я
            и всадил пулю ему в живот.
     -     А-а-а-а! – завыл тот, как смертельно раненый зверь, -
            Кончай, слышишь, кончай уже. Ну, хотя бы за себя теперь
            выстрели – пришло твоё время!
      И я поднял руку на уровне плеча и всадил ему пулю прямо в лоб. И туша медленно упала навзничь, а я от нестерпимой боли в левом плече и спине… потерял тут же сознание.

                Х

     Я пролежал в том же госпитале ФСБ две недели, успев ещё пять дней пообщаться с лежащим рядом Антоном. О чём мы разговаривали? Да всё о том же: о «кончине» великой Империи, то есть, СССР, своих ранах и женщинах, которые нас ждали, не зная даже, что мы не отдыхаем, а лечимся. Антон всё время был хмурым, а почему, он сказал только при выписке:
     -     Я сваливаю в Германию после регистрации брака с моей
            Настей, но не на ПМЖ, а… - он глубоко вздохнул, - а
            работать, чёрт бы подрал эту работу.
     -     Сам захотел… - бросил сочувственно я.
     -     Да уж, - ещё раз вздохнул он, - Теперь моей целью будет
            «Штази», в которую я должен внедриться и это ведь до
            конца моей жизни.
     -     Тогда нарожай побольше детей, - решил я этим поддержать
            его.
     -     Только и остаётся…
     -     Зато там уровень жизни не то, что у нас. Купишь виллу с
           бассейном, белый «мерседес», а дети будут учиться в лучших
            учебных заведениях и…
     -     Чтобы потом как я служить ФСБ? – перебил меня Антон.
     -     Это будет их выбор, - добавил я, - И не ФСБ, а Родине.
     -     Да, ты прав. А ты чем займёшься?
     -     Во-первых, свалю туда, где меня твоя служба не найдёт.
     -     Захочет – найдёт, - усмехнулся мой товарищ.
     -     Но мне Смирнов обещал…
     -     Простить все твои справедливые, как ты считаешь,
           убийства? – усмехнулся Антон.
     -     Это были не убийства, а ликвидации, как сказал он,
           но штатным вашим сотрудником я не стану никогда.
     -     Могут и заставить…
     -     А я постараюсь опередить их, - чуть улыбнулся я.
     -     И как?
     -     Уйду в милицию хоть дворником, - рассмеялся я.
     -     Да, Лис, такое только ты можешь придумать. Но у тебя же
            нет образования?
     -     А я начну простым наёмным младшим сержантом в какой-
            нибудь деревне – Горыныч «ксиву» сделает. А там, как карта
            ляжет.
Антон с сожалением тяжело вздохнул.
     -     Я бы тебе не поверил, если бы не знал, какой путь ты уже
            прошёл, Игорь, - похлопал он меня по здоровому плечу, - И
            какой ты хитрый и изворотливый кадр – вот, что значит
            полукровка. Ладно, может быть и сладится у тебя, товарищ
            Лисовский. Или у тебя совсем другая теперь будет
            фамилия?
     -     Другая? Вряд ли. Пётр Гаврилович обещал мне всё вернуть,
            включая и её – мне нравится моя фамилия. Да и память об
            отце…
     -     И рожу былую свою тоже вернёшь? – заржал Антон.
     -     Нет, больше пластических операций я делать не буду.
            Хотя… нет, пусть моя Света к этой ещё привыкнет, а потом,
            как Бог решит.
     -     А за меня уже решили, - пожал мне руку товарищ на
            прощанье.
      Мы обнялись, и мой напарник и наставник исчез за дверью, ведущую на «волю», а я так и остался стоять, мечтая о новой жизни и новом пути в ней. Но он был уже обеспечен мне, так как через месяц Горыныч в присутствии в его кабинете Генерал-лейтенанта Вахмистрова, то есть, отца Антона, сказал:               
     -     Тебе, Игорь, нами предлагается пойти пока участковым в
            Реутов (чёрт возьми, сразу подумал я, этот город, как
            призрак - всё время преследует меня), так как там, по нашим
            сведениям, формируется очень серьёзная группировка и ты
            нам в её ликвидации, надеюсь, поможешь. Кстати, «крота»
            мы нашли – это медсестра, которая провожала тебя в палату
            к Антону. Так, товарищ Генерал-лейтенант?
     -     Однозначно, - кивнул головой тот, - И, Лис, мы верим в тебя,
            а там, как ты любишь говорить (мне доложил сын), как карта
            ляжет. Согласен?
      И мне ничего не оставалось делать, как сказать:
     -     Есть, товарищ Генерал-лейтенант и товарищ полковник.
      И, не отдавая честь (я был без головного убора), покинул кабинет Горыныча, который стал для меня почти родным отцом…

                К  О  Н  Е  Ц