Лиза. Часть 19

Я не успел испугаться, не успел до конца осознать, что могло свершиться в это жуткое мгновение, уже ставшее безвозвратно окаменевшим прошлым, в которое нельзя вернуться, нельзя что-то исправить в нём и пережить заново.

-- Лиза, ты что? Лизонька! Лизочек! Миленький мой!

Отчаянные слова срывались с губ бесконечным потоком, подсознательно не пуская в голову мысли о самом страшном. Руки не знали, с чего начать - скорее поднять её, положить на диванчик или кинуться щупать пульс, вспоминая с детства заученные правила проведения искусственного дыхания.

Она открыла глаза, едва я склонился над побледневшим лицом, повернула ко мне неловко запрокинутую голову, странно огляделась, словно не понимая, как очутилась в этой комнате и что было с ней минуту назад.

-- Вы здесь? Слава Богу... Как долго я лежала без чувств?
-- Несколько секунд...
-- Секунд???

Показалось, что мой ответ сильно удивил её. Я обхватил тёплые плечи, желая помочь ей поскорее подняться. Она протянула руку, прикоснулась прохладными пальцами к небритой щеке, и я повернул голову, чтобы поцеловать их со всей, скопившейся в душе, нежностью.

-- Как ты себя чувствуешь? Принести воды?

Руки решительно обвились вокруг шеи и, пока я осторожно усаживал её на диванчик, горячие губы прижались почти к самому уху.

-- Нет, не беспокойтесь. Вы здесь и мне ничего не надобно более. Скажите... -- тихий голос перешёл на смущённый шёпот, -- Вы простили меня?

Бесчувственная бледность её щёк уже сменялась прежним живым румянцем, голубизна милых глаз сливались с утренним небом и самый дорогой на свете голос вновь наполнялся прежней любовью. Мои губы сами растянулись в приветливую улыбку и я готов был пустить неожиданную слезу, видя, как в ответ на эту улыбку Лиза впервые улыбнулась мне за всё прошедшее утро. Вместо ненужных слов я прижал к губам нежные, ожившие в ответ безудержной лаской, подушечки её пальцев.

-- Посиди немного, а потом пойдём завтракать. Матрёне не велено со стола убирать, -- я перевёл взгляд в окно, -- Погода сегодня чудесная. Наверное, после завтрака тебе можно выйти на улицу.
-- Ой, тогда пойдёмте скорее! Я так голодна и так истосковалась по солнышку. Думала, не суждено мне более увидеть его.

Она решительно поднялась с диванчика, радостно раскинула руки. Волосы заструились по плечам светлыми волнами и ясное зимние утро искрящимся водопадом ворвалось в комнату сквозь огромное, словно исчезнувшее вдруг, окно. Эти волны так и манили броситься с головой в их пучину, но я  нашёл в себе силы, слегка коснувшись душистых волос губами, решительно отойти к спасительным дверям.

Казалось, она не шла, а, привычно придерживая пышную юбку, легко летела над ступеньками, будто сияющая от счастья невесомая фея, и я едва успевал за ней, боясь, что ей, вдруг, опять станет плохо и она упадёт, нечаянно оступившись. Уже в самом низу я решился сказать, чтобы она была чуть осторожней, поскольку после лекарств может внезапно случиться головокружение и даже тошнота. Словно спустившись от этих слов на землю, Лиза в стыдливой покорности склонила голову, тщетно пытаясь стереть с лица счастливую улыбку.

-- Вы осуждаете меня? Бога ради простите. Я, верно, вовсе потеряла стыд и рассудок?

Нестерпимо хотелось взять её за руки, обнять, прижать к себе, так крепко, чтобы никогда уже не отпускать и не бояться, что в какой-то момент по чьей-то злой воле или по самой нелепой случайности она может исчезнуть неожиданно и навсегда. Хотелось прижаться губами к её волосам и, сгорая от наслаждения, утонуть в их душистых волнах. Хотелось забыть всё, что было, и не думать о том, что будет, хотелось жить одним бесконечным настоящим, в котором нет ни будущего, ни прошлого, а есть лишь она, моя Лиза, самая первая, нежданная и единственная на всём белом свете настоящая любовь.

Яков Иванович встретил нас у столовой, делая вид, будто шёл к себе в кабинет и увидел Лизу совершенно случайно. Она привычно поклонилась перед отцом и в ответ на взволнованный вопрос о самочувствии очень просто, с милой, очаровательной улыбкой ответила, что у неё поутру помутилось в голове, сделалось дурно и она испугалась выходить к завтраку, дабы не случилось при всех конфуза. Глянув на меня с лукавой, заговорщицкой улыбкой, Лиза тут же поторопилась рассказать отцу, что я пришёл к ней вовремя, разъяснил, что сие помутнение не страшно, оно случается от моих чудодейственных лекарств, но теперь всё прошло, она чувствует себя в самом добром здравии и после завтрака собирается выйти со мной на прогулку с моего же великодушного разрешения.

Я лишь многозначительно поддакивал её словам, стоя рядом, кивая головой и стараясь изо всех сил выглядеть серьёзным доктором, озабоченным здоровьем своей милой, очаровательной пациентки. Я старался не смотреть в её сторону и не улыбаться слишком уж влюблённо, с удивлением понимая, что Лиза, не сказав всей правды, ни единым словом не врала отцу. Всё верно, от тяжких сомнений у неё помутилось в голове, потом сделалось дурно, она упала без чувств, и я действительно говорил ей, что после приёма сильных лекарств иногда случается дурнота.

Яков Иванович весь расцвёл от этих слов, поднял руки, словно желая крепко обнять и меня, и Лизу, и весь свет вокруг, но в следующее мгновение, будто передумав или забыв обо всём, опустил их, смачно хлопая себя ладонями по карманам халата.

-- От радости сей нынче к обеду Моэт не грех откупорить да и гостей вскорости созвать, великий праздник устроить.

С удовольствием потирая ладонь о ладонь, словно воодушевившись этой внезапной идеей, он с добродушной важностью обратился ко мне:

-- Коль не возражаете, любезный Георгий Яковлевич, покуда Лизочек будет кушать да к прогулке собираться, готов сей же час показать Вам хозяйство своё немалое.

***

Снег искрился и весело скрипел под ногами, низкое зимнее солнце, повиснув над густым, чёрным лесом, слепило глаза. Закутанные в тёплое люди почтительно сторонились, кланялись нам в пояс, желая доброго дня и доброго здравия. Яков Иванович шёл чуть впереди, неторопливо и степенно, с гордостью и нескрываемым удовольствием рассказывая обо всём, на что падал хозяйский взгляд. Вот обнесённая добротным каменным забором усадьба, огромный дом, купленный по сходной цене у наследников покойного первого наместника Муромцева и впоследствии перестроенный Яковом Ивановичем, чтобы в нём могло разместиться всё его многочисленное семейство; флигели, погреба, хлебные и фуражные амбары, большие сараи - сенные и каретные, бани, конюшня, коровник и курятники чуть в стороне у начинающейся за забором деревни. Заснеженная клумба и едва торчащие из снега розовые кусты перед домом, где раньше был настоящий французский парк, в котором так любила гулять ныне покойная первая супруга его, Анна Федоровна, тут же рядом с любовью посаженная для неё липовая аллея. Ухоженный сад, сбегающий вниз к пруду. Этот сад хозяин сажал уже с маленькой Лизонькой, пока подрастали дети, родившиеся во втором браке.

Я не понимал, почему так щемит сердце от его слов, словно он не рассказывал, а очень подробно отчитывался передо мной за всё, что было сделано им в жизни. Из-за белеющего вдали снежного поля донеслось несколько печальных ударов колокола. Опять сжалось сердце, когда подумалось, что этот колокол мог звонить по крошечному, недавно родившемуся мальчику Сёмушке. Яков Иванович, остановившись, молча перекрестился и тут же начал рассказывать, как ровно пятнадцать лет назад в честь рождения последней дочери Софьюшки пообещал Богу поставить при церкви колокольню; как заложил пару своих деревень, чтобы взять кредит на скорейшую постройку колокольни, и, закончив строительство, сумел с Божьей помощью расплатиться в срок со всеми своими долгами.

Мы вышли за ворота, пошли вдоль маленького овражка в сторону деревни и уходящих в даль полей. По дну овражка прочерчивал глубокий снег чёрным пунктиром маленький извилистый ручеёк. Вся широкая, хорошо утоптанная дорога была сплошь покрыта большими и маленькими ледяными кляксами, и я понимал, что где-то рядом колодец. Он действительно оказался на краю овражка, как только мы повернули за высокой снежный сугроб. Из отверстия в чёрном замшелом срубе невидимая вода с тихим журчанием сливалась по склону и утекала куда-то вниз, где под белым, наметённым снегом все было вздыблено, затоптано, разворочено грязными снежными глыбами.

-- Здесь моя Лизонька оскользнулась...

Яков Иванович, призадумавшись, хмуро указал рукой на запорошенное снежное месиво и мне показалось, будто он о чём-то недоговаривает. Хотелось поподробнее расспросить, как всё случилось, но я видел и чувствовал, что ему неприятно здесь находиться. Мы молча прошли дальше до поля, по краю которого была протоптана узкая тропинка. Я смотрел по сторонам, пытаясь понять, есть ли где-то похожие на мои следы? Поле оказалось до боли знакомым, все его изгибы и неровности. Не оглядываясь на дом и деревню, я мог с закрытыми глазами показать, где в мои давние времена стоял полевой стан и где шла дорога в соседнюю деревню, по которой мы доходили прямиком до самых школьных ворот. Яков Иванович водил по сторонам рукой, показывая, где сажал в этом году рожь, где - овёс, и я вдруг вспомнил все окрестные поля, весь мудрёный совхозный севооборот, который мы с пацанами знали наизусть, прекрасно помня, где и в каком году сажали горох, где растут подсолнухи и где уже созрела кукуруза - самые любимы дармовые деликатесы нашего детства. Яков Иванович посетовал на плохие урожаи гречихи в последние годы, и я начал рассказывать обо всех тонкостях агротехники в наших местах, которые слышал всю свою совхозную жизнь и которые сам применял на своём маленьком, сгинувшем во времени огородике.

-- Здесь очень кислая почва, -- я почему-то даже не задумался, а знает ли он о кислотности, как таковой?, -- после овса её надо засыпать толчёным известняком, потом год горох сжать, а потом с летнего пара сеять под зиму рожь или по весне гречиху.

Я не предполагал, что мои слова вызовут у него такой бурный интерес, поэтому начал подробно и по возможности доходчиво объяснять, отчего закисляется наш, и без того скудный, глинозём, какой надо брать известняк, как его молоть и зачем по весне сыпать в землю?

Полушутя, полусерьёзно Яков Иванович заторопился вдруг к дому.

-- Покуда не запамятовал, надобно все слова Ваши мудрёные записать, да к весне приберечь.

Растерявшись, я не нашёлся сразу, что ответить? Из этих слов выходило, что в самое ближайшее время он собирается навсегда расстаться со мной? Словно поняв это, он вдруг со всей серьёзностью заторопился спросить разрешения сегодня же к вечеру ещё раз обо всём поподробнее разузнать и всё записать под мою диктовку.

У самых ворот Яков Иванович остановился, посерьёзнев и долго не решаясь говорить.

-- Скажите мне, любезный Георгий Яковлевич, не жалейте старика... Неужто и вправду от всего этого ничего не останется?

Я лишь отрицательно покачал головой.

-- Ничего... Вообще ничего.

Я уже собрался попросить его не спрашивать пока об этом, но он вдруг поднял на меня странный, очень серьёзный и решительный взгляд, будто заглядывал не в мои глаза, а куда-то дальше, во что-то совершенно неясное, и слова его показались сказанными вовсе не мне.

-- Скажите тогда, коль из уст Ваших узнать мне свыше дозволено... Чем же прогневал я Господа моего Всевышнего?

=======================================
Часть 20: http://www.proza.ru/2017/11/03/798