Часы нашей жизни

В серо-буро-малиновом пластмассовом домике на грязно-голубой стене открылась дверца, на свет Божий высунулась маловыразительная кукушка и, выдав простуженным голосом своё банальное «ку-ку», со скрипом убралась обратно. На облупившейся деревянной этажерке злобно цокал серый потрёпанный будильник. Под стеклом на витрине угрюмо таращились карманные и ручные хронометры прошлых лет. А я смотрел на эти действующие носители времени в выставочном зале провинциального музея, куда заглянул как раз, чтобы убить время до отправления автобуса, и размышлял, насколько всё в мире относительно.  Где-то вычитал, что когда Альберта Эйнштейна попросили человеческим языком объяснить, про что его теория относительности, он с таинственным видом сообщил, что своей теорией он зашифровал… простую очевидность: просто, если одну минуту подержать свой голый зад над пылающим огнем, то эта минута покажется вечностью; а вот если ту же самую минуту провести в любовных ласках, то будешь твердо убежден, что не прошло и секунды.  Все на свете относительно. Особенно время…И это бесспорно… Как же убийственно медленно тянулось время в безвозвратно далёком детстве – пока дождёшься отпуска родителей, чтобы поехать с ними на деревню к бабушке или к самому синему морю, проходит целая вечность. А как тянулось время в занудно-напряжённой школе, в ожидании долгожданных телевизорно-велосипедно-футбольных каникул… Зато в преддверии старости время не просто летит – оно несётся с немыслимой скоростью. Кажется, только вчера взял в киоске еженедельную журнал-газету «Публика», а уже завтра надо идти за следующим номером… Вроде только позавчера симпатичная медсестричка воткнула в ягодицу ежемесячный антибиотик «бициллин» – а уже послезавтра нужно снова назначать ей очередное деловое свидание на дневном стационаре. Караул… Будто бы совсем недавно мурлыкал себе под нос битловские мотивы, наслаждаясь ароматом тлетворного западного гниения, а пролетело сорок лет, и уже музыку «Beatles» считают классикой, исполняют лучшие симфонические оркестры мира, и даже в милом райцентре Изюм центральную площадь имени Ленина переименовали в площадь Джона Леннона… А вот громоздкие прямоугольные электронные часы-будильник, которые подключали к ламповым приёмникам. Как сейчас помню, с каким упоением ловили мы с братом по воскресеньям в два часа дня на средних волнах сквозь треск эфира спокойный голос Виктора Татарского, комментирующего новинки рок-музыки в легендарной передаче «Запишите на ваши магнитофоны». А по всем радио и телеканалам рвал душу неповторимый голос Аллы Пугачёвой: «Жизнь невозможно повернуть назад, и время ни на миг не остановишь…» Теперь же не успеешь открыть свой электронный почтовый ящик в ноутбуке, как к тебе в гости валом ломятся новинки современной попсы, рока, рэпа… Только успевай слушать и скачивать, если, конечно, уши до конца первого куплета не «завянут». Вот вчера выплеснулась группа «Время и стекло». Пару песен с начала прослушал и плюнул… Нет, я не скажу «фигня». Просто это песни уже другого нового времени. Песни тех, для кого сорокалетние кажутся стариками. Ну а мы в их глазах уже не просто старики – из нас просто песок сыплется, как в песочных часах. Закончится весь в верхнем резервуаре – и собирайся в мир иной… Короче, наше время тоже почти истекло. Между прочим, перед песочными часами были водяные, кажется, их клепсидрами называли. И первый будильник, он же первый школьный звонок «запатентовал» в своём лицее легендарный грек Платон, хитроумно соединив водяные часы с флейтой. А вот фантазии у сотрудников данного «музеума» не густо – могли бы подсуетиться, и, если   не водяные, то хотя бы двухминутные песочные выставить, или деревянный макет солнечных часов соорудить, типа тех, что за тринадцать веков до нашей эры время показывали. Ещё огненные часики были – свечи, которые горели конкретное время. А на воске деления наносились… Хотя, чего это я ощетинился на музейщиков – берегут люди своё и чужое время, как могут – на том спасибо. Вон ещё потёртые зелёные ходики с кошачьей мордой, глаза у которой ходят вправо-влево. Ну точь-в-точь такие у моей бабушки в галерее висели, бесстрастно отмеряя когда-то в раннем детстве время моего послеобеденного двухчасового сна. А вот знакомый потёртый циферблат простеньких ручных часов «Слава», так похожих на те, о которых я мечтал «на заре туманной юности»… На стене тускло поблёскивают желтизной кварцевые китайские часы, по форме и браслету напоминающие ручные, только для руки Кинг-Конга, которые, кажется, совсем недавно были почти в каждой квартире. Невольно перевёл взгляд на свои наручные часы японской фирмы «Seiko» в сером титановом корпусе с сапфировым стеклом и прикинул, что ни за что не решился бы сам на покупку столь дорогого, можно сказать, статусного для провинции хронометра, если бы брат-мореход не подарил ко дню рождения. А ведь, действительно, самое дорогое в жизни человека – это время… Пока ты молодой, у тебя впереди масса возможностей, ты можешь стать самым успешным и богатым человеком в мире, в какой бы семье ты родился, получил ли высшее образование, или нет. Взять, к примеру, того же пресловутого Билла Гейтса… И без разницы какие часы: «Восток» или «Ракета» отсчитывали время будущему нобелевскому лауреату с семиклассным образованием поэту Иосифу Бродскому, когда он белыми ночами задумчиво бродил по Васильевскому острову. А, может, он их и вовсе не имел… Но это, вы скажете, уже запредельные личности, а как быть обывателю со средними способностями, как этому неожиданно появившемуся в зале молодому человеку в чёрной ветровке, нервно посматривающему на свои часы в мобильном телефоне. Да просто жить, радуясь каждому дню и без фанатизма выполнять свою жизненную программу, не уподобляясь одному моему соседу, лет десять возводившему свой дом и с облегчением провозгласившему по окончании строительства и отделочных работ: «Ну всё сделал. Теперь и умирать можно». А после, действительно, умершему через неделю. Или припомнился другой знакомый, в прошлом чернобылец-ликвидатор, успешно отстоявший свои права и льготы, обеспечивший «на постоянных шабашках» квартирами жену и обеих дочерей, который всю жизнь мечтал покататься на лыжах в Карпатах. И, когда прекрасным солнечным днём вместе с лучшим другом осуществил свою мечту и в безумном восторге съехал с горы, второй раз подняться уже не смог – просто остановилось переполненное счастьем сердце… И теперь, глядя буквально три дня назад на похудевшего и осунувшегося неизлечимо больного друга, который с тоской смотрел на недоделанные во время капитального евроремонта двери в спальной комнате и собирался позвать мастера, чтобы завершить работу, хотелось крикнуть: «Не спеши! В пятьдесят пять – умирать рано! Подумай! Работы – непочатый край…» Рано или поздно закончится подзавод нашего жизненного хронометра, догорит свеча-часы каждого из нас. Но, вспоминая прошлое время в жизни, которая прошла, как один день, хочется помнить только хорошее. Тут не позавидуешь двадцатисемилетней австралийке, которая детально помнит каждый день своей жизни, начиная с двенадцати дней от рождения. Есть, оказывается, такая редкая болезнь гипертимезия  – исключительная автобиографическая память. Память не должна засоряться негативными событиями прошлого, как квартира старыми ненужными вещами. И правильно делают люди выбрасывая старый хлам и отпуская прошлое без сожаления, чтобы не застрять в нём надолго… И вдруг невольно из закоулков памяти вынырнула притча о фермере, который потерял в сарае с сеном свои часы, дорогие ему как память о любимом человеке. Долго искал, но не нашёл. Позвал ватагу местных мальчишек и пообещал вознаграждение тому, кто их отыщет. Те тоже безрезультатно обшарили сарай сверху до низу. Тут подошёл маленький мальчик и попросил дать ему ещё один шанс. Через некоторое время мальчик вышел из сарая с часами. Когда его спросили, как ему это удалось, он ответил: «Я ничего не делал. Я просто сидел на полу и слушал. В тишине я услышал тиканье, пошёл по направлению звука и нашёл их». Мораль: спокойный безмятежный разум может слышать лучше, чем возбуждённый и взволнованный. Нужно давать своему разуму несколько минут тишины в день, и тогда он быстро поможет выйти на ожидаемый жизненный путь.  А душа сама знает, что ей делать, чтобы исцелиться. Вызов состоит в успокоении разума. Вот, очевидно, и музеи создаются, чтобы мы могли присесть, как в детстве, и прислушаться к себе самому, успокоиться и, вспоминая прошлое, подготовиться, прошу прощения за высокопарность, к новым свершениям…
– Слышь, батя, ты того, закругляйся, пожалуйста, с осмотром, а то у нас, по ходу, короткий день,– слова молодого человека в чёрной ветровке, очевидно, всё таки сотрудника музея, и скорее всего слесаря, подменившего  отлучившуюся припудрить носик моложавую смотрительницу, вернули меня в реальное время. Вот так… Я уже батя… А ведь всё ещё почему-то ощущаю себя подростком, только начинающим постигать этот громоздкий и неудобоваримый внешний мир с массой таких мудрых, но не всегда доброжелательно настроенных взрослых людей, живущих каждый в своём времени.   Но тут вернулась улыбчивая смотрительница и, теребя часы-кулон на груди в довольно соблазнительном декольте, жизнерадостно прощебетала:
– Вы его не слушайте, а если понравилось, приходите и завтра, ещё посмОтрите, если время будет?»
Когда я, неизвестно почему безмятежно улыбаясь самому себе, не спеша выходил из зала, меня провожало негромкое, но в то же время какое-то торжественное вечное тиканье часов нашей жизни…
08.05.2017.