Пролог
Стояла необычайно теплая погода, совсем не свойственная ранней весне. В некоторых местах все еще лежал снег, который, словно в мучениях, таял от попадавших на него лучей солнца. Когда от снега оставалась лишь лужа, то можно было заметить, как молодая травка потянулась к источнику тепла, преодолевая тяжесть твердой промерзшей почвы.
Маленькая девочка, издалека увидавшая подснежники, бросилась прямо к ним, переставляя свои крошечные ножки одну за другой. Она тянула ручки к цветкам – так сильно ей хотелось их потрогать. Не удержав равновесия, девочка в фиолетовом берете приземлилась прямиком на холодную землю, но это нисколько ее не смутило. Она смеялась и хлопала в ладоши. Прямо перед ней (она не ожидала, что так быстро придет к своей цели) возникли подснежники, к которым был проложен этот «долгий» путь. Когда малышка приблизилась к цветам, она выпустила из легких воздух и как можно сильнее вдохнула аромат первых весенних цветов. Пальчиками, меньше чем человеческий мизинец, она срывала каждый подснежник, получив в результате миниатюрный букет. Подбежавшая женщина, которая очевидно являлась ее мамой, подняла девочку с земли и заботливо отряхнула от прилипшей к штанишкам грязи. Мама развернула дочку к себе лицом, и девочка протянула уже слегка помятые цветы. Глаза ее блестели, улыбка озаряла лицо, где проглядывались лишь два белоснежных зубика.
– Спасибо дорогая! – произнесла женщина и взяла букет из рук дочери.
Светловолосая девочка снова засмеялась и смущенно нагнула голову, ожидая похвального поцелуя от мамы. Когда она прильнула губами ко лбу ребенка, та с радостью послала ответный воздушный поцелуй.
В то время как солнце зашло за горизонт, город погрузился во мрак, освещенный лишь фонарями вдоль улицы. Все жилые дома в этой части города были спроектированы одинаково: двухэтажное здание с черепичной крышей, огороженное высоким забором и небольшим садом на заднем дворе. Словно кукольные домики, они стояли в ряд, и только номерной знак дома являлся единственным отличием. Но сегодня в доме, который находился в центре этого ряда, только одну комнату освещал свет. В окне, которое было занавешено кремового цвета занавеской, виднелись две темные фигуры: мужчина и женщина, стоящие друг напротив друга, что–то обсуждали. Каждый житель Шербрука знал, что в доме под номером одиннадцать проживали никто иные, как Джек и Каролина Гранты.
Джек был единственный ребенком в семье. Мать была учительницей начальных классов, а отец – психологом в этой же школе. Родители Джека, по мере возможности, проводили с сыном все их свободное время, благодаря чему Джек объездил почти половину мира. Любопытный парень, который мог любой день обратить в день приключений. Он никогда не сидел на месте, хотел узнать, как устроен этот мир. Любил еженедельные походы со своими друзьями, ночевки под открытым небом, усыпанным миллионами звезд. Будучи разносторонним малым, юный Грант брался за многие дела одновременно, но после терял всякий интерес и бросал все на полпути. Но в 12 лет он впервые увидел фокус, который оставил след в его сердце и разуме. Он словно загорелся этой идеей, глаза так и горели. Вот оно!
Джек думал об этом день и ночь, не переставая. Каждый день он ходил на тот перекресток и смотрел, как старик показывал зевакам трюки снова и снова. Родители были шокированы сообщенной им новостью, что их сын хочет посвятить этому занятию всю свою жизнь, так что доказать свою точку зрения Джек смог не с первой попытки. Они бросали косые взгляды, когда парень сидел у себя в комнате и пытался придумать новые трюки с картами и другими предметами, которые находил в доме. Через некоторое время мать и отец кардинально поменяли свое мнение насчет увлечения их сына, но все же убедили Джека поступить в университет, лишь для того, чтобы получить диплом.
Шли годы. Грант продолжал заниматься любимым делом, параллельно учась на инженера. В университете он устраивал выступления не только для студентов, но и для преподавателей, чтобы скрасить свою скучную студенческую жизнь. Через два года имя Джека Гранта было на слуху у всех жителей города. Он стал знаменитым, хотя это не являлось основной его целью – парень лишь хотел видеть улыбки на лицах людей. Хотел видеть радость, которую нес от чистого сердца. На одном из своих выступлений он увидел Каролину – очаровательную русоволосую девушку, которая сидела в самом конце камерного зала, и не отрываясь, смотрела на Гранта. Парня привлек ее взгляд – глубокий и таинственный. Все оставшееся представление он, словно одной ей, демонстрировал свои трюки, не замечая остальных. По окончанию шоу зал наполнился громкими овациями, которые раздались по всему помещению. Джек хотел познакомиться с девушкой, но поток зрителей унес ее моментально, он лишь увидел часть ее бордового платья, после чего оно слилось со всеми остальными цветами, не давая малейшего шанса разглядеть его снова. Второй раз ему все же удалось начать разговор с Каролиной. Она являлась студенткой второго курса факультета международных отношений, в то время как Джек учился на третьем курсе. Молодые студенты быстро нашли общий язык, их связывало очень много общих интересов, как например, музыка, книги, искусство. Они страстно любили творчество Ван Гога. Джек знал, что девушка очень хотела бы попасть на выставку его работ. Когда в Шербрук, словно по волшебству, приехала выставка картин знаменитого художника, Грант сделал девушке сюрприз. Это было их первое свидание, которое Каролина помнила все последующие годы, прожитые вместе.
Их любовь была легкой и простой, как в детской сказке: в глазах сверкал огонек, сердце бешено стучало при малейшем прикосновении любимого человека. Губы произносили любимое имя, а в голове витал ветер.
Холодной осенью 1988 года, Джек уехал чуть ли не в противоположный конец Канады, где ему предложили провести очередное, захватывающее дух, шоу. Влюбленные перед отъездом переживали по поводу того, каким одиноким и гнетущим будет этот, словно не имеющий конца, месяц для них обоих. Не прошло и двух недель, как одним знойным утром Каролина вытащила письмо, которое пришло от Джека.
«Соскучился уже. Мне тебя не хватает, и порой тоска просто невыносимая. Знаю, что нас разделяют тысячи километров, но когда я пишу тебе это письмо, чувствую, что шепчу эти слова тебе на ушко, и ты меня слышишь…
Хочется вложить в твою ладонь таинственный конверт с сиянием чуда, с запахом озерной мяты. Я зажмуриваюсь, представляя, с каким нетерпением ты открываешь конверт, а из него вылетают сотни пестрых бабочек. Ты ничего не можешь понять, как за спиной уже от малейшего дуновения ветра развивается накидка из бабочек, а над головой – венок из полевых цветов. Мне кажется, вышел бы поразительный трюк, как считаешь?
Прости, что не могу сейчас быть рядом с тобой. За то, что не могу обнять тебя, за то, что не вижу, как ты засыпаешь и как просыпаешься. Я люблю тебя моя милая. Жду нашей встречи! Дорогая потерпи еще немного, и мы будем снова рядом. Вместе. Поверь, я больше тебя так надолго не оставлю!»
К письму была прикреплена фотография, на которой Джек, такой беззаботный и веселый, держал табличку с надписью «Привет из Миннесоты!».
Улыбка не сходила с лица девушки, лишь несколько слезинок упали на белоснежную блузку, оставив на ней мокрое пятно. Каролина прижала письмо к груди и вздохнула.
После поездки в Миннесоту, Джек и Каролина больше не расставались. Они всюду ездили вместе, открывали для себя новые места и знакомились с новыми, не менее интересными, людьми. Когда девушка забеременела, молодая пара остановила свои путешествия до момента рождения малыша.
В доме, где проживали Гранты, все еще горел свет. Супружеская пара, уже сидя на кожаном диване возле камина, от которого исходил звук потрескивающих поленьев, выбирала имя своему будущему ребенку, который должен был появиться через два месяца. В руках у Джека лежала книга в красном вельветовом переплете, где, цвета золота, нитью был выведен заголовок «1000 и одно имя вашему ребенку». Парень указал пальцем на понравившееся ему имя, но Каролина лишь отрицательно мотала головой, утверждая, что это все не то.
– Вот смотри! – девушка показала на крупно выделенное имя «Джефферсон». – «Дети с таким именем общительны и легко заводят знакомства. Отдают предпочтения лучшему другу, ради которого готовы на все. Решения принимают на основе всестороннего анализа любой ситуации», – процитировала один из абзацев Каролина и довольная уставилась на мужа.
Придя к общему мнению, с помощью уговоров со стороны беременной супруги, будущие родители стали воображать каким же будет их сын: внешне, по характеру.
– Надеюсь, хотя бы один член нашей семьи найдет себе более адекватный способ заработка, – смеясь и поглаживая живот, произнесла Каролина.
Часть первая
Damant, quod non intelegunt.
Осуждают, потому что не понимают.
Глава 1
–…я хочу, чтобы они мною гордились. Аминь, – тихо произнес я, склонившись над своей кроватью.
Меня зовут Джефферсон Грант и мне 11 лет. Каждый вечер я молился Богу, с надеждой, что он услышит меня и исполнит мою просьбу. Всю жизнь я прожил со своим дядей Уолтером, который заменил мне родителей. Он холодный, равнодушный человек, но, несмотря на это, я считал, что где–то в глубине его души таиться что–то теплое, хорошее. Маму и папу я совсем не помню, даже их имен. Я неоднократно пытался расспрашивать Уолтера о них, в ответ тот либо молчал, либо утверждал, что редко с ними общался. Но мне кажется, что они были очень хорошими людьми, по крайней мере, я хотел в это верить. Несмотря на то, что я их почти не помню, я сильно по ним скучал и хотел сделать все, чтобы они были рядом. Хотел их обнять, сказать, что люблю их, но я уже не маленький мальчик и понимаю, что этому не бывать.
У меня есть мечта, цель, называйте, как хотите. Стать величайшим фокусником (хотя бы) в своем маленьком городке. Пока на большее я не рассчитываю. Мечтаю, чтобы обо мне говорили все вокруг и писали в газетах. Но как всегда в бочке меда есть ложка дегтя и ее имя – Уолтер! Он категорически против моего увлечения. Вечно твердит одно: что я еще слишком мал и никакой пользы из этого не смогу извлечь. Я отказывался в это верить.
– Лучше бы ты нормально учился, а то вылетишь из школы при любом удобном случае, – кричал дядя и со злости бил кулаком по столу. Я не помню, когда видел его таким. – Заканчивай свои фокусы раз и навсегда! – от услышанных слов весь прекрасный мир рухнул перед моими глазами, но такое решение было весьма в его духе. Мое сердце сжалось, в душе не было ничего, кроме обиды. У меня никого не осталось – родителей нет, а Уолтер стал чужим для меня. Теперь я остался один. Совершенно один.
Я не хотел никого видеть, хотелось побыть одному. Быстро одевшись, я выскочил на улицу. Зима – необыкновенное время года. Светило солнце, его лучи играли на снежных сугробах. Был небольшой мороз, но это не мешало насладиться тихим, зимним днем. Мы живем в небольшом городе под названием Шербрук, штат Квебек, здесь всегда спокойно. Машин практически не было, лишь доносились звонкие голоса ребят, играющих в снежки или в догонялки. Я замкнутый ребенок, поэтому у меня почти нет друзей, только знакомые, но меня это не огорчает. Прогуливаясь по усыпанным снежными «хлопьями» улочкам, я увидел девочку, которая лепила снежную бабу со своими родителями. Дрожь пробежала по моему телу, и вдруг стало так одиноко. Хотелось кричать от злости, но я понимал, что меня никто не услышит. Я засунул руки в карманы и продолжил идти, как мне казалось, по дороге, у которой нет конца. Потихоньку тяжелые облака стали закрывать солнце, и настроение как ветром унесло. Пройдя несколько шагов вперед, начался снег. Я тут же остановился и посмотрел наверх – это было волшебно.
Начало темнеть и я решил, что пора бы вернуться домой. Быстрым шагом я дошел до дома и на пороге увидел какие–то разбросанные вещи. Приблизившись, я увидел, что это мой инвентарь. Монеты, карты, различные веревочки и коробочки. Карты были разорваны на мелкие кусочки. Я стоял на месте, будто в ступоре. Ожидал чего угодно, но портить то, что является моей собственностью, было просто непостижимо. Через несколько секунд из дома стремительно вышел мой дядя. Его глаза были полны строгости и, как ему казалось, справедливости. Уолтер просто уставился на меня и не говорил ни слова, но тишина сильно давила на него и он выпалил:
– Я не хочу, чтобы это было в моем доме! – сквозь зубы произнес дядя, показывая пальцем на мои принадлежности.
– Почему ты так поступаешь? Это же тоже увлечение, как ни как! Ты не имеешь права! – кричал я.
– Меня это не интересует! Фокусам не место здесь.
– Объясни мне, почему ты против этого? Назови причину!
– Ты действительно хочешь это знать? Твои родители были такие, как ты – занимались фокусами. Они ничего не видели кроме этого "развлечения". Даже выступали перед публикой. За несколько дней до выступления, они придумали новый трюк. Я был против, говорил им, что у них ушло мало времени на его подготовку. Они меня не послушали, лишь посмеялись надо мной.
Он замолчал и опустил глаза. Я видел, как Уолтер сжал кулаки, и сквозь кожу были видны белые костяшки. Когда дядя посмотрел на меня снова, его губы дрожали, но он продолжил.
– И вот настал день их выступления. Все шло хорошо. До того номера... Фокус не удался, Каролина погибла. Спустя полгода, твой отец, Джек, попал в аварию. Я не хочу, чтобы это случилось с тобой… – в его голосе чувствовалось сожаление. Я впервые за 11 лет услышал имена своих родителей.
Мне было так больно, как никогда. Я не верил, в его слова. Он все это выдумал, для того чтобы я не занимался любимым делом. Этого не может быть! Но если это правда, почему он не рассказал мне раньше? Я не хотел больше знать его и иметь с ним что–то общее. Я замер, душа разрывалась на части, и только был слышен скрежет моих зубов. Не контролируя свои эмоции, я произнес:
– Это не правда! Ты врешь! Ты просто хочешь, чтобы я бросил фокусы, используя смерть моих родителей! Как ты можешь! Ненавижу тебя! Слышишь? НЕНАВИ…, – не успев сказать слово до конца, я ощутил сильный удар. От резкой и неожиданной пощечины, я немного отшатнулся назад. Он никогда не поднимал на меня руку. Никогда. Это было последней каплей, больше я не мог терпеть.
– Ты меня больше не увидишь, – монотонным голосом сказал я и стал как можно быстрее уходить от этого проклятого дома.
Уходя, я думал, что Уолтер не даст мне уйти. Схватит за руку или еще что–нибудь в этом роде. Но когда я решил оглянуться, то он просто стоял и смотрел мне в след, не делая никаких движений в мою сторону. Теперь я хочу доказать, ему в первую очередь, что не откажусь от своей мечты!
Глава 2
Не переставая шел снег. Я не знал куда идти, поэтому просто бродил по улицам. Сегодня людей на улице было больше, чем обычно. Все торопились по домам, к своим семьям, а мне некуда податься. Я представлял, как дети сидят со своими родителями, смотрят очередной семейный фильм и что–то горячо обсуждают. Резко подул ветер, отчего мне стало намного холодней. На миг я остановился, понимая, что совершенно не слежу за временем. Уже через две недели наступит Рождество.
Я обожаю этот праздник, он кажется мне таким волшебным и незабываемым. Все дома украшены в различную красочную мишуру. К крыше обычно крепят огоньки, которые светятся всевозможными цветами. Многие семьи рядом с домом ставят статуи, например, оленей или Санты с его верными эльфами. На нашей улице много жилых домов, и у их жителей есть конкурс на самый лучший дом к Рождеству. Это является веселым времяпрепровождением, и возможностью проявить себя в ловкости и изобретательности. Мое самое любимое занятие – это украшение елки. Каждый год Уолтер покупал шарики определенного цвета, это была одна из наших традиций. В этом году мы должны были купить шарики фиолетового цвета. Одна часть меня хотела вернуться и отпраздновать Рождество там, где меня ждут. А вторая половина лишь задавалась вопросом «Ждут ли там тебя?»
Я попытался отвлечься от этих мыслей. Идя уже довольно продолжительное время, мне захотелось присесть где–нибудь. Вдалеке я заметил скамейку и прямиком направился к ней. Сев, я стал смотреть по сторонам. Видел людей с множеством пакетов и подарков, которые стремятся быстрее добраться до дома. Улица, на которой я сидел, была полностью освещена разноцветными огоньками и вывесками магазинов. Недалеко от лавки с игрушками стояла огромная елка, высотой с двухэтажный дом окутанная в золотистые гирлянды с ярко красными шариками и огоньками. Под елкой лежали ненастоящие подарки, они лишь придавали красоту общей картине. Снег прекратился и ветер ослаб. Что делать дальше я не знал, но и спать на заснеженной скамейке мне не хотелось. Поджав ноги к себе, я обнял их двумя руками, чтобы хоть как–то согреться в зимнюю пору.
Спустя какое–то время, возле себя я увидел женщину пожилого возраста. Слегка подняв на нее взгляд, я смог рассмотреть ее – низенького роста в черном пальто и с синими варежками. Немного подвинувшись в сторону, я уступил ей место на скамейке.
– Сиди, сиди, я не такая старая постою, – сказала женщина и улыбнулась. Ее глаза были наполнены добротой и спокойствием. Она показалась мне такой милой. И голос у нее был довольно таки приятный.
– А почему ты сидишь здесь один в столь позднее время? – неожиданно спросила она. Я лишь шмыгнул носом в ответ. Я не хотел рассказывать о своих проблемах, может у нее и своих предостаточно. Вдруг она села рядом со мной и взяла мою руку. От этого прикосновения я еле заметно пошатнулся. – Расскажи, что случилось.
Немного погодя, я поведал ей все, что произошло со мной за этот день. Старушка внимательно меня слушала и изредка хмурила свой лоб. Рассказывая, свою историю, я размахивал руками и старался передать все до самых мелких подробностей.
– Вот так я оказался здесь вместе с Вами, – на последнем вздохе произнес я.
Женщина молчала. Я понимал, что может ей трудно в это поверить или же она не может найти нужных слов, чтобы выразить сожаление. Рассказав ей, мне стало легче, держать это в себе длительное время я бы не смог.
– Мне жаль… – это единственное, что я услышал, но этого было достаточно.
– Только… – я уже хотел начать говорить, как в нужный момент прикусил губу.
– «Только» что?
Приближалась ночь и с каждой минутой становилось все холоднее. Мои руки дрожали от холода и одежда уже совсем не согревала. Я не хотел говорить ей, что мне негде переночевать, не хотел давить на жалость. Но другого выхода у меня просто не было.
– Мне некуда идти.
– Как некуда? Я тебя здесь не оставлю одного на холоде. Можешь звать меня тетушка Маргарет, – произнесла она с улыбкой на лице.
– А я Джефферсон.
– Я буду звать тебя Джеф, – подмигнув, сказала женщина.
Мы привстали со скамейки и направились к дому тетушки Маргарет.
Глава 3
Шли мы недолго. На улице было прохладно, дул слабый ветерок. Дом тетушки Маргарет был всего в квартале ходьбы, на Сен–Луи. Всю дорогу я молчал, смотря себе под ноги. Разговаривать не хотелось, а старушка наоборот рассказывала мне различные истории, которые с ней приключились. Ее голос был мягкий и приятный, слушать одно удовольствие.
Прошло около пятнадцати минут, и мы оказались возле ее дома. Особой роскошью здание не отличалось. Мне почему–то вспомнился пряничный домик из сказки "Ганзель и Гретель". Только жила там добродушная старушка, а не злобная ведьма. Крышу украшал толстый слой снега. Дорожка, ведущая к домику, была тоже усыпана снегом, а из трубы валил дым.
Зайдя внутрь, в глаза мне бросился камин, из оранжевого кирпича, и расположенные возле него кресла. В доме пахло корицей и мандаринами, что придавало еще больший уют. Снимая куртку, я не мог оторвать взгляд от елки, стоящей в углу комнаты. Она была красивого зеленого оттенка пушистая, но совершенно не украшенная. Даже звезды на макушке не было. Я повернулся к старушке и уже был готов спросить, где шарики, гирлянды и другие украшения, как заметил в ее руках коробку с надписью "игрушки".
– Я купила елку пару дней назад, но забыла ее украсить. Не хочешь мне помочь, Джеф? – в голосе прозвучали нотки радости.
– Конечно хочу! – воскликнул я, и взял из рук тетушки коробку.
Пройдя в комнату, я увидел на ковре маленький рыжий комок шерсти. Когда я прошел чуть дальше, одна из половиц заскрипела, и рыжий комок подскочил и навострил уши. Глаза – бусинки смотрели на меня в упор.
– Это Саймон, думаю, вы подружитесь, – произнесла женщина, улыбнувшись, и в уголках глаз появились весьма заметные морщинки.
Присев на корточки, я протянул руку к животному. Саймон аккуратно и настороженно стал подходить ко мне. Этот котенок был невероятно привлекательным. Его рыжая шерсть в освещенной комнате отливала золотым окрасом. А на груди виднелось белое пятнышко в виде сердца. Несколько минут он просто стоял рядом, а потом начал ласкаться и бодаться. Я залился пронзительным смехом, после чего кот грациозно прыгнул на подоконник и уставился в окно, где горели фонари, и шел небольшой снег.
Тут я почуял запах какао, который привел меня на кухню. На столе стояла большая тарелка с печеньем, в котором были кусочки шоколада.
– Ты же любишь шоколад, как остальные дети?
– А кто его не любит? – ответил я вопросом на вопрос, протягивая руку к печенью.
– Джеф, а что ты хочешь получить на Рождество? – вновь спросила она, предлагая мне стакан теплого молока.
– Даже не знаю. В Санту я не верю, так что...
– Как?! Тебе он разве не приносил подарки?
– Подарки мне всегда дарил дядя, – тут я немного замялся.
– Чепуха! – возмутилась тетушка, но через секунду продолжила спокойным голосом. – Так ты не ответил на вопрос, касаемый подарка.
В голове у меня всплыли воспоминания о ссоре с Уолтером. Момент, когда он безжалостно рвал и втоптал в грязь весь мой реквизит. Без этих принадлежностей я никакой не фокусник.
– Мне бы хотелось получить на Рождество инвентарь для фокусов, – произнес я почти еле слышно.
– Только 11 лет, а уже фокусник! – изумленно сказала Маргарет и одним движением руки взлохматила мне волосы.
– Смотрите, что я умею! Вам понравится! – произнес я, резко вскочив на ноги.
Подойдя ближе к старушке, я наклонился к ней. Ухмыльнувшись, я протянул свою руку за ее темные волосы, собранные в пучок. Через мгновение секунды я достал монету, которая блестела, как новенькая. Тетя Маргарет засмеялась.
– А ты и впрямь волшебник.
– Я много фокусов знаю, вот только никому не нравится, что я их показываю. Все смеются и говорят, что меня ждет такая же участь, как и моих родителей.
– Я вот, что тебе скажу. У тебя талант! А те, кто над тобой смеются, просто завидуют, что не могут этого делать. Никого не слушай, иди за своей мечтой. Ты меня понял? – она смотрела мне прямо в глаза. Взяв мою руку в свою, Маргарет продолжила: «Еще одно – с этого дня, нет, с этой секунды я хочу видеть только улыбку на твоем лице. Отпусти свое прошлое, как бы больно тебе не было. Начни жизнь с чистого листа, я всегда буду тебя поддерживать, вот что бы это не стало. Все потому, что я в тебя верю».
От ее слов у меня появились мурашки по всему телу. На глазах выступили слезы, слезы радости. Крепко ее обняв, я еле слышно шепнул "Спасибо".
Глава 4
Утром я проснулся от щекотания в носу. Открыв глаза, я понял, что на моем лице лежит мохнатый хвост Саймона. Наверное, он спал со мной всю ночь. Его мурлыкание под ухом придавало спокойствие и уют. Немного погодя, я встал с кровати и посмотрел в окно. На улице светило солнце, играя своими лучами на громоздких сугробах снега. Позднее я увидел девочку, которая лепила снеговика, и мне тоже захотелось выйти на улицу. Спускаясь со второго этажа, услышал грохот посуды и крики тетушки Маргарет.
– А ну брысь, рыжая бестия!
Видимо Саймон опередил меня. Когда я зашел на кухню, кот пулей вылетел оттуда.
– Доброе утро, Джеф. Что–то ты рано проснулся, я тебя разбудила? – спросила старушка, держа в руках тарелку с блинчиками.
– Нет, Саймон решил порезвиться. А Вы давно встали?
– Прошу, называй меня на "ты", а то я себя совсем старой чувствую, – сказала женщина и подмигнула мне. – Будешь блинчики?
– Конечно, а варенье есть?
– Да, а тебе какое: клубничное или малиновое? – спросила Маргарет.
– Малиновое, – произнес я, облизывая губы.
– Хороший выбор.
Быстро позавтракав, я вышел из–за стола и уже собирался идти на улицу, как подумал, что, наверное, стоит спросить разрешения.
– Я пойду на улицу, познакомлюсь, может с кем–нибудь из местных ребят.
– Конечно, иди. Удачного дня! – сказала тетя и помахала мне рукой.
Выйдя на улицу, я вздохнул полной грудью и посмотрел по сторонам. Несмотря на то, что стояла зима, было довольно тепло и солнце радовало своим присутствием. Еще больше радовала мысль о том, что через пару дней будет Рождество. Все последние дни, особенно сегодня, настроение было на высоте. Я стал осматривать улицу, в поисках той самой девочки. Не прошло и пары минут, как я заметил ее. Она все еще продолжала лепить снеговика. Я видел ее со спины. У девочки было бежевое пальто до колен, перевязанное поясом. Но особое внимание приковали волосы, необычайно красивого цвета темного шоколада. Так как у меня почти не было друзей, я был очень стеснительным и, в особенности, не знал, как знакомиться с девочками. Я сжал все свои силы в кулак и направился к ней.
– Привет, – с неуверенностью в голосе, произнес я.
– Ой! – вскрикнула девочка. – Я тебя не заметила. Привет.
– У тебя красивый снеговик получается, – это было единственным, что я мог выдавить из себя.
– Спасибо. Кстати, я Лили, а тебя как зовут?
– Я...Джефферсон, Джеф, – замешкавшись, я поднял на нее свой взгляд. Ее глаза были цвета неба. Всматривался в них так долго, что Лили начала смеяться.
– Что? – смущенно произнес я.
– Ты такой смешной! Ты единственный мальчик, который обратил на меня внимание, – сказала Лили, еле заметно улыбнувшись.
– Почему? – я задал вопрос, позже осознав, что он был неуместен.
Она отложила снежный шарик в сторону и устремила на меня свой взгляд. Но спустя минуту ответ сам повис в воздухе. Мне знакома эта ситуация. Не хотелось ее затрагивать, мне показалось, что нужно перевести тему.
– А ты ведь не местный? Я тебя здесь никогда не видела, – неожиданно спросила Лили, я тут же отпрянул от своих мыслей.
– Да, я не так давно здесь.
– А где ты живешь?
– У тетушки Маргарет, – я повернулся и указал на ее дом.
– Я знаю ее, она просто замечательная! Я любила сидеть у нее в гостях и слушать разные истории.
Мне очень понравилось проводить с Лили время, она напоминала меня. Мы довольно схожи характерами, будто смотришь в свое отражение. Я был счастлив, что нашел родственную душу. Надеюсь, что в скором времени она станет моим другом. Мне это необходимо. Сразу вспомнились слова Уолтера «Без друзей выжить в этом мире очень сложно».
Спустя некоторое время, мы слепили еще одного забавного снеговика, только вместо морковки, у нас под рукой оказалась лишь старая засохшая шишка. Часы шли не заметно. Мы играли в снежки, катались со снежной горы. Я получил массу удовольствия, так как раньше мне не доводилось играть с кем–нибудь из ребят. Частенько я наблюдал за Лили, мое внимание привлекал ее смех. Мне казалось, что она самый жизнерадостный человек в мире.
– Попробуй, догони! – кричала мне Лили, и, прибавив скорость, угодила прямо в сугроб.
– Осторожно! – вскрикнул я, но было уже поздно. Не сдержавшись, я залился смехом.
Подойдя ближе к ней, я взял ее за руку, чтобы поднять, но Лили силой завалила меня в сугроб. Мы оба начали смеяться, закидывая друг друга снегом. День уже подходил к концу, и я спросил:
– А где ты живешь?
– Видишь дом с синей крышей?
– Да.
– Вон там, – произнесла Лили, отряхивая себя от снега.
– Давай я тебя провожу, – настаивал я, она лишь кивнула.
Мы шли по освещенной фонарями улице и болтали абсолютно обо всем. Когда мы оказались у ее дома, все небо заполнили тучи, не было видно даже просвета.
– Спасибо, что проводил, – сказала Лили и легонько поцеловала меня в щеку. На секунду я подумал, что залился краской от смущения. Наши глаза пересеклись и я улыбнулся.
– До встречи, – ответил я.
Лили лишь помахала мне рукой, поднимаясь по ступенькам к своему дому.
Подойдя к дому, я заметил, что лишь в одном окне был включен свет. Оказавшись около двери, услышал голоса, но не смог их различить. Когда я открыл входную дверь и зашел внутрь, голоса сразу же стихли. Краем глаза было видно, что в камине разожгли костер, и паленья издавали треск. Рядом с камином на коврике грелся Саймон, махая своим хвостом в разные стороны, но через мгновение кот увидел меня, потянулся и побежал прямиком в мою сторону. Он стал тереться об ноги своей мягкой шерстью. Будто не заметив этого, я прошел в гостиную и снова наступил на эту скрипучую половицу, на звук которой повернулись все, кто находился в этой комнате. Я застыл на месте, кровь прилила к щекам. Не произнеся ни звука, я лишь уставился ему в глаза. В глаза Уолтеру.
– Привет, Джеф, – сухо произнес дядя.
Мне показалось, что ни один мускул не дрогнул у него на лице, когда он увидел меня. Его серо–зеленые глаза стали еще темнее, и морщины на лбу проявлялись отчетливее.
– Раз ты не хочешь со мной разговаривать, я просто продолжу. Я хочу, чтобы ты вернулся.
– А я нет.
По выражению лица Уолтера было понятно, что он не ожидал такого ответа. Он перевел взгляд на тетю Маргарет и прокашлялся. Я все еще стоял посередине гостиной, смотря то на дядю, то на Маргарет. Только начало все налаживаться, я уже даже стал забывать про свою обиду, как он объявился.
– Знаю, что подло поступил по отношению к тебе, но и ты меня тоже пойми. Я хотел защитить тебя, чтобы у тебя были нормальные увлечения, как у других детей. Футбол, хоккей…
– Я не такой как все, не хочу таким быть. Я останусь здесь! – говорил я и не хотел идти на уступки.
–– Да как ты не понимаешь! Твои фокусы ничему тебя не научат. Думаешь, мне мало того, что я потерял свою сестру из–за твоего отца–фокусника?! Это его вина, если бы не Джек…
– Не он один здесь виноват, это могли быть поломки в самом реквизите, который они использовали.
– Опытный фокусник должен тщательно проверять свой инвентарь, – процедил сквозь зубы Уолтер.
– Я никуда не пойду! Только не с тобой.
– Не будь обузой для пожилой женщины. С другой стороны не нам решать, – произнес дядя, переводя свой взгляд на Маргарет.
Я знал, что она не будет против, если я останусь у нее. Ей это будет только в радость. Повернувшись к ней, я увидел, как она мне улыбнулась и тихонько кивнула головой. Знак согласия. Женщина поставила кружку с чаем на кофейный столик и встала с кресла. Уолтер тоже поднялся. Подойдя ко мне, тетушка Маргарет приобняла меня и произнесла:
– Если он хочет, то пусть остается.
– Дело ваше. Попрошу лишь об одном – позаботьтесь о нем, лишь бы не наделал глупостей, – на последнем вздохе произнес Уолтер, почесывая трехдневную щетину.
Дядя холодно похлопал меня по плечу и удалился. Я устремил свой взгляд в пол и не поднял взгляд, пока Уолтер не ушел.
Смотря, как он уходит в свете фонарей, я не мог объяснить свои чувства – смешанные и непонятные. Не мог осознать, что я действительно сейчас ощущаю, но я был благодарен ему за то, что он разрешил мне остаться.
Глава 5
Рождество – самый светлый праздник, который я знаю. Конечно сразу после Дня Рождения. В этот день все дети на свете по–настоящему верят в чудеса и ведут себя соответствующе, чтобы получить подарки. В ночь Рождества каждый ребенок хочет хоть раз увидеть Санту и его верных оленей, во главе с Рудольфом, мчащихся в лунном свете.
Сегодня я решил остаться дома и помочь тетушке в приготовлении праздничных блюд. Кухня была наполнена различными ароматами: то это был жареный цыпленок, то яблочный пирог с корицей. Я не мог понять, как ей удается готовить несколько блюд одновременно. Моя помощь тоже присутствовала, но, видимо, и без меня она бы с легкостью справилась.
– Подай соль, пожалуйста! – прокричала Маргарет, сквозь шум включенной вытяжки.
В ногах крутился Саймон, в надежде, что и ему перепадет лакомый кусочек цыпленка. Но после безрезультатных попыток, он просто сел на пол и стал громко мяукать.
– Твои красивые глаза не оставят равнодушным любого человека, – произнесла тетушка и протянула ему один ломтик.
Через долю секунды Саймон уже пропал из поля зрения, лишь хвост едва был заметен при выходе из помещения.
Наша кухня была похожа на кухню какого–нибудь элитного ресторана, где повара готовят блюда для шведского стола. В кастрюлях кипела вода, на сковороде шипело масло, а в духовке поднималось тесто для пирожков.
Настроение у меня было хорошее, поэтому я решил показать несколько фокусов тетушке Маргарет. Достав ткань из кармана, я растянул ее по всей длине, на что женщина вопросительно вскинула бровь. Немного погодя, я отпустил один конец ткани, и, будто по волшебству, у меня в руках оказалась длинная белая свеча. На лице тетушки читалось удивление с долей смешения.
– Или ты хотела другой цвет? – спросил я, отложив первую свечу в сторону. Сделав все те же движения с тканью, в руках я держал уже свечу оранжевого цвета.
– Как тебе это удается? – воскликнула тетушка, осматривая ткань с разных сторон в поисках разгадки.
Я расплылся в улыбке. Моя первая «публика».
– На то я и фокусник!
После полудня мы решили немного отдохнуть. В камине горели остатки поленьев, по телевизору показывали какое–то кулинарное шоу, а Саймон устроился рядом со мной, время от времени перекатывался с одного бока на другой, и довольно мурлыкал. Тетушка была увлечена чтением очередной книги, то и дело поправляя очки, которые постоянное слезали с переносицы. Несмотря на фоновый звук телепередачи, в комнате повисла тишина, которая очень на меня давила.
– Как тебе Лили? – резко и неожиданно спросила тетя.
– Что? – я повернул голову в ее сторону.
– Лили. Я видела, как вы гуляли вчера весь день. Ты был такой…
– Счастливый, – закончил я.
Маргарет кивнула.
– Да, она очень милая. С ней довольно весело проводить время. Что странно – Лили не похожа на остальных девочек, которых я знал.
– И чем же она от них отличается? – поинтересовалась тетушка, снимая очки и складывая их в футляр.
– Не знаю, она просто другая.
Когда речь зашла о Лили, я подумал, что должен подарить ей что–то на Рождество. Мне хотелось ее порадовать, но времени осталось совсем ничего, и где достать подарок я не знал. Да и что дарить, толком не определился.
– Джеф, – я повернулся, устремив свой взгляд на женщину. – О чем ты задумался?
– Я? – это звучало глупо, учитывая, что кроме нас здесь никого не было. – Я думаю о рождественском подарке для Лили, но не знаю что это может быть.
Тетушка прищурила глаза, все больше проявляя морщины, и подняла указательный палец в качестве идеи.
– У меня есть кое–что. Подожди здесь.
Я лишь проводил ее взглядом. Саймон резко спрыгнул с дивана и помчался следом за Маргарет. Было слышно шуршание пакетов и скрип открывающихся ящиков.
В камине уже догорали угли, поэтому я решил подкинуть еще несколько поленьев в огонь. Женщина бормотала что–то себе под нос, но слов было не разобрать. Как только я сел на диван, в дверях показалась тетушка с маленькой коробочкой в руках.
– Вот! – произнесла на выдохе Маргарет и протянула ее мне.
Она была обернута в довольно мягкий синий бархат. На коробочке был небольшой слой пыли, это говорило о том, что ее уже давно никто не открывал. Я медленно приподнял крышку, словно боясь сломать то, что находилось внутри нее. Несмотря на то, что я не был любителем таких вещей, я не мог оторвать взгляд от этой красоты. Кулон с камнем бирюзы.
– Это подарок моего мужа на нашу первую годовщину.
Только сейчас меня осенило, что за все пребывание здесь, я еще ни разу не видел мужа Маргарет. Я поднял на нее глаза, но тетушка только отвела взор. Спрашивать о супруге было неуместно, судя по всему. Наверное, она не хотела ворошить прошлое.
– Он умер, – женщина посмотрела на ожерелье. – От рака. Врачи не успели его спасти. Патрик был хорошим человеком.
По ее щекам стекали слезы. Я взял Маргарет за руку. Это получилось не очень уверенно.
– Мне жаль, – я понимал, что от этих слов легче не станет, но и промолчать я не мог.
– Человека не нужно жалеть, лучше просто поддержи его в трудный период, – отозвалась тетушка, и ее уголки рта едва приподнялись.
Повисла тишина. Я уставился на украшение, понимая, что не могу его взять. Эта вещь важна для тетушки.
– Оно будет изумительно сочетаться с цветом Лилиных глаз, – она указала на коробочку.
– Я не могу его взять. Это память для тебя.
– Прошу, не обижай меня. Возьми этот кулон, это будет много для меня значить.
Я не стал отвечать, мысленно я согласился.
– Спасибо! – поцеловав тетушку в щеку, я закрыл коробочку.
Оставалось всего несколько часов до Рождества. В доме было шумно. Маргарет пригласила к себе домой подруг и соседей. В какой–то момент стало даже неуютно от такого большого количества гостей. Смех, постоянные разговоры были слышны повсеместно.
Я сидел на подлокотнике дивана, любуясь видом из окна. Улицу освещали фонари и люди стали потихоньку выходить из своих домов с зажженными бенгальскими огнями в руках. На лицах сияли улыбки и я, как по щелчку пальцев, улыбнулся. В руках у меня было пени, я крутил его в разные стороны, лишь бы занять себя чем–нибудь. Монета в ладони то пропадала, то, снова по мгновению волшебной палочки, появлялась.
В дверь позвонили. Я не обратил на это особого внимания, наверное, пришли остальные гости тетушки Маргарет. Но спустя пару секунд, я осознал, что слышу знакомый голос. Лили! Я тут же вскочил с дивана, чуть не наступив на Саймона, и помчался прямиком в прихожую.
Рука на автомате проверила, на месте ли коробочка с украшением. Да, все в порядке.
– Привет!
– Привет! Как у вас здесь шумно и много народу! – произнесла Лили, снимая шапку и варежки.
– Да. Слушай, может пойдем на улицу? А то в окружении этих пожилых дам я сойду с ума, – произнес я, надевая куртку и беря упаковку бенгальских огней с кофейного столика.
– Хорошо, – бросая взгляд на гостей, она кивнула.
Когда мы вышли из дома, людей на улице было ничуть не меньше. Все друг другу улыбались, поздравляли с праздником.
– Веселого Рождества! – сказал пожилой мужчина, поправляя свой шарф.
– С Рождеством, – ответил я.
Я люблю этот день. Такое ощущение, что все люди на планете становятся ближе и роднее по отношению друг к другу. Знаешь ты этого человека или нет – это не важно. Стоит сказать что–то приятное и тебе говорят добрые слова в ответ, не в зависимости от того, взрослый ты или ребенок.
Вдалеке мы увидели ненастоящего Санту с мешком подарков за спиной. Он ходил по улице и раздавал маленьким детям рождественский носок с конфетами внутри.
– Хо, хо, хо, Веселого Рождества! – пропел «Санта», похлопав нас с Лили по плечу.
Лили, пританцовывая, махала бенгальским огнем в разные стороны так быстро, что если присмотреться, то можно было разглядеть фигуры и непонятные закорючки. Через некоторое время, вокруг нее собралось множество детей, которые с большим интересом наблюдали, за тем, что она делала, и хлопали в ладоши от радости. Я решил к ней присоединиться. У нас получилось что–то вроде «огненного шоу».
– У меня для тебя подарок, – произнес я, когда наше представление закончилось.
– Для меня?
– Да, смотри! – я быстро отвернулся и положил кулон в руку и сжал его в кулаке. Сделав некоторые махинации, я повернулся и раскрыл руки.
– Но у тебя ничего нет, – в недоумении, она уставилась на меня.
– Поверь мне, – я снова сжал кулаки. – Если ты веришь в чудеса, то просто дунь.
Лили усмехнулась и легонько дунула в сжатые кулаки. Я раскрыл их, и там лежал кулон.
– Ты,…но как? Ты фокусник! Нет. Ты волшебник! – воскликнула она, не веря своим глазам.
– С Рождеством!
– Спасибо! – наступила небольшая пауза. – Но у меня нет ничего для тебя.
– Мне достаточно твоей улыбки.
На щеках Лили появился весьма заметный румянец. Она опустила взгляд вниз и расплылась в улыбке. После чего, совсем неожиданно, крепко меня обняла. На долю секунды мне показалось, что она расплакалась.
Часть вторая
Felix, qui quod amat, defendere fortiter audet.
Счастлив тот, кто смело берет под свою защиту то, что любит.
Глава 6
Прошло шесть лет. Многое изменилось за это время. У меня теперь появилось больше возможностей для достижения своей мечты. Я чувствую, будто с каждым днем приближаюсь к ней все ближе и ближе. Мозг начинает усердно работать, что ощущаешь прилив адреналина в крови. Нужно еще. Нужно больше навыков, хитрости и креатива!
Я перестал бояться мнения окружающих. Если ты не будешь о себе говорить, то ты станешь лишь пустым, забытым всеми местом. Мне хочется дарить людям улыбки, удивление и может в каких–то случаях переживание, даже страх. Я люблю наблюдать за людьми, их реакцией.
Сперва я решил показывать фокусы пожилым людям прямо на улице, просто для поднятия настроения. Они не так сильно концентрируют свое внимание на мелочах, которые могут выдать трюк и обычно смотрят шоу в целом. Это же можно сказать и про маленьких детей. Их улыбки, возгласы и хлопанье в ладоши заставляют совершенствоваться и придумывать новые махинации. Фокусник никогда не показывает свои трюки дважды. При повторе люди начинают пристально вглядываться в каждое твое движение и чаще всего, если ты конечно не профессионал, они замечают ошибку. Оплошность – это удар, такого не должно случаться!
Несмотря на продвижение моей цели, в жизни ничего особо не изменилось. Я по–прежнему жил с тетушкой и рыжим котом Саймоном, у которого появилась причуда будить меня как можно раньше для получения долгожданного завтрака. С Уолтером мы почти не виделись, лишь пару раз пересеклись на главной площади города. Зато он писал мне письма, хотя сам говорил, что ненавидел это делать. В них не было чего–то особенного, дядя рассказывал, как он живет, писал, что у него все в порядке. Но я все равно переживал за него. Изредка, когда я проходил мимо его дома, у меня было желание позвонить в дверь и просто дружелюбно спросить – как он. Мне хотелось от него лично услышать, что все хорошо. За все время, что я жил с Уолтером, я заметил одну его черту, которая не давала мне покоя. Он любил врать, но лгал лишь для того, чтобы никто за него не переживал, не жалел и не названивал вечерами с бессмысленными, как ему казалось, разговорами. Я все–таки твердо решил навестить его в ближайшие дни – не хочу вычеркивать его из своей жизни. Я обязан ему многим и должен поблагодарить его.
Со дня нашей первой встречи, Рождества пять лет назад, Лили до сих пор носила тот кулон, не снимая. А он и вправду отлично сочетался с цветом ее глаз, как и говорила тетушка Маргарет. Мы очень часто проводили время вместе. То это был поход в кино, то прогулки в центральном парке и еще множество разных занятий.
– Расскажи, как ты это делаешь? – спросила Лили, нажимая кнопку паузы на пульте.
Это был обычный субботний вечер. Мы сидели на откидном диване в доме у девушки, смотрели фильм–катастрофу и ели мексиканскую пиццу. От услышанных слов я напрягся, такого рода вопрос был совершенно не ожидаем. Я не знал, что ей ответить, поэтому решил просто лишнюю секунду промолчать.
– Делаю что? – вопросом на вопрос ответил я.
– Не строй из себя глухого, тебе не подходит. Ты прекрасно знаешь, о чем я, – Лили залилась смехом и несильно толкнула меня плечом.
– Слушай, как считаешь, стоит ли Саймона кастрировать? – пытаясь сделать деловой вид, я приподнял одну бровь.
– Если ты не хочешь говорить, так бы и сказал! – пробубнила себе под нос девушка и уткнулась в подушку.
Я не думал, что ее это так сильно заденет. Хотя по любопытному характеру Лили, несложно было предугадать такую реакцию. Каждый раз, пытаясь поймать ее взгляд, она демонстративно отворачивалась.
– Знаешь какое первое правило для нас, фокусников? – сквозь тишину произнес я.
Молчание.
– Хранить разгадку трюка до самой смерти.
Лили лишь фыркнула в ответ, после чего повернулась, и наши глаза встретились.
– Мы знакомы с тобой шесть полных лет, я столько видела твоих различных фокусов. Почему ты не можешь рассказать хоть один секрет? Я сохраню его, обещаю, – сказала она, положив руку на сердце, как это делают бойскауты, когда произносят клятву.
– Ну хорошо, – тяжело вздохнув, я кивнул.
Я порылся в одном из карманов своей куртки и вытащил оставшиеся деньги и колоду карт, теперь она у меня всегда с собой. Я ни как не мог сообразить какие фокусы ей показать, но после недолгих раздумий, я пришел к решению.
Для женского пола любые фокусы являются неким чудом. По своей натуре я очень внимателен к мелочам и жестам людей. Показывая трюки девушкам, замечаю, что они очень хотят понять, как это происходит, вечно прищуривают глаза, вглядываются. Когда фокус подходит к завершающему действию, они так удивляются, что прикрывают рот обеими руками, при этом говоря: «Этого не может быть!», «Нет, нет!» и так далее. Лично у меня такая реакция вызывает только смех. Уж очень они близко все к сердцу воспринимают.
Первый трюк – монета, проходящая сквозь стол. Она настолько досконально смотрела за каждым моим действием, что я стал чувствовать себя некомфортно. Я повторил фокус дважды, на что Лили лишь пожала плечами, не видя никакой зацепки. Тогда я перешел к самой интересной части – разгадке, после чего Лили засмеялась и махнула рукой.
– Оказывается это так очевидно и просто, – произнесла она. – Можно я попробую?
Я протянул ей монету. После нескольких неудачных попыток и пыхтений со стороны Лили, ей удалось.
– Я смогла? Я смогла! – воскликнула она и бросилась мне на шею с объятьями.
Машинально улыбнувшись, я обнял ее в ответ. Волосы Лили были настолько густыми, что казалось я тону в них. От тела девушки исходил едва заметный аромат геля для душа и очень сладких духов. Спустя несколько секунд, я отстранился от нее и произнес:
– Черт возьми! У меня совершенно вылетела их головы просьба тетушки. Я должен был сходить в аптеку ей за лекарством, она через час закроется. Надеюсь ты не обидишься?
– Конечно нет, это же важно, – ответила Лили и понимающе кивнула головой.
Когда я вышел из ее дома, на улице стоял туман. На удивление было тихо, что совершенно не свойственно этой улице. Во всем городе улица Гран–Мон самое оживленное место. Шум машин, громкая музыка из окон домов и людские разговоры были здесь привычным делом. От такой давящей, мертвой тишины становилось жутковато.
Про себя я пел какую–то латиноамериканскую песню, которую сейчас довольно часто крутили по местному радио. В голове проносились различные мысли, будь то очередной фокус или сегодняшний ужин. До аптеки оставалось десять минут ходьбы, поэтому я решил немного ускориться.
Монотонную тишину прервали шаги и разговоры позади меня, но я даже не стал оборачиваться и придавать этому значения. Но их злорадствующий смех вывел меня из себя, и я резко повернулся к ним лицом.
Передо мной стояли трое парней моего или на год старше возраста. Скорее всего тот, что был по середине, являлся их лидером. У него были ярко рыжие волосы, смазанные каким–то гелем. Одет не совсем опрятно, видимо собирался в спешке, из под синей рубашки неуклюже торчала черная мятая майка.
– Смотрите кто тут у нас, знаменитый уличный фокусник! Как там тебя, Джефри? – спросил рыжеволосый, указывая на меня пальцем, как в музее восковых фигур.
– Джефферсон, – после долгой паузы произнес я.
– Не имеет значения! – огрызнулся он в ответ.
Я продолжал стоять на месте, а мои «собеседники» решили подойти и поближе познакомиться. Вздохнув, я повернулся к ним спиной и пошел в сторону аптеки, как меня одернули.
– Чего ты убегаешь? Даже монетку из моего уха не вытащишь? – залился смехом рыжеволосый, засовывая руки в карманы.
– Прости, но на тебя жалко тратить и монеты и время, – сказал я и даже не повернулся в его сторону.
Тут я почувствовал, как он стоит чуть ли не вплотную за моей спиной и дышит прямо в затылок, а его сердце бешено бьется в груди.
– Ты тут что, самый умный? – шепнул он и, схватив меня за плечо, повернул к себе лицом. Хватка у него была настолько сильная, что я услышал, как хрустнуло плечо. – Думаешь, если ты умеешь доставать кролика из шляпы, то можешь считать себя «пупом земли»?
– Слушай, я не собираюсь показывать трюки таким тупоголовым, как ты! Я не опускаюсь до твоего уровня, уж пойми. Хотя куда тебе, – хлопая здоровяка по плечу, съязвил я.
Через мгновение я почувствовал удар в живот, от которого мои ноги подкосились и я упал на колени. По всему телу пронеслась неистовая боль, было тяжело дышать, мне казалось, что я был готов выплюнуть все свои органы. Я хотел приподняться, но меня пнули ногой в заднюю часть колена, хорошо, что я успел выставить руки вперед и не разбить лицо об асфальт.
– Ой, прости, я сделал тебе больно? – поехидничал парень и, взяв за шкирку, поднял меня с земли. – Знаешь, я никому не даю права со мной так разговаривать, ты жалкое подобие фокусника!
– Это видно, тебе, наверное, вон те собачки еще и ноги облизывают, – произнес я, устремив свой взгляд на двух парней, которые пытались не смотреть в нашу сторону.
Лицо рыжеволосого становилось красным от злости, он отпустил меня, но тут же, через секунду, не размышляя, ударил со всей силы по лицу. От такого удара я еле устоял на ногах, едва не повалившись на землю. Я чувствовал металлический привкус и привкус крови на моем языке. Сплюнув все то, что было во рту, я прислонил руку к лицу и понял, что из носа тоже течет бордовая жидкость.
Я не любил решать дела дракой, мне были больше по душе разговоры, часто приходившие к компромиссу, но это был совершенно иной случай. Такие люди, как он не понимают бесед. Кулаки – вот их язык.
Без промедления я решил ответить, но как только я занес руку, то сразу же схватил второй удар по лицу. На секунду я ощутил, что сломал переносицу. Собрав все силы в кулак я подошел как можно ближе и все таки смог заехать этому громиле по физиономии. Парень сам того не ожидая, пошатнулся и, споткнувшись об тротуарный бордюр повалился на асфальт.
– Смотри, твои щеночки поджали хвосты и даже не могут с места сдвинуться. Какая жалость, – сказал я и, наклонившись, посмотрел ему в глаза и плюнул кровью, снова скопившейся у меня во рту, в его сторону.
Вытерев кровь на руках об джинсы, я пошел прочь. Позади я слышал кряхтения, мое тело произвольно повернулось и последнее, что я увидел перед глазами, был бешеный взгляд рыжеволосого с кирпичом в руках.
Темнота.
В голове звучал шум, но отдаленно были слышны голоса, спорящие между собой. Один из них был мне знаком. Боль взяла вверх над моим телом, я не хотел открывать глаза, потому что боялся. Я не чувствовал ног, казалось что тело не принадлежит мне, лишь душераздирающая боль. Через силу я заставил себя посмотреть на происходящее, но сразу же пожалел об этом. Один глаз, как бы не старался, я не мог даже приоткрыть, а из второго текли слезы от резкого дневного света.
– Какого черта ты его защищаешь? – кричал рыжеволосый, толкая «свою шестерку» в плечо.
– Ты хотел его лишь немного побесить, об избиении речи не было!
– Я же не ребра ему сломал, так подкрасил слегка, – мне хотелось встать и ответить ему, но поднять себя я был не в состоянии.
– И что ты сейчас предлагаешь делать?
– Ну давай вызовем ментов, я сознаюсь и посижу пару тройку суток в обезьяннике, – съязвил парень. – Шон, не будь идиотом.
– Вали отсюда или я действительно вызову полицию, – произнес парень по имени Шон и указал рыжеволосому дорогу.
– Ты еще пожалеешь, что встал на его сторону! – скрепя зубами, сказал парень и пошел прочь.
Я видел, как Шон отряхивает джинсы и что–то бубнит себе под нос. Его глаза были наполнены то ли кипящей злостью, то ли безразличием, это было сложно понять, лежа в горизонтальном положении. Он посмотрел в мою сторону и отчаянно покачал головой.
Спустя секунду, я ощутил пронзающую головную боль. Я приложил руку к болевшему месту, в области виска, и почувствовал липкую, густую субстанция на пальцах. Кровь.
– Да, вид конечно у тебя не из лучших, – пробубнил Шон, осматривая меня с ног до головы.
– Мне бы не помешала помощь, желательно, как можно скорее, – я дружелюбно протянул руку.
Парень, не теряя времени, поднял меня с холодной земли, от чего меня чуть не вывернуло наизнанку. Скривившись от боли, я попытался размять конечности.
– Лучше не делай резких движений, а то можешь еще что–нибудь повредить, – произнес Шон. – Вот, – он указал на подставленное им плечо.
Прислушавшись к его совету, я перебросил руку через шею моего спасителя и почти полностью облокотился на него. Из–за того, что я хромал, не мог думать ни о чем, кроме боли, которая все сильнее и сильнее давила на виски.
– Мне нужно в аптеку за лекарством для кое–кого, – прохрипел я.
– На данный момент это самое важное? – парень вскинул бровь и посмотрел на меня.
Когда я тяжело вздохнул и смирился, мы продолжили идти, обходя аптеку стороной.
Подходя уже к жилым домам, я указал Шону дорогу, по которой можно было добраться быстрее.
– У тебя не останавливается кровотечение, моя майка уже пропиталась кровью.
– Прости…хотя нет! – откашлявшись, фыркнул я.
Не видя лица Шона, но чувствуя шестым глазом, я понял, что он закатил глаза. Когда мы подошли к дому тетушки Маргарет, Шон, что было сил, стал долбить в дверь.
– С боку есть дверной звонок, – сказал я и, протянув руку, нажал на него.
– Спасибо, но я уже постучал.
Услышав негромкие шаги женщины, я закрыл глаза, представляя эмоции тетушки от увиденного, но когда дверь открыли, последовала тишина.
– Боже, Джефферсон! – прокричала Маргарет, спустя секунду и впустила нас в дом.
Глава 7
Зал полон людей, которые с нетерпением ждут финального трюка. Дыхание и пульс посетителей учащаются. По рядам проносятся мелкие перешептывания между собой, но когда работники сцены выносят реквизит, тишина зависает в воздухе. Потихоньку зал погружается в темноту и только сцену освещают яркие огни. Начинает звучать инструментальная музыка. Фокусник и его спутница появляются на помосте.
Одет мужчина строго: черный костюм и красная шелковая бабочка. У него отсутствует плащ, который служит аксессуаром настоящего фокусника, но шляпа при нем. На лице сияет улыбка, но в то же время он сдержан и сосредоточен.
– Леди и джентльмены! Вашему вниманию представляется самый опасный трюк сегодняшнего шоу!
Мужчина подходит к черному ящику, стоящему посреди сцены, и открывает его, тем самым показывая, что он абсолютно пуст и не содержит никаких потайных мест. Затем он еле заметно кивает своей спутнице. Изящно подойдя к мастеру, она кладет свою ладонь в его руку.
– Каролина, прошу, – произносит фокусник и провожает ее в центр сцены. Фокусник приподнимает верхнюю крышку ящика, и женщина грациозно помещается внутрь, и прощально машет рукой зрителям.
Закрыв за ней дверцу ящика, он демонстрирует зрителям острые лезвия. По залу проносятся встревоженные голоса, после чего следуют аплодисменты.
– Сейчас я, на ваших глазах, буду вонзать их в этот сундук! – говорит мужчина и возносит первое лезвие над своей головой.
Он вонзает одно острие за другим в отведенные для них места. Из ящика не доносится ни единого звука. Завороженные люди пристально наблюдают за малейшими движениями фокусника и не отводят глаз. После того, как у него заканчиваются лезвия, он поднимает указательный палей вверх, выжидает минуту–другую и поворачивается к зрителям лицом. Спустя несколько волнительных для зала минут, мужчина начинает вытаскивать кинжалы. Когда он вытягивает первое лезвие, из щели тонкой струей сочится кровь. Не веря своим глазам, трясущимися руками мужчина быстро вынимает все лезвия из ящика. На полу помоста появляется все больше и больше крови, стремительно вытекавшей из щелей.
– Нет, это невозможно! – шепчет он себе под нос и пытается открыть ящик.
Пальцы уже тонули в липкой жидкости, и замок постоянно выскальзывал из рук.
– Нет, нет, нет! – повторяет он снова и снова.
Зрители в зале ерзают на стульях, пытаются рассмотреть, что происходит на сцене. Они кричат, но никто не двигается в места.
Наконец замок сундука поддается и на руки фокусника падает бездыханное тело Каролины. Глаза ее открыты, и лицо изображает смесь боли и ужаса. Мужчина в конвульсиях трясет головой. Он сжимает ее и прислоняет к своей груди. Весь костюм пропитывается кровью и отвратительным запахом. На лице выступают слезы.
– Не оставляй меня! – кричит он на весь зал и его слова тут же отдаются эхом. – Ты не можешь так поступить, не сейчас! НЕТ!!!...
– Нет! – истошно прокричал я, резко поднявшись с кровати.
По лицу скатывались холодные капли пота и, приложив руку к груди, я испытывал бешеное сердцебиение. Пытаясь подавить рвотный рефлекс, я схватился за живот. Я чувствовал, как ломает все тело и особенно болела голова. Взявшись двумя руками за нее, я ощутил толстую марлевую повязку. Когда я посмотрел на руки, то увидел, что на костяшках виднелась запекшаяся кровь, покрытая тонким слоем корочки.
Оглядевшись вокруг, я осознал, что нахожусь дома. К моему удивлению не было слышно голосов, будто я был один, хотя может сильный гул в моей голове заглушал все звуки. Откинув одеяло, я поднял себя с кровати, но тут же схватился за угол комода – бессилие давало о себе знать. Когда я сделал пару глубоких вздохов, то услышал шорох позади себя, но, повернувшись, ничего не увидел.
– Куда–то уходишь? – произнес знакомый голос.
– Черт! – выругавшись, я обернулся и заметил Шона, сидящего в кресле, которое стояло в углу комнаты. Мне оно никогда не нравилось, поэтому я переставил его как можно дальше.
Смотря на парня в упор, готов был поклясться, что в комнате я был один. Я ведь не схожу с ума? Почувствовав сильную усталость, я дал ей фору и сел обратно на кровать.
– Я пробыл здесь всю ночь. Тетушка попросила меня, – он сделал короткую паузу, после чего продолжил. – Ты постоянно кричал во сне, что тебе снилось?
Прищурившись, я подробнее рассмотрел Шона. Под глазами у него виднелись темные круги, одежда помята, а волосы, словно корова ночью лизала. Почесывая затылок, парень скрестил руки на груди в ожидании ответа.
– Какие–то отрывки, у меня сны обычно не запоминаются, – солгал я. Конечно, все было ясно как божий день.
По выражению лица Шона, не сложно было догадаться, что он мне не поверил. Он понял, что это его не касается и оставил попытку узнать, что мне приснилось. Ничего не ответив, он обвел глазами всю комнату и изо всех сил пытался не смотреть мне в глаза. Это явный признак того, что человек нервничает.
– Ты ведь хочешь что–то сказать, не так ли? – поинтересовался я.
– С чего ты взял? Мысли читаешь? – с неким смехом в голосе, сказал Шон, потирая руки об свои брюки.
– Избегать зрительного контакта, вытирать потные ладони об штаны, означает, что человек нервничает и хочет в чем–то признаться.
– И давно ты нанялся в психологи?
– Нет, так читал на досуге, – ответил я и наклонился к нему, тем самым показывая, что жду хоть малейшей реакции.
– Я лишь, эмм… – Шон замешкался и уселся поудобнее в кресле. – Ты прости моего брата, Люка. Он не привык, что чье–то имя на слуху гораздо чаще, чем его собственное.
– Это был твой брат?! – вспылил я.
– Да, знаю, я не хотел… – парень не успел договорить, как я ударил его от резко накипевшей злости.
Через секунду сознание пришло в норму и, я осознал, что сделал. Запустив свои руки в волосы и поджав губы, я виновато выдохнул.
– Весьма неожиданно, – прошептал Шон, закидывая голову к верху. – Знаешь, можешь ударить еще раз, если тебе от этого станет легче.
У меня не укладывалось в голове, как Шон мог оставаться таким оптимистом. Даже в тех случаях, когда его бьют в лицо. Я чувствовал себя отвратительно, он мне оказал помощь, не бросил там истекать кровью, а я его даже не поблагодарил. Я ужасен.
– Не бери в голову, ты это сделал несознательно, просто выброс адреналина, – он видел, как я неуютно себя чувствовал, будто места себе не находил.
– Спасибо, что помог, – произнес я и протянул ему руку, в знак дружбы. Он ответил на рукопожатие, правда, не так сильно, зная, что я еще слаб.
Спускаясь по лестнице, мы слышали, как из кухни доносилось очень тихое пение тетушки Маргарет. Песня была на неизвестном языке, но звучала необычайно красиво. Прихрамывая на одну ногу, я дошел до кухонного прохода, и мы более внимательно прислушались к пению женщины. Вскоре мы догадались, что звучала она на французском языке.
–Вы очень красиво поете! – сквозь звонкие нотки мелодии подметил Шон.
Тетушка обернулась на его слова и, в знак смущения, махнула рукой. После чего Маргарет перевела на меня свой взгляд. В нем читалось недовольство случившимся. Все еще чувствуя усталость во всем теле, я оперся на выдвижной шкафчик.
– Скажи мне только, что не ты первый полез в драку! – произнесла женщина, упираясь руками в бока.
Покачав головой, я рассказал, что произошло. Точнее немного переделал историю. Люди никогда не говорят чистую правду, они лишь доносят отфильтрованную информацию, чтобы было меньше ненужных вопросов. Я умолчал о том, что Люк и Шон – братья. Сказал, что Шон проходил мимо, а не был в их числе. Мне не хотелось выслушивать длинные речи и наставления тетушки, насколько бы сильно я ее не любил.
– Хорошо, что Шон оказался рядом, если бы не он… – говорила женщина, хлопая по плечу моего нового знакомого.
В помещении повисла тишина. Шон и я ощущали, будто тяжелый груз лжи лежит на наших плечах. Не всегда ложь во благо дается с легкостью. Парень опустил взгляд в пол и кивком показал, что согласился с Маргарет.
– Лили не приходила? – я решил сменить уже затянувшийся разговор чем–то более приятным.
– Да, она приходила, – начала женщина, – но я сказала, что ты болен ангиной. Ей не нужно видеть тебя в таком состоянии, – тетушка обвела меня презрительным взглядом.
Когда я осмотрел себя с ног до головы, понял, что действительно выгляжу ужасно. Потертые джинсы, майка, пропитанная кровью вперемешку с асфальтной пылью.
– Пойду, приведу себя в порядок, – сообщил я всем присутствующим на кухне и по пути снял майку.
Вернувшись после холодного душа, никого в доме не оказалось. Лишь Саймон возил по полу потрепанную, игрушечную мышь. Когда я вышел на ступеньки дома, заметил тетушку Маргарет, сажавшую какие–то цветы по периметру дома.
– Где Шон?
– У него появились срочные дела, но просил передать тебе это, – женщина стала рыться в карманах своей длинной юбки и протянула мне белый клочок бумаги.
На нем был написан номер телефона, а ниже виднелась надпись с очень неразборчивым подчерком: «У меня есть отличная идея, друг! »
Пару дней спустя, когда мои ушибы выглядели уже не так омерзительно, я позвонил Лили и предложил встретиться в центральном парке города, на что она с радостью согласилась.
Погода стояла изумительная. Не такая жаркая и не такая холодная для июня месяца. Как только выходишь на улицу, в нос ударяло неизмеримое количество ароматов, перебивавших друг друга. В воздухе витал аромат скошенной травы, слышались крики птиц, кружащих над головой. Проходя мимо клумб, можно было увидеть всю палитру цветов и их оттенков. Улицы были переполнены людьми, будь то влюбленные парочки, крепко державшиеся за руки, то хозяева со своими питомцами, которые дружелюбно махали хвостом в разные стороны, и конечно же дети, которые радостно бегали по зеленой, ровно выстриженной траве, поливая себя водой из ближайшего фонтана.
Подходя к возведенному памятнику, который служил центром этого парка, я стал вглядываться в толпы людей, выискивая Лили. Вот и она – в кремовом платье, развевавшемся от легкого дуновения ветра. Я решил подойти к ней со спины, как сделал это в первую нашу встречу.
– Джефферсон! – воскликнула она, и улыбка засияла на лице девушки. – Где–то я это уже видела!
Мы сели на ближайшую скамейку возле фонтана. Девушка устремила свой взгляд на собаку, которая подставляла свой язык под тонкую струю воды и пыталась отчаянно поймать ее. Лили смеялась над происходящим, прикрывая улыбку рукой. Я видел едва заметные ямочки у нее на щеках, которые предавали Лили искренность и доброту.
Тут девушка повернулось ко мне, и ее лицо сменилось гримасой некого отвращения, как мне показалось.
– Что с твоими руками? А лицо! – ошеломленно произнесла Лили и подалась вперед, чтобы ближе рассмотреть мои почти затянувшиеся шрамы.
Я будто видел свое отражение в ее кристально чистых голубых глазах. Наши взгляды пересеклись, и губы сошлись в поцелуе. Время словно остановилось. Казалось, что никого не существует на планете, кроме нас. Только мы, в нашем маленьком мире, поглощенные друг другом. Я чувствовал ее теплое дыхание, грудь вздымалась от каждого вздоха. Одной рукой я нежно обхватил ее талию, другая утонула в густых волосах. Никто из нас не хотел, чтобы это закончилось.
От продолжительного сладкого поцелуя появилась нехватка воздуха, и я отпрянул от Лили. Накрыв ее ладонь своей рукой, я заметил, как на лице девушки выступил розоватый румянец. Наступило молчание. Никто не решался первым начать разговор. Эта тишина была наполнена столькими эмоциями, «словами», что сам разговор был просто не уместен.
– Ты мне так и не рассказал, что с тобой случилось, – прервала молчание Лили. – Мы замечтались...
Идя по узким улочкам нашего города, я объяснил причину моего не столь привлекательного вида. На мои слова, Лили только и делала, что качала головой из стороны в сторону. Заверив ее, что со мной все будет хорошо, она облегченно вздохнула, и уголки ее рта слегка приподнялись.
К вечеру погода изменилась. Ветер завывал все сильнее, раскачивая и нагибая деревья. Яркое небо заполонила пелена серых туч. Но, несмотря на это, лучи солнца время от времени освещали дорогу.
– Я рада, что с тобой все в порядке. Знаешь, эти шрамы тебя даже красят в каком–то смысле, – произнесла девушка и легонько провела рукой по моей щеке.
Поцеловав девушку в макушку, я вдохнул ее пьянящий аромат. Я обвил руку вокруг талии Лили, и мы зашагали в сторону ближайшего кафе.
Если ты не являлся коренным жителем города Шербрук, то твой взгляд даже бы не упал на это, едва заметное местечко. Вывеска слегка выделялась, а вход будто сливался со стеной. Это было одно из любимых мест Лили для спокойного времяпрепровождения. Ее, как она говорила, всегда привлекала атмосфера этой кофейни. Негромкая, мелодичная музыка, уютные кресла, в которых располагались посетители, теплые тона и цветы. Они были повсюду – украшали не только подоконники, но и на каждом столике стоял букет свежесобранных полевых цветов. Так же радовало малое количество людей. Обычно там сидели пожилые парочки, которые наслаждались обществом друг друга и пили ароматный кофе с черничным пирогом местной кондитерской.
Когда мы вошли внутрь, то обнаружили лишь сидящую вдали женщину, которая читала газету. Она даже не обратила внимания на только что вошедших посетителей.
Лили поманила меня за столик, который находился возле окна. Через минуту–другую подошел официант и подал нам меню в кожаном переплете. Во всяком случае, это было очень похоже на кожу.
Девушка даже не стала открывать меню и произнесла:
– Чай с мятой и шоколадный кекс с изюмом, пожалуйста! – ее глаза сверкнули в сторону молодого официанта.
Только парень перевел на меня свой взгляд и хотел спросить о заказе, я ответил:
– Черный чай.
Кивнув, официант немедленно удалился. Я посмотрел на Лили и вопросительно вскинул бровь.
– Ревнуешь? – спросила она с ухмылкой.
– Только если ты дашь повод.
Я посмотрел на часы, висевшие на дальней стене кафе, и поудобнее расположился в кресле.
За все время, что находились в кофейне «Манушер», мы не переставали разговаривать. Не смотря на прошедшие шесть лет, темы для бесед никогда не кончались. Начаться все могло с планов на выходные, а закончиться – придумыванием смешных прозвищ прохожим на улице.
– Нет, тот мужчина с портфелем точно был похож на двуличного Билли! – стояла на своем Лили, вспоминая персонажа из мультфильма детства.
Я лишь посмеялся в ответ и одобрительно кивнул.
Спустя час после того как я проводил Лили до дома, я направился в противоположную сторону. При этом пришлось значительно замедлить шаг, так как резкая боль в ноге и усталость дали о себе знать. В руке я сжимал записку, оставленную Шоном сегодня утром. Я решил позвонить ему завтра, он сумел заинтриговать меня своей «отличной идеей». Но сейчас единственное, чего я желал – это крепкий сон. Без кошмаров.
***
Набирая номер Шона, одна часть моего сознания чувствовала себя неуверенно. Ощущала некую тревожность. Но ведь ничего плохого не может произойти от простого телефонного звонка, верно?
Поднеся трубку к уху, я услышал автоответчик. «Привет, это Шон Коби. Если вы слышите это, значит…», и тут бодрый, настоящий голос Шона произнес:
– Я уже подумал, что тебе неинтересна моя отличная идея!
– Как раз за этим я и позвонил. Я готов выслушать, – ответил я и немного убавил громкость вызова, потому что голос Шона был словно раскат грома для моих ушей.
– Нет, дружище! Это не телефонный разговор. Мне нужно тебе это показать. Тем более я в двух шагах от твоего дома, так что…
– Хорошо, – резко сказал я, так и не дав парню закончить свою мысль.
Повесив трубку, я написал Маргарет записку, чтобы та не волновалась. Прикрепив ее к дверце холодильника и взяв все необходимое, я удалился.
Осматриваясь по сторонам, вдалеке я заметил своего нового друга. Его походка чем–то напоминала ходьбу пингвина – такая же неуклюжая и забавная. На нем была одета клетчатая рубашка красно–коричневого оттенка, вельветовые, слегка помятые, штаны и черные, потрепанные временем, кеды. Шон явно был в приподнятом настроении и улыбался во все тридцать два зуба.
– Нам придется пройти довольно большое расстояние. Ты как, сможешь? – он взглядом указал на мою ногу, которая начинала остро болеть в самое неподходящее время.
– Да, – заверил его я. – Может по дороге расскажешь, куда и зачем мы идем?
– Всему свое время, – он дружелюбно похлопал меня по плечу и пальцем показал в сторону проспекта Онтарио.
Спустя первые полчаса, Шон все–таки не смог придержать язык за зубами и поведал мне о месте, в которое мы направлялись. Это был небольшой ресторан, владельцем которого является его отец – Себастьян Коби. Данное место находиться при въезде в наш город, которое чаще всего посещают туристы, чтобы полакомиться местной кухней и насладиться здешней атмосферой.
– Ты зовешь меня в ресторан? Это свидание? – произнес я с нотками издевки в голосе. Шон лишь скорчил гримасу на мое заманчивое предложение и рассмеялся.
Пройдя еще около полутора километра, мы оказались на месте. Перед нами возвышалось массивное здание. На первый взгляд немного мрачноватое, но весьма манящее своим грубым и колким стилем. Вокруг толпилась уйма людей, среди которых можно было увидеть не одну национальность и услышать речь на многих языках мира. Все они хотели посетить ресторан «Эйрис».
Внутри ресторан был значительно просторнее и уютнее, чем снаружи. Как говорил мой учитель по истории, Джон Харт, «Внешность обманчива. И это свойственно не только людям!». Выполнен он был в стиле ретро 50–х, 60–х годов. Здесь присутствовали теплые и темные оттенки, гармонирующие между собой. Вся мебель была деревянная, потертая. В каких–то местах даже казалось, что краска трескается и облупливается. По всей видимости, дизайнеры хотели перенести дух данного стиля, что у них в конечном итоге и получилось. Сильнее всего выделялась небольшая сцена, разместившаяся в дальнем углу ресторана. С краю аккуратно сложены саксофоны, отливающие начищенной медью при ярком освещении. На середине помоста разместилась пара микрофонов, прикрепленных к штативу, а на фоне из динамиков тихо звучала одна из песен Битлз: «Мишель».
В зале было множество людей, но мой взгляд упал на мужчину, стоявшего за стойкой бара, с очень деловым видом разговаривавшего с молодым официантом, время от времени размахивая руками. Самый обычный жест недовольства. На нем был классический костюм, но большее внимание приковывалось к массивным часам, которые игриво отблескивали при столкновении с солнечными лучами. Сразу было понятно, что это человек состоятельный, к тому же, довольно влиятельная персона здесь. Это отец Шона. Внешне они тоже похожи, только у сына не было проседи и морщин в уголках глаз и на лбу.
Я стоял как вкопанный, пока Шон не дернул меня за руку и произнес:
– О чем ты там мечтаешь? Идем!
– Ты же знаешь как мне это необходимо! Отказа я не приму, так и знай! – повышенным тоном пригрозил мистер Коби и махнул официанту рукой в знак удаления вон. Повернувшись, он увидел своего сына, и хмурое выражение лица сменилось улыбкой. – Шон! Как я рад тебя видеть!
В голове всплыла мысль о родителях. Я вспомнил свой ночной кошмар, отчего холод пробежал по моей спине, и я вздрогнул. До этого момента я особо не задумывался, почему мне это приснилось? Что самое странное и отнюдь не приятное, так это то, что во сне я не видел их лиц, лишь размытые черные пятна, словно на картину уронили пару капель воды, и пошли мутные разводы. От этих мыслей стало страшно, и я решил отречься от этих образов.
–…будешь не против? – откуда–то издалека послышался голос Себастьяна Коби, вероятно, обращенный в мою сторону.
Шон сразу понял, что я витал где–то в своем мире грез, не слушая о чем идет речь, и одним взглядом сказал мне: «Просто скажи «да» и кивни». Что я и сделал.
– Приятно работать с такими людьми, как ты! – отец Шона пожал мне руку и спустя секунду растворился в толпе посетителей.
– Что только что произошло? – в недоумении спросил я и вытаращил глаза на своего друга.
– Ты согласился на выступление в ресторане «Эйрис» в качестве фокусника. Представление назначено на следующую пятницу!
– Повтори?!
С одной стороны я должен был радоваться и быть на седьмом небе от счастья, но с другой, я чувствовал себя растерянным.
Показывать фокусы даже на улице трудно. Это было моим первым шагом, который дался мне нелегко. Я помню, как тряслись руки, выпадали карты и разлетались в разные стороны. Помню, как я разозлился на себя, когда молодая пара заметила, что я поставил брейк в колоде. Конечно, со временем я повышал свой уровень мастерства, и показывать фокусы было уже не так тяжело, как в самом начале. Волнение – это совершенно адекватная реакция перед выходом к публике, какой бы она не была. Если человек не волнуется вовсе, над этим стоит задуматься.
Стоя перед зеркалом, я размышлял о предстоящем выступлении. От нервозности я поправлял свои взъерошенные волосы каждые тридцать секунд. Я действительно переживал. Думал, как все это произойдет, удастся ли мне превзойти свои ожидания и заслужить громкие овации в свою сторону. Это всего лишь еще один маленький шаг к моей цели, которой мне так хочется достичь. И я знаю, что смогу!
Я услышал шаги позади себя, и в отражении зеркала показалась тетушка Маргарет, которая улыбалась и не сводила с меня глаз.
– Ты так вырос! Время стремительно до сумасшествия. А будто бы совсем недавно я встретила маленького, испуганного мальчика, совершенно одного в этом жестоком и большом мире. Но у тебя до сих пор сохранилась эта искра в глазах к любимому делу! – произнесла женщина, всхлипывая и вытирая тыльной стороной ладони слезы, медленно стекавшие по морщинистой щеке.
Повернувшись к ней, я заключил ее в свои объятия.
–Ты заменила мне всех. Я так благодарен! В тот холодный, зимний вечер ты поселила во мне луч света и надежды, без которого я бы не был тем, кем являюсь сейчас. Я никогда не перестану благодарить тебя!
Она поправила воротник моей рубашки и, проводив меня до двери, пожелала удачи. Уходя, я чувствовал, что она перекрестила меня. Для страховки.
Сегодня собралось несчетное количество людей в заведении Себастьяна Коби. Это не удивительно, так как около входа в ресторан был вывешен плакат с подробным описанием того, что будет происходить в эту пятницу вечером. Ни один стул, как барный, так и обычный, не пустовал в помещении. Проходя мимо людей, я взглядом искал отца Шона, но безрезультатно. Я встал поодаль от сцены и стал наблюдать за людьми. Они все такие разные, каждый уникален по–своему. Один пытался всем видом показать, какой он гордый и властный, смотря на всех свысока, другой сидел тихо за столиком и вырисовывал какие–то замысловатые узоры на салфетке. Через мгновение кто–то положил громоздкую, теплую руку мне на плечо, отчего я резко повернулся к незнакомцу.
– Ты готов начать? – спросил мистер Коби хрипловатым голосом.
– Да, – едва дрожащим голосом произнес я.
На сцену поставили небольшой стол, куда я выложил нужный мне инвентарь. Я даже не знал с чего начать, мне хотелось показать все и сразу. Мой взгляд встретился с владельцем заведения, и я кивнул.
Свет в помещении начинал тускнеть, а сцена подсвечиваться все ярче. Теперь все внимание было приковано ко мне. Я слышал, как люди перешептывались, глядя на меня и показывая пальцем в мою сторону. Не став медлить, я сделал глубокий вдох и произнес:
– Добрый вечер, дамы и господа! Сегодня вашему вниманию будет представлено удивительное и невероятное магическое шоу. Наслаждайтесь и получайте удовольствие! – в эту секунду я почувствовал себя оратором, удивившись своей уверенности в голосе и мужестве.
В помещении повисла тишина. Казалось, что все задержали дыхание и боялись сделать малейший вздох. Взгляд всех присутствующих был словно прикован к моим движениям, действиям. Во время представления я заметил, что мужчина за первым столиком сильно хмурил брови и потирал свою, уже давно заросшую, бороду. Наверное, он был одним из тех, кто считает это шарлатанством и способом привлечения внимания со стороны зевак. Спустя пару минут, он просто закатил глаза, всем видом показывая, что это очередная трата времени, и удалился из ресторана. Только за ним хлопнула дверь, как все зааплодировали, внезапно появившейся монетке на дне плотно закрытой бутылки с водой. Фокусы сменяли один другой с такой скоростью, что зрители не успевали яро хлопать в ладоши от удивления.
Сложно было сохранять на лице и улыбку, и сосредоточенность. Эти трюки я знал, как пять своих пальцев. Но, тем не менее, каждый раз, когда я их кому–то демонстрировал, то радовался как ребенок, у которого получилось сложить дважды два и получить четыре.
После полутора часового представления, я выбился из сил. Несмотря на это, я был счастлив. Действительно счастлив! Я видел лица детей, которые, не отрывая глаз, смотрели на меня, ахали и охали, не скрывая эмоций. Как пожилые женщины и мужчины со смехом махали рукой на очередной фокус, который не укладывался в их сознании. Для них это было что–то вроде чуда. Такие выступления позволяли людям на некоторое время забыть про свои вечные проблемы, монотонность серых будней и окунуться в мир прекрасного, полного красок мира волшебства и магии.
Когда ресторан начал потихоньку пустеть, ко мне подошел мальчик. Опустившись на корточки, я спросил:
– Как тебя зовут?
– Джимми…, – застенчиво ответил светловолосый паренек в зеленой майке с изображением забавного тираннозавра. – Мне…мне бы хотелось быть похожим на тебя!
– Знаешь что, Джимми…
Я легким движением руки вытащил из–за уха мальчика медную монетку, на которой виднелось его имя.
– Как вы так сделали!? – в глазах у него словно загорелся огонек, и он расплылся в улыбке, забирая монету у меня их рук.
– Со временем ты тоже сможешь повторить этот весьма несложный трюк. Главное верить! И тогда все получится! – произнес я и слегка взлохматил его волосы, которые и без того были растрепаны в разные стороны.
Джимми бросился ко мне и обнял. Его маленькие ручки обвились вокруг моей шеи, и я чувствовал его теплое дыхание. «Спасибо…» прошептал он, и по моей спине пробежали мурашки. В голове, словно искра, вспыхнуло воспоминание о том, как я первый раз поблагодарил тетушку Маргарет. Ощущения были те же. Простояв так минуту–другую, он отпустил меня и, помахав рукой, скрылся за дверьми ресторана.
Я стоял в самом центре уже пустого зала, только мистер Коби и бармен переговаривались между собой, и смотрел на входную дверь, которая слегка раскачивалась взад–вперед.
Почувствовав приятную теплоту внутри, я расплылся в улыбке, не желая, чтобы этот день подходил к концу.
Глава 8
– Надо бы развеяться на предстоящих выходных! – произнес я одним теплым августовским утром.
– Что ты имеешь в виду? – спросила Лили, лежа на кровати и упираясь босыми ногами в стену.
– Хотел лишь сказать, что нам нужно съездить куда–нибудь вместе. Вдвоем, – убрав прядь ее волос, я нежно прикоснулся губами ко лбу.
Легкий сквозняк пробежал по комнате, раскачивая прозрачные занавески из стороны в сторону. Отчего лучи солнца, проглядывавшие внутрь, заливали все пространство ярким светом. На обоях отобразилась тусклая радуга, которую сразу же заметил Саймон и отчаянно пытался поймать ее своими острыми когтями.
Откинув мысли об Уолтере, родителях, своих ночных кошмарах, я мог с уверенностью заявить, что счастлив. Меня окружали близкие мне люди, и жизнь шла как мне хотелось. Большинство сочтут это странным, так как мы привыкли, что хорошие вещи случаются редко. Нас с детства учили не расслабляться и быть готовыми ко всему.
Сейчас я отбросил все стереотипы и просто наслаждался жизнью. Когда я прижал Лили ближе к себе, одна рука обняла ее, а вторая медленно перебирала пряди пышных волос. От нее исходил приятный аромат, который, казалось, мог опьянить от малейшего вдоха.
– У меня есть идея, куда можно поехать на все выходные, – сообщила Лили, перевернувшись на живот. Ее глаза заблестели, и одновременно с этим она прикусила нижнюю губу.
Я лишь приподнял бровь и растекся в улыбке, ожидая ответа.
– Река Магог тебе о чем–нибудь говорит?
– Главная артерия Шербрука? – вопросом на вопрос ответил я.
Лили кивнула головой и засияла. Ее идея показалась мне довольно славной. Парк, в котором протекала река, так же именуемая как «главная артерия», считалась первым достоинством города, рекомендуемое для посещения. Днем можно было насладиться приятной прогулкой вдоль набережной, пройти через ущелье реки, сделать массу фотографий, в целом получить удовольствие от здешних красот. В центре парка располагались водопады, которые с заходом солнца превращались в ночное шоу, переливаясь всеми цветами радуги.
– Как мне с тобой повезло! – совершенно неуместно вставил я, но девушку это ни сколько не озадачило.
Ее губы мягко прильнули к моим, и, уже собираясь подниматься с кровати, она замерла, указывая на дверь.
Снаружи мы услышали шаги, которые с каждой секундой приближались все ближе. Ручка двери опустилась вниз, и в комнату вошла тетушка Маргарет. На ней было платье–сорочка с неизвестными мне фиолетовыми цветами, волос,ы собранные в аккуратный пучок и ее постоянная улыбка на лице. При виде тетушки рот сам по себе растягивался до ушей.
– Надеюсь я не помешала голубкам? – она всегда называла нас с Лили «голубками», потому что, по ее мнению, мы постоянно «ворковали» без передышки. Тетушку удивляло, как мы можем большую часть времени разговаривать и почему до сих пор не иссякли темы для общения?
Такая мысль пробегала и у меня в голове. Было такое ощущение, что мы обсудили все на свете. Но нет! С каждым новым днем, проведенным вместе или порознь, тем возникало все больше. Я люблю разговаривать, особенно спорить с Лили. Мне нравится, что иногда у нас разная точка зрения на те или иные вещи, поступки. Когда я не соглашаюсь с ней, она демонстративно скрещивает руки на груди и обижается. Забавляет тот факт, что ее «обида» длится не дольше двух минут, после чего мы вместе смеемся. Я человек, не воспринимавший всерьез людей, которые не высказывали собственного мнения и соглашались лишь ради того, чтобы понравится собеседнику. Мне они казались пустыми сосудами, не имеющими своего разумного взгляда на вещи. Я был рад, что такие люди меня почти не окружали.
– Мы как раз собирались спускаться, – вскочив на ноги, ответил я.
– Завтрак на столе, а я ухожу по делам.
– У тетушки Маргарет свидание? – с любовью поехидничал я.
От этой фразы на лице тетушки пропала прежняя улыбка, но я не придал этому веского значения.
– Я слишком стара для этого! – произнесла женщина и махнула на нас рукой.
Плотно позавтракав фирменными блинчиками тетушки, я и Лили направились на прогулку по окрестностям города, обсуждая нашу поездку. Мы пришли к общему мнению отправится рано утром, чуть ли не на первом автобусе.
– Это будут незабываемые выходные! – заверила меня девушка и ее губы накрыли мои сладким поцелуем.
Домой я пошел другим маршрутом. Через кладбище. Я был уверен, что встречу там кое–кого.
Погода стояла теплая, а для особого комфорта дул южный летний ветер. Впереди меня бежал лабрадор, цвета кофе с молоком, вместе со своим хозяином, выполняя утреннюю тренировку. Я не стал им мешать, поэтому заметно замедлил шаг.
Кладбище Шербрука находилось в гуще одного из лесов города. Оно располагалось вдали от дорожных трасс, так что тишина являлась главной составляющей этого места. Проходя мимо могил взгляд падал, как на свежие букеты, стоящие рядом, так и на засохшие, которым по виду больше недели. Еще горящие свечи, чье пламя было спокойным, благодаря отсутствию ветра. Некоторые могилы были убраны, а другие настолько заброшены, будто никому не было до них дела. Замысловатые узоры пауков украшали надгробные плиты, и надписи с течением времени потерлись, не везде можно было прочесть имя владельца.
Дойдя до нужного места, я остановился за одной из сосен и увидел Маргарет. В руках у нее был букетик полевых цветов, который она дрожащими руками положила рядом с надгробной плитой. На голове был черный платок, почти полностью закрывавший лицо. Я хотел уже развернуться и уйти, но к несчастью под моими ногами треснула сухая ветка, и тетушка обернулась на этот звук.
– Джефферсон? – с неуверенностью в голосе произнесла женщина.
Я чуть поджал губы и вздохнул.
– Как ты…, – тетушка не успела закончить мысль, потому что я перебил.
– Я живу у тебя давно и знаю, куда ты ходишь, каждое утро пятницы, – сказал я, указывая на могилу Патрика.
Поняв, что она через мгновение поддастся чувствам и заплачет, я ринулся в ее сторону и взял морщинистые руки в свои. Я видел, как в уголках глаз скапливаются слезы, готовые политься с последующим моим словом. Неважно каким.
– Помню, кто–то сказал, что нужно отпустить свое прошлое, как больно бы не было. Начать жить заново, – уголки рта женщины еле заметно приподнялись, пытаясь изобразить что–то похожее на улыбку, но безуспешно.
– Столько лет прошло, но оно чертовски болит, – она указала на сердце.
Я не хотел говорить таких фраз как «я понимаю», «как мне это знакомо» и так далее. Не от того, что я жестко сердечный, а лишь потому, что я действительно не понимал насколько это больно. Лишиться родного человека, части себя. Несмотря на то, что я потерял родителей, хотя даже не помнил их, моя боль не сравниться с болью Маргарет. Почему забирают дорогих нам людей, без которых мы угасаем, как фитиль свечи? Почему когда ты счастлив, у тебя отнимают это чувство?
– Не–за–чем тебе здесь находиться. Уходи, – сухо настояла тетушка.
Ничего не сказав, я кивнул и удалился, хотя оставлять ее мне не хотелось. С другой стороны она была не одна.
Мысли о случившемся прервала вибрация в одном из моих карманов. Вытащив телефон, на экране высветился номер Шона. Сейчас он как раз кстати. Я был рад вновь услышать его, ни с чем несравнимый, громкий голос и задорный смех.
– Наконец я дозвонился! Связь здесь просто ужасная! – воскликнул он по ту сторону вызова. – После твоего грандиозного шоу, от тебя ничего не было слышно. Замучили поклонницы, и ты решил залечь на дно?
Я рассмеялся, на секунду забыв о тетушке.
– Что–то последнее время телефон не был особой необходимостью. Хотя тоже самое могу про тебя сказать. Где ты пропадаешь?
В трубке я услышал какие–то шумы, словно Шон был окружен роем пчел, который яростно охранял свой улей.
– Я сейчас в Бишопе. Отец сказал, что я должен закончить учебу, прежде чем идти на все 4 стороны! – пародируя своего отца, ответил младший Коби.
Я рассказал Шону про предстоящие планы с Лили, после чего он, довольно строго, произнес:
– Только не упусти ее! Она словно создана для тебя, – если он был рядом, то обязательно похлопал бы при этом меня по плечу. – Лили просто очаровательна!
– Не знаю, что бы я делал, не будь ее рядом. Она главная составляющая в моем будущем.
В ходе нашей дружеской беседы, я пообещал Шону, что в первый же его свободный день мы устроим «мужские посиделки».
– До меня кто–то пытается дозвониться по второй линии, – в спешке пробубнил я.
– Передавай привет Лили и Маргарет, а мне пора на лекцию, – на том конце провода щелкнуло и нас разъединили.
Теперь на экране появилась фотография Лили, где она жмурилась от лучей яркого солнца и показывала язык прямо на камеру. Я ответил на звонок. Девушка, с радостью в голосе, сообщила, что родители только за, если мы с пользой проведем время на природе, дыша свежим, слегка морозным канадским воздухом. К слову добавив, что ее отец совершенно не боится отпускать свою дочь в компании местного фокусника.
Отношения с ее родителями сложились с первой же секунды моего пребывания у них в доме. Я им пришелся по душе. Дэвид Уилмарт, отец Лили, был крупным, не сильно разговорчивым мужчиной в возрасте 40–45 лет. Он был человеком требовательным и порой строгим по отношению к дочери. Мистер Уилмарт очень дорожил своим единственным ребенком, она была для него всем, поэтому строгость чаще всего можно было отнести к чрезмерной заботливости. Но в окружении близких, по рассказам девушки, Дэвид из грозного льва превращался в довольного кота. Работал он в крупной фирме под названием «Олд Концерн» по продаже ретро автомобилей. Жена мистера Уилмарта была полной его противоположностью. Лиза Уилмарт – приятная, любвеобильная женщина, была единственной, кто мог «усмирить льва». Она была мягким человеком с неотъемлемой страстью к выпечке. Как ни придешь в гости – на столе лежат различной формы и вкуса пирожные, украшенные то кокосовой стружкой, то сухофруктами, в частности – сушеной брусникой. Миссис Уилмарт была главным организатором уюта в доме. Множество ароматических свечей, разного узора мягкие подушки, цветы, теплые пледы говорили о том, что здесь живет истинная хозяйка с добрым сердцем и большой душой.
Я получал огромное удовольствие от того, что проводил у них вечера, обсуждая свои планы на будущее с отцом Лили, получая при этом дельные советы, которые я, конечно же, приветствовал, или же беря уроки кулинарии у миссис Уилмарт.
– Этот пирог под силу даже первокласснику! – заверяла меня мать Лили. – Во–первых, раскатай тесто...
Миссис Уилмарт протянула мне скалку с резным трафаретом. На ней были высечены цветы, переплетающиеся стеблями плюща. Я стал медленно раскатывать дрожжевую массу, как учила меня тетушка Маргарет, но тесто прилипало к скалке. Лили за моей спиной издавала что–то похожее на смех, пытаясь приглушить его. Повернувшись к ней, я наткнулся на стеклянную банку с мукой, которую девушка держала в руках. Вручив ее мне, она произнесла:
– Насыпь ее на стол и смажь скалку, иначе мы останемся без пирога.
Прислушавшись к совету, я взял небольшую горстку муки, насыпал на стол и стал пробовать снова. Неудача! Тесто продолжало прилипать, оно явно пыталось вывести меня из себя! Сзади раздался не только смех Лили, но уже и Лизы Уилмарт. Для себя я сделал вывод, что выпечка это не мое. У Лили все равно лучше получается, и вкуснее. Набрав в руку (немного) муки, я резко развернулся и запустил ее прямо в девушку. Это действие в первую очередь повергло в шок хозяйку дома. Лили же восприняла это как вызов и между нами завязалась «война».
– Вы же взрослые люди! А ну прекратить! – возмущалась миссис Уилмарт, но мы не слышали ее.
По окончанию бойни, вся кухня, в том числе и мы, была словно под тонким, только что выпавшим снегом.
– До завтра! – таким же веселым голосом произнесла девушка.
Послав Лили пару воздушных поцелуев, я положил трубку.
Когда я подходил к дверям своего дома, в окне увидел Саймона, который бил лапами по стеклу, словно бежал на беговой дорожке. Войдя внутрь, я всего–навсего услышал тишину, изредка нарушаемую котом, который мяукал и мешался под ногами. Последнее что я помнил с того дня – прикосновение подушки и звук тетушкиных ключей, открывавших входную дверь.
Утром следующего дня я должен был встретиться в Лили на автобусной станции. На город опустился густой туман, который не давал возможности вглядеться вдаль. Такая погода совершенно не свойственна Шербруку, но я лелеял надежду, что туман в скором времени рассеется. Я поставил чемодан на сырой асфальт и стал осматриваться. Сонные, только что проснувшиеся люди бродили по улицам, зевая и лениво переставляя ноги. Неподалеку от меня расположилась местная команда по бейсболу «Ястребы». Судя по довольным лицам, можно было понять, что команда собирается на ежегодный турнир. Даже их разговоры между собой дошли до меня, не слышать их было невозможно. Я уловил почти все: девиз, кричалку, для поднятия боевого духа и имена, по их мнению, привлекательных девушек из группы поддержки. Через сравнительно небольшое время приехал двухэтажный автобус, забравший парней и повезший в неизвестный мне город.
Я достал из кармана серебряную монету и начал перекатывать ее между пальцев левой руки, как делал в детстве. От сосредоточенности и концентрации в голове стали появляться яркие вспышки, похожие на воспоминания. Они сменяли одна другую настолько стремительно, как при быстрой перемотке фильма. Вот я сижу на заснеженной скамейке, вот первое знакомство с Лили, первое выступление перед маленькой уличной аудиторией. При «возращении» в эти эпизоды моей жизни, внутри бурлит такое теплое чувство, которое вполне можно назвать счастьем. Осознав, что у меня натянута улыбка до ушей от этих мыслей, я спрятал монетку обратно в карман. Когда я повернулся, на услышанный шорох позади себя, столкнулся взглядом с сидевшей на лавочке старушкой, со всех сторон окруженной цветами.
– Сынок! Не проходи мимо, купи букет цветов для своей девушки! У такого красавца как ты, она явно есть! – произнесла она хриплым (уже) от возраста голосом.
Подойдя ближе, среди ярких красок, которые перебивали друг друга, я смог разглядеть различные букеты и отдельные цветы, которые по всему женщина собирала собственноручно. Мой взгляд остановился на скромном букете белоснежных ромашек.
– Я смотрю, ты уже определился, – она вынула его из ведра с водой и протянула мне, держа букет своими худыми морщинистыми руками.
Заплатив чуть ли не смешную сумму за букет, я услышал родной, уже давно полюбившийся мне, голос.
– Надеюсь, мое опоздание будет простительно, – с легкой отдышкой, словно она в темпе шла сюда, произнесла Лили и засмеялась.
Ничего не говоря, я подошел к ней и из–за спины вытащил скромные ромашки, которые сразу же вручил девушке. Я люблю дарить не из ряда вон выходящие подарки и оказывать естественные знаки внимания. Мне кажется в них намного больше переданных чувств и смысла, чем в украшениях, усыпанных бриллиантами и дорогих ужинах. Внимание и любовь можно выражать и в таких вещах как ромашки. Простота – та черта характера, о которой люди забыли, которую стыдятся, пытаясь утаить как можно глубже. При этом показывают лживого себя, с фальшивыми качествами. Человек порой, как конфета – красивая обертка, в которую завернута сладость, наполненная отвратительной начинкой.
– Доброе утро! – я поцеловал ее в щеку, от чего глаза девушки моментально забыли про сонливость.
– Они просто чудесны! – пропела Лили, вдыхая их аромат.
Подняв на меня глаза, я заметил, как ее нос был весь в желтой пыльце, при виде которой я усмехнулся и стряхнул до того, как она успела чихнуть. Обняв младшую Уилмарт за талию, мы синхронно зашагали в сторону, уже подъехавшего автобуса, который должен был отвезти нас в одно из самых привлекательных мест нашего городка.
Поездка заняла полноценных четыре часа, включающих в себя две остановки, когда нам дали возможность размять все свои конечности, и километровую пробку, которая на тот момент казалась вечностью. Прибыв уже в конечный пункт и выйдя из автобуса, нашему взору открылась широкая панорама, на которой раскинулись массивные леса и сама река Магог, окруженная с обеих сторон пышными цветущими деревьями. Если вы хотите увидеть и запечатлеть всю обворожительность этого места, то придется оставить свое средство передвижения на парковке и пройтись пешком по широким тропинкам, которые протягиваются вдоль всего парка. Тропинки напоминают замысловатый лабиринт, пересекающийся между собой. Вдали, из–за крон деревьев виднелась часть черепичной крыши хостела, где туристы могли остаться на ночь.
Я взял вещи – по одной сумке в каждую руку, и направился бронировать комнату, пока Лили осматривала окрестности. Оказавшись внутри здания, первое впечатление было положительным. Почти сразу ко мне подошел высокого роста мужчина в опрятном костюме, который поинтересовался – не хотел бы я заказать номер с видом на лес, и успешно ли прошла моя поездка сюда. Мне было приятно его теплое приветствие и обслуживание. Здесь определенно работали самые великодушные люди, готовые принять кого угодно и когда угодно.
– Распишитесь здесь, пожалуйста, – произнесла румяная и слегка пухлая женщина, протянувшая бланк.
Отдав бумагу обратно, я посмотрел на нее жалостливыми глазами.
– Что–то не так?! – в спешке спросила она и, подумав, что проблема была в ее внешнем виде, женщина стала быстро искать зеркальце в нижнем ящике своего стола.
Я подался ближе и тихо прошептал:
– Мне нечем заплатить. Позвольте…
В полном недоумении от происходящего, Сара – так было написано на ее нагрудной визитке, побоялась дернуться с места. Дыхание участилось. Я потянулся к ее волосам, которые были смазаны специальным гелем, и вытащил оттуда денежную купюру. Положив деньги на стол, я улыбнулся. Спустя пару секунд женщина сообразила, что только что произошло и, схватившись за сердце, засмеялась.
– Молодой человек, вы меня до смерти напугали, но приятно удивили!
– Такого мое призвание, – произнес я, беря ключ от комнаты номер 11.
Ближе к наступлению ночи, уже отдельно от экскурсионной группы, мы вышли на прогулку, застав закат, который был больше похож на огненное пламя, поглощавшее небо. В сумерках парк был освещен сотнями фонарей, в кустах слышалось стрекотание сверчков, ритмичный стук дятла, доносившийся откуда–то сверху. Неторопливым шагом мы дошли до моста, который соединял два берега. Перейдя его, можно было познакомиться со второй частью парка. Встав на середину помоста, мы наслаждались всей этой атмосферой, которая несла гармонию, ощущение умиротворенности. Я взял Лили за руку и притянул к себе. Так мы простояли более часа. Вернувшись, мы устроили поздний ужин, после которого забылись глубоким сном.
Я проснулся от собственного крика. Позже я понял, что он прозвучал у меня в сознании, потому что Лили продолжала спать. Холодные капли пота скатывались по спине, волосы были насквозь мокрые, будто я только что стоял под проливным дождем. Я почувствовал неприятным вкус у себя во рту, а когда приложил палец к губам, он был весь в крови.
Наверное, ночью прикусил…
Кошмар. Снова. На этот раз худая, костлявая рука с обвисшей кожей втыкала маленькие, но очень острые иголки в тряпичную куклу, которая являлась уменьшенной копией Лили. Я отчетливо помнил, что игрушка обладала эмоциями, так как каждый раз она хмурила лоб от причиненной ей боли. Последняя игла вонзилась прямиком в сердце, отчего одинокая слеза скатилась по тряпичной щеке Лили, а губы промолвили «ты». Умывшись ледяной водой, сознание прояснилось, жар спал и, вздохнув полной грудью, я впился взглядом в зеркало. На секунду мне померещилось что–то в отражении. Будто сон и действительность стали для меня одинаковыми, казалось, что я не видел разницы. В голове мелькнула мысль «Неужели я схожу с ума?»
Последующее время, вплоть до утра, я не мог сомкнуть глаз. Я боялся заснуть. Пытаясь отвлечься, я начал придумывать новые фокусы. Поначалу ничего не выходило: карты выскальзывали из рук, за это время успело разбиться пару стаканов, но спустя «тщетное» количество попыток у меня появилось несколько весьма достойных трюков для будущего представления. Смотря на все это, мне не хватало изюминки в моем следующем выступлении. Я хочу удивить и одновременно вселить страх и ужас, которые поселяться на лицах зрителей. На момент я замер и тут же в голову пришла мысль, которая показалась мне гениальной. Словно это был мой спасательный билет от потери рассудка.
Комната, в которой мы поселились, была скромной и ни чем не отличалась от других номеров в хостеле. Одна кровать со свежевыстиранным бельем и все еще сохранившимся запахом утренней прохлады. С каждой стороны расположены прикроватные тумбочки, напротив стоит шкаф, размером во всю стену, зеркало, с почти незаметными отпечатками пальцев, по всей видимости, прошлых поселенцев. Ванная комната и кухня являлись общими для всех прибывавших. В помещении стояла тишина, в воздухе завис спертый воздух, от которого становилось трудно дышать. Потянув окно на себя, комната сразу наполнилась кислородом. Чья–то рука опустилась на мое плечо, отчего я силой сжал ее и развернулся.
– Джефф отпусти, мне больно! – вскрикнула Лили и одернула руку.
Мои глаза распахнулись, и взгляд упал на уже покрасневшую ладонь девушки.
– Боже, прости…Боже! – я схватился за голову и зажмурился, надеясь, что это всего–навсего продолжение кошмара.
Она опустилась рядом со мной и, продолжая потирать руку, сказала:
–Ты видел себя? – я избегал взгляда с ней, но она силой повернула мою голову и встретилась со мной глазами, – Что происходит? Только прошу – не молчи. Тебе не избежать этого разговора со мной.
Я не любил лгать, но белой ложью приходилось часто пользоваться. Этот раз не был исключением. Я придумал новый сон менее устрашающий, и Лили не играла там главной роли. Вернее она там отсутствовала. Было куда разумнее солгать, чем видеть ужас в ее глазах с каждым произнесенным мною словом. Выслушав, Лили предложила наведаться к врачу, но я отказался под предлогом стресса. Девушка лишь поджала губы, что означало ее сомнение насчет сказанного.
Весь оставшийся день мы посвятили прогулке по второй части парка. Там, где обычно не так много людей. Эта часть являлась прекрасным местом для ценителей природы, живых звуков и поиска вдохновения. Пение птиц, ветер, словно шепчущий тебе на ухо приятные слова и отдаленное журчание реки Магог, ласкающее слух. На этой стороне солнце было частым гостем, которое освещало дорогу почти до глубокой ночи. Здесь ты отдыхал душой, сознанием. На момент проблемы унесло далеко, в неизвестном тебе направлении. Да и знать, куда не особо желаешь.
Мы шли по узкой тропинке, держась за руки, и молчали. Нам нравится молчание. Это не означало, что вечные разговоры изнуряли нас. Для меня и Лили было важно обыкновенное присутствие друг друга. Я видел, как она улыбается, как в ее глазах играли огоньки. Но за этой пеленой радости, я заметил переживание.
– Насчет утра…не знаю, что на меня нашло, – спокойно произнес я.
Лили остановилась и сняла «маску радости», теперь было видно ее истинное выражение лица. Испуганное и ….
– Я боюсь. Боюсь за тебя.
– Подойди ко мне, – я протянул руки и взял ее в объятья, словно оградив от всех страхов, ужасов, что посещали нас время от времени. – Со мной все будет хорошо. Я люблю тебя.
Услышав легкие всхлипывание, я, смеясь, произнес:
– Только без слез. Ты же знаешь, что я их не одобряю, – я думал, что из этого получится отличная шутка, но я почувствовал, как майка пропиталась слезами еще сильнее.
Прерывистое дыхание Лили начало стабилизироваться и, вдохнув полной грудью, девушка кивнула. Только мы собирались сделать шаг, как позади нас крикнули:
– Осторожно!
Отпрянув на пару сантиметров назад, мимо нас проехали велосипедисты, махая рукой в знак благодарности, что мы уступили им тропу. Через мгновение они уже были на несколько миль впереди нас. Я вспомнил жаркие летние деньки, когда мы с Лили катались целыми днями на пролет, совершенно не следя за главной стрелкой на часах. То незабываемое чувство, когда на большой скорости свежий ветер бьет тебе в лицо, а легкие наполняются кислородом. Ощущение перерождения. Одно яркое воспоминание о летних велосипедных прогулках: Лили, сидящая на переднем колесе велосипеда, и я, везущий нас по молчаливым просторам ночного города. Девушка разводит руки в стороны, смеется и кричит: «Быстрее, быстрее! Давай догоним ветер!»
Возвратившись в реальный мир, я осознал, что не могу больше молчать. Слова так и соскальзывали с губ, отчего я выпалил:
– Я повторю финальный трюк моих родителей!
Лили, услышав данное заявление, остановилась. Зрачки расширились.
– Ты ведь не…
– Серьезно, – закончил я фразу девушки.
В ее голове перемешалось множество мыслей, которые можно было прочесть по бегающим небесным глазам. Я подался вперед, но девушка отдалилась. Опустив взгляд, младшая Уилмарт пробубнила:
– Помнишь, чем это кончилось? Наверное, виной всему свежий воздух, он затуманил твой разум…
Я лишь смотрел на нее в упор, не отводя глаз. Явно почувствовав это, Лили подняла голову. Несколько секунд стояла тишина, и только звук долбящего клювом дятла нарушал ее.
– Ты сам понимаешь, о чем говоришь?! – не выдержала шатенка и повысила голос, который отразился эхом по всему парку.
– Я отдаю себе отчет насчет сказанного! Ты только подумай, это единственный выход забыть о кошмарных сновидениях! Благодаря изучению трюка и его подготовки, у меня совершенно не останется времени на сон, – я увидел, как девушка запускает пальцы рук в густые волосы, тяжело вздыхая. – Тем не менее мне нужно совершенствоваться. Не всю ведь жизнь монетки из уха вытаскивать.
Последняя фраза послужила появлению пятисекундной улыбки на слегка загорелом лице Лили, но быстро померкнув, девушка снова обрела серьезный вид.
– Поверь в меня, и мы справимся.
Взяв руки Лили, я поцеловал девушку в лоб, вдыхая аромат миндального крема для лица. Она сжала мои ладони и тихо прошептала:
– Обещай мне, что ты избежишь фатального исхода.
– Ты от меня так просто не отделаешься! – произнес я под рев пролетавшего над нами самолета.
Глава 9
– Повторить фокус родителей…, – уже третий раз подряд говорила тетушка Маргарет, наивно надеясь, что ей послышалось.
– Тебе не показалось, – бросил я, потирая слегка свое запястье.
Рядом в полный рост растянулся уже постаревший Саймон, который большую часть времени теперь посвящал сну и еде. На мордочке у кота появился один белый ус, только подчеркивавший индивидуальность и неповторимость. Я положил свою руку на теплый живот и стал гладить Саймона против шерсти. Рыжий кот замурлыкал, отчего легкая вибрация разлилась по всему туловищу. Я мог ощущать ее одним прикосновением. Почувствовав тяжелый и надменный взгляд со стороны тетушки, который словно сверлил меня изнутри, я посмотрел на нее и закинул руки на голову.
– Как ты собираешься воплотить этот трюк в жизнь, не зная и не видя его в действии? – женщина почти начала ликовать, считая, что у меня не найдется подходящего аргумента, но я лишил ее этой возможности.
– У Уолтера должны были остаться какие–нибудь их вещи: записи, дневник или что–то в этом роде, – мой ответ прозвучал не так уверенно и стойко, как в моей голове. Там он звучал более твердо.
– Дерзай! – слово отдалось лишь эхом по комнате. – Я не буду читать монотонные лекции о том, как ты должен поступить. Что правильно, а что нет. У тебя есть своя голова на плечах. Давно я сказала, что всегда буду верить в тебя, а свое обещание я держу. Только…
В этой тридцатисекундной фразе я чувствовал подвох. Мне казалось, что так просто она меня не отпустит. Хм, «только» что?
– …будь уверен в успехе. Я не хочу провести остаток жизни в угрызении совести.
Ночью, довольно долгое время, я не мог уснуть. Голову переполняли различные мысли, перебивавшие друг друга. Ночь – самое «подходящее» время суток для размышлений. Человек не бессмертен. У него нет (как считают все люди) девяти жизней, как у представителей семейства кошачьих. Ошибка порой может стоить жизни. Иногда мы идем на столь отчаянные поступки, совершенно не задумываясь о последствиях, не отдавая себе отчет. Играя с огнем, важно помнить, где находится огнетушитель. Жизнь – это игра, а как любая игра – в ней есть и победитель, и проигравший.
Вдруг все пойдет не так? Что если я забуду главную, связующую деталь? Я затряс головой, пытаясь выбросить все гнетущие меня мысли. Говорят, если негативно настроить себя, то тебя накроет с головой и случиться именно то, чего ты подсознательно всячески пытался избежать. Все в нашей голове: страхи, страдания идут отсюда – из подсознания. Мы сами порождаем их, а потом боремся всю жизнь. Я решил с утра наведаться к дяде в поисках ответов и возможной помощи. Только я отпустил все мысли, сон взял вверх. Лунный свет, озарявший всю комнату, забрал меня в мир сновидений.
Время проходит, но все остается прежним.
Я шел по главной дороге, которая в скором времени вывела меня на улицу Квебек, одноименную с названием штата. Смотря по сторонам, я видел все те же знакомые магазины, дома. Даже запах дорожной пыли сохранился. Честно признаться – я тосковал по здешним местам. Безлюдная улица, лишь несколько старушек, сидевших на скамейке, заметили меня и приветливо помахали руками. Не прошло и получаса, как я стоял перед домом Уолтера. На окнах висели темные шторы, не пропускавшие внутрь свет. Кустарники, посаженные по периметру дома, засохли и теперь представляли собой груду пожелтевших листьев. В некоторых местах потрескалась краска, оставляя за собой протяженные трещины на стенах дома. Глядя на все это, можно было подумать, что здесь уже давно никто не живет. Только валящий из трубы дым говорил о присутствии живой души. Поднимаясь по лестнице к входной двери, каждая ступень начинала от малейшего нажатия скрипеть. Казалось, что они в любую секунду могли проломиться под тяжестью моих ног. Вздохнув полной грудью, я нажал на дверной звонок. Звук раздался эхом по всему дому. Долгое время за дверью стояла гробовая тишина, я уже отчаялся и собирался уходить, как вдруг по ту сторону сняли засов и дверная ручка медленно и тоже со скрипом опустилась.
В проходе показался Уолтер. Он совершенно не был удивлен моему визиту, словно знал, что я рано или поздно объявлюсь. Со дня нашей последней встречи он сильно поседел и исхудал. Глаза впалые и будто бы утратившие всякое желание жить. Безразличие. Если бы я наткнулся на него где–то в переулке, то даже не обратил бы внимания. Он изменился до неузнаваемости. Бледнокожей рукой он позвал меня в дом. Зайдя внутрь, я почувствовал тяжесть воздуха. Все вещи стояли на своих местах, лишь серость и одиночество пропитали эти стены. Когда я сел на диван, дядя поставил передо мной кружку зеленого чая, который я очень любил. Я был рад, что он помнит. Опустившись в кресло, которое стояло напротив меня, Уолтер скрестил руки и взглянул на меня. Даже не притронувшись к чашке, я произнес:
– Ты сам на себя не похож, у тебя все в порядке?
– Просто тяжелая простуда с осложнениями, – прокашлявшись, ответил он, указывая на гору различных таблеток и сиропов, лежащих на кофейном столике.
Я был уверен, что это было куда серьезнее простуды, но спорить с Уолтером бессмысленно: это как кидать камушки в реку – все равно пойдут на дно.
– Ты ведь не просто так решил прийти ко мне, – произнес дядя, откидываясь на спинку кресла.
В памяти всплыло, наверное, одно из ярких воспоминаний, проведенных в этом, уже чужом, доме. Я восстановил картину происходящего у себя в голове. В этом самом кресле я сидел на коленях у Уолтера, когда мне было семь лет. Был обыкновенный выходной день. Вечер. Дядя рассказывал мне вымышленный рассказ о смелом юноше, который я любил и знал наперед. История о мальчике, который ценой своей жизни спас младшую сестричку, тонувшую в реке. За этот мужественный поступок Бог наградил его способностью передвигаться по поверхности воды.
– Я хотел поговорить с тобой о родителях, – уловив его взгляд, я не растерялся и продолжил. – Мне показалось, что у тебя могли сохраниться их записи. Может папа вел дневник?
– Да, твой отец писал дневник. Даже не один, – он поднялся с кресла и взял что–то блестящее с комода. – Вот, держи! – Уолтер протянул мне металлический ключ, где в некоторых местах проглядывалась ржавчина.
Вопросительно уставившись на ключ, словно спрашивая от чего он, я зажал его в кулаке.
– Это от чердака. Там ты найдешь все, что тебе необходимо, – дядя взлохматил мои волосы, как он любил делать, когда я был маленьким.
Я поблагодарил его и сделал глоток почти остывшего чая. Рассматривая ключ, я увидел, как веки Уолтера потяжелели, и глаза его закрылись. Тогда я взял одеяло, которое было неаккуратно, словно в спешке сложено, и укрыл им Уолтера, тихо сопящего себе под нос, и направился на второй этаж. Поднимаясь на чердак, я проклинал каждую ступень, от которой исходил пронзающий слух скрип. Когда я вставил ключ в дверное отверстие, он поначалу не хотел поворачиваться. По всей видимости, сама замочная скважина тоже покрылась ржавчиной и пылью, от долгого отсутствия применения; только после «легкого» нажатия ключ сдвинулся, в замке что–то щелкнуло, и дверь без всяких препятствий распахнулась.
На чердаке стояла кромешная тьма. Я рукой, только с третей попытки, нащупал выключатель, и помещение налилось тусклым светом. Чердак представлял собой сбор хлама и ненужных вещей, покрытых толстым слоем пыли. Можно было увидеть как пылинки, словно в танце, кружили в пространстве. В темных углах поселилась паутина, в плену которой погибло немало насекомых. Находиться было крайне неуютно, скорее даже отвратительно. Пахло сыростью. Я огляделся и увидел перед собой картонную коробку с надписью «Вещи Джека». Подойдя ближе, я приподнял крышку коробки и оттуда вылез маленький паук, ловко перебравшийся на мою ладонь.
– Черт! – вырвалось у меня, когда я пытался стряхнуть это восьминогое создание. С пауками у меня не взаимная любовь с самого детства.
В дальней стороне расположилось небольшое окно, открыв которое, в комнату сразу ворвался свежий воздух. Сырость уходила на второй план. В груде скомканных газет и бумаг я нашел газетные вырезки, в которых говорилось о моих родителях.
Статья за 1985 год. Громкий, жирно выделенный, заголовок гласил: «В Шербруке появился последователь Гудини!». Под ним расположилась фотография моего отца: 17–ти летний парень, лицо которого озаряла улыбка, а глаза были наполнены жизнью. На нем была белая рубашка с помятым концом воротника, синие джинсы и изношенные, потрепанные временем, кеды. С левой стороны от снимка разместилась небольшая статья о его жизни, о том, как его посетила мысль заняться этим родом деятельности.
«…меня всегда считали немозговитым ребенком в семье, не склонным к точным наукам. Я этого не отрицал, а лишь кивал головой… »
«…первый раз я увидел фокус на улице. Классический трюк с денежной купюрой. Мне тогда было 12 лет, когда пожилой человек его продемонстрировал. Я даже не пожалел своих последних карманных денег для него. В моей голове не могло уложиться осознание того, что я увидел 10 секунд назад. Это было потрясающе…»
«…и тогда я ощутил, что это не просто желание, а призвание…»
Вырезка из местного журнала за 1986 год. Первое успешное выступление в исполнении Джека Гранта. 1987 год – очередное представление, уже в городе Шавиниган. Там же он познакомился с Каролиной. К газетной бумаге с подробным интервью было прикреплено их первое совместное фото. Джек нежно держал руку на утонченной талии Каролины, и они оба светились от переполняющей их любви. На обороте снимка, почти каллиграфическим подчерком было выведено: «1988 год. С любовью, твой вечно непредсказуемый волшебник». Если бы меня кто–нибудь увидел в этот момент, то ему бы посчастливилось узреть самую широкую и искреннюю улыбку. Я отложил фотографию в сторону, намереваясь забрать ее с собой, как единственную память о них. Я хочу запомнить их именно такими счастливыми и беззаботными. Мой взгляд устремился на наручные часы, и я пришел в изумление, когда понял, что прошло около трех часов с момента моего прихода на чердак. Прислушавшись, можно было уловить равномерный храп, который доносился в первого этажа.
Аккуратно положив статьи на запыленную полку, я принялся за приличного размера коробку. Там тоже лежали страницы из газет. Посмотрев на заголовок одной из них, мои руки начали трястись, и я разложил вырезки перед собой. 1993 год «Масштабная трагедия на шоу Гранта! Гибель Каролины!». На фотографии была изображена сцена, на середине которой на коленях стоял отец, запустивший руки в волосы. Перед ним лежало уже бездыханное тело моей матери, и толпы людей собрались около помоста, чтобы ближе рассмотреть происходящее. Журналисты из желтой газеты постарались запечатлеть все душераздирающие эмоции и передать их зевакам.
– Зачем вы лезете в чужую жизнь?! – в пустоту крикнул я.
Я смял данную газету и запустил в дальний угол чердака. Меня переполняли различные чувства: от обжигающей злости до банальной подростковой боли. К горлу подступил ком, в сердце все сжалось. Я представлял, что можно ожидать от следующего напечатанного заголовка.
– «Автокатастрофа на улице Сент–Элен. Трехлетний Джефферсон Грант становится сиротой!», – тихо промолвил я, читая название последней статьи за 1993 год.
На мгновение мой взгляд остановился на собственном имени. Даже показалось, что на секунду я перестал дышать. Я заплакал. Да, 20–ти летний парень заплакал! Чувства накрыли меня с такой силой, что воздуха в легких периодически не хватало, и рыдания переходили в прерывистые всхлипы.
«…да, я помню тот вечер. Молодой человек был изрядно пьян, я даже помог ему выйти на улицу и предложил вызвать такси, но он отказался. Вернувшись на свое рабочее место, я увидел, как Грант садиться в машину и уезжает, сбивая по дороге вывеску моего кафе…» в недовольстве произошедшим произнес пожилой владелец заведения.
«…все произошло так быстро! Он обогнал меня на высокой скорости, но не справился с управлением. Его машина влетела в рядом стоящее дерево. Из–под капота валил едкий дым, я припарковалась на обочине и побежала к нему, к сожалению, было поздно…» ошеломленно тараторила водитель черного мерседеса, утирая слезы рукавом свитера.
Слова стремительно врезались в память. Мокрые от слез глаза не давали сосредоточиться на написанном, строчки накладывались друг на друга. Я откинулся на прохладную стену помещения и закрыл глаза. «…бедный Джефферсон, трудно ему в жизни придется…». Я поморщился, одной рукой проводя по морщинам, выступившим на лбу, а другой сжал газетную вырезку. Я отказывался верить, что все случилось именно так.
Дальнейшие четыре часа я изучал дневник отца, который лежал на самом дне коробки. У него был, на мой взгляд, самый аккуратный подчерк. Но, несмотря на это, можно догадаться, что папа был левшой: буквы были слегка смазаны. В этом дневнике были записаны все его трюки, включая фатальный. Рядом с каждой записью были тщательно прорисованы схемы необходимого инвентаря. Все было изображено вплоть до мельчайших деталей. Я читал предельно внимательно, стараясь не пропустить важной информации. Словно зависимый, я впивался взглядом в прописанные страницы, жадно их перелистывая. Большое внимание я уделил заключительному роковому фокусу. Я перечитывал его по нескольку раз, чтобы продумать его, дать образу возникнуть в голове. Я понял, что одному мне не воплотить его в жизнь. Мне нужна помощь. Когда я вновь посмотрел на часы, стрелка переместилась к девяти часам вечера. Дневник отца и их фотографию я решил забрать с собой. Перед тем как покинуть дом Уолтера, я написал ему записку, не став будить. Выйдя за дверь, я достал из под коврика ключ и закрыл ее. Ключ я положил себе во внутренний карман на случай, если опять захочу его проведать.
Спустя пару дней мне пришло известие о возвращении Шона из Бишопа, чему я был несказанно рад. Шон был моим незаменимым и единственным другом, который был готов всегда прийти на помощь, даже когда я не просил об этом. Никто из нас и подумать не мог, что после той драки с его братом Люком, мы станем лучшими друзьями. Я с нетерпением ждал нашей встречи. Одним пасмурным днем мы встретились в местном кафе, которое не имело названия.
– Я словно 100 лет тебя не видел! – произнес Шон, хлопая меня по плечу.
– Рассказывай как ты, как тебе Бишоп? – я закидал его вопросами, не давая перевести дух.
Пока Шон на эмоциях говорил об учебе, плохой погоде в том городе, я успел заказать нам по кружке пива. Младший Коби размахивал руками, показывая масштабы учебного заведения, в котором он получил первую степень.
– Ты даже не представляешь, что там творилось, но в одном я убедился, точно, – Шон приподнял бровь. – В Шербруке однозначно самые красивые девушки!
Мы одновременно засмеялись, поднимая уже полу опустошенные стаканы. Время шло незаметно. Посетители сменяли один другого, а мы неизменно оставались на своих местах. За окном потихоньку начало темнеть, внутри кафе зажгли свет. Казалось, мы обсудили все: учебу Шона, мои совместные планы с Лили, даже мои ночные кошмары, которые последнюю неделю залегли на дно. Не знаю – хорошо это или плохо.
– Когда намечается следующее грандиозное представление с Джефферсоном Грантом в главной роли? – почти ораторским голосом невзначай поинтересовался Шон.
Перед глазами всплыла газетная вырезка, я пошатнулся.
– У меня есть идеи, но без твоей помощи я пропаду, – из сумки я вытащил папин дневник и открыл нужную страницу, заранее загнув уголок.
Парень подался вперед, стал внимательно читать и изучать начерченные на страницах рисунки. Он морщил лоб и отчаянно тер нижнюю губу.
– «Трюк с замком»…покруче нельзя было название придумать? – он поднял на меня свой взгляд и издал слегка протяженный смешок.
Я пожал плечами и ухмыльнулся. Коби начал тихо постукивать указательным пальцем по деревянному столу. Он всегда так делал, когда тщательно и усердно что–либо продумывал.
– Джеф, я конечно не инженер, хотя мог быть, но нам предстоит такая работа…, – он развел руками, указывая на ее объем. – Мне определенно нравится эта затея, и я обеими руками «за», но ты уверен?
Еще один! Почему все вдруг усомнились во мне?!
– Да, уверен! – твердо произнес я, чтобы у него не возникло сомнений. – Есть одна загвоздка…
– Понял! – перебил меня Шон и одобрительно поднял большой палец вверх.
Последующее время мы обговаривали все детали будущего трюка. Шон пообещал позвонить отцу для решения проблемы, которая встала на нашем пути. На словах все смотрелось идеально, ничего не тревожило. Главное, чтобы на деле тоже прошло все гладко. Я решил пока не ставить Лили в подробности, пусть для нее пока все останется на поверхности.
Утром следующего дня Шон сообщил мне радостную новость: место для разработки моей идеи было у нас в кармане. Встретившись около дома мистера Коби, парень указал на свою новообретенную машину, права на которую получил еще в Бишопе.
– Почему ты не рассказал про эту красавицу? – сказал я и искренне поздравил друга со своего рода покупкой.
– Я хотел, чтобы ты сам ее увидел! Хонда девятого поколения, мощностью 140 лошадиных сил с механической пятиступенчатой коробкой передач! – словно заученный текст произнес Шон, кладя руку на холодный серебристый капот машины.
Она была действительно прекрасна. Не зря самая продаваемая машина в течение 16 лет в Канаде. Когда мы сели внутрь, в глаза не мог не броситься кожаный бежевый салон.
– Место находится за городом, так что нам предстоит долгая поездка, – воодушевленно объявил Шон и повернул ключ зажигания.
– Надеюсь, мы доедем без происшествий…
Проезжая по улицам Шербрука можно было лишь увидеть смазанные пейзажи города, которые представляли собой жилые дома, парки и огромное скопление людей, не свойственное в полдень четверга. Когда Шон снизил скорость, я смог тщательнее рассмотреть происходящее по ту сторону лобового стекла.
Вечно занятые люди, спешащие кто куда, привыкшие жить по стандартам, не в силах сделать шаг влево. Мы всегда хотим все успеть, перегоняя жизнь. Из–за этой гонки мы пропускаем мимолетные, не имеющие на первый взгляд сильного значения, моменты, но из таких мелочей состоит наша жизнь. Порой просто необходимо остановится и насладиться, пусть даже столь незначительным событием. Во время дождя все привыкли брать зонтик, бежать под крышу, укрываясь от дождя в сухом месте, и только у пяти процентов людей возникает мысль не бежать, а остановится, почувствовать капли на своем лице, скатывающиеся по щекам и промокнуть до нитки. К черту все! Мы живем один раз, но боимся сделать то или иное действие, потому что не хотим упасть в глаза других. Нам важно мнение окружающих; лучше делать как все и не выделятся. Я не один из них.
Когда я посмотрел на Шона, губы его двигались, он выдавал слова, но я их не слышал. Словно был за звуконепроницаемым стеклом. Я затряс головой и сразу голос Шона донесся до меня, перекликавшийся с музыкой из радио.
– Джеф, что у тебя за привычка!
– Какая привычка? – я прикинулся, что не понимаю, о чем идет речь.
– У тебя бывают своего рода отливы: ты остаешься здесь, но твой разум, сознание гуляет само по себе. Ты ведь не слышал, что я тебе рассказывал?
В воздухе повисла тишина, сопровождаемая накаленным ощущением. Я никак не мог себя оправдать, поэтому кивнул. Шон не отреагировал на этот жест, просто продолжил вести машину и следить за дорогой. За окном чаще проглядывался лес. Мы выехали на трассу. Густые темные, окружившие нас с обеих сторон, леса не давали свету проникнуть внутрь, представляя собой подобие купола. Смотря через ветровое стекло вперед, можно было подумать, что дорога уходит в небо. Своего рода иллюзия природы.
– Мы почти на месте, – разрезая тишину, сообщил Шон.
Заезжая на обочину, парень заглушил мотор. На его лице снова появилась прежняя, порой даже детская, улыбка и чувство не сложившегося разговора по пути сюда растворилось. Сейчас он был весел и беззаботен. Я с облегчением вздохнул.
– Смотри, что нам досталось! – чуть ли не прыгая от радости, воскликнул Шон.
Мой взгляд устремился в сторону незамысловатого по проектированию здания. Старое, ветхое строение с грязными окнами, в которые с трудом можно было заглянуть. Одно из них было разбито, образуя дыру, очертания которой было похоже на залетевший в нее кирпич. Само здание было грязно–белого цвета, почти серого. Вывеска, свисавшая одной стороной, покачивалась от малейшего дуновения ветра. На вывеске виднелись три первые буквы «рес», остальные были скрыты под ярко оранжевым цветом граффити, но не трудно догадаться, что там значилось слово «ресторан», а бывшим владельцем этого заведения являлся отец Шона, мистер Коби. Имени мне так и не довелось узнать.
– Отец пытался продать «Амариллис» целых три раза, но никто не купил его. Теперь стоит «пылится», – в голосе прозвучали нотки сожаления.
– Потрепали его изрядно, – заметил я, все еще тщательно осматривая здание.
– У многих здешних ребят чешутся руки, вот они и находят себе занятие, – Шон указал на граффити. – Сюда уже более года никто не приходит. Все что можно было – унесли, только ,наверное, пару стульев да столов валяются там.
Приятель поманил меня рукой, и мы подошли к входной двери. На фоне заброшенного ресторана, дверь выглядела достаточно новой, лишь в некоторых местах потрескалась краска для обработки древесины. Шон почти без звука открыл ее, и запах влаги и сырости ударил в лицо. Благодаря дневному свету, разглядеть здание не только снаружи, но и внутри не имело большого труда. Внутри оказалось просторнее, чем можно было бы судить с улицы. Пол, на котором лежали несколько деревянных стульев, покрывал толстый слой пыли.
– Как тебе это место? – скрестив руки на груди, спросил парень.
– Я чувствую, что нас ждет генеральная уборка! – я засмеялся.
Младший Коби почесал затылок и вздохнул.
– Ты уже, я так понял, придумал нам занятие на ближайшие пару недель, – заявил Шон, ухмыляясь.
С наступлением вечера, когда солнце уже почти зашло за горизонт, мы достали фонарики. Из–за выбитых пробок в здании, без дополнительного света ничего нельзя было разглядеть. Хоть глаз выколи! Составив план действий завтрашнего и последующих дней, мы под освещение уже уличных фонарей, двинулись обратно в Шербрук. По дороге я получил теплое сообщение от Лили: «Хоть мы и не виделись со вчерашнего дня, но я чувствую, как ты по мне соскучился! Хочу скорее тебя увидеть и подарить теплые объятья. Люблю тебя!».
– Как ты смотришь на то, чтобы все–таки известить Лили? Нам бы пригодилась ее помощь не только с уборкой, – заверил меня Шон, когда увидел сообщение от девушки.
Он прав. Пальцы рук в спешке набирали сообщение, потом стирали. Набирали и стирали. Я не мог подобрать нужных слов, хотелось не просто поставить ее перед очевидным фактом, а подготовить морально. Спустя пару сухих идей, я написал ей ответ: «Твое шестое чувство никогда не врет. Скоро буду дома. Я тоже тебя люблю!».
Шон подбросил меня до дома Лили. Перед тем, как я захлопнул дверь его дорогой машины, мы пришли в общему мнению отправиться в «Амариллис» во второй половине дня. Уезжая в сторону своего дома, приятель просигналил мне в знак пожелания хорошего вечера. Когда я хотел нажать на дверной звонок, дверь распахнулась, а на пороге стояла Лили.
– Только вы можете так громко прощаться, что вас слышит вся улица! – съязвила младшая Уилмарт, и улыбка показалась на ее лице.
На ней был серый спортивный костюм, из–под кофты которого проглядывала белая майка на лямках. Рукава были завернуты, а на запястье был закреплен золотой браслет – подарок родителей на 18–тилетие. Волосы собраны в лохматый пучок, пряди изящно спадали и слегка касались щек Лили. Она казалась столь домашней, что отходить не хотелось ни на шаг. От девушки веяло уютом.
– Ты чего замер, словно призрака увидел?
– Я тобой любовался, призрак ты мой, – я поднялся на ступеньку выше и заключил девушку в своих объятьях.
Она поцеловала меня в нос и потащила в дом. По пути я успел зацепиться за ручку двери и захлопнуть ее.
Родители Лили были в отъезде, в командировке за границей. По этому счастливому обстоятельству нам дали возможность попробовать какого это – жить вместе. По крайне мере целых две недели. Тетушка Маргарет и родители девушки были уверены, что после нескольких дней мы устанем и разбежимся по углам, не выдержав присутствия друг друга. Прошло всего четыре дня, и ни один из них нам не наскучил. Совсем наоборот: мы получали удовольствие с каждой минутой. Нам нравилась «временная» совместная жизнь.
– Какие у тебя планы на оставшийся вечер? – поинтересовался я.
– Сперва накормить тебя. Смотри какой тощий! – Лили ткнула меня пальцем прямо в живот.
Освободив ее из своих крепких объятий, я проводил взглядом девушку, которая направлялась прямиком на кухню.
После фирменного блюда от семьи Уилмартов, передаваемое из поколения в поколение, мы устроились на диване за просмотром очередного «сопливого» фильма, от которых Лили была без ума. Я старался не подавать виду, что просмотр таких кинокартин является чуть ли ни пыткой. На экране в замедленной съемке показывали пейзаж, сопровождаемый мелодичной, приятной для слуха музыкой. Плавно стали высвечиваться имена сценаристов, режиссеров, актерского состава. Девушка была вся во внимании, изредка поглядывала в мою сторону, чтобы убедиться, не уснул ли я спустя первые пять минут. На протяжении первой половины фильма я особо не вдавался в подробности и сам сюжет, я думал о предстоящем возможном выступлении с фокусом родителей. Нужно было как можно быстрее поговорить об этом с Лили. Погруженный в свои мысли, я даже не заметил, как девушка опустила голову мне на плечо и ее рука накрыла мою. Дрожь и теплота раздалась по всему телу. Свободной рукой я прижал Лили ближе к себе, пальцы легонько стали поглаживать талию девушки.
– Джеф, ты меня отвлекаешь!
– Будто ты не знаешь, чем заканчиваются такие фильмы, – я посмотрел на нее. – Жили они долго и счастливо!
Я почувствовал, как она вздохнула. Руки ее юрко проскользнули под майку, одарив легкой прохладой все тело. В это время спортивная кофта Лили оголила одно плечо, приковывая мой взгляд еще сильнее. Я снял ее, посчитав явно лишней, теперь на ней была белоснежная майка на лямках. Когда я подался вперед, каштанового цвета волосы упали на хрупкие плечи девушки, но незамысловатым движением руки, я убрал их за ее спину. Прильнув губами к шее Лили, я стал медленно спускаться ниже, ощущая биение пульса. Я целовал ее плечи, нежно обнимая за талию, словно фарфоровую куклу. Фильм уже служил фоновым шумом, голоса героев были почти неразличимы. Мы были посвящены друг другу, и ничего не существовало вокруг. Смотря в эти небесно–голубые глаза, я забывал обо всем и просто тонул в них. Лили притянула меня к себе, запуская пальцы рук в мои волосы, и губы слились в поцелуе.
Я смотрел на нее и понимал, что люблю ее больше всего на свете! Мне нравится видеть каждый день эту лучезарную улыбку, слышать ее голос и смотреть в эти глубокие глаза. Мне нравится в ней все: от лохматых непричесанных волос до изящной, непринужденной походки. Когда я увидел, как она лепила снеговика в тот солнечный зимний день, то сразу влюбился. Я даже не думал, что жизнь может так повернуться – вот мы лежим друг напротив друга, лишь обнаженные плечи девушки выглядывают из–под одеяла. Я глажу ее по щеке и вижу едва появляющиеся ямочки.
«Я люблю тебя!» беззвучно произнесла Лили и положила руку на мою голую грудь. В такой весьма удобной позе мы забылись сном, не придавая глубокого значения повсюду разбросанной одежде и включенному телевизору, который во второй раз прокручивал недосмотренный нами фильм.
Глава 10
Приехав, как и было запланировано, во второй половине дня, мы организовали генеральную уборку, подключив к ней и Лили.
– Почему вы выбираете всегда такие заброшенные и грязные помещения? – возмущалась девушка, держа метлу в руках.
Шон поднял на меня глаза и взглядом, словно подталкивая, намекал на то, чтобы я поговорил с Лили насчет трюка и наших дальнейших действий. Слова уже хотели слететь с губ, как вдруг она произнесла:
– Не хотите посвятить меня в суть дела или я здесь в качестве уборщицы? – она замолчала, но через секунду выражение ее лица изменилось, и щетка перестала мести. – Если это насчет твоей безумной идеи, то тебе лучше сразу мне все объяснить!
Я уже представлял будущую реакцию: попытки отговорить меня, всплеск рук в знак протеста, разговоры на повышенных тонах. К моему удивлению, Лили восприняла во второй раз услышанную задумку, вполне спокойно, но вена, пульсирующая на шее, говорила об обратном. Ей явно не нравилась наша идея – слишком сильным был риск, как говорила шатенка.
– Я досконально изучил этот трюк, чтобы все прошло идеально! – заверял я Лили. – Пока мы его не отточим, о публике не может быть и речи. Я тебе обещаю!
Девушка поморщилась, но поверила моим словам. Уборка, плавно перетекающая в обсуждение приобретения необходимого инвентаря, ушла на второй план. Из окна доносился рев машин. Нам даже довелось услышать ссору между двумя парнями, которая позднее перешла в драку – звук соприкосновения кулака одного из драчунов с лицом другого подтвердил это. Когда я с Шоном вышел на улицу, чтобы унять пылких парней, никого уже не было.
Потребовалось около недели для того, чтобы привести заброшенный, больше похожий на дом с приведениями, ресторан в просторное место для тренировок. В одном из углов помещения расположился небольшой деревянный стол и пару стульев, где мы с легкостью могли обсудить и конкретизировать пошаговые действия фокуса. В противоположной стороне ресторана нашлось место для двух, слегка потрепанных, старых диванов, которые тетушка Маргарет хотела отправить прямиком на свалку. Были дни, когда эти скрипучие диваны послужили отличными кроватями; правда от них пахло сыростью и пылью, но, по причине усталости и измотанности, мы не придавали этому особого значения. Помимо всех остальных вещей, внутри ничего не было, но спустя неделю Лили принесла растение, которое умеет приспосабливаться в любых условиях. Девушка заявила, что в любом, даже самом затхлом помещении должен расти цветок, и приглядывать за ним она вызвалась сама лично.
Себастьян Коби с радостью обязался финансировать мои дальнейшие выступления. Он видел в этом огромную пользу и доход не только для его собственного кармана, но и для моего тоже. «Главное не забивайте голову финансовыми проблемами, это моя забота!» говорил мужчина, потирая сухие руки друг о друга. С помощью отца Шона мы смогли достать нужные нам материалы и инвентарь, с которого мы сдували пылинки. Так же, по настоянию старшего Коби, в ресторане заменили выбитые пробки, и светом мы тоже были обеспечены.
Шли дни, недели – трюк не удавался. Буквально не хватало пары секунд. Шон и Лили видели, что все идет не так, как я планировал, отчего у нас часто возникали разногласия, притягивающие за собой и ссоры.
– Я делаю все в точности, как написал отец! – заявил я, тыкая пальцем в прописанные чернилами строки.
– У каждого человека разный организм, и способность задерживать дыхание тоже отличается, – пытался настаивать на своем Шон. – Это может быть врожденное или же вырабатывание навыка при помощи тренировок. Тебе ли не знать! – парень стал переходить на повышенный тон, понимая, что достучаться до меня стоит большого труда.
– Не в трех же секундах! – выпалил я и швырнул металлический замок на стол, отчего раздался гулкий, бьющий по ушам, стук.
– Почитай учебник анатомии! – разъяренно произнес Шон и скрестил руки на груди.
В воздухе повисло напряжение, которым можно было резать воздух. Все это время Лили стояла неподвижно. Казалось, даже не дышала, лишь глаза бегали то в мою сторону, то в сторону Шона. Грудь парня с каждым вздохом вздымалась, в глазах читалось презрение. Вплоть до самого вечера никто из нас не произнес ни слова. Все, словно мыши, разбежались по углам. Я стоял напротив громоздкого сооружения, которое представляло собой параллелепипед, стороны которого были сделаны из прочного стекла, обитого по периметру металлической отделкой. Верхнее основание являлось съемным, благодаря которому человек мог легко забраться внутрь, но не без помощи стремянки. Сооружение стояло на деревянной дощечке на колесиках для более удобного передвижения его по сцене. Я, будто завороженный, смотрел, как стекают оставшиеся капли воды с прозрачного, зеркально чистого стекла. Лили расположилась на одном из диванов, заранее прихватив с собой дневник Джека. Они читала страницу за страницей, иногда косо выглядывала посмотреть, чем каждый из нас занят. В свою очередь Шон стоял около окна и всматривался куда–то вдаль. Одна рука, сжатая в кулак, упиралась в холодное стекло, а вторая была засунута в карман. Парень даже не оборачивался на малейший вздох, шуршание страницы дневника или на скрипучий пол, на котором я переминался с ноги на ногу.
Я знал, что в этом споре был совершенно не прав. В глубине души я принимал сторону Шона, но чувство собственного достоинства кололо сильнее. Раньше признать свою неверно принятую позицию было просто, но теперь я не мог просто так уступить. Для меня это словно наступить себе на горло, переступить через себя. Я так не мог, но совесть грызла душу, пытаясь одолеть эгоизм.
Через некоторое время Шон подсел к Лили, которая поджала к себе ноги и положила подбородок на колени. Они что–то тихо обсуждали, при этом смотрели в мою сторону. Я не хотел знать, о чем они говорят. Только позже я заметил, что девушка ушла, так ничего и не сказав.
– Держи, – Коби протянул мне замок, тем самым показывая, что ему было не все равно.
– Почему ты не ушел вместе с Лили? – равнодушно, без эмоций спросил я.
– Я твой друг, а друзья должны выручать и идти до самого конца, – после паузы он продолжил. – Так что сегодня я тебя не брошу, даже несмотря на то, что ты был не прав.
По–дружески толкнув Шона локтем в бок, я взял из его рук замок.
Этой ночью мы не сомкнули глаз. Трюк, который должен был представлять вершину моего выступления, высасывал последние соки. Я повторял его снова и снова, мы знали его даже лучше, чем пять собственных пальцев. Когда процесс подходил к завершающей фазе, все «рушилось» на глазах, словно твой замок из песка растоптал какой–нибудь местный задира. И так случалось каждый раз, как ты пытался восстановить уже разгромленный замок. Я выбивался из сил, и Шон это прекрасно понимал, но не переставал подбадривать и заставлял проходить все сначала, хотя сам еле стоял на ногах. Солнце уже давно зашло за горизонт, весь город погрузился в глубоких сон, лишь из–за стен «Амариллиса» доносились разговоры, шум воды, которая носилась по водопроводной трубе, наполняя пластиковые ведра.
– А если эту штуку не заполнять до верха водой, оставить больше кислорода? – совершенно неожиданно предложил Шон, указывая на сооружение.
Я прищурился, тем самым заставив механизмы работать у меня в голове. На секунду я замер, после чего резко вознес руки вверх и расплылся в широчайшей улыбке.
– Ты прав! Господи, Шон, ты гений! – прокричал я, схватив парня обеими руками за плечи.
Я уже хотел позвонить Лили, но когда взглянул на часы, понял, что слишком поздно. Решил сообщить великолепную новость сразу же, как девушка проснется.
Шел второй час ночи. Шон тихо посапывал на диване, уткнувшись лицом в подушку, время от времени переворачиваясь на спину. Мне казалось, что он упадет прямо на пол, настолько сильно он искал нужную позу для сна. Я же никак не мог заснуть; оставив главный трюк на свежую голову, я принялся разрабатывать и придумывать новые, не менее важные, фокусы. Некоторые я позаимствовал со страниц дневника отца, уж больно они мне пришлись по душе. Одна из придуманных мною иллюзий, которую я назвал «цитата из книги», заключалась в следующем: фокусник, то есть я, предоставляет зрителю книгу, заранее для него подготовленную, и просит выбрать совершенно любую строчку, которая ему больше понравится. Затем иллюзионист забирает из рук человека книгу, резко и неожиданно для зрителей (на это и рассчитан трюк) бросает ее об стену, после чего на том месте, куда угодила книга, оставалась строчка, словно вырванная из страницы книги. Второй фокус, который, пожалуй, являлся классикой жанра – это телефон, помещенный в бутылку. Задача предельно проста: засунуть телефон любой формы и размеров в бутылку, взятую у случайного прохожего. После чего удивленный взгляд зрителей, сопровождаемый просьбой вернуть все на свои места, тебе обеспечен. Незаменимыми, полюбившимися мною, трюками останутся карточные фокусы. Только представьте – с маленькой колодой карт, состоящей из 52 раскрашенных картонок можно продемонстрировать свыше тысячи карточных трюков, начиная с элементарного угадывания загаданной карты до фокуса под названием «французский поцелуй», и это еще не предел! Карты, появляющиеся будто из воздуха, задуманная зрителем карта, по волшебству оказавшаяся в ботинке одного из наблюдающих. Перечислять можно бесконечно. За несколько часов я придумал с десяток новых трюков, при этом освежив в памяти старые. Заснул я только под утро, когда солнечные лучи уже пробирались во все еще грязноватые окна ресторана.
В дверь постучали. Сквозь сон я услышал глухой стук, но лишь позже осознал, что он исходил из реальности. Кто–то, очевидно Шон, открыл массивную дверь, и с порога прозвучал женский голос.
–Он еще спит, вероятно, всю ночь бодрствовал, – сонно произнес Шон.
– Я принесла вам завтрак, – я слышал, как Лили поставила пакеты на стол и тихо отодвинула стул.
Пора вставать, хватит греть уши! Когда я открыл глаза и потянулся, издавая при этом мычащие звуки, ребята сразу замолкли и повернулись в мою сторону.
– Всем доброе утро! – хриплым от сна голосом сказал я, проводя рукой по волосам.
Шон, глядя на Лили, хотел что–то произнести, но я лишил его этой возможности.
– Я слышал, как ты пришла. Я просто дремал.
Вставая с жесткого дивана и поправляя помятую одежду, я взял из рук девушки протянутый мне стакан ароматного горячего кофе.
– С сахаром, как ты любишь, – Лили сладко поцеловала меня в губы, а Шон шутливо закатил глаза.
Девушка за целый день даже не вернулась к тому угнетающему, напряженному вечеру, сделав вид, что его и не было в помине. Плотно позавтракав свежеиспеченными булочками с шоколадом местной кондитерской «У тети Элен» и горячим кофе, мы принялись за работу. Около двери лежала большая спортивная сумка, которая принадлежала ни мне, ни Шону. Лили, заметив мой взгляд, прикрепленный к сумке, произнесла:
– Там полотенце и сменная одежда, Шон сказал принести.
– Хорошо, – только и ответил я, все еще допивая последние капли кофе.
Пока Лили переодевалась, я открыл все окна нараспашку, чтобы впустить свежий воздух. В это время Шон выкатил главный реквизит в середину помещения и убрал верхнее основание. Далее, уже в который раз, я перечитал описанный отцом трюк и подготовил необходимый инвентарь: цепи, металлический замок и маленький ключ, который используют для банковских ячеек. Когда стеклянная кабина наполнилась водой до нужного уровня, я сцепил руки Лили прочными цепями и повесил на них замок, предварительно воспользовавшись ключом. Девушка стояла передо мной в джинсовых шортах и майке, которая плотно прилегала к телу и очертила все изгибы: талию, грудь. Лили не отводила от меня глаз, и я видел, как она переживала. Крепко взяв ее за руки, я прильнул губами ко лбу и тихо прошептал:
– Ты восхитительно выглядишь!
– Хватит ласкаться, как коты в брачный период! Успеете еще, – Шон прервал сладостный момент и прокашлялся.
Мы засмеялись. Девушка поднималась по стремянке, которая была пододвинута к сооружению, а я держал ее за ноги – лестница время от времени пошатывалась.
– Ты помнишь, где ключ? – напомнил я Лили, после чего она кивнула и погрузилась с головой в воду.
Шон закрепил обратно верхнее основание и подбодрил Лили, подмигнув ей.
– Засекай! – твердо, почти приказным тоном, произнес я и подал девушке знак, что она может начинать.
В оригинальном фокусе кабину нужно накрыть плотной тканью, чтобы зрители не увидели того, что им не положено видеть. Перед началом трюка нескольким людям из зала предоставляется возможность осмотреть весь реквизит, чтобы убедить других зевак в честности нашего выступления. Никто из них не подозревает, что в нижнем основании данного сооружения спрятан ключ, заметить который невооруженным взглядом почти невозможно. Когда «все» проверено, мы начинаем шоу. Основная задача Лили – успеть достать спрятанный ключ и открыть замок, тем самым высвободиться из цепей. В глазах зрителей это окажется неким чудом. Как она открыла замок, ведь ключа у нее не было? Лили должна работать быстро и точно, иначе можно захлебнуться. Отведенное ей время – 43 секунды. Не больше, не меньше.
Сцепив собственные руки, я почти, что молился о том, чтобы она уложилась в эти драгоценные для жизни секунды. Я верю в тебя!
– Время! – скомандовал я.
Тишина. Из воды показалась Лили, держа в одной руке замок, в другой – цепи. На ее лице сияла улыбка.
– Мы сделали это! Сделали! – не сумев сдержать эмоции, прокричал я.
Девушка бросилась ко мне с распростертыми объятьями, по пути положив инвентарь на стол. Я крепко обнял ее, уткнувшись в мокрые волосы, с которых все еще капала вода, образуя вокруг нас большую лужу. Мигом, набросив сухое полотенце на плечи Лили, я схватил ее за ноги и поднял над собой.
– Джеф, ты меня уронишь! – девушка сопротивлялась, но позже сдалась без боя.
– Может меня тоже кто–нибудь обнимет? – обиженным тоном произнес Шон. – Это все–таки была моя идея насчет уменьшения уровня воды. Это меня надо целовать!
– Я тебя сейчас так поцелую! – мы побежали прямиком на Шона и закрепили его в «мокрых» объятьях. Так мы простояли недолго, хотя этот момент успеха казался бесконечным.
– За это надо выпить! – предложил Шон, и никто из нас не стал переубеждать его.
Когда мы привели все в божеский вид, я закрыл ресторан, и наша компания из трех человек поехала по улицам вечернего Шербрука в поиске открытого бара. Из колонок доносилась музыка, окна были открыты. Шон пытался спеть песню, придумывая при этом новые, несуществующие в мире слова, так как с ходу воспроизвести неизвестную песню ему не удалось. Нас с Лили это забавляло, а парень шутливо, с гордостью в голосе, утверждал, что мы ничего не смыслим в искусстве музыки 21 века. Ночная жизнь в Шербруке не сильно отличалась от дневной: улицы никогда не пустовали. Как и утром, вечером можно было увидеть людей, занимающихся пробежкой, владельцев животных, гуляющих со своими питомцами, детей, которые играли в мяч и рисовали цветными мелками на асфальте. Чем мне нравится вечерний, почти ночной город, так это тем, что все вывески магазинов, публичных заведений горят яркими, скорее даже пестрыми огоньками, будто играя светом. Такое чувство, что ты находишься в огромном мегаполисе, например, Нью–Йорке.
Покружив по городу еще лишние 10 минут в поиске свободного парковочного места, мы наконец нашли бар. Громкая музыка заглушала разговоры, услышать друг друга стоило большого труда. Бар, в который мы прибыли, открылся сегодня, поэтому на входе висела табличка «Первые 100 заказов за счет заведения», подсвеченная неоновыми огоньками. Внутри свет был слегка приглушен. На удивление бар не был переполнен посетителями, лишь несколько компаний друзей были «раскиданы» по разные стороны зала. В глаза бросился круглый столик поодаль, вокруг которого стоял мягкий диван в форме полумесяца. Мы направились прямо к нему. Позже, когда я подошел к стойке бара, молодая барменша лет 25 с ярко–красными, накрашенными губами улыбнулась и была готова принять мой заказ.
– Три текилы.
Быстрыми, профессиональными движениями рыжеволосая девушка разлила текилу по стопкам и протянула мне.
– За счет заведения, – игриво, подмигивая, сказала барменша.
В этот длинный вечер мы говорили обо всем, начиная от конфузных, забавных ситуаций друг друга и заканчивая грустными слезливыми историями, когда алкоголь дает сигнал мозгу «открыть душу». Почему человеку так сложно открыться кому–то в трезвом состоянии? Все очень просто: нам страшно. Страшно, что в глазах других мы будем выглядеть глупо. Страшно не получить той поддержки, на которую рассчитываешь. Страшно быть непонятым. Когда в твоем организме течет алкоголь, язык развязывается и тебе уже не страшно, потому что ты знаешь, на следующее утро никто не вспомнит об этом, а на душе будет легче. Мы рождены в страхе, он всегда с нами бок о бок, как бы мы это не отрицали.
Последнее, что я запомнил с того вечера: как мы выходили, точнее выползали, из бара самые последние. Последующие действия были словно за пеленой белого тумана в голове. Очевидным являлось лишь одно: единственной текилой поход в бар не закончился.
Утром я проснулся у себя в кровати, в доме тетушки, значит дойти самостоятельно или с посторонней помощью я сумел. Но прикроватной тумбочке стоял стакан кристально чистой воды и пара таблеток. Спасибо Маргарет за заботу! Когда я резко поднялся с кровати, сильно об этом пожалел: боль в голове усилилась и ударила по вискам так сильно, что казалось, будто мне делают шунтирование без анестезии.
В полдень мне позвонил Себастьян Коби и пригласил на ужин. Отец Шона под предлогом ужина хотел так же обсудить мое будущее выступление, определиться с местом, датой и послушать приблизительную программу шоу. Встреча была назначена на семь часов вечера, поэтому в запасе у меня было достаточно времени для того, чтобы заняться домашними делами и пообщаться с тетушкой Маргарет. Последнее время нам не удавалось выкроить даже пары часов для беседы: либо я был занят тренировками, либо проводил время с Шоном и Лили. Я прекрасно понимал, что поступаю эгоистично по отношению к ней, но тетушка заверяла меня, чтобы я строил свою жизнь, планировал свое будущее. Я никуда не уйду, говорила Маргарет и одной рукой приобняла меня за плечо.
– Есть две причины появления дома в таком состоянии: трюк удался, и вы решили до беспамятства это отпраздновать или же из–за неудачи ты так отчаялся, что напился, – произнесла тетушка, откладывая газету и очки в сторону.
– Прошу не так громко, – я держался за виски. – Все получилось.
Я рассказал женщине, какие фокусы я бы хотел включить в программу и даже пару продемонстрировал прямо у нее на глазах. Тетушка была одним из первых моих зрителей, поэтому теперь провести ее было не так легко, как казалось мне 9 лет назад. За все то время, пока я занимался фокусами, сегодня я разволновался не на шутку, так же, как в первый раз. Я не могу объяснить это странное чувство, оно являлось глупым и действительно беспричинным. Силой я «встряхнул» и охладил свой разум, и все пошло как по маслу – ни единой оплошности. Ничего. Я находился в своей стихии, грациозно управлял ею.
Когда я был маленьким, мне нравилось наблюдать за взрослыми, которые умело, профессионально занимаются каким–либо делом, будь то (любой) вид спорта или одно из направлений искусств. Я смотрел на них и думал, что однажды тоже смогу владеть чем–то так же искусно, как они. Но все было далеко не просто. После нескольких неудачных попыток, я начинал закрываться в себе, а в голове все чаще мелькала мысль, что я неудачник. Оглядываясь на свое прошлое и смотря на свое отражение в зеркале сейчас, понял, что неважно, сколько тебе лет, неважно, что кто–то обзавелся хобби раньше тебя – рано или поздно найдется та тропа, которая выведет тебя из леса заблуждений, и ты отыщешь то, к чему будет лежать сердце. Я нашел, и отказываться от того, что приносит не только мне, но и окружающим – удовольствие и радость, ни при каких условиях не собирался.
За все наше знакомство с Шоном я никогда не был у него дома – не представлялось возможности. Все дома в городе были похожи между собой, поэтому и он не сильно отличался, к примеру, от дома тетушки Маргарет. Лишь когда заходишь внутрь видишь значительную разницу. Дом Себастьяна Коби напоминал мне музей: дорогая отполированная мебель, картины известных художников, шкуры животных, выступавших в качестве ковра. Мне даже довилось почувствовать себя некомфортно в окружающей меня обстановке. Шон уверял, чтобы я не заострял на этом особого внимания.
– Отцу большинство вещей не нужны, как он сам говорит. Но статус не позволяет отказываться от предоставленной роскоши, – последнее слово друг заключил в кавычки, так как это слово казалась ему чересчур слащавым и неподходящим.
Все остальные комнаты, за исключением гостиной, были обставлены более скромно, но финансовый достаток у семьи Коби проявлялся даже в скромности.
Пока я пребывал в гостях, ни разу не увидел хозяйку дома, миссис Коби. Раньше Шон рассказывал, что мать с ними не живет уже долгое время, но отец поддерживает с ней связь через телефонные разговоры. На этой неясной ноте наша беседа прекратилась, я не стал расспрашивать детали об их семейной жизни. Только спустя несколько месяцев Шон объяснил, что на самом деле произошло: мать бросила их, как только братьям исполнился год под предлогом того, что не такой жизни она для себя хотела. Где женщина сейчас – никто из них не знает. В доме даже не было ни единой фотографии, где бы присутствовала мать друга, лишь снимки счастливого отца и двух сыновей.
Ужин Себастьяна Коби потерпел фиаско. Запах горелого и струйка серого дыма, показавшегося из кухни, подтверждали это. Пришлось заказывать еду через доставку на дом, дабы никто не остался голодным. В это время Шон устроил мне обзорную экскурсию по «музею». На первом этаже, как я ранее упоминал, находилась гостиная, в западной части нашлось место для кухни, где была проходная дверь прямиком в задний двор.
– Отец специально спроектировал выход с запада, так как солнце заходит всегда с этой стороны. Каждый вечер можно насладиться закатом! – Шон указал на небо, словно горящее в огненном шторме.
В замочной скважине входной двери послышался щелчок, и до моих ушей донеся до боли знакомый голос – глубокий и грудной. Сумка только что вошедшего владельца с грохотом упала на пол, ключи звякнули от соприкосновения со стеклянным кофейным столиком в прихожей.
– Видимо у нас гости, – произнес мужской голос, доносившийся из коридора, явно заметив чужую обувь и куртку на вешалке. Звук тяжелых шагов становился все отчетливее, а желание встретиться с этим человеком все уменьшалось. – Почему никто не предупредил о го…, – тут он затих, и взгляды наши пересеклись.
– Давно не виделись Люк, – я хотел произнести фразу дружелюбнее, но получилось слишком холодно.
Старший брат Шона прищурил глаза и не сдвинулся с места, но я, не став терять самообладания, подошел к нему и протянул руку в знак приятной встречи. На удивление он не растерялся, и сильной, почти мертвой, хваткой ответил на рукопожатие. Сравнивая первую нашу встречу, рыжеволосый парень нисколько не изменился: все такой же амбал, лишь пара килограмм переросла в мышечную массу, одежда стала опрятной и выглаженной.
За ужином поначалу повисла тишина, только вилки звякали по тарелкам. Было видно, что хозяина угнетала такая молчаливая атмосфера, он даже перестал есть на какое–то время.
– Как я понимаю, к будущему выступлению ты готов, не так ли?
Я, прожевывая пищу, решил просто кивнуть, а не говорить с набитым ртом и забыть про манеры этики за столом.
– Говорил с владельцем недавно открывшегося кафе–ресторана в Кливленде. Директор заведения хотел, чтобы ты выступил у него, тем самым «прославил» бы его заведение, – мистер Коби посмотрел мне в глаза, словно не замечая остальных присутствующих за столом. – Кливленд – как тебе?
Не зная для чего, я посмотрел в сторону Шона, будто ожидая одобрения. Когда парень пожал плечами, тем самым говоря «почему бы и нет», я уверенно кивнул в знак согласия. Дальнейшая беседа плавно перетекла в гостиную, где все устроились на диване, кроме Себастьяна, он предпочел сесть в кресло, стоявшее напротив. Я в подробностях поведал предстоящую программу, заявив, что моя девушка будет выступать в качестве моего ассистента в некоторых номерах. Коби старший воспринял это предложение одобрительно.
– Как ты смотришь на то, если выступление будет назначено в середине октября? Скажем 11 числа?
Не став спорить, я согласился.
– Можно на днях посмотреть это сооружение для финального трюка? Обещаю, шоу не пропущу! – неожиданно для всех подал голос Люк, обращаясь ко мне.
– Да конечно, – только и ответил я. На лице брата Шона появилась секундная ухмылка и тут же померкла. Я не придал этому значения, быстро забыв об увиденном.
Между мной и Люком завязалась теплая беседа. Брат моего друга с неподдельным интересом спрашивал о моем увлечении, о трюках, которые стали неотъемлемой частью моей жизни. Казалось, передо мной сидел совершенно другой человек, не Люк, не тот парень с грубой улыбкой и кулаками, постоянно напрашивающимися на драку. Присутствовало такое ощущение, что инцидент, произошедший между нами, был иллюзией. Плохим сном.
Неделю спустя, Люк Коби порадовал нас своим визитом в «Амариллис». Посередине комнаты уже было выдвинуто стеклянное сооружение, которое на вид выглядело довольно хрупким. Лучи солнца, попадавшие на стекло под углом, отбрасывали солнечных зайчиков, которые прыгали по высокому потолку. Рыжеволосый парень раскинул руками от удивления и произнес:
– Вот это громадина! – его голос отразился эхом по всему помещению. – В чем собственно заключается трюк? – я только собирался произнести слова, уже вырывавшиеся, как Шон опередил меня и взялся рассказывать вместо меня. Спасибо, что облегчил мне эту задачу! Положив руку на громоздкое, как скала, плечо брата, друг повел нашего гостя в центр помещения.
Меня никак не отпускала мысль о том, что могло разом возбудить такой живой интерес в моему роду занятий. Ведь совершенно недавно (два года назад) я являлся вторым претендентом на место под солнцем, которое так яростно сторожил Люк. Что же щелкнуло в нем? Смирение? Совесть? Нет, такие «выдающиеся» личности не обладают данным качеством, но чем дольше я наблюдал за братьями, тем сильнее убеждался, что даже такой человек, как Люк Коби, способен измениться. Через сравнительно небольшой промежуток времени ко мне поспешил Шон с лучезарной улыбкой на лице.
– Никогда не видел его таким…заинтересованным в чем–то. Не узнаю своего брата, – последовала пауза, сопровождаемая легким смешком. – Может оно и к лучшему.
Люк в это время с любопытством разглядывал каждую деталь, при этом наклоняя голову в правую сторону. Краем глаза я наблюдал за рыжеволосым, уже сидевшим на корточках, и осматривавшим все во второй раз с низу до верху. Не успели мы с Шоном разговориться, как к нам поспевал его брат, засовывая руки в карман джинсов. На секунду парень показался мне встревоженным, глаза его так и бегали, пытаясь не пересечься с моими. Мозг оттолкнул версию его нервозности под предлогом тупого взгляда в пол, где было сложно понять, что именно выражает лицо брата Шона.
– Скорее бы увидеть трюк в действии, – произнес Люк с чем–то похожим на энтузиазм.
– Скоро, очень скоро!
Погасив свет в ресторане, я запер массивную дверь.
***
– Не забудь взять с собой грелку! Кто знает – может в кливлендских гостиницах не топят! – настаивала тетушка Маргарет, протягивая мне предмет.
– Мы пробудем там всего лишь три дня. Она там явно не понадобиться, – утверждал я.
Тетушка закатила глаза, пожимая плечами, и пока я складывал действительно нужные вещи, женщина незаметно положила грелку на дно моей второй сумки. В основной, небольшого размера, чемодан поместилось все, что было в списке: одежда как ежедневная, так и для выступления, средства гигиены и часть инвентаря, нашедшая себе место во втором отсеке чемодана рядом с дневником отца. Остальной реквизит, куда тяжелее и больше, чем карты или деньги, будет помещен в грузовик, который заказал отец Шона для удобства и меньшего риска поломки. Оставив свой и тетушкин чемодан в прихожей, я отправился вздремнуть перед завтрашним отъездом.
Я лежа смотрел в потолок, и снова это чувство накрыло меня – чувство отрешенности от реальности. Словно тебя окружает прозрачный купол, куда не могут проникнуть звуки, лишь тишина сопровождает тебя в эту минуту. В голове только ветер, свист которого ты слышишь отдаленно, если прислушаешься. Взор сконцентрирован в одной точке, и ничто не тревожит его. Далее глаза начинают закрываться, оставляя с каждым разом все меньше и меньше света, погружая твое сознание в неизведанную темноту, ноги и руки тяжелеют. Ты засыпаешь. После того случая в отеле, находившегося рядом с рекой Магог, кошмары больше не посещали меня по ночам, чему я был несказанно рад. Единственное, что мне снилось теперь – это яркие вспышки света, которые посылали сигнал в мозг, и я вздрагивал, будто в приступе эпилепсии.
Но этой ночью все было спокойно, я даже смог выспаться и почувствовал прилив сил.
– И тебе доброе утро, рыжехвост! – я погладил Саймона по мягкой, словно перья, шерсти. Кот ласково стал бодаться, а после и вовсе лег рядом со мной, издавая грудное мурлыканье. В такие моменты малейший вздох или попытка встать в кровати сопровождается уходом домашнего питомца.
– Если бы я являлся котом, то спал бы всю жизнь, но нет, я уродился человеком, которому нужно проживать жизнь достойно и вершить великие дела, – последнюю часть, озвученную мной, я позаимствовал из любимого произведения – «Записки одного из семи миллиардов».
Рядом с домом уже стояла машина Себастьяна Коби с личным шофером за рулем и машина Шона, но уже без личного водителя. На ходу я допил свой чай и успел вцепиться зубами в поджаренный тост с маслом.
– Джефферсон! – возмутилась тетушка и посмотрела на меня поверх очков.
Я, ничего не ответив, скорчил смешливую гримасу и взял чемоданы по одному в каждую руку. Выходя, женщина, как мне показалось со спины, перекрестилась и закрыла входную дверь. Когда я заметил идущую по тротуару Лили, помахал рукой, все еще пережевывая тост и загружая вещи в серебристую машину Шона.
– Доброе утро, мисс…
– Нолтрум, – подхватила тетушка, видя, как замешкался Себастьян Коби, и села в машину, в то время как отец братьев по–джентельменски придерживал дверь автомобиля.
Пока Шон закрывал багажник и вытирал какое–то пятно возле фары рукавом кофты, я крепко обнял девушку и забрал у нее сумку.
– Может мне тоже стать фокусником, глядишь, один не останусь! – произнес парень и наигранно вздохнул.
– У меня много красивых подружек, – подбодрила его Лили.
– Знаю я ваших «красивых подружек»!
Последовала короткая пауза, после которой мы дружно залились смехом. Дорога предстояла длительная, поэтому я удобнее устроился на заднем сидении с Лили и достал колоду карт. Потренироваться.
Шон еще не успел нажать педаль газа, как я спросил:
– А где Люк?
– Он приедет в день выступления. Сказал, какие–то дела есть незаконченные, – младший Коби посмотрел на меня в зеркало заднего вида.
Когда половина пути была уже преодолена, я почувствовал, как голова девушки коснулась моего плеча, а дыхание было ровным и глубоким. Тело Лили было таким теплым, что меня самого клонило в сон, но сознание категорично протестовало.
По обеим сторонам дороги нас окружали поля – аккуратно постеленные зеленые ковры, словно картинки из интернета. Это была природа, еще не тронутая человеком, где не успели построить заводы и города «современности» (как я их называю). Города на окраине, занимающие всего пару гектаров земли. По левую, правую стороны в радиусе 5 миль были лишь густые непроходимые леса и поля. Каждый такой город будто являлся цельным отдельным мирком, живущим по своим законам. Проехав еще несколько миль, мы оказались в жилой зоне. Трудно было назвать это место городом, скорее поселок. Заброшенный поселок. Давно требовавшая ремонта дорога, отсутствие новостроек, лишь дома построенные в послевоенное время, пустующие, мрачные улочки, словно это место потерпело нашествие зомби.
– Жутковато, – прошептал Шон.
– Жми на газ, – мне хотелось быстрее покинуть это безлюдное место.
Солнце уходило за горизонт, оставляя после себя темноту. Начинали зажигаться фонари, освещая шоссе. Вдалеке виднелись вывески, сообщавшие о придорожных забегаловках.
Стрелка моих часов показывала одиннадцать вечера, и перед нами висело табло, подсвеченное лампочками с надписью «Добро пожаловать в Кливленд!».
Остановившись в ближайшем отеле, я занес все вещи в наш с Лили номер и не стал их распаковывать. Достал только реквизит. Для трехзвездочного отеля номер был довольно прилично обставлен и мог спокойно выдать себя за номер люкс: просторное помещение с большой двухместной кроватью и тумбочками по обе стороны, в одной из которых был спрятан мини холодильник. Громоздкий деревянный шкаф, слева от него зеркало в полный рост, почти напротив кровати, и кресло.
– Перед тем, как пойдем спать, нужно снять это зеркало, – пальцем девушка указала на свое отражение.
– Ты действительно веришь в эту чепуху? – я уже было рассмеялся, но серьезный взгляд младшей Уилмарт подавил во мне желание смеяться.
– Сколько статей я читала на эту тему! Некоторые факты звучат и вправду дурашливо, словно вымысел пятилетнего ребенка, но подсознательно я верю в «эту чепуху». Так что…
– Хорошо, – я не дал ей договорить и взял за плечи. – Я сниму его, если тебе так будет комфортнее.
Пока девушка отсутствовала, принимая горячую ванну после утомительной поездки, я достал из внешнего кармана чемодана листок. Это был список трюков, которые я должен буду исполнить завтра в восемь часов после полудня. Сна у меня не было ни в одном глазу, поэтому прогнать некоторые фокусы будет вполне разумным решением. Первым в списке оказался блок номеров, соединенных фигурной скобкой, под названием «карточные фокусы». Они всегда идут в начале – для разогрева публики. По ходу представления карточные трюки могут проскальзывать, но в таком случае они должны быть более сложными и запутанными, нежели предыдущие. Ведь поначалу дети учатся складывать числа, после отнимать и только тогда умножать и делить. Всегда уровень должен расти.
Время летело так стремительно, что я даже не заметил, как Лили вышла из душа, лишь обнаженные ноги на носочках пробежали мимо меня, оставляя за собой мокрые отпечатки.
– Джеф, идем спать, – сонным голосом просила Лили, утыкаясь подбородком в мою голову. Часы показывали начало четвертого, и я понял, что слишком увлекся и потерял счет времени.
Открытое окно нараспашку, ветерок, играющий с занавесками, покачивая их из стороны в сторону, теплое дыхание любимой девушки, чьи руки лежали на груди, а нога закинута поверх моей – вот оно – идеальное окончание прохладного октябрьского дня.
До грандиозного, одного из важнейших в моей жизни, выступления оставалось четыре с половиной часа. Полностью осознавая, что все готово, внутри меня поселилось сомнительное чувство, не дававшее покоя. Пока я ходил по комнате взад вперед, мой взгляд столкнулся с голубыми, как море глазами Лили. Девушка сидела на кресле напротив уже повешенного на место зеркала и не спускала с меня глаз.
– От того, что ты наматываешь круги у меня закружиться голова, – произнесла она, подводя глаза каким–то черным карандашом.
– Не отвлекайся на меня, а то этой штукой попадешь себе в глаз! – я указал на тонкий предмет в ее руках, на что Лили только посмеялась.
Чем чаще я наблюдал за ней, тем больше поражался этому ритуалу, который она проводила перед зеркалом, по меньшей мере около получаса. На коленях у девушки лежала небольшого размера косметичка с принтом в цветной горошек. Содержание «ларца» было не столь объемным по сравнению с тем, что находилось у нее дома – различные крема, которые то увлажняют, то питают кожу лица. По нашему мнению, особой разницы в этом нет, но только не для девушек: они станут тебе объяснять отличия, в результате чего используют тебя в качестве подопытного кролика, чтобы ты «почувствовал разницу». Идя по улице, по парку, да где угодно можно встретить тип женского пола, лица которых за тонной косметики не разглядишь. Они словно стараются нарисовать себе новое выражение, то и дело рисуя контуром фальшивые скулы, черты лица. В итоге получаются клоуны малобюджетного цирка.
– Как я выгляжу? – поинтересовалась Лили, после того как обряд был завершен.
– Ты потрясающая! – я прикоснулся ладонью к ее щеке, и губы сошлись в страстном поцелуе.
Свободной рукой я обнял девушку за талию и плотно прижал к себе. Ее руки стали зарываться в моих волосах, дыхание учащалось, словно в первый раз. Я любил Лили Уилмарт больше всего на свете!
– Ты собираешься сделать Лили предложение?! – изумленно произнес Шон, расплываясь в улыбке, словно будущая подружка невесты.
Из кармана я достал коробочку, обтянутую черным бархатом. Открыв ее, внутри лежало кольцо с маленьким бриллиантом, который поблескивал на свету. Я был благодарен судьбе за то, что смог приобрести кольцо хоть с каким–то каратом.
– Если бы я был девчонкой, то визжал бы от радости! – воскликнул парень, при этом демонстрируя будущую реакцию девушки: прыгать как можно выше, махать руками и издавать звук похожий на визг новорожденного поросенка.
Я не смог сдержаться и засмеялся во весь голос.
– Думаешь, ей понравится? – я понял, насколько глупо этот вопрос прозвучал, и вскинутая бровь Шона была тому подтверждением.
– Когда тебя осенило? – продолжал задавать вопросы вечно любопытный Коби.
– Эта мысль зрела у меня уже полгода, но уверен я был намного раньше, – заверил я друга. – Большую часть денег, заработанных благодаря выступлениям, откладывал. Как раз вчера был в ювелирном.
Шон внимательно слушал, но для пущих эмоций не хватало раскрытого рта. После того как лучший друг осмотрел символ брачных уз, я положил его обратно в коробочку и захлопнул крышку.
– И когда же наступит волшебный день?
– После успешного выступления в Кливленде, еще до приезда в Шербрук.
Друг лишь похлопал меня по плечу и в знак одобрения показал большой палец вверх.
Осталось три часа до начала. Напряжение росло. Собрав все необходимое, мы сели в машину Шона и поехали прямиком на место назначения. Обогнув заведение, Шон припарковал автомобиль с черного входа. Там уже стояла машина Себастьяна Коби и грузовик с остальным реквизитом.
Когда мы зашли внутрь помещения, персонал уже работал по полной: столы сдвигали чуть плотнее, оставляя больше пространства для сцены, вешали плотного материала ткань для отделения зрителей и кулис. Мы тоже не стали стоять без дела, начав выгружать инвентарь, складывали его вглубь сцены. Буквально через час с черного выхода появилась рыжая голова Люка. Легкой походкой он зашагал к нам.
– Нервничаешь? – спросил брат Шона, кулаком коснувшись моего плеча.
– Нет, – солгал я.
Времени оставалось все меньше, из–за стен не столь популярного заведения были слышны голоса посетителей, которые с нетерпением желали занять столик и насладиться шоу.
Я стоял за кулисами и яро пытался закрепить бабочку на воротнике рубашки, но успеха не наблюдалось.
– Давай помогу, – девушка легким движением руки завязала бабочку и поправила уголки пиджака.
– Спасибо, – я нежно поцеловал ее в лоб.
Помещение заполнялось разговорами. Высунув голову из–за занавеса, я пришел в изумление. Ни один столик не пустовал, стулья возле барной стойки были заняты, даже дети, которым не хватило места, воодушевленно сидели на коленях у родителей. У дальней стены ресторана стоял Себастьян Коби со своим старшим сыном – Люком. Рыжеволосый, сразу заметив меня, помахал рукой.
Все находились в ожидании шоу.
Стрелка часов пробила восемь, и дверь бесшумно закрылась за последним вошедшим посетителем. Свет немного притушили, а на фоне заиграла ненавязчивая инструментальная музыка, дабы придать представлению изящества. Голоса в зале притихли, остался лишь еле слышный шепот.
– Добрый вечер, дамы и господа! – произнес Мэтью Стоун – владелец данного заведения. – Что может быть приятнее, чем иллюзионное шоу в пятницу вечером? После тягостного рабочего дня почувствовать себя ребенком и поверить в магию…Вот что нам нужно! – его голос был мягким и убедительным одновременно. – Насладитесь двухчасовым представлением вместе с юным иллюзионистом Джефферсоном Грантом!
Зал наполнился громкими аплодисментами, даже где–то сопровождаемыми пронзительным свистом.
Я вышел на сцену. Яркие прожектора, закрепленные на балках, освещали весь помост. Взглядом я пробежался по каждому сидящему здесь: от самых маленьких до самых опытных, от одиночек до большой крепкой семьи. Все они такие разные пришли посмотреть на меня. Я уже был поражен своей публикой.
– Спасибо, Мэтт, – вежливо улыбнувшись, я забрал у него микрофон. Директор ресторана, спустившись со сцены, сел рядом со стройной блондинкой, чьи огромные глаза блестели при свете прожекторов.
Шоу начинается.
Работники заведения, на два часа ставшие моими ассистентами, вынесли столы и лежащий на них инвентарь. Как только руки взяли карты, мое сердце перестало нервно колотиться, ритм пришел в норму.
Для первых трех номеров мне понадобилась лишь ловкость рук и нужный ракурс. Колода карт, секунду назад лежавшая у меня на ладони, исчезла, после чего из воздуха возникала карта за картой, которые я ловил на лету. Какое было удивление на лицах зрителей, когда я «случайно» подавился червовым королем и пиковым тузом. Изумление и радость от увиденного не сходила с лиц детей и взрослых. Они хлопали так громко, что звук отскакивал от стен эхом.
Со стола я взял толстую нить и продемонстрировал ее залу. Далее я стал отрывать пятисантиметровые кусочки, пока нитка не закончилась. Все внимательно наблюдали за каждым моим действием: сложив все нитки себе в руку, я зажал их в кулаке и оставил свисать маленькую часть, после чего поджег конец, и вспыхнувшие за долю секунды обрывки превратились в одно целое. Трехгодичная девочка, сидящая у мамы на коленях, стала улыбаться и хлопать своими крошечными ладошками.
– Для следующего фокуса мне понадобиться доброволец из зала! – сообщил я, обращаясь к публике.
Лес поднятых рук сразу окутал зал. Я спустился со сцены и протянул руку русоволосой девочке лет девяти. Ее красное платьице в горошек приковало мой взгляд, и я не мог пройти мимо. Когда мы поднялись на сцену, девочка помахала своим родителям, которые сидели где–то в середине помещения и махали в ответ.
– Как тебя зовут? – спросил я.
– Анна, – застенчиво ответила она.
Словно по волшебству я достал из–за спины черный цилиндр и протянул ей.
– Знаешь, для чего он нужен? – девочка взяла в руки предмет и закивала головой, говоря «да». – Тогда держи шляпу крепко, а то они могут убежать.
Аня прислонила цилиндр к себе и приобняла его обеими руками. Когда я опустил руку внутрь, моя помощница издала кратковременный смешок и посмотрела на меня поверх своих бледно–розоватых очков. Спустя секунду, я вытащил со дна, якобы пустого, цилиндра белого кролика, который был размером с мою ладонь. Аня не могла поверить своим глазам, рот раскрылся от удивления. Я забрал из ее рук шляпу, протянув взамен маленькое пушистое существо.
– Теперь он твой! – я светился от радости, когда увидел, как она бережно держит зверька на руках и целует в макушку. – Надеюсь, родителям он тоже понравится, – посмотрев в их сторону, я увидел только одобряющий кивок отца.
Фокусы с животными всегда играют на руку любому иллюзионисту. Дети любят кроликов.
С начала представление прошло около сорока минут, блок простых карточных (и не только) трюков закончился, и пора было переходить к более длительным номерам с неожиданным исходом. Не давая зрителям даже перевести дух, я преподнес фокус с перемещением предмета из одного места в другое. Я попросил присутствующих дать мне любую купюру и поставить на ней свой автограф, дабы убедиться, что подмены и подставных людей не существует. Пожилой мужчина в элегантном сером костюме протянул мне уже подписанную банкноту и произнес:
– Только верните ее, пожалуйста! –посетители дружно посмеялись, а я кивнул головой.
Сложив несколько раз пополам бумажку стоимостью в 50 долларов, я положил ее в белый конверт и запечатал его у всех на глазах. Когда я достал из кармана зажигалку, услышал в зале вздохи, а мужчина опустил голову вниз. Конверт горел быстро, лишь пепел успевал падать на пол сцены.
– Покажите на любого человека в зале, – я обратился к мужчине, чьи деньги одолжил.
Тяжело вздохнув, он посмотрел на меня с грустью в глазах. Бегло осмотрев рядом сидящих людей, человек в сером костюме указал на парня, находившегося слева от него через два столика. Теперь они оба смотрели на меня в упор.
– Внутренний карман вашего пиджака, – молодой человек без всяких слов нащупал что–то у себя в кармане. – Покажите всему залу, что вы нашли.
Он поднял руку, держа белый конверт. Когда он распечатал его, парень ахнул и отбросил конверт в сторону. Он стал смеяться, придерживая рот ладонью, и качая головой из стороны в сторону. Достав содержимое конверта, он поднял вверх подписанную купюру и протянул ее владельцу. Зал заполнился аплодисментами, сопровождающимися всплеском эмоций и фразами – «Как ему это удалось?», «Такого не может быть!» и «Он просто волшебник!».
Время шло, а иллюзии не кончались. Плавно я переходил к ментальным трюкам, где основная задача ложилась не на меня, а на самих зрителей. Человека обмануть легко, а залезть ему в голову еще проще.
– Возьмитесь за руки, – произнес я. Молодая пара послушалась. – Мне всегда говорили, что между людьми существует связь на подсознательном уровне. Вы согласны со мной?
– Да! – одновременно воскликнули влюбленные.
– Тогда закройте глаза и выберите любой город, в котором вы хотели бы очутиться. На счет три произнесите вслух.
Ресторан окутала тишина. Все ждали.
– Три, два, один…
– Венеция! – прокричала пара.
Многие присутствующие подумали, что это могло быть простым совпадением, но когда я повторил трюк с разными парами, замужними и нет, результат был на лицо. Каждый раз они называли один город.
– Амстердам! – произнесли другие.
Выступление подходило к концу. Это означало лишь одно – финальный трюк, который мне не терпелось показать публике. На сцену выкатили стеклянное сооружение, заранее заполненное водой. Из–за кулис вышла Лили в фиолетовом сплошном купальном костюме. Бледность ее кожи, грациозные изгибы тела не давали мне сосредоточиться. Возьми себя в руки! Я встретил ее с улыбкой и подал ей руку.
– Сейчас моя ассистентка – Лили будет закована в цепи, а для сложности… – я продемонстрировал зрителям железные цепи и массивный, тяжелый замок. – Несколько желающих прошу выйти на сцену.
На помост поднялись две женщины, которые явно были подругами.
– Вам предоставляется отличная возможность осмотреть данное сооружение, чтобы вы смогли убедить остальных в честности номера.
Пока я обматывал руки девушки цепями и крепил замок, двое зрительниц пристально осматривали каждый сантиметр, пытаясь найти хоть какой–то подвох. Когда все убедились, что трюк будет исполнен чисто, женщины опустились на свои места и завороженно стали ждать. Закончил возиться с цепями, я помог Лили забраться на стремянку и погрузиться в воду. Закрыв верхнее основание, я прислонил руку к ладони девушки через холодное стекло и одарил ее улыбкой, словно говоря «все будет хорошо, я с тобой».
– Перед собой вы видите табло, на котором будет идти отсчет времени, за которое Лили должна будет освободиться от цепей, – сообщил я залу. – Девушке будет предоставлено всего 43 секунды. За это время ей нужно успеть выпутаться и выйти «сухой из воды». Не пытайтесь повторить данный трюк! – я посмотрел на детей, чьи большие глаза бегали от Лили до меня и обратно.
Двое работников ресторана накрыли сооружение плотной тканью и тут же скрылись за кулисами. Свет погас, лишь сцена освещалась яркими прожекторами.
– Начинайте отсчет! – скомандовал я.
На небольшом табло появлялись цифры – 43, 42, 41… Напряжение повисло в воздухе. Мой взгляд был прикован к черной мантии, которая закрывала кабину, руки были сжаты в кулаки.
25, 24, 23…
Я слышал, как вода бьет по краям стенок.
9, 8, 7…
Никто не произносил ни слова, все были сконцентрированы над происходящим.
3, 2, 1…
По окончанию времени, как изначально репетировалось, Лили должна поднять верхнюю крышку кабины и держать в руках цепи и замок, но ничего не происходило. Через мгновение я услышал глухой стук внутри сооружения. Сдернув ткань, я увидел, как девушка бьет кулаками стену, по–прежнему заключенная в цепи. Я слышал крики. Ее глухие истошные крики о помощи. Мое тело словно остолбенело: я не чувствовал рук и ног, не мог ими пошевелить. Почему она до сих пор не воспользовалась ключом?
В зале начались перешептывания, посетители стали ерзать на стульях. Некоторые даже приподнимались со своих мест, чтобы рассмотреть ближе.
– Мама, почему тетя не сняла цепи? – спросил маленький мальчик, указывая на Лили. Мать закрыла ему глаза, и, взяв ребенка за руку, бросилась вон из ресторана.
Отдаленно я слышал, как дверь помещения открывалась, выпуская посетителей наружу. Никто не хотел стать свидетелем случайного провала фокуса. Никто не хотел прийти на помощь.
– Шон! – опомнившись, крикнул я.
Прислонив лестницу к сооружению, я забрался наверх и попытался открыть верхнюю крышку, но она не поддавалась.
– Черт, черт, черт! – выкрикивал я и дергал крышку, что было сил.
Кто–то, в противоположной конце ресторана, пронзительно произнес «НЕТ!». Вглядываясь вглубь помещения, я увидел фигуру, стоящую около стены, чьи руки были зарыты в волосы. На секунду я закрыл глаза, а когда посмотрел вдаль во второй раз, никого уже не было. Казалось, собственный разум играет со мной, создавая фальшивые звуки, изображения. Сейчас мои галлюцинации были не главной причиной для переживания: девушка, заключенная в кабине с водой, чьи легкие с каждой секундой заполнялись все стремительнее, являлся главным объектом для паники.
– Я не могу открыть эту чертову крышку! – я занес руку и ударил кулаком по верхнему основанию, тем самым разодрав себе кожу на костяшках.
Продолжая бить, я думал, что смогу проломить дыру и вытащить Лили, но я крупно ошибался. Девушка находилась под водой уже больше минуты, а версия ее спасения так и не родилась у меня в сознании. Краем глаза я заметил, как Шон бегает за кулисами, переворачивая все верх дном, в поисках чего–нибудь, что сможет нам помочь. Немного погодя, он нашел кувалду, лежащую в пыльной коробке.
– Даже не спрашивай, откуда она, – откашлявшись, сообщил друг и протянул ее мне.
Подбежав к сооружению, я стал бешено стучать по стеклу рукой, так как видел, что Лили теряет сознание. Глаза девушки уже открывались с трудом, руки под тяжестью цепей опускались все ниже.
– Оставайся со мной, слышишь?! – орал я, надрывая голосовые связки. – Прислонись к противоположной стене как можно сильнее!
Лили услышала мои слова. Собрав все оставшиеся силы, она прижалась к стенке кабины. Перед тем как нанести удар по стеклу, последнее, что я увидел – закатывающиеся глаза Лили и последний пузырек воздуха, который стремительно поднялся вверх.
Звук бьющегося стекла, поток воды, заполнивший всю сцену и стекающий вниз по помосту – вот что я слышал. Бросившись к телу Лили, я увидел ее, лежавшую на животе, прямо на острых осколках. Осторожно перевернув девушку, я начал вытаскивать кусочки стекла, врезавшиеся в ее кожу, которые оставляли на своем месте маленькие капли крови. Аккуратно подняв Лили, я перенес ее туда, куда осколки не долетели. Когда я наклонился ближе, то почувствовал, как она дышит. Дыхание было тяжелое, будто давалось ей с большим трудом, глаза закрыты.
– Милая, посмотри на меня, умоляю! – почти шепотом попросил я, но ответа не последовало.
Я обнял ее холодное, мокрое тело и одной рукой водил по ее влажным волосам, которые, как водоросли прилипали к плечам. Моя одежда промокла насквозь, но сейчас это совершенно меня не волновало. Когда ко мне подсел Шон, он положил два пальца на запястье Лили, пытаясь нащупать пульс.
– Звони в скорую! – рявкнул я, но Шон сидел смирно и не двигался с места. – Ты оглох? Звони!
– Они скоро будут, – монотонно произнес друг, убрав руку.
Почему он так равнодушно говорит, словно ничего существенного не произошло?
Выступление потерпело крах, я облажался. Я подвел Лили, сказав, что все будет хорошо и волноваться не было нужды. Теперь она лежит на мокром, скользком полу, еле дыша, а капли крови скатываются вниз, образуя алую лужицу рядом с девушкой. Я подвел ту маленькую девочку, Анну, которая смотрела каждый проделанный мною трюк с воодушевлением и искрой в глазах. Я подвел сам себя.
– Джеф… – сквозь тишину, позвал меня младший Коби и посмотрел в упор.
– Что? – я снова начал повышать голос, не контролируя эмоции.
Шон молчал, испытывая мое терпение, линия которого уже давно была за пределом нормы.
– Что? – повторил я.
Друг поднялся с помоста и положил руку мне на плечо. Не понимая, какую реакцию ждет от меня друг, я просто сверлил его взглядом, выжидая ответ.
– Она в коме.
Глава 11
Это была ночь с 11 по 12 октября 2010 года.
Погода тогда стояла холодная, ветер завывал через дверные зазоры ресторана, щели окон. Небо было затянуто грозовыми тучами, откуда изредка доносились раскаты грома. Улицы пустовали, не было ни единой души, лишь фонари тускло освещали дорогу, а красный свет светофора, не переставая мигал, так и не переключаясь на зеленый. В самом заведении атмосфера стояла куда мрачнее, чем снаружи. Небрежно отодвинутые стулья, кое–где даже валявшиеся на полу. Недопитые чашки кофе, бокалы вина, словно за секунду все исчезли, не успев опустошить свои емкости с напитками. Навесная лампа бара, которая качалась из стороны в сторону, освещала небольшой участок помещения. Осколки разбитого стекла, звук капель, падающих на деревянный паркет и два силуэта, склонившиеся над третьим, изо всех сил старающимся удержаться за ниточку жизни, которая становилась с каждым разом все тоньше.
Вот так просто одна ошибка, оплошность, может разрушить жизни людей, которые особо и не связаны друг с другом. Владелец ресторана, Мэтью, будет долго сожалеть о сделке, заключенной с Себастьяном Коби. Надежда раскрутить бизнес с помощью выступления, увеличить число посетителей канула в лету. Теперь ему придется сдавать помещение и открываться в другом месте. Начинать с чистого листа. Отец Шона так же не получил желаемого от представления, а лишь подпортил свою репутацию в глазах своих влиятельных коллег. Дал шанс юному поколению, но все разрушилось, как песочный замок, который накрыла морская волна. Лили, которая по вине молодого фокусника–самоучки, впала в кому, и никто не знает, что будет дальше. Будет ли она бороться или же уйдет молча, сожалея о том, что познакомилась с ним в то солнечное зимнее утро?
Шум колес скорой помощи, пронзительный звук сирены, отдающий синеватым цветом мигалок, двигался по направлению к недавно открывшемуся ресторану, в котором количество посетителей будет уменьшаться, вплоть до закрытия. Теперь здесь повесят невидимое «клеймо» – в метре от вас произошла страшная трагедия, приятного аппетита!
Через пару минут в заведение ворвались несколько докторов и санитары, несущие носилки. Они стали пробираться между столами к сцене, не обращая внимания на хлюпанье и треск стекла под ногами.
– Молодые люди, отойдите от тела немедленно! – приказал врач в белом халате, с переносицы которого свисали очки, обрамленные металлической оправой.
Шон послушно встал, освобождая место для доктора.
– Попрошу вас тоже…, – произнес уже другой врач небольшого роста с сединой в волосах.
Все еще держа голову Лили у себя на коленях, я гладил ее мокрые запутанные волосы и не собирался двигаться с места. Кожа девушки покрылась мурашками, стала бледнеть, а порезы перестали кровоточить, оставляя после себя запекшуюся кровь цвета бордо.
– Нет, я останусь с ней! – отрезал я, перебив врача.
– Нам необходимо ее срочно госпитализировать, – утверждал мужчина в очках. – Каждая секунда на счету, и если вы не перестанете упрямиться, то мы можем ее не спасти!
Я бережно держал девушку, словно фарфоровую куклу, которая может разбиться от легкого дуновения ветра. Шон положил руку мне на плечо и попытался оттащить от Лили. Его пальцы крепко сжимали предплечье на случай, если я начну сопротивляться, что в итоге и получилось.
– Отпусти! – рявкнул я, пытаясь одернуть его руку.
Для лучшего эффекта, младший Коби обхватил меня обеими руками и стал силой оттаскивать на край сцены, давая врачам делать свою работу. После проверки пульса, один из докторов дал знак санитарам, что ее можно уносить. Крупного телосложения мужчины осторожно опустили девушку на носилки, убирая пряди волос с белоснежного лица.
Я никак не мог поверить в происходящее. Это очередной кошмар! Да, да! Я сейчас закрою глаза и все станет прежним. Зажмурившись, я погрузился в мрак и ощущал лишь мертвую хватку Шона, с которой он удерживал меня. Передо мной снова промелькнули яркие вспышки света, и я открыл глаза. Ничего не изменилось.
Я не спал.
Переполняющие сознание чувства и эмоции (гнев, страх, безысходность) пересекли черту и накрыли с головой. Я резко начал вырываться, как собака на цепи, которую долго дразнили. Шон предвидел такой исход событий и хватку не ослабил. Доктор–коротышка переглянулся с Коби и качнул головой, в то время, как санитары уже унесли тело Лили в машину скорой помощи.
– Нет! – истошно прокричал я. Ноги не чувствовали опоры, резко став ватными. Слезы подступали выше, дыхание сбилось. Мне было сложно дышать. Я не переставал кричать в пустоту и смотреть на входную дверь ресторана, через которую выносили девушку, чья рука свисала с носилок, безжизненно покачиваясь.
Не спав два дня и не разговаривав ни с кем, я был похож на зомби. Взъерошенные волосы, мятая одежда, пропахшая потом, усталое лицо с темными кругами под глазами и отсутствие жизненного огонька во взгляде. Проводя рукой по щеке, я почувствовал колкую щетину, появившуюся первый раз за 20 лет. Когда Шон привез меня домой два дня назад, тетушка Маргарет бросилась ко мне и прижала как можно крепче. Тогда ее уже известили о случившемся. Я даже не смог обнять ее в ответ – руки не слушались и просто свисали вниз, как сосульки.
Они все пытались со мной разговаривать. Шон, тетушка Маргарет, Себастьян Коби. Все. Старались отвлекать от мыслей о Лили, моей оплошности, которой нет прощения со стороны родителей девушки. Я лишь сидел на своей застеленной кровати, и взгляд замер в единственной точке. Каждый раз тетушка приносила мне еду, в надежде, что я хоть что–то съем, но я даже не притрагивался к тарелке. Когда она заходила в комнату, реакция с моей стороны была нулевая, словно я оглох и ослеп.
На третий день во мне нашлись силы привести себя в порядок: принять ванну и найти чистую одежду. Когда я стоял напротив зеркала в прихожей, я смотрел прямо себе в глаза. Зрачки были расширены, почти полностью заполнили радужку глаза. Щеки немного впали, стали проявляться острые скулы. Щетину решил не сбривать, мне она даже понравилась.
– На ее месте должен был быть ты! – крикнул я отражению в зеркале и кулаком ударил по стеклу.
Зеркало вмиг треснуло, образовав «паутинку» на месте, куда пришелся удар. На звук из кухни показалась тетушка и увидела меня – зверя, сорвавшегося с цепи. Грудь вздымалась, глаза были наполнены ненавистью к самому себе, один из сжатых кулаков был в глубоких, о стекло, порезах. Маргарет подалась вперед, но я отшвырнул протянутую ею «руку помощи».
– Прости, – сухо сказал я и вышел за дверь.
Женщина, подойдя к окну, смотрела мне в след. Видела, как мой силуэт растворяется в сгустке теней маленького городка. Она понимала, что бежать за мной, выкрикивая мое имя, бесполезно – я даже не обернусь.
Я бродил по улицам Шербрука, прокручивая в голове тот день. Всплеск воды. Крики. Удар. В голове застрял голос девушки, молящий о помощи и не дававший мне покоя. Вздохнув, я остановился посреди тротуара и взялся обеими руками за голову. Прошу, хватит кричать, милая!
Я посмотрел на небо – чистое и усыпанное звездами. Сразу захотелось забраться на крышу какого–нибудь здания и устремить свой взгляд туда наверх. Помнилось, в Шербруке имелось такого рода постройка: недостроенное сооружение, которое хотели сделать дополнительным корпусом для университета гуманитарных наук, но проект заморозили по причине отсутствия лишних денежных средств у государства. Теперь там излюбленное место для местной молодежи, где они смело могли попить пива и покурить травку, в то время как полицейский патруль проезжал по улицам города, ловя детей еще не достигших совершеннолетия.
Включив навигатор у себя в голове, я довольно быстро сориентировался и нашел пятиэтажное здание с разбитыми стеклами и разрисованными граффити стенами. Зайдя внутрь, в нос ударил запах сырости, пыли и недавно выкуренного косячка. Электропроводки в здании не было, поэтому после наступления темноты фонарик в телефоне или пламя от зажигалки являлись единственным источником света. Пока я шел по тускло освещенному коридору, на пути мне попадались различного размера балки и доски, некоторые из них могли бы послужить хорошим строительным материалом. Помимо разбросанных фантиков от шоколадных батончиков, бутылок и металлических банок из под колы ничего не было.
Когда я поднимался по лестнице на самый верх, мой путь к крыше преградила железная калитка и громоздкий на ней замок.
– Черт! – выругался я. – Придется искать другой проход.
Визуальная память у меня всегда была на высшем уровне, поэтому, когда я закрыл глаза, вспомнил, что с левой стороны недостроенного корпуса имеется пожарная лестница, прямиков ведущая на крышу. Спустившись на этаж ниже, я зашел в один из кабинетов. Он был таким же, как коридор – темным, сырым и грязным, правда, запачканный матрас в правом углу помещения говорил о живом присутствии. Позади себя я услышал шаги и резко повернулся на 90 градусов. В дверном проеме никого не оказалось, и я решил, что из–за матраса мой разум подсознательно создал иллюзию «звука человеческих шагов». Когда я выглянул в окно, то заметил расположившуюся рядом ржавую лестницу. Она скрипела и пошатывалась, когда моя нога опустилась на одну из ступенек. Не став терять ни минуты, я поднимался вверх, не давая возможности себе мельком посмотреть вниз.
– Мы сделали это! – произнес я воображаемому другу, ступая на крышу.
Холодный ветер ласкал мое лицо и заключал в свои невидимые объятья. Я наполнил легкие воздухом и лег на сухую черепичную крышу, вытянув ноги вперед.
Передо мной расстилалось безграничное, бесконечное небо, на котором звезд было не сосчитать. Когда я был маленьким, мне казалось, что каждая звезда – это крошечная планета, на которой живут крошечные люди. Их были миллионы, миллиарды – этих планет. Яркие звезды были признаком того, что жители посылают нам знаки, но какие именно я не знал. Я долго верил в собственную построенную теорию, пока Уолтер не рассказал мне, что звезды на самом деле это огромные светящиеся газовые шары, как наше солнце. Так просто можно развеять детскую выдумку, которая казалась почти реальностью. Дядя никогда не давал мне поверить во что–нибудь необычное, сверхъестественное. Будучи ярым реалистом, он пытался и меня сделать таковым.
Помимо фокусов, я довольно продолжительное время увлекался астрономией. Любовь к галактикам, звездам тянулась из детства. Не отрываясь, я прочел много книг о созвездиях, их значении, истории. Я понимал, что знание каждого созвездия, да еще и на латинском языке, не принесут плоды в будущем, но возможность плавать, как рыба в воде, в какой–то сфере будет всегда иметь свои плюсы. Чуть ли не каждую ночь тайком я выбирался из дома и пытался увидеть те или иные созвездия на заднем дворе дома. Я высчитывал дни, когда будет ярко выражено такое созвездие, как например, Андромеда и Кассиопея. Самыми легкими являлись Большая и Малая Медведица, которые можно было увидеть невооруженным взглядом. Собой они напоминали ковш – один побольше, другой поменьше, направленный в противоположную сторону. Мое самое любимое созвездие – Андромеда, которое я видел все лишь три раза за свою недолгую жизнь. Видом напоминает ломанную, у которой имеются хаотичные ответвления. Сегодня мне посчастливилось вновь увидеть ее.
Пролежав около часа на крыше, я стал замерзать. Месяц октябрь, как–никак. Поэтому я решил сесть и подобрать ноги ближе к себе. Во внутреннем кармане куртки я нащупал пачку сигарет, которую так же использовал в качестве реквизита на сцене. Я никогда не использовал ее по истинному назначению, был против этого. Ходить и выдыхать клубы дыма, делая колечки, не было для меня в приоритете. Сам запах вызывал отвращение: пропахшая одежда, которую уже не спасает ни один одеколон, руки, запах сигаретного табака изо рта, а не мятный привкус зубной пасты. Если бы я хотел сократить себе жизнь и при этом заработать гнилые легкие, то лучше бы я застрелился.
Но сегодня я пошел против себя, против собственного устоя, когда пальцы потянулись за сигаретой. Зажав ее в зубах, я достал зажигалку и чиркнул. Появился дым и этот отвратительный запах. Запах медленной смерти. Я сделал тягу и вдохнул содержимое сигареты в виде дыма себе в легкие. Сразу почувствовал першение в горле, и как дым проходит через дыхательные пути прямиком в пункт назначения. Я стал кашлять и жадно хватал ртом воздух. Не понимая, что движет мной в тот момент, я продолжал вдыхать дым, отчего кашель лишь усиливался. Казалось, вот вот стошнит, но этот позыв меня не остановил и я потянулся за следующей сигаретой. Дело дошло до того, что я скурил всю пачку.
Вдалеке, сквозь кроны деревьев, я увидел линию горизонта и восход солнца, которое поглощало звезды и таинственное ночное небо.
– Проснись и пой, ночной странник! – пропел Шон, садясь рядом со мной.
Повернувшись на другой бок, я только плотнее укутался в одеяло и смог произнести что–то нечленораздельное. Это было больше похоже на возмущение с нотками усталости в голосе. После нескольких жалких попыток поднять меня с дивана, друг сдался. Визуально представляя план дома семьи Коби, нетрудно было догадаться, куда он держал путь. Я слышал, как его шаги отдаляются, плавно направляясь в сторону кухни. Какой–то шум доносился до моих ушей. Буквально через пару минут на меня обрушился поток холодной воды, от которого я резко сел, потирая глаза.
– Какого Скведера ты это делаешь?! – возмутился я, в то время как капли воды стремительно стекали вниз по шее, намачивая воротник рубашки.
Скведер в Канаде считается синонимом к слову «черт» – выдуманное народом существо. Это не сгусток черной материи, нечисти с рогами на голове и длинным острым хвостом, а кроликоподобный зверь с большими ушами и лапами, с помощью которых он далеко слышит и быстро передвигается. В его случае – прыгает.
– В прошлые разы ты бубнил себе что–то под нос и отмахивался, – заявил Шон. – А тут встал без проблем!
Выдавив шуточную злобную ухмылку, я взлохматил волосы, растряхивая капли воды в разные стороны.
– Как я здесь оказался? – спросил я.
– Ты пришел под утро, от тебя несло перегаром заядлого курильщика. Без всяких объяснений попросил меня найти свободную кровать и положить тебя спать, – коротко ответил младший Коби.
– Я ничего не помню.
Шон поднялся с дивана и направился к скомканной одежке, которая валялась в углу комнаты. Достав из–под моей куртки бутылку ржаного виски Юкон Джек, парень протянул ее мне, тем самым показывая какое маленькое количество спиртного осталось на дне.
– В обнимку с этим ты ввалился ко мне в дом, – разъяснил мне друг. – У меня возник только один вопрос: откуда у тебя деньги на самое дорогое виски в нашей стране?
Я лишь пожал плечами. Мое сознание сохранило в памяти одинокие посиделки на крыше, поглядывая на звезды, и встреча рассвета над Шербруком. Дальше все было как в тумане, я даже не мог вспомнить, как слезал с крыши. Провалы в памяти – одно из неприятных ощущений. Выпавший промежуток времени, эпизод жизни. Неизвестность.
На чайном столике лежало несколько газет, хаотично накинутых друг на друга. Потянувшись за одной, Шон резко схватил мою руку и отодвинул их на край стола. Вопросительно взглянув на друга, я произнес:
– Газету хоть я могу почитать?
– Там…, – уже было начал парень, как сразу же умолк.
Пока Шон пытался собраться с мыслями, я тут же схватил прессу, поднявшись с дивана. Когда я пробежался глазами по первой странице канадского еженедельника «Гримсби стандарт», мой взгляд застыл на статье под громкий названием «Провал Гранта младшего: совпадение или семейный рок?». В заметке говорилось о моем выступлении, которое поначалу шло великолепно, зрители были в восторге, а владелец ресторана светился от счастья. Далее следовали комментарии посетителей, взятые во время первой половины представления, их лестные слова, которые грели душу и поднимали самооценку юному фокуснику–самоучке.
«Его трюки дали возможность мне вернуться в детство и поверить, что чудеса реальны!».
«… дети смотрели на него, раскрыв рот от изумления, каждый раз улыбались и охали, когда он доставал кролика из шляпы!».
Следующие фрагменты статьи кардинально отличались от первых абзацев: они были пропитаны едкими фразами, предложениями со скрытым смыслом между строк. Сравнение меня с отцом, ошибка, которая, по словам журналиста, пишущего эту статью, «передалась по наследству». Читая все это, во мне кипела злость и ненависть к людям данной профессии. Журналисты. Они чем–то напоминали мне крыс – вечно пытаются сунуть свой нос в любое, даже труднодоступное место. Крысы являются носителями инфекций, множества болезней, тем самым нанося урон жителям городов. То же самое можно сказать и про газетчиков: они ломают жизни, выставляя выгодную и прибыльную для них информацию на обозрение окружающим.
Я молча продолжал читать.
– Прошло пять дней, они не перестают говорить о тебе, – сбивая поток моих мыслей, сообщил Шон.
Пропустив слова друга мимо ушей, я кинул газету обратно на стол. Хотел, чтобы о тебе говорили? Получи!
По подоконнику бил дождь, который отстукивал ритмичную мелодию, передавая осеннее настроение. В комнате повисла тишина, лишь капли воды нарушали ее. Я сидел бездвижно, уставившись в одну точку, которой являлась фотография маленького Люка Коби, где он был одет в ковбойский костюм по случаю праздника всех святых – Хэллоуина.
– В какой больнице лежит Лили?
– Ты уверен, что готов туда поехать? – встречным вопросом одарил меня друг.
Я медленно повернулся к парню лицом. Мои глаза, которые можно прировнять к взгляду душевнобольного пациента, страдающего апатией, встретились с его. Ни один мускул не дрогнул у меня на лице. Шон в какой–то момент даже вздрогнул от мимолетного ужаса, обхватившего его сознание.
Сейчас больше всего на свете я хотел оказаться рядом с Лили, пусть даже она не встретит меня своей лучезарной улыбкой, крепкими объятьями. Держать ее за руку и просто быть там – вот что я хотел.
– Джефри Хейл, больница св. Бриджид, – сдался Шон.
Только младший Коби решил предложить услуги дружеского такси, как меня и след простыл. Дверь с громким хлопком закрылась от сквозняка. Шон приоткрыл занавеску, пуская свет в помещение, и смотрел, как я направляюсь в сторону автобусной остановки. Он вздохнул.
Дождь с каждой минутой усиливался, сопровождаясь яркими вспышками молнии и громыханием грома сквозь тяжелые тучи. Порой такая погода была для меня идеальной: звуки нарастающего грома, который разносится на тысячи миль от центра, где он прогремел, капли дождя, образующие крошечные ручейки, которые в результате сливаются в одну большую лужу.
Я стоял под навесной остановкой, по которой барабанил дождь, уже перешедший в ливень. По дороге проносились машины, разрезая колесами грязную воду, брызги которой долетали до моих кроссовок и оставляли коричневые капли грязи на их поверхности. Когда я выглянул из–за рекламы одной кредитной компании, приклеенной к боковому стеклу остановки, увидел, как подъезжает автобус и резко высунул руку, чтобы тот затормозил. В сухом, теплом автобусе я нашел свободное место возле окна, куда прямиком и приземлился. Народу в транспорте было сравнительно мало для середины рабочей недели. За мной сидели, как я понял по голосу, две женщины в преклонном возрасте и не довольствовались нынешним правительством, да высокими ценами на продукты.
– Нет, ты только представь – урезать пенсионное пособие! – возмутилась одна из пожилых дам.
– Вот так и помирай в бедности! – тут же подхватила вторая.
Дебаты двух недовольных старушек продолжались довольно приличное количество времени, но уже на восьмой минуте я забылся в своих мыслях и не слышал ни слова позади. Поглядывая на часы, которые показывали полпятого, я вспомнил, что времени на посещения больных осталось как минимум два с половиной часа. Сев поудобнее, я прислонил голову на холодное стекло и стал смотреть на людей, которые заходили и выходили из автобуса.
Мне всегда было любопытно, о чем же думают люди, находясь в общественном транспорте. Не имеет значения конкретика. На одной чаше весов мертвая тишина, которая царит в автобусе, а на другой – нескончаемый поток мыслей, скачущих друг за другом. Кто–то задумчиво смотрит в окно, вспоминая о том, что хорошего он сделал по окончанию рабочего дня, в то же время другой просто думает, как было бы прекрасно поскорее приехать домой и принять горячую ванну с ароматизированными солями. Существует еще третий тип людей, которые не думают ни о чем. Это не означает, что у человека нарушена мозговая деятельность или он отстал в развитии. Нет. Голова банально очищена от всяких мыслей, идей. Я иногда отношусь именно к третьему типу. Сколько бы я не размышлял, анализировал, делал выводы, бывают такие моменты в жизни, когда твое сознание будто отключается. Ты смотришь по сторонам, двигаешься, но в мыслях полная тишина, словно мозг поставил барьер от воспринимаемой внешней информации.
– Мама, смотри это же тот дядя, про которого писали в газетах, – громко произнес детский голос из неоткуда.
Посмотрев по сторонам, я увидел до боли знакомую девочку, которая сидела рядом с мамой. Анна. В тот день она тоже присутствовала там и даже помогла мне исполнить один из трюков. Ее русые волосы ниже пояса волнами свисали с плеч, а глаза уставились на меня. Мать девочки не сразу отреагировала на слова дочери, но когда женщина отвлеклась от прочтения какой–то статьи в глянцевом журнале, она перевела на меня свой взгляд, в котором читалось неуважение и презрение. Женщина в кожаной куртке с завязанным голубым шарфом вокруг шеи крепко взяла Анну за руку и отвела в другой конец автобуса, игнорируя слова девочки.
Меня будто парализовало на некоторое время. Руки и ноги казались такими тяжелыми, трудно было пошевелить хоть одним пальцем. Я смотрел, как Анна стоит и держится за поручень, ожидая своей остановки. Она не переставала смотреть на меня, даже издалека впивалась взглядом. Я хотел улыбнуться ей, но не смог поднять и уголок рта. Тут девочка высвободила руку, которую держала ее мать и устремилась в мою сторону. Подбежав ко мне, на ее лице застыло чувство сожаления.
– С твоей помощницей все будет хорошо? – спросила Анна.
Я уже хотел было ответить, как женщина, словно молния, появилась рядом с дочкой и грозно произнесла:
– Кто разрешил тебе отходить от меня? Пошли!
Она потянула ее за собой, но та не сдвинулась с места. Продолжала стоять, выжидая ответа на поставленный ею вопрос.
– Нечего тебе разговаривать с убийцей! – выпалила мать Анны, на чьи слова повернулся весь автобус. Это слово было пропитано ядом. Ядом змеи, который капал с ее острых клыков.
– Я, правда, не знаю, – тихо ответил я девочке.
– Тебе слова никто не давал! – женщина разъяренно ткнула меня в грудь и силком увела дочь. – Из–за тебя мы пропустили свою остановку! – уже в адрес русоволосой девочки произнесла она.
Когда они вышли из автобуса, разговоры прекратились. Было ощущение, что все на мгновение перестали дышать, насколько им было страшно сидеть в одном транспорте с «убийцей». Я опустил взгляд вниз на свои старые кроссовки и стал отчищать их от прилипшей грязи. Не прошло и пяти минут, как запрограммированный мужской голос произнес:
– Следующая остановка: Вудвард.
Я привстал и медленно направился к выходу, собирая на себе косые взгляды пассажиров. Ступив на уже сухой и холодных асфальт, я осмотрелся: передо мной, на другой стороне дороги, находился парк Силви–Дейгл, через который мне нужно было пройти к больнице, где лежала Лили.
Парк представлял собой огромную территорию с множеством дорожек, поделенных на велосипедистов и пеших прохожих, детскую площадку, откуда доносился озорной смех, возгласы радостных детей. По периметру парка был возведен «живой» забор в виде низкорослых кустарников, по обе стороны от входа нашли себе место высокие, пышные пихты.
Сегодня людей было сравнительно мало. Парк пустовал. Лишь на нескольких деревянных скамейках сидели несколько молодых женщин, чьи дети бегали по площадке, качались на качелях и спускались по металлической горке.
Часы показывали начало шестого. Когда я быстрым шагом пересек эту зеленую зону отдыха, в паре метров от меня возвышалось трехэтажное, выкрашенное в белый цвет, здание. Застряв на очередном пешеходном переходе, я буравил взглядом красного человечка, стоящего по стойке смирно, чтобы он скорее сменился на зеленого, освобождавшего путь. Оказавшись на другой стороне дороги, я направился к зданию лечебницы, где над входом читалось «Больница Св. Бриджид». Когда я открыл массивную дверь, в нос ударил резкий запах различных лекарств, будь то приторно сладкий сироп от кашля или сердечные капли, понижающие давление и успокаивающие ритм сердца.
Никогда не любил больницы. Это место, являющееся центром скопления множества болезней, которыми пропитан воздух, всегда угнетало. Несмотря на то, что именно здесь появлялись на свет новые маленькие люди, которым еще предстояло познать этот мир, полный крутых поворотов и склонов, здесь люди проводили свои последние месяцы, дни, минуты жизни, независимо от возраста.
Подойдя к информационному центру, на котором сидела молодая медсестра, я облокотился на стойку. Отложив дела пациентов в сторону, девушка приподнялась со стула и уставилась на меня. Ее глаза бегло осмотрели меня с ног до головы.
– Вам чем–нибудь помочь?
– Да…, – произнес я, выдержав долгую паузу. – В какой палате находится Лили Уилмарт?
Тонкие, предназначенные для игры на фортепиано, пальцы быстро стали бегать по клавиатуре, набирая имя пациентки. Медсестра что–то бубнила себе под нос, разобрать что именно было почти невозможно. Через минуту она снова подняла на меня свой взгляд и произнесла:
– Второй этаж, палата номер 38. До окончания посещения у вас осталось приблизительно полтора часа.
– Спасибо, Катрина! – поблагодарил я девушку, заранее прочитав ее имя на бейджике. Девушка засмущалась, и улыбка мимолетно проскользнула по ее лицу.
Когда–то давно я читал статью о том, как легко расположить к себе человека, просто называя его по имени, и извлечь из этого выгоду самому себе. Произнося имя человека в каком–либо контексте – прося, благодаря или просто упомяная его имя в предложении – ты автоматически заполучаешь доверие своего собеседника. В дальнейшем попросить о помощи не составит особо труда, тебе попросту не откажут. В статье это называлось «ментальное воздействие на человека».
Я решил не подниматься на лифте, а воспользоваться старой доброй лестницей, так как заметил большое скопление врачей в белых халатах и пожилых бабушек около дверей лифта. Возле входа в палату 38, склонив голову набок, сидел отец Лили, чьи ноги были скрещены, а одна рука подпирала уже давно небритую щеку. Он не замечал меня – глаза его были прикрыты.
– Мистер Уилмарт? – тихо произнес я, когда подошел достаточно близко.
Мужчина нахмурил лоб, где моментально выступили глубокие морщины, и издал короткий стон недовольства, что кто–то посмел потревожить его пятиминутный отдых. Открыв глаза, он посмотрел на меня покрасневшими глазами и быстро поморгал. Дэвид выглядел усталым, словно не спал двое–трое суток. Хотя мне кажется, что так оно и было. На голове появились первые седые волосы, несвойственные мужчине его лет.
– Давно не видел тебя, Джефферсон, – на первый взгляд равнодушно произнес он, протянув мне руку – она была холодной и влажной.
– Взаимно, – ответил я.
Последовала неловкая пауза.
– Боже, я так рад тебя видеть! – дрожащим голосом человека, который вот вот сорвется на плач, заявил мистер Уилмарт. Он не стал сдерживать себя, дав волю эмоциям.
Я обнял его и почувствовал, как дрожь раздается по всему телу мужчины, не давая спокойно сделать вдох.
– Почему вы сидите здесь? – спросил я, указывая на дверь, ведущую в палату.
– Не могу больше там находится, – он вдохнул. – Смотреть на Лили и слушать пищание этого чертового аппарата, поддерживающего в ней остаток жизни больше не выносимо! Врачи толком ничего не говорят, лишь твердят «мы делаем все возможное», как заученное стихотворение. Я люблю свою дочь, и всегда буду любить мою маленькую девочку, но если ничего не измениться в течение месяца, то я, как бы больно не было, подпишу бумаги об отключении ее от искусственной системы жизнеобеспечения, чтобы больше не мучать себя и Лизу.
Последняя фраза, произнесенная Дэвидом Уилмартом, выбила землю у меня из–под ног. Я упал на рядом стоящий стул, а глаза стали бегать из стороны в сторону, так и не концентрируясь на определенном предмете. Жизнь забирает у меня все и всех, чем я дорожил. Все уходит, как песок сквозь пальцы.
– Может не стоит делать поспешных выводов. Люди, находящиеся в коме, могут очнуться и через несколько месяцев, – я отчаянно цеплялся за ниточку надежды, которую удержать было тяжело. Я хотел, чтобы они боролись за нее, не опускали руки.
– Чудес не существует! – эти слова эхом разнеслись по больнице, отталкиваясь от стен.
Я сидел на пластиковом стуле, скрестив пальцы, и понимал, насколько я беспомощен. Что я мог сделать? Ободряющие и утишающие слова родителям Лили ничем не помогут. Ничего нельзя было сделать, только ждать. Ждать чуда, которого не существует.
Дверь в палату Лили со скрипом открылась, и оттуда появилась жена Дэвида – Лиза. Выглядела она неважно: тот же усталый взгляд, что и у мистера Уилмарта, отсутствие каких либо положительных эмоций на лице. В руке у нее была термокружка с остатками остывшего кофе на дне и какая–то книга в твердом переплете.
– Зачем ты пришел? – именно этими словами поприветствовала меня миссис Уилмарт.
– Ради Лили.
– Уходи, прошу тебя! – повышая голос, бросила женщина.
– Дорогая, за что ты так с ним? – муж попытался сгладить нарастающий скандал, как только заметил оборачивающихся медсестер и посетителей в коридоре.
– Это его вина, Дэвид! Где ты был эти пять дней? – она обратилась ко мне. – Думаешь, приди ты сюда, тебя будут утешать, и говорить какой ты несчастный? Ты поломал ей жизнь, не дав фактически начаться! Оставь Лили и нашу семью в покое, ради Бога! – Лиза Уилмарт перешла на высокие ноты, казалось, стекла очков мимо проходившего хирурга лопнут от таких ультразвуков.
Отец Лили взял жену за плечи и попытался усадить, но она одернула его и наградила не самым доброжелательным взглядом. Я стоял и молча слушал все высказывания, летящие, как стрелы, в мой адрес. Начни я говорить что–либо в ответ, мать Лили подумает, что я всячески оправдываюсь и избегаю ответственности, но это не так. Я виноват. Мне сложно будет заполучить прощение и дальнейшее доверие со стороны родителей, в частности Лизы, но доказать это женщине, чья дочь лежит в коме, практически бесполезно.
– Проваливай!
Я посмотрел на Дэвида, тот лишь кивнул в мою сторону и силой прижал жену к себе. Тот час женщина громко заплакала, надрывисто повторяя слова «это его вина, его вина…».
Преодолевая путь протяженностью в несколько миль, я совершенно покинутый направлялся в сторону дома. Когда я вышел из здания больницы, на улице успело стемнеть. Зажглись фонари.
Чувство вины не покидало меня, все упорнее искало удобное местечко у меня в душе. Оно, как кошка, царапало своими когтями изнутри, оставляя глубокие невидимые царапины. Как ворон, клевало остроконечным клювом в одну и ту же точку, на месте которой образовывалась кровоточащая разодранная дыра. Если бы я не был одержим этой идеей так безумно, то возможно, нет – безусловно, Лили была бы рядом со мной, и моя рука накрывала бы ее бледную, почти аристократичную, ладонь. Всегда забавлял тот факт, когда говорят, что человека возможно сломать не только физически, но и морально. Я не понимал этого, вплоть до последних дней. С уверенностью могу заверить, что я сломлен. Я стою на обрыве, земля которого вот вот выбьется у меня из под ног.
Не прошло и сорока минут, как темнота окутала город так, что даже собственной вытянутой руки было практически не видно. Поднявшийся ветер морозил и покалывал лицо, отчего я щурил глаза и теплым дыханием согревал уже посиневшие пальцы рук. Как стремительно теплый, солнечный сентябрь, напоминавший о былом лете, сменился хмурым серым октябрем. Как утверждают канадские психологи, да и не только они, что наше настроение и восприятие окружающего мира в большей части зависит от погоды. Мне «повезло» больше: недавние события с элементами проклятой погоды оказывали двойное давление. Вдруг одну из безлюдных улиц Шербрука, куда я свернул, чтобы сократить путь, осветили фары автомобиля позади меня. Шум мотора приближался, мне даже пришлось идти левее от проезжей части. Не заметив выступ на тротуаре, я зацепился за него носом кроссовка, но не поддался падению. Я повернулся к машине лицом, но фары ослепили все вокруг. Когда я приложил руку ко лбу, чтобы детальнее рассмотреть автомобиль, то заметил на крыше яркий световой короб, на котором было написано «Такси». Понимая, какой кусок мне еще придется идти, я, безо всяких колебаний вытянул руку, чтобы тот остановился.
Сев в машину, я почувствовал смешение резкого запаха табака и играющего в воздухе запаха мяты, который исходил из ароматизатора, прикрепленного к решетке вентиляции машины. Из магнитолы доносились нотки известной рок группы Никельбэк, родом из Канады, с песней «Колыбельная». Эта мелодия покорила сердца многих, когда впервые увидела свет. История молодого парня, потерявшего жену при родах, которая оставила после себя невинное, только что появившееся на свет, чудо. Слишком быстро роль отца прицепилась к парню: бессонные ночи, постоянный плач ребенка стал единственным звуком в доме, заглушая остальные. Отец решается отдать сына на попечение другой семьи, дабы снять с себя это тяжелое, непосильное ему бремя. Когда нервы доходят до предела, на телефоне появляется видеозапись с его женой, где она сидит в кресле качалке и поет колыбельную, поглаживая живот. Ее лицо озаряет улыбка, глаза наполнены светом. Тем самым светом, который присутствует и во взгляде младенца. В миг все встает на свои места: мужчина прижимает ребенка к сердцу, напевая ту мелодичную колыбельную, и мысли об отказе исчезают. Он никогда и никому не отдаст это крошечное создание, которое смотрит на него своими огромными карими глазами.
– Куда едем? – спросил водитель, держа в зубах тлеющую сигарету.
– Сен–Луи, дом 47.
Перед выходом из машины, я вытряс все карманы и отдал содержимое водителю: десять долларов. Поблагодарив таксиста, я вышел из автомобиля и направился к дому, где на крыльце уже стояла тетушка Маргарет, закутанная в теплый оранжевый плед. Поднимаясь по ступенькам, я посмотрел на женщину из–подо лба и тут же отвел взгляд. Она сделала шаг в сторону и без слов пропустила меня в дом, закрывая за собой входную дверь.
Ветер продолжал завывать, правда звуки были больше похожи на усталый стон, готовый сорваться.
Как же я люблю этот дом! Уют, витающий в воздухе, с нотками теплоты и света. Запах древесины и кофе уже пропитал стены и наполнил помещение особой атмосферой, куда всегда хочется возвращаться. За все девять лет, пока я жил здесь, мне удалось исследовать каждый уголок, заглянуть в каждую щель и прочувствовать эту гармонию, которой тетушка Маргарет окутала наш дом. Это всегда было и будет тем местом, где тебя примут и всегда будут ждать. Дом…
На кухне свистел чайник, из носика которого выходил пар. Капли воды из крана капали на дно раковины, издавая металлический звук. Тук, тук, тук... Я не выдержал и, сорвавшись с места, закрыл кран до конца. Пока тетушка разливала чай, я молчал, а взгляд мой застыл на совместной фотографии Маргарет и Патрика, где он держал ее за руку и смотрел на женщину в пол оборота. Они выглядели счастливыми.
– …горячий, – долетело до меня последнее слово, но не сложно было догадаться, что речь идет о теплом напитке с ароматом мяты.
– Спасибо.
Женщина села напротив меня, облокотившись на стол.
– На тебе же лица нет, мальчик мой, – начала тетушка Маргарет. – Ты был у Лили, верно?
Я кивнул головой в знак согласия. Из кружки исходил пар, который кружился, словно в танце, вихрем поднимаясь наверх. Я взял чашку в руки и почувствовал, как нагретая керамика обживает ладони.
– В больнице я пообщался с Уилмартами. Отец хочет отключить Лили от аппарата жизненного обеспечения, если в ближайший месяц ничего не изменится, Лиза об этом видимо еще не догадывается. Единственное, что она знает наверняка – это то, что я виновен во всем случившемся. Ненавидит всем сердцем.
Сделав глоток все еще не остывшего чая, я ощутил тепло, которое разливалось по всему телу вплоть до кончиков пальцев. Я изобразил подобие улыбки сжирающее изнутри.
– Человек в порыве ненависти, поглощенный горем, которое заполнило его душу до краев, может сказать, что угодно. В ее словах несомненно есть доля правды. Она мать, чья дочь лежит в коме, исход которой неизвестен, – сказала женщина, снимая очки и потирая глаза. – Конечно, она будет проклинать всех: тебя за оплошность, врачей за бездействие, мужа за слабость. Всех.
Тетушка протянула мне свою руку – морщинистую и родную – на что я, оставив кружку, вытянул свою. К горлу подступал ком, наворачивались слезы. Держись.
– На ее месте должен был быть я! – возразил я.
– Нет, не должен, – сжимая руку, отрезала она. – Подумай о том, что это не случайность, а намеренное действие.
Я непонимающе посмотрел на Маргарет и выдавил:
– Что ты имеешь в виду?
– Кто–то специально испортил твой реквизит, тем самым ударив тебя лицом в грязь.
Я отрицательно помотал головой. Исключено.
Несколько минут мы просидели в тишине, слушая тяжелое дыхание друг друга. Телефон, зазвонив у меня в кармане, сгладил ситуацию. На экране высветилось восемь пропущенных звонков от Шона, которые я непонятным образом прослушал. Подняв глаза на тетушку, она лишь кивнула, что будет не против, если я прерву наш «многословный» диалог. Переступая Саймона, вальяжно лежащего на пороге кухни, я прошел в коридор, цепляя рукой куртку. Когда я вышел на крыльцо дома и уселся на холодные ступеньки, то стал набирать номер младшего Коби. Пошли короткие гудки и почти сразу на том конце сняли трубку.
– Джеф, какого …? Я хотел уже нанимать спецназ! – вспыльчиво произнес парень.
– Спокойно друг, я жив, – я попытался изобразить энтузиазм в голове, но безуспешно.
Я слышал, как Шон прокашлялся и вернулся к разговору.
– Как прошел твой визит к Лили? – уже более серьезным тоном обратился ко мне парень.
Рассказав ему всю историю, я получал в адрес похожие на Маргарет слова. Ничего нового для себя я не вынес. Шон, как и тетушка, не винил меня в том, что случилось.
– А кто, если не я? – твердо стоял на своем я, не давая усомниться в своей ошибке.
Шон на секунду замялся, выискивая веский аргумент.
– Может рабочие, которые выкатывали эту штуку на сцену, что–то испортили…случайно?
– Ты шутишь? – саркастично ответил я вопросом на вопрос.
– Я никогда не приму того факта, что ты виновен во всем этом! Не дождешься!
Усмехнувшись, я попрощался с другом, договорившись встретиться завтра.
Время было почти за полночь, город опустел. В домах загорался свет. Я устремил свой взгляд на дом, стоящий через дорогу напротив. На втором этаже был виден силуэт женщины, повернутый ко мне спиной. Она обнимала кого–то за шею, поднимаясь на цыпочки. Внутри что–то кольнуло – воспоминания. Я помнил нежные, родные прикосновения рук Лили, как она зарывала их мне в волосы и, улыбаясь, не спускала с меня глаз. Мы касались друг друга лбами, мы были настолько близко, лишь пара сантиметров отдаляли нас. Я ощущал ее теплое дыхание. Лили стала частью меня, терять ее я был не намерен!
Зайдя внутрь, на пороге стояла тетушка Маргарет, и в руке у нее был белый конверт.
– Пару ней назад пришло, – сообщила она и протянула мне его.
На лицевой части не было наклеено марки, значился только получатель – Джефферсон Грант, а на другой стороне отсутствовал обратный адрес. Подчерк мне был знаком, я догадался почти моментально. Поблагодарив тетушку, я поцеловал ее в щеку и отправился к себе в комнату. Не успел я подняться на этаж выше, как женщина уже везде погасила свет. Сев на край кровати, я зажег настольную лампу и распечатал конверт. Внутри было непосредственно само письмо и ключ, который я машинально отложил в сторону. Само письмо было написано неаккуратно, будто в спешке, но читаемо.
« Дорогой Джефферсон,
Прости меня за все! Звучит банально, не правда ли?
Я уезжаю. Даже не спрашивай куда, все равно не отвечу. Ты ведь заметил, что обратного адреса нет? Решил сменить обстановку и покинуть этот город, оставляя все прошлое здесь, в Шербруке.
Слышал про Лили, мне искренне жаль. Газетчики так и трепещут по этому поводу, как собака, которой брошена кость. Не той славы ты хотел, верно? Конечно верно. »
Я поджал губы и продолжил читать.
« Я присутствовал на твоем выступлении в Кливленде. Ты так похож на своего отца! Те же манеры, говор, прям копия. Удивительно! С точностью могу тебя заверить, что твоей вины в случившемся нет. Это дело рук …»
Черт! Почти на целое предложение растеклось пятно чернил, была лишь видна отправная точка написания рокового слова, похожее на начало буквы «Л» или «М». Далее письмо написано ручкой другого цвета – светло–голубого.
« … с каким ужасом в глазах он покидал помещение. Уверен, что ты восстановишь справедливость!
Ключ, который лежит в конверте, от моего дома. Я оставляю его тебе, а что ты будешь с ним делать – продавать, ремонтировать или просто оставишь гнить – решать только тебе.
Надеюсь, ты меня простишь, а в памяти у тебя я останусь не подлецом и эгоистом.
Уолтер ».
Перечитав письмо несколько раз, я пытался найти что–то между строк. Что именно неизвестно.
Сна не было ни в одном глазу, слова тетушки заставили меня задуматься и воспроизвести в памяти всю цепочку событий. За несколько дней до самого представления я тщательно проверил каждую деталь: цепи, замок, спрятанный в нижнем основании ключ. В памяти всплыли эпизоды изнурительных тренировок в заброшенном ресторане «Амариллис». Сколько было вложено труда, сколько было недопонимания и противостоящей ему поддержки. Бессонные ночи для достижения идеального результата, который, в конечном счете, так к не был достигнут…
Как тогда, так и сейчас для меня остался неясным лишь визит Люка, его неподдельный интерес к моему роду занятий. Тогда я не придал этому веского значения, предположив, что человеческая натура имеет свойство меняться. Я стал копать глубже. Вспоминать самые мельчайшие подробности, жесты, слова.
Вдруг меня словно ударила молния, и я вскочил с кровати, крепко сжимая одеяло. Это был Люк!
Какой же я был слепой!
На ужине в доме Себастьяна Коби, Люк совершенно невзначай поинтересовался сооружением главного номера, чему я не препятствовал, а только пошел на встречу. Сам. Сам шагнул в медвежий капкан. Та улыбка, которой он меня одарил, после моего соглашения была больше похожа на ухмылку.
Еще один шаг.
Шон, как любезный брат, посвятил Люка во все подробности, предполагая, что, наконец зарыт общий топор войны, но это было только ее началом.
Я почувствовал, как меня бросает в жар, вены начинают пульсировать, кровь приливала к щекам.
Ресторан «Амариллис». Рыжеволосый изучал каждую деталь по нескольку раз, выдавая свои действия за маской заинтересованности, но он совершил промах. Я встал с кровати и подошел к окну, кулаком оперившись на холодное стекло.
– Рука, засунутая в карман, – тихо произнес я. – Он вытащил ключ. Вытащил чертов ключ!
Теперь картина имела законченный вид. Капкан захлопнулся.
Повернувшись к окну спиной, я облокотился на него и закрыл лицо руками. То секундное выражение лица Люка, на котором была написана тревожность, выдала его. Почему я усомнился? Почему оттолкнул эту, весьма важную, деталь?
«Скорее бы увидеть этот трюк в действии».
– Сукин сын! – от переполненной ярости я ударил кулаком стену, зацепил вазу, которая с дребезгом разбилась об пол. В порыве гнева я смел все вещи со своего письменного стола, которые полетели в разные стороны, создавая полный хаос в комнате.
Грудь вздымалась, сердце бешено стучало. Я был похож на быка, которому кинули красную тряпку. Повернувшись на звук открывающейся двери, в проходе увидел тетушку Маргарет, в чьем взгляде читался тихий ужас.
– Это был Люк! – снова повторил я, уже охрипшим голосом.
Яркое солнце в ноябре месяце в Канаде было настоящим подарком. Все стремились проводить эти дни на улице, выезжая на природу, и запастись хоть и малым, но витамином Д перед суровой зимней порой.
Встретившись с Шоном, я показал ему ключ от дома Уолтера и рассказал про письмо, намеренно пропуская ту часть, где говорилось о его брате. Мне не хотелось сеять раздор между Коби, как раз после того, когда Люк якобы поднялся в глазах Шона и изменился. Пусть для него все так и останется. Друг видел, что со мной что–то происходит, а точнее чувствовал это. Я не отрицаю: когда я смотрю на лицо моего лучшего друга, то вижу наглую физиономию Люка с натянутой ухмылкой.
– Джеф? – окликнул меня Шон.
Два раза хлопнув ресницами, я повернулся к парню.
– Ты меня словно убить готов.
– Я просто не спал всю ночь, все думал о письме, – солгал я. В моем сознании крутилась лишь одна мысль – восстановить справедливость.
Загорелся зеленый сигнал светофора, и Шон нажал на газ, переключая передачу и перестраиваясь влево.
– Это очень странно, что Уолтер так резко сорвался с места, – сообщил парень, убавляя громкость музыки в магнитоле.
Я только пожал плечами, не находя подходящего ответа.
– Вот здесь, – я указал на свободное парковочное место недалеко от дома дяди.
С моего последнего визита ничего не изменилось – все такой же дряхлый, пока еще не превратившийся в руины, дом. Внутри тоже все было по старому, за исключением некоторых вещей, которые Уолтер забрал с собой, так как на полках, стеллажах остались их отпечатки, окруженные толстым слоем пыли. Кухня была не тронута, вся техника осталась на своих местах, что удивительно. В раковине стояла кружка из–под кофе с ложкой внутри. Сорвался с места, даже не помыв за собой посуду. В ванную я решил не заглядывать, а пошел прямиком в его комнату. Нащупав выключатель, я нажал на него, и комната залилась тусклым светом одной лампочки. В этой части дома я бывал лишь пару раз – когда был еще совсем маленьким и сейчас. Уолтер не любил подпускать людей слишком близко к себе, в том числе в его единственный личный уголок. Кровать была аккуратно заправлена, словно ей давно никто не пользовался, шкаф открыт настежь, вещи в нем отсутствовали. Книги со стеллажей он тоже прихватил с собой, только детские сказки, которые были куплены мне, остались кочевать на полке. Подойдя к окну, я отодвинул штору, запуская дневной свет внутрь. В углу я увидел успешно спрятанную бейсбольную биту. Я взял ее в руки и воспроизвел удар по невидимому мячу.
– Даже предположить не мог, что Уолтер играл в бейсбол! – изумился я, крутя биту в руках. Она была потертая, лак в некоторых местах отшелушился.
Крепко сжимая ее, я вышел из комнаты дяди.
– Зачем тебе бита? – поинтересовался Шон, закрывая дверь комнаты и гася в ней свет.
– В качестве сувенира, – сухо ответил я.
Решив получить долю согревающих сердце воспоминаний, я направился в сторону своей детской комнаты. Опустив дверную ручку и толкнув дверь вперед, я заглянул внутрь и улыбнулся, оглядываясь по сторонам.
– Он ничего здесь не изменил после моего ухода, – сообщил я, перекидывая сувенир через плечо. – Все как прежде.
Я почувствовал себя тем девятилетним мальчиком, который сидит в центре и собирает конструктор железной дороги. Я увидел себя в тот момент, как приведение, голограмму. Именуйте как хотите. Я видел перед собой лохматого озорника, который ищет недостающий элемент в груде деталей. Отыскав необходимое, «прошлый я» попытался вставить деталь, тем самым завершить постройку железной дороги. Подключив вилку к розетке, поезд издал соответствующий звук и тронулся с места. Мальчик восторженно вскинул руки и стал наблюдать, как игрушечный транспорт преодолевает построенный для него маршрут.
– Уолтер! – окликнул «прошлый я» своего дядю. – Смотри, что я построил!
Встав с ковра, он побежал в гостиную в поисках Уолтера. Маленький Джефферсон прошел сквозь меня, стоящего в дверном проеме. Я ощутил некий холод, скользнувший по моей спине, и глубоко вздохнул.
– Как все было просто, когда я был ребенком, – кинув последний взгляд на детскую, я захлопнул дверь.
Перед уходом я помыл чашку Уолтера и поставил ее на обеденный стол.
– Что ты будешь делать с домом? – спросил Шон, в то время как я закрывал дверь.
Вытащив ключ из дверного замка, я положил его под обшарпанный коврик и произнес:
– Воспоминания не продаются, поэтому дом я не продам.
***
Каждый день я смотрел на бейсбольную биту, так и не воспользовавшись ею. Чувство мести заполняло меня, а деревянное орудие справедливости только подпитывало его и лукаво подмигивало.
Прошло три дня после совместной поездки с Шоном в дом Уолтера. В душе ощущалась пустота. Раньше я знал, что там, на улице Сен–Луи, живет родной человек. Несмотря на наши редкие встречи, я знал, то он рядом, но теперь я не знаю о нем ничего: ни новое место жительства, ни город, ни его как физическое, так и моральное состояние. Ничего.
Одним пасмурным ноябрьским днем я решил попробовать исполнить несколько трюков. После трагического выступления я ни разу не притронулся к игральным картам, лежащим в глубине выдвижного ящика в столе. До сегодняшнего дня. Я захотел пойти в самое начало – уличные трюки. Наполнив свой старый потертый рюкзак всем необходимым, я крепко обмотал шерстяной шарф вокруг шеи и натянул шапку почти на глаза. Моим пунктом назначения являлся подземный переход, проходивший под улицей Терриль.
Я хотел отвлечься, забыть на секунду обо всех проблемах и бедах, навалившихся как снежный ком на голову. Заново прочувствовать этот вкус фокусов, эту сладость. Как в первый раз. Когда я выбрал место поудобнее, кинул сумку на землю, а из кармана достал колоду карт. Данную колоду, служившую мне семь лет, я считал счастливой, так как все рубашки были синими, кроме одной – бубновый туз. Он был рубашкой красного цвета. Я стал тасовать карты способом «лесенка», как я его называю. Люди проходили мимо, но некоторые из них оборачивались, замедляя шаг. Мальчик, сидевший у папы на шее и весело болтавший ножками в разные стороны, указал на меня и, засмеявшись, попросил отца идти не так быстро, дабы растянуть процесс наблюдения чуда. Я почти не поднимал глаз на прохожих, создавая вид замкнутого неопытного фокусника, коим я давно уже не являлся.
– Милый, смотри! – воскликнула девушка, державшая парня, похожего на скалу, под руку. Быстрым движением я поджег бубновую даму, моментально превратившуюся на глазах влюбленный в алую розу, которую я вручил брюнетке. – Боже, спасибо! – пара мне улыбнулась, и я проводил их взглядом.
Спустя некоторое время меня окружили прохожие, совершенно забывшие куда направлялись. Я полез в сумку, достал белую ткань прочного материала и проделал излюбленный фокус тетушки Маргарет – свечи, появлявшиеся из каждого конца ткани. Секунда и я уже держал белую длинную свечу кончиками пальцев, а когда я зажал двумя пальцами ее фитиль, тут же вспыхнуло пламя.
– Ты только посмотри, что творит этот юноша! – поражалась женщина в черном пальто, переглядываясь со стоящей рядом подругой, чьи волосы были ярко рыжего цвета, будто пылающие огнем.
– Позвольте ваш телефон? – скромно поинтересовался я у миловидной старушки.
Посмотрев по сторонам и убедившись, что вопрос был адресован именно ей, женщина протянула мне телефон–раскладушку. Ловким движением рук я заставил сотовый исчезнуть, что побудило дикое удивление на лице обладательницы гаджета. Я быстро пробежался взглядом по всем присутствующим и остановился.
– Вы! – я указал на мужчину средних лет с портфелем в руках. – Откройте кейс и покажите содержимое внутреннего отсека вашей сумки.
Мужчина, вскинув бровь, повиновался. Когда он со щелчком открыл портфель и вынул соответствующий предмет, все ахнули.
– Это ваш телефон? – снова я обратился к женщине, которая от изумления прикрыла рот рукой, а другой рукой схватилась за сердце.
Она лишь кивнула, принимая протянутый ей сотовый. Меня одарили громкими овациями и улыбками.
– Юный последователь Джефферсона Гранта! – крикнул кто–то в толпе.
– Парень явно талантливый! Главное, чтобы не таким печальным исходом все обернулось, – подхватила женщина с ребенком, и вокруг раздалось соглашающееся эхо, состоящее из «да», «ага» и «ммм, точно».
Меня это несколько укололо. Сколько бы ни совершал добрых, бескорыстных дел, пытаясь хоть минимально изменить мир к лучшему, их заметят от силы пару человек. Как только произойдет осечка, ее запомнят и, как котенка будут тыкать носом в миску с молоком.
Примерно через сорок минут все начали расходиться, желая мне удачи в начинаниях. Руки стали замерзать, приобретая синий оттенок. Когда я собирался уходить, кто–то окликнул меня, и я повернулся на звук, исходивший позади.
– Мистер Уилмарт? – удивленно отреагировал я, совсем не ожидая встретить отца Лили в таком месте.
– Сколько раз я тебе говорил – зови меня Дэвид, – с натянутой улыбкой попросил меня мужчина. – Почему именно подземный переход?
Накинув сумку на плечо, я посмотрел на Дэвида и поначалу не понял заданного им вопроса.
– В приличные заведения мне вход будет, наверное, закрыт, дабы не навести порчу, – я попытался отшутиться.
Миновав подземный переход, мы вышли на саму улицу Терриль, которая кишела большим количеством людей, возвращавшихся домой после трудового дня, и машин, которые образовывали пробку длинной около пяти километров. Впереди мелькали мигалки полицейского автомобиля. Авария. Проходя вдоль улицы, я и мистер Уилмарт подошли вплотную к месту происшествия. Около обочины стоял старый, серый опель с помятым боком, за рулем которого сидела женщина средних лет и заполняла какие–то бумаги, левой рукой вытирая слезы и размазывая тушь по лицу. Виновник аварии, красный фольксваген пассат, разместился чуть поодаль. В салоне напротив водительского места торчала подушка безопасности, одна фара, не переставая мигала, словно при коротком замыкании. Владелец автомобиля беседовал с представителями закона и порядка, яро размахивая руками и указывая в сторону опеля.
– Все будет занесено в протокол, не волнуйтесь, – донесся голос одного из полицейских.
Когда мы оказались в малолюдном спальном районе Шербрука, мистер Уимларт предложил сделать остановку на ближайшей скамейке. Подойдя к ней, в нос ударил резкий, но приятный запах краски и лака, который используют в качестве защитного слоя окрашенной скамейки. Райское местечко для токсикоманов. На земле валялся испачканный зеленой краской листок бумаги, на котором печатными буквами было написано "Осторожно окрашено!". Прислонив тыльную сторону ладони к поверхности и убедившись, что краска не прилипает, я кинул сумку на скамейку и сам пристроился рядом. Дэвид последовал моему примеру.
– Что–нибудь изменилось? – обратился я к нему.
Мужчина лишь отрицательно покачал головой, продолжая смотреть вдаль и изредка моргать. Мистер Уилмарт опустил глаза на обручальное кольцо на среднем пальце, и стал его прокручивать. Нервозность, страх. Казалось, что осталась последняя капля, которая перевесит чашу весов, от которых зависит жизнь Лили. В его тяжелом дыхании я уловил готовность опустить руки и сдастся.
– Лиза не отходит от нее уже третий день, надеясь, что Лили покажет хоть малейшие признаки жизни. Не спит, бедная, – Дэвид продолжал крутить кольцо. – Я так хочу вновь услышать ее голос. Ее заразительный смех.
Скупая мужская слеза ударилась о поверхность золотого кольца, разделяясь на мелкие крупицы.
– Я уверен, что она выкарабкается! – я положил руку на плечо отцу девушки и встретился с его потухшим взглядом.
Мои мысли зашли в тупик. Фраза о том, что вина лежит совершенно на другом человеке, чуть не слетела с губ. Правильно ли я поступил, что остановил этот поток слов? Я не знаю.
– Ты ничего не хочешь мне сказать? – поинтересовался мистер Уилмарт.
Я ощутил веревку у себя на шее, к концу которой привязали камень, тянущий меня вниз и перекрывавший дыхательные пути. Под камнем я подразумевал молчание, которое только и сделает, что прибьет меня ко дну.
– То, что произошло с Лили... – я запнулся. – В этом нет моей вины.
Еле заметная улыбка проскользнула на лице Дэвида.
– Джеф, я тебя не виню. Ты ...
– Вы не правильно поняли, – я перебил мужчину и, набрав в легкие больше воздуха, выпалил. – Я знаю, кто испортил реквизит и на чьих плечах лежит вина за случившееся. Не могу объяснить, откуда мне это известно, хочу, чтобы вы мне поверили. Единственный, кто виновен во всем это Люк Коби!
Глаза Уилмарта распахнулись от услышанного. Я рассказал отцу Лили, как дошел до этого умозаключения, как сопоставлял детали методом дедукции, словно истинный Шерлок Холмс. Как только мужчина хотел вставить пару слов в мой непрерывный монолог, слова, будто песок сквозь пальцы, ускользали. Мне удалось заверить Дэвида не распространять данную информацию никому, в частности Лизе Уилмарт. На вопрос почему, я ответил:
– Я хочу, чтобы он добровольно сознался, без лишнего шума, – немного погодя, я добавил. – Не в моих интересах запятнывать репутацию его отца. Я многому обязан Себастьяну Коби.
Мы условились, что это будет наша маленькая тайна, которая скоро, совсем скоро прольет свет справедливости.
– В голове только одно не укладывается: почему именно она попала под разнос?
– Ответ на этот вопрос я и сам хочу знать.
В тусклом освещении больничного коридора я нашел палату под номером 38, где на прикроватной тумбочке стояла включенная лампа, свет которой падал на бледное лицо Лили, озаряя лишь правую сторону. Дверь была приоткрыта. Кругом стояла тишина.
Войдя внутрь, в воздухе витал запах едких лекарств. Палата была одноместная, выкрашенная в грязно–белые тона. В дальнем углу стояло кресло, обитое искусственной кожей, вешалка, куда посетители могли вешать свою верхнюю одежду, небольшой шкаф для вещей самого пациента и широкое зеркало, повешенное напротив больничной койки. Рядом с кроватью Лили стояла капельница, откуда медленно капала прозрачная жидкость, поступавшая прямиком из трубочек под кожу девушке. Кардиограф, показывающий состояние пациента, пищал равномерно, вырисовывая четкие кривые линии на экране.
Я пододвинул кресло поближе и, устроившись поудобнее, достал из рюкзака любимую книгу девушки – "Грозовой перевал" Эмили Бронте – и положил ее возле настольной лампы.
– Я скучаю, – тихо произнес я.
Взяв девушку за руку, я стал легонько проводить пальцами по ее пока что еще теплой коже, не пропуская ни сантиметра.
– Мне тебя не хватает! Ты всегда была моей опорой, моим спасательным кругом, который я боялся отпускать, – я сжал ее ладонь сильнее. – Вернись ко мне, прошу тебя!
Я ощутил секундное родное прикосновение. Сквозь слезную пелену на глазах, я увидел, как обессиленные пальцы Лили пытались погладить мою руку. Постепенно обретая силу, они начинали шевелиться быстрее. От переполнявшего меня восторга, я выбежал в коридор в поисках медсестер или врачей, но никого не оказалось по близости. Вернувшись, я наклонился над девушкой и произнес:
– Лили, ты меня слышишь?
Ее потресканные губы хотели что–то произнести, но состояние комы давало о себе знать. Девушка медленно двигала губами, но звука по–прежнему не было. Я ждал.
– Джеф, ... – на последнем издыхании пошептала девушка.
А потом я проснулся.
Утром очередного рабочего дня я по прежнему сидел на краю кровати и сверлил взглядом эту треклятую бейсбольную биту, задаваясь вопросом «Правильно ли я делаю?». Деревянно–отшлифованный обрубок так и протяжно шептал: «Возьми меня. Воспользуйся мною». Мне казалось, что я схожу с ума, как тогда, в отеле рядом с рекой Магог. Я никогда не числился в списке верующих, но и атеистом себя не считал. Я верил во что–то высшее: в потусторонние миры, силы, наличие ада и рая. Вера в Бога, как в человека, который сотворил нашу планету за семь дней (поправка, седьмой день был выходной) и наполнил ее жизнью, подкосилась еще в детстве, когда мои обращения не были услышаны тем самым. В нашем мире происходит столько различного дерьма, как например, войны, террор, смерть невинных людей, и это не конец списка. Глядя на все это, задаешься вопросом – «где Он?». Почему мать, которая отпускает сына на войну и перекрещивает его, пока он переступает за порог дома, через несколько лет ожиданий, бессонных ночей, молитв получает известие о его гибели? Бог бы такого не допустил. У каждого в жизни наступает такой период, хотя таких моментов может быть несколько, когда руки опускаются, ты чувствуешь апатию буквально ко всему и выстраиваешь стену. Но когда она рушиться, а стена всегда рушиться, то чувства и эмоции окутывают тебя с головой. Тебе хочется кричать, ты не понимаешь, почему именно ты? Почему страдаешь ты, а не другие?
Можно привести массу примеров, при которых вера во что–либо теряет свое истинное значение и ценность. Человек обречен. В моем случае совершить отчаянный поступок – единственное решение. Терять мне было нечего, я и так почти все потерял.
Вечером того же дня, я позвонил Шону (о да, удача повернулась ко мне лицом) тот в спешке объяснил, что находится в местном рок–кафе в паре миль отсюда в сопровождении милой девушки по имени … . К сожалению имени я не расслышал из–за голосов на том конце провода, которые, не имея ни слуха, ни голоса, орали песни во весь голос. Договорившись о встречи на ближайшие дни, я пожелал ему удачи и нажал на кнопку «завершить». Что говорить о Себастьяне Коби, то он был в частых разъездах, командировках, поэтому дома мужчина появлялся редко. Как однажды сказал мне друг, что для его отца работа – это жизнь и наоборот. Накинув куртку на плечи, я протиснул бейсбольную биту в один из рукавов и поддерживал ее с внутренней стороны. Когда рука потянулась к ключам, лежавшим в прозрачной стеклянной мисочке, пальцы замерли в воздухе.
– Куда ты собрался в столь позднее время? – спросила тетушка, поглядывая на меня через толстые стекла своих очков.
– Пойду, наведаюсь к Шону, – поколебавшись, я продолжил, – жди меня к утру.
Маргарет кивнула и улыбнулась, но я знал тот взгляд, которым она меня одарила перед уходом. Женщина сомневалась в правдоподобии моих слов. Конечно, она тебе не поверила, у тебя же глаза бегали из стороны в сторону. Идиот.
Пока я шел до дома Коби, дорога казалась мне бесконечной, а мысли – давящими. Приближаясь к нужному месту, я увидел черного ворона, сидящего на голой дряхлой ветке дерева. Его глаза бусинки сверкнули золотистым огоньком в темноте и уставились на меня. Голова птицы была наклонена, отчего по спине пробежали мурашки на секунду. В древней мифологии ворон считался предвестником смерти, сосудом для черных сил. Данное совпадение несколько насторожило меня, и я не спускал с него взгляд. Ворон стал чистить клювом свои перья цвета смолы, тем самым еще больше приковывая мой взгляд. Позади себя я услышал чьи–то шаги, обернувшись, на улице не было ни души, а когда я вернулся в исходное положение, птицы уже и след простыл, лишь где–то раздалось ее одинокое карканье.
Взбодрившись, я бегло осмотрел дом семьи Коби и не увидел ни малейшего источника света. Подойдя к входной двери, я инстинктивно дернул ручку, но она не поддалась. Обойдя дом с другой стороны, надо мной нависал балкон, который как раз выходил из комнаты Люка. С двух сторон он подкреплялся огромными колоннами, по которым забраться было почти невозможно. Я стал искать дальше, и остановился на окне с наружным деревянным подоконником, на котором стоял горшок с каким–то засохшим растением. Поставив его на землю, я без труда забрался на подоконник и рукой успел схватить биту, которая уже выскальзывала из рукава.
– Черт!
До балконных балок не хватало пары дюймов. Придется прыгать. Бейсбольную биту я протиснул между двумя балками и легким толчком продвинул ее на середину балкона.
– На счет три. Раз, два, … ТРИ!
Секунда и я уже вешу над землей, держась за балки, которые мне казалось, вот вот обрушаться под силой тяжести. Перелезая через них, одна издала внушающий опасность хруст, который заставил меня быстрее оказаться по другую сторону. Не рассчитав силы, я упал на холодный бетонный пол балкона и зажмурился. Кряхтя и перекатываясь на живот, я встал на ноги. Когда я стоял около двери, прильнул к стеклу и стал осматривать комнату. Внутри было темно, но очертания мебели можно было разглядеть. На кровати явно спал Люк, чье одеяло то поднималось, то опускалось.
Сердце продолжало стучать, дыхание – учащаться. Рукой я схватился за копчик, который явно отбил при «мягком» падении. Вдохнув полной грудью, я открыл дверь и прошел внутрь.
Воздух в комнате был тяжелый и душный. Помещение представляло собой истинное мужское пространство: разбросанные вещи, засохшая от еды посуда на рабочем столе и пыль, которую парни вытирают обычно вокруг вещей, не утруждаясь приподнимать их. Рядом с кроватью стояла тумбочка, на которой лежали часы, телефон и контактные линзы в коробочке. Не знал, что у Люка проблемы со зрением. Подняв глаза чуть выше, на стене напротив в ряд разместились кубки, отполированные до такой степени, что ни одна пылинка не сядет на них. Подойдя ближе к полке, на которой они стояли, под ногами заскрипел пол, отчего Люк прокашлялся и повернулся на другой бок, лицом к стене. Медленно переставляя ногу, я подошел вплотную к кубкам, а подсветив встроенным в телефон фонариком, прочел: «Первое место по плаванью брассом», «Второе место по плаванью кролем на спине». Кубков было порядка десяти.
Схватив одной рукой стул, служащий вешалкой для половины гардероба Люка, я поставил его рядом с кроватью парня и сел. Черт, что ты творишь? Ты всегда был против силы и насилия, ты мог просто поговорить с ним.
– Нет, не мог, – прошептал я внутреннему себе и легонько ткнул битой плечо брата Шона.
Рыжеволосый заерзал и повернулся.
– Просыпайся, соня, – уже громче произнес я и повторил движение.
Сонные глаза Люка открылись, а брови нахмурились. Я вежливо улыбнулся, поджал губы, когда старший сын Коби вскочил, пытаясь рассмотреть незнакомца в темноте, нащупывая линзы. Наблюдая за его забавными действиями, я поднялся со стула и перебросил биту через плечо.
– Ты кто такой, и что тебе нужно? – парень перешел на высокие тона.
– Зачем ты так орешь? Сейчас же ночь, люди спят, – умиротворенно произнес я, продолжая улыбаться.
– Джеф? – изумленно опешил он, протирая глаза. – Что ты …
– Я тебе разъясню. Как ты спишь по ночам? Тебе не сняться кошмары? – Люк отрицательно покачала головой. – Нет? А мне сняться почти каждую ночь с момента, как Лили впала в кому!
Я гладил биту, плавно скользя по ней рукой, и не сводил с нее глаз.
– Знаешь, все это время я винил себя в случившемся. Мне хотелось провалиться сквозь землю. Бах! Исчезнуть, – я посмотрел вниз и издал нервный смешок, – Ужасное чувство, когда тебя узнают на улице, в транспорте и тыкают пальцем, произнося душещипательное «убийца». Неприятно, знаешь ли, но спустя некоторое время, я узнал, что это не моя вина, – я рассмеялся еще сильнее, как душевнобольной, что вызвало у Люка мимолетное вздрагивание. – Представляешь, не моя вина! Как камень с души упал, дышать стало легче.
Я стал ходить по комнате, время от времени встречаясь с взглядом Люка, похожего на забитое в углу животное.
– Еще приятнее осознавать, что я узнал имя виновника, но он оказался такой стеснительной сучкой! – я с размаху снес битой все кубки, которые со звоном упали на пол. – Ничего не рассказал, ха!
Подойдя ближе к парню, я указал на него бейсбольной битой и вымолвил:
– Когда ты собирался признаться, Люк?
– Джеф, я не …
– КОГДА ТЫ СОБИРАЛСЯ ПРИЗНАТЬСЯ?! – резким движением я ударил по настольной лампе, которая с треском отлетела в противоположную стенку. – Отвечай!
– Прошу успокойся, – наивно попросил он. – Я не знал, что там будет Лили, а когда узнал, было слишком поздно что–либо менять. Я думал, думал …
– Что ты думал? – я уже вознес биту над головой, готовясь нанести удар, как Люк жалобно выкрикнул:
– Думал, там будешь ты!
Я замер на месте, совершенно неспособный пошевелиться. Грудь Люка вздымалась, зрачки были расширены, а в руках проскальзывала еле заметная дрожь. Я вспомнил нашу первую нелицеприятную встречу и последние слова Люка в тот день: «Ты еще пожалеешь, что встал на его сторону!». Вдруг время, словно остановилось, а голова, будто единый механизм, стала работать, анализировать.
Наше поведение, характер формируется по кусочкам с детства. Становление человека, как отдельной личности, идет прямиком из детства. Я не силен в психологии, но кое–какие аспекты знаю наверняка. Люк явно являлся тем ребенком, которого обделили такими чувствами, как любовь, забота, взаимопонимание. Он был чужим. Как только мальчик обзаводился друзьями, семья Коби меняла место жительства. Шон обмолвился фактом, что они часто переезжали с места на место, пока отец взбирался по карьерной лестнице. Когда семья остепенилась, и Люк вновь завел друзей, наладил отношения с братом, которые давались ему с трудом по неизвестным мне причинам, появился предмет раздражения, красная тряпка для быка. Впоследствии ставшая лучшим другом младшего брата и расторгнувшая семейные, не столь прочные, узы между ними. Месть за отнятое счастье. Своего рода детская обида, тянувшаяся по сей день. Любой ребенок будет обижен, глядя на то, как у соседа по песочнице против одной твоей игрушки целая гора различных принадлежностей для игры в куличики.
Вернувшись от мыслей в реальность, я посмотрел на рыжеволосого с сожалением и выпустил биту из рук, которая с грохотом упала на пол.
– Это все из–за места под солнцем! – я схватился руками за голову. – Ты почти отнял человеческую жизнь, ты понимаешь?!
Парень смотрел на меня потупленным взглядом, не зная, что сказать мне в ответ. Стоило мне на секунду отвернуться, как я услышал, что Люк поднял биту и решался замахнуться.
– На твоем месте, я бы не стал этого делать, – предупредил я парня.
– Я не ты!
Обернувшись, на секунду я уловил на себе тот самый взгляд, когда при первой нашей стычке он летел на меня с кирпичом в руках. Отпрыгнув в противоположную сторону от того места, куда пришелся удар, я сделал подсечку и выхватил бейсбольную биту из рук Люка. Старший Коби, не устояв на ногах, повалился на пол.
– Мне нужно лишь твое признание, – я наклонился к нему.
– Ты его не получишь! – едко произнес он и плюнул мне в лицо.
Я убью его!
Нет, не убьешь!
Я убью этого сукиного сына!
Замахнувшись, я нанес удар битой Люку в брюшную полость, отчего парень взвыл от пронизывающей боли и обхватил руками колени. Во мне кипела ярость, которая становилась все не контролируемей. Я схватил Коби за воротник его майки и прислонил к стене. Теперь он смеялся, как душевнобольной.
– Чего ты ждешь, я же вижу, как у тебя кулаки чешутся. БЕЙ!
Люк зажмурился, и удар пришелся в стену в паре миллиметров от наглой физиономии рыжеволосого. Отпустив его, парень стал медленно соскальзывать вниз, а я, сам того не понимая, ударил Люка по коленным чашечкам. Я услышал нотки рыдания, вырывающиеся из груди парня, и дыхание, никак не приходящее в норму. Сев на корточки возле него, я тихо и спокойно прошептал:
– Надеюсь, наш маленький разговор по душам останется в тайне.
Стоя возле дверного проема в комнату Люка, я обернулся – передо мной стоял неистовый хаос.
Могу ли я собой гордиться?
;
Эпилог
Через пять месяцев Лили очнулась. Все кругом потеряли надежду, даже врачи.
Одним апрельским днем следующего 2011 года я навестил девушку в больнице. Тишину в палате прерывало тиканье часов и переменное пищание аппарата, стоявшего в углу помещения. Устроившись в кресле возле кровати, я вытащил из рюкзака любимое произведение Лили и открыл на той странице, на которой закончил чтение в прошлый мой визит. Я читал страницу за страницей, мельком поглядывая на девушку. Как гласят многие научные статьи, очень важно разговаривать с человеком, которым находиться в состоянии комы. Пациенты не реагируют на внешние раздражители, но подсознательно они, что вполне вероятно, слышат все, что им говорят. Так же возможен факт того, что, когда они улавливают нотки родного голоса, их сердце начинает биться сильнее и чаще.
– Их счастье кончилось, когда обстоятельства заставили каждого почувствовать…, – читал я строчки из романа Эмили Бронте.
– … что его интересы для другого не самое главное, – слабым охрипшим голосом Лили прошептала конец знаменитой цитаты «Грозового перевала».
Книга выпала у меня из рук, и я наклонился к девушке. Она осторожно начала сгибать и разгибать пальцы рук. Глаза открылись маленькими щелочками, а уголки рта приподнялись. Я прильнул губами ко лбу, и мужская слеза упала на подушку.
– Я боялся, что т–ты не вернешься ко мне, – запинаясь, сказал я.
Несмотря на отсутствие сил, она улыбнулась и нащупала мою руку, переплетая наши пальцы. В дверях показались родители девушки, которые со слезами на глазах, встали около Лили и дали волю эмоциям.
Люк Коби сознался полиции штата Квебек в содеянном буквально на следующий день после моего дружеского визита. Я не знал, какой мотив и причины он предоставил органам власти, но обо мне он не обмолвился. Против рыжеволосого завели дело, которое рассматривали в суде, благодаря Себастьяну Коби, парню дали условное лишение свободы и общественные работы сроком на семь месяцев.
– До сих пор в голове не укладывается, что он так поступил! – шокировано произнес Шон за рулем автомобиля, пока мы ехали в больницу Св. Бриджид за Лили.
– Да, у меня тоже, – поддакивал я.
В приемном отделении сидела младшая Уилмарт с сумками, выискивая нас глазами. Когда мы вошли внутрь, девушка резко поднялась с места, чтобы поприветствовать нас, но тут же села обратно, хватаясь за спинку стула.
– Еще успеется, сейчас ты слаба, поэтому держись, – девушка облокотилась на меня, и мы направились к выходу, в то время как Шон подписал нужные бумаги о выписке Лили из больницы.
– Мне так хочется чего–нибудь домашнего! – звонко сообщила она и поджала плечи, довольно хмуря лоб.
По машине через открытые окна гулял сквозняк, развивая волосы и закладывая уши. Шон распевал песни на пару с певцом по радио, голос которого доносился из колонок, и барабанил по рулю каждый раз, когда мы останавливались на светофоре. Мой же взгляд устремился разглядывать природу родного города, пробуждавшуюся от затяжной зимы. Воздух был свеж и чист, правда, немного морозил щеки. Обернувшись через плечо, я посмотрел на Лили, сидящую позади – ее голова была повернута к лучам солнца, глаза закрыты и прищурены, а пальцы отбивают ритм в такт музыке.
Не могу описать чувство, переполнявшее меня. Было тепло, здесь – где стучит сердце.
Дома Лили устроили скромный праздничный ужин в компании меня, Шона, тетушки Маргарет и, несомненно, ее родителей. (…)
Вечером, оставшись в доме семьи Уилмартов, я и Лили устроились на диване в гостевой комнате за просмотром фильма. Свет был выключен, лишь ароматические свечи, поставленные по периметру Лизой Уилмарт, освещали и без того светлую комнату. Девушка завороженно наблюдала за действиями, происходящими в фильме, и уплетала за обе щеки домашний чизкейк с черникой. Опустошив тарелку и поставив ее на чайный столик, она вытянула ноги и прислонилась ко мне.
– Что ты помнишь до того момента, как впала в кому? – я обратился к Лили.
– Помню, как не могла выбраться, крышка не поддавалась, – помедлила она. – Помню тебя, бегающего по сцене, а дальше пустота. Но в этой темноте я слышала голоса, ваши голоса.
Я рассказал ей, что происходило в тот период, кода она лежала в больнице. То, как я закрылся ото всех и убивал себя морально всяческими способами, то, как почти отказался от фокусов, запихнув их дальний ящик. Поведал о письме Уолтера, как он завещал мне дом, о Люке.
– Как он …? – не находя слов, говорила Лили.
– Его отец объяснил мне, что последние полгода у Люка наблюдались резкие смены настроения, слишком резкие для нормального человека. Как оказалось, у него было биполярное личностное расстройство первой стадии, – девушка удивленно вскинула бровь. – Себастьян думал, что не стоит сильно беспокоиться. С первого взгляда он решил, что у сына просто переходный период, но для 20–ти летнего парня это поздновато, не считаешь?
Через несколько дней я решил воплотить в жизнь идею, которая была запланирована и не осуществлена еще пять месяцев назад. Себастьян Коби обязался вернуть мне доброе имя и дать возможность провести последнее выступление в ресторане «Эйрис». Место, где все началось, послужит завершающей точкой недолгой карьеры иллюзиониста в Шербруке. По окончанию представления мы с Лили переедем в Кингстон, штат Онтарио, где начнем новую жизнь, в которой найдется местечко для трюков и фокусов.
В «Эйрисе» сегодня было мало народу – большинство столиков пустовало, а про барную стойку можно вообще умолчать – в ее конце сидел одинокий мужчина, склонивший голову, со стаканом коньяка в руке. Каждый раз, когда стакан опустошался, он незначительным жестом показывал бармену, что пора его снова наполнить. В помещении сидело всего несколько человек: шумная мужская компания в дорогих костюмах, один из представителей пожимал руку другому и одаривал его белоснежной улыбкой приличной стоимости, молодой парень в наушниках с ноутбуком и кофе, мотавший головой в разные стороны, по всей видимости, создавая новый трек в музыкальной индустрии и две пожилые женщины, каждая из которых разгадывала кроссворд, время от времени перекидываясь парой слов. Все они были заняты своими делами, публика из них никудышная. Это не имело большого значения, потому что данное шоу предназначалось для Лили.
Свет приглушили, можно было начинать.
– Вашему вниманию представляется необычайная возможность ощутить себя детьми, вернувшимися в детство! Встречайте знаменитого фокусника Шербрука – Джефферсона Гранта! – представил меня публике сам Себастьян Коби.
Выйдя уже на знакомую сцену, я не произнес ни слова. Шоу заключало в себя детские незамысловатые трюки, как например, всеми любимый белый кролик из шляпы, парящий над землей стол, карточные фокусы. Поначалу лишь пару взглядов было брошено в мою сторону, но затем мне удалось приковать их внимание до самого конца.
Вдруг из неоткуда в воздухе стали появляться маленькие светодиодные лампочки. Они, словно светлячки, парили в невесомости. Дотрагиваясь до любого из них, свет пропадал и возникал совершенно в другом месте, будто по волшебству. Когда я щелкнул пальцами, все они погасли, но тут же возникли снова в виде светового свитера на мне. Полупустой зал подарил громкие овации. В темноте сложно было разглядеть что–либо, но я чувствовал, как Лили озаряет улыбка. Финальная, заключительная сцена. Лампочки померкли, зал наполнился тишиной. Трижды хлопнув в ладоши, в воздухе из тех самых светодиодных огоньков образовалось предложение: «Ты выйдешь за меня?». Через пару секунд свет включился, я приклонил одно колено, держа кольцо в руке, а светлячков как не бывало.
Я смотрел прямо на Лили и видел, как слезы, от счастья я надеюсь, скатывались по ее щекам.
– Готова ли ты носить фамилию Грантов?
– Да! – вскрикнула девушка и, сорвавшись с места, выбежала на сцену.
Все стали хлопать, а мы так и стояли обнявшись, вдыхая аромат друг друга.
Перед отъездом осталось одно незаконченное, но очень важное, дело. Мы шли по протоптанной дорожке, держась за руки. Лучи солнца проступали сквозь ветки деревьев, а ветер играл с листвой. Мы приехали на кладбище Эливуд, где были похоронены мои родители. Проходя мимо надгробий, я искал глазами нужно место, но Лили с этой задачей справилась быстрее. Она указала рукой почти в самый конец кладбища, где было видно два серых надгробных камня возле массивного дуба, чьи склонившиеся ветки образовывали тень. Я встал возле могил родителей и не произносил ни слова.
– Я даже не знаю, что нужно говорить в такие моменты, – растерялся я.
– Говори, что лежит на душе, – Лили положила руку мне на плечо и встала рядом.
Я не мог подобрать слов. Это все были не те слова. Сказать все, что было на душе не хватит и дня. Постояв еще некоторое время, Лили поставила букет цветов возле могил, а я зажег две свечи. Уходя, я даже не обернулся, но, когда поднялся ветер, в его свисте я отчетливо слышал:
«Мы гордимся тобой, сынок!».
От мечты до...
© Copyright: Дэйзи Джеймс, 2017
Свидетельство о публикации №217091202060
Свидетельство о публикации №217091202060
Рецензии