С бала на корабль. Матросская сага-8

         
                С бала на корабль. Матросская сага-8

Продолжение. Начало:http://www.proza.ru/2017/09/07/493


     – Так вот  где собака порылась! – вырвалось у Кудина,  когда подозрительно  долго молчавший  мостик  проклюнулся  командой:  «Аварийной  партии приготовиться  к  зарядке  реактивных установок!» Для боцмана  это был не худший вариант. В этой командирской забаве  он  лично не участвует и может позволить себе кемарнуть, пока его бойцы  ворочают бомбы. По опыту он знал, что учения по загрузке  глубинных бомб продлятся не менее часа.

    Лоздовскому   команда эта ни о чём не говорила, но то, что она не  по вкусу  бойцам аварийной партии, он  без труда вычислил по их скисшим физиономиям.   Впрочем, не у всех.  Юрка с удивлением заметил, как преобразилось дотоле безразличное,  мясистое лицо  минёра  – мутноватые с краснинкой   глаза  хищно засверкали, как  у орла, завидевшего с высоты  беззащитного зайчонка.   Минёр  бодро  встал с рундука и    живо направился  к люку, расположенному прямо посередине кубрика.

     – Вот зверюга, – буркнул    трюмный машинист Галузов, пожелтевшее лицо и бескровные губы которого   красноречиво свидетельствовали  о плохо переносимой им  качке. – Мослами  не корми  –дай  с бомбами порезвиться, конченый «румын».
  Трюмный, будучи  уже по второму году службы, знал, что  предстоит в ближайший час боевой подготовки – пренеприятнейшая  процедура  зарядки  реактивных установок. 

     Минёр тем временем отдраил люк,  откинул  крышку на фиксатор  и, на удивление, легко и быстро для своей с виду неуклюжей фигуры исчез в  тёмном проёме. Теперь-то Юрка догадался, что этот невинный с виду люк, расположенный посреди кубрика, есть ни что иное, как  вход в бомбовый погреб.  Вслед за минёром  так же проворно  скользнул вниз  химик  с  замечательной фамилией Вишнёвый.  Хотя он  находился в чине старшего матроса  и служил  второй год, на корабле его звали «боцманёнок». Почему? Да потому, что, во-первых,  по штату  входил он в состав боцманской команды, а во-вторых, как его такого небольшого росточка, с ясным детским голубоглазым лицом, да ещё с эдакой «лошадиной» фамилией,  изволите звать?

     В кубрике осталось  трое,  если не считать   мичмана Кудина,  который, судя по его лицу,  и  не  собирался   нырять в проём  таинственного люка. Кто следующий? Моторист с одной лычкой на погоне ,  хитроватый молдаванин   Постика, видимо, считая, что  бомбовый погреб не то место, куда стоит поспешать,   личному примеру минёра  не последовал и боевым задором «боцманёнка» не проникся.

     Трюмач Галузов, терзаемый приступами морской болезни, похоже, потерял интерес  к службе и  выбиться в отличники БП не стремился.   Получалось, что следующим должен быть   Лоздовский, матрос первого месяца  службы на корабле, только что на виду всей военно-морской базы возведённый в ранг «карася» Балтийского флота.  Чёрный квадрат на палубе кубрика манил неизвестностью.  Острый холодок  предчувствия  опасного приключения приятно защекотал меж лопатками. Бомбовый погреб, чёрт возьми! От одного названия мороз по шкуре!   Лоздовский  решительно  погрузился в чёрную пасть люка вслед за минёром и Вишнёвым.

       Спускаться по вертикальному трапу в бомбовый погреб так  же просто, как и по лестнице в домашний погреб за солёными огурцами. Так же,  если бы не ужасная  качка, которая сводила на нет опыт спускания в обыкновенный погреб. Единственно, что придавало уверенности в укрощении трапа, который как необъезженный  жеребец, изо всех сил старался  сбросить с себя непрошеного гостя, было то, что  сорваться с него просто невозможно.  Вертикальная шахта  настолько узка, что  постоянно спиной  ощущается металлический   холод противоположной   стенки.

      Внизу  послышался  металлический скрежет  отдраиваемого люка, засовным  железом звякнул  фиксатор.  Пахнуло  сырым холодным воздухом,  насыщенным  крепким   коктейлем  запахов  металла, краски, смазки и чего-то ещё  незнакомого и, как показалось Юрке, опасного.  «Запах бомб», – молнией пронеслось у  него  в голове.  Мурашки кавалерийской лавой прокатились по спине, но не от страха, а скорее от острого любопытства.

      Если тебе нет и двадцати, сила  болезненного любопытства  бывает непреодолима.  Здравый смысл шепчет:  «Стой, не  иди, не смотри, оно тебе надо?», а  какая-то  сила, бесова что-ли,  гонит  тебя вперёд: «Иди, иди, посмотри,  ну хоть краешком  глаза, что там такое?».  Молодость,  считает зрелый человек,  безрассудна, она любопытна и любит играть, но нет на земле игры азартнее, чем игра со смертью.  Недаром  в старину поговаривали,  что молодые должны учиться у стариков по-настоящему любить жизнь, а старики у молодых – по-настоящему  любить смерть. Но хватит философии.

 

    Пережидая  очередной провал корабля, при котором спускаться по вертикальному трапу  практически невозможно, Юрка глянул вниз.  Минёр включил освещение погреба. Проём  люка на дне шахты,  тускло отсвечивая  красноватым  светом, словно вход в преисподнюю, притягивал  неизведанным.  Вишнёвый уже исчез в погребе, путь был свободен.
       В квадрате открытого люка показалось  уродливо искажённое  боковым освещением лицо минёра, которое  что-то рявкнуло, но  акустика  шахты  донесла до  слуха  лишь бессвязный  набор  резонирующих звуков.   Не составляло труда догадаться,  что минёр поторапливал оставшихся в кубрике. Корабль в тот момент полез вверх, и Лоздовского потянуло вниз, только ноги  успевай  переставлять с одной ступеньки на другую.  Он быстро достиг люка бомбового погреба и продолжил спуск по трапу уже в самом погребе. Увидев  электрика, минёр то ли вопросительно, то ли удивлённо хмыкнул. Вишнёвый приветливо осклабился во весь рот. Наверняка ожидали увидеть другого бойца аварийной команды. Минёр снова заорал в люк, а Юрка  осмотрелся на новом месте.

         Вернее, попытался осмотреться, но вмиг  его вниманьем  завладели они, и Юрка,  инстинктивно прошептав детское  заклятие «Чур меня», как завороженный,  уже не мог отвести от них  глаз. Сравнительно небольшое  низкое  помещение  было сплошь заставлено  сигарообразными штуками шарового цвета.  Так вот они какие, настоящие реактивные глубинные бомбы!  Они оказались большего размера, чем Юрка предполагал.  Их ровные  ряды  и высота с человеческий рост   создавали странное впечатление, что это закованные в броню  живые солдаты,  вытянувшись во фрунт, замерли в строю в ожидании команды командира.  Они    вместе  с кораблём, не нарушая строя,  в грозном молчании  то взмывали вверх, то летели вниз и единой несокрушимой глыбой  переваливались  с борта на борт. От этой   безумной мысли  и их  ужасающего вида  у Юрки на лбу  выступила испарина.  «А если, не дай бог, рванёт, – суетливо закопошилась в  Юркиной голове ещё одна паническая  мыслишка, – расщепит на атомы, мокрого места не останется». Под голландкой гулко застучало сердце, кровь забилась в висках, язык во рту приклеился к нёбу.
   – Сколько их здесь? - не оборачиваясь, с хрипотцой от волнения спросил Юрка.
   – Штатный комплект,  девяносто шесть, – с гордостью произнёс  минёр, словно это были не глубинные  бомбы, а поросята  в его личном  свинарнике.

     Боцманёнок  Вишнёвый с детской непосредственностью  продолжал доброжелательно скалиться,  и, видимо, разгадав Юркины страдания,  обыденно, словно в курилке, произнёс:
  – Да не рванёт, не боИсь! У них  тройной предохранитель на взрыв.  Не ты один такой,  у меня   поперву очко ещё как  скрипело   от страха. 

     У Лоздовского отлегло. Ему стало стыдно за  минутную  слабость, и он  демонстративно отвернулся  от этих «железяк». Так он в мыслях  оскорбил  грозное противолодочное оружие  в отместку за   испытанное   унижение.