Амнезия

«По информации польских СМИ, 8 сентября польские власти приступили к ликвидации мавзолея на братской могиле воинов Красной армии в городе Тшчанка. Посольство России в Польше выражает в этой связи решительный протест», — цитирует РИА Новости заявление диппредставительства.

Так и хочется спросить этот народ, который на себе познал весь ужас фашизма:  « Как, вы еще не все уничтожили? Может подумаете над тем, как стереть саму память в умах тех поляков, которые еще живы и кто помнит годы войны.»
Мое поколение знает о войне только по рассказам близких или воспоминаниям участников той страшной войны.

Только недавно,  через десять лет после смерти отца, я узнала от мамы о том, что отец, которому к началу войны было одиннадцать лет, стал свидетель гибели своего девятимесячного брата. Его застрелил немец, а если быть точным-литовец.

Отец никогда об этом не рассказывал, да и вообще о войне предпочитал молчать. В редкие моменты вспоминал о том, как он, его братья и мама пережили это страшное время. Воронежская земля не только полита кровью наших солдат, но и наполнена слезами и смертью женщин, стариков и детей, которые оказались в окупации. Однажды только он рассказал как их, всю детвору деревни, выстроил вдоль забора немецкий солдат и направил на них оружие со словами : «Матка,  курку, млеко, яйки». И матери побежали по деревни собирать последнее, чтобы спасти от смерти своих детей.

А потом, когда погнали этого самого немца от стен Москвы и шли они пленные теми же дорогами, селами, городами, на которых уже все было ими же сожжено, все уничтожены и только память в сердцах оставшихся в живыми,  хранила образ тех, кто все это разрушил.

И вот тогда обмороженные, оборванные и голодные, они заходили в те же дворы и избы и протягивая последние дорогие для себя вещи, губные гармошки, ножики или самодельные свистульки, деревянных человечков, все то, что еще можно было обменять на еду, говорили: « Либе, брот, картоша, битте».

И давали им еду,  ибо не было к этим жалким людям ненависти, а было безмерное сострадание. Конечно, можно было плюнуть им в лицо, закрыть дверь или огреть лопатой.  Уже никто их не боялся, да и никто не осудил бы за такой поступок. Но не делали этого. А немцы с дрожащими руками, слезами на щеках и онемевшими губами кланялись тем женщинам и детям, в которых направляли когда-то оружие, чьих детей они убивали за десяток яиц.

Отец вспоминал слезы здоровенных, изможденных голодом мужчин, которые смотрели теперь уже другими глазами. А в семье бабушки на тот момент было три похоронки. Выдавив кое-как : «Данке», они брели дальше. Вот он русский человек ! Как велика широта его души!

Удивляет поголовная амнезия тех, кто еще каких-то семьдесят лет назад оплакивал своих родных, сожженных в печах, задушенных в газовых камерах или живьем погребенных в земле.

Нет предела человеческой глупости и неблагодарности. Пусть даже не в память об освободивших, уж если вами это не ценится, а в память об страшном уроке и страшных жертвах своего народа, нужно что-то сохранить в назидание поколениям. Я так думаю !