Это я, Джакомо

     …Мы говорили с ней и писали друг другу о Джойсе.

     Это продолжалось довольно долго, пока не оказалось, что мы говорили с ней о совершенно разных Джойсах, о чём я сразу начал догадываться, но из скромности, за всё время нашего общения, постоянно молчал.

     Джойс, это такая же популярная в англоязычных странах фамилия, как и Смит, поэтому путаница здесь неудивительна.

     После наведения некоторых справок и анализа текстов её сообщений я понял, что она говорила о Грэме Джойсе, британском писателе (1954-2014 г.г.), авторе романов «Индиго» и «Курение мака», чьё творчество (по сведениям Википедии) «относится к промежуточному жанру между хоррором, современным фэнтези и традиционной литературой» (четыре раза он становился лауреатом Британской премии фэнтези и это красноречиво говорило о жанре, в котором он неустанно работал, а я вовсе не был поклонником этого жанра, за исключением творчества Рэя Брэдбери, когда-то написавшего «Вино из одуванчиков»).

     Мне было удивительным узнать в контексте отправленных ей моих суждений о Джойсе, что она отнесла автора «скорее не к философам, а к мистификаторам, и вследствие этого не стала бы доверять его обобщениям».

     Я же говорил и продолжал говорить с ней об ирландском писателе и поэте Джеймсе Джойсе (Джеймс Огастин Алоишес Джойс, 1882-1941 г.г.), представителе модернизма в литературе, авторе «Улисса», «Поминок по Финегану» и других известных романов, а также книги рассказов «Дублинцы» и совершенно оригинального поэтического произведения (хотя и написанного в прозе) «Джакомо Джойс».

     Когда это выяснилось, мы договорились с ней о том, что, для того, чтобы мы и дальше смогли говорить друг с другом на одном языке (исключительно в плане литературы), нам обоим было бы совершенно полезным вернуться к «настоящему» Джеймсу Джойсу и прочесть парочку рассказов из его книги «Дублинцы», а именно, «Несчастный случай», с тем самым мистером Даффи, о котором я с ней говорил, с его высказыванием (а точнее с высказыванием автора, вложенным в уста мистера Дафффи) о дружбе мужчины и женщины, и «Мёртвые».

     Я написал ей о том, чтобы её не пугали названия этих рассказов, особенно «Мёртвые», потому что это был мастерски написанный рассказ о любви с великолепным описанием ирландского застолья начала прошлого века, который, может быть, именно поэтому оставил во мне неизгладимое впечатление от прочитанного.

     В нём был пронзительный момент воспоминаний молодой женщины о любви и о том, что «за неё однажды умерли», что возбуждало во мне сильные эстетические чувства, несмотря на то, что в рассказе говорилось о совершенно обыденных, хотя и довольно печальных, вещах и событиях.

     Я вновь посоветовал ей прочесть «Джакомо Джойса», - утонченную (пусть и в переводе) поэтическую прозу обострённо чувствующего, влюблённого, и уже немолодого автора (хотя Джеймсу Джойсу было всего лишь 49, когда он умер).

     И, если рассказ «Мёртвые» оставлял во мне, помимо всего прочего, сильное впечатление от описания автором праздничного застолья в одном из семейств Дублина, то «Джакомо Джойс» - всегда возбуждал во мне какие-то особые чувства своими пронзительными по красоте короткими текстами – похожими, в моём представлении, на изящные, тонкие, эстетически выверенные и очень чувственные подписи к таким же изысканным по красоте и чувственности картинкам, которых в этом произведении никогда не было.

     Всё это перекликалось с какими-то моими пристрастиями в творчестве и указывало на какие-то мои специфические способности в нём (например, в описании блюд и еды, или в составлении коротеньких подписей к чужим картинкам), хотя я никогда не являлся писателем в настоящем смысле этого слова.