Поэт и время

     - Убит!? Как это возможно! – гневно блеснув жгучими тёмными глазами, молодой гусар вскочил со своей софы, на которой меньше минуты назад коротал ненастные зимние дни и приключившуюся некстати болезнь. Скуку как рукой сняло. Его друг детства – Святослав Раевский, пребывавший не в менее возбуждённом (правильнее сказать возмущённом) состоянии, только что вернувшийся с улицы, стащил с головы мокрую от таявшего снега шапку и швырнул её куда-то в сторону.
     - Да, убит, Мишель! Убит! По-варварски, подло!
     - Ты уверен?! Откуда ты узнал?! – красивое лицо Михаила исказила злая гримаса. Раевский коротко кивнул:
     - Весь Петербург только об этом и говорит. Убит на дуэли. Я издалека видел, как его несли домой.
     - Au diable  ! – возопил позабывший о своей болезни Михаил, в бешенстве заметавшись по комнате. Раевский устало сел на стул и потёр лоб.
     - Вот так вот. Ничего не поделать.
     - Как ты смеешь так говорить?! – резко остановился Мишель, - он убит! Он! Пушкин!
     - Говорят, стрелялся на дуэли из-за жены. С каким-то французом.
     - Ох, уж эти женщины! Вечно всё из-за них!
     - И из-за французов, - невесело усмехнулся Раевский.
     - И из-за французов тоже! Как, как это могло случиться! Я не понимаю! – почти жалобно воскликнул Михаил, застынув у окна, как живое воплощение статуи скорби. Его друг промолчал – новость о смерти, как всем казалось, бессмертного человека была ударом не только для молодого пока никому не известного поэта. Она подкосила всех – от седых стариков до молодых, только вступающих в жизнь литераторов и просто читающих людей. Пушкин – незыблемая, колоссальная фигура, равной которой не было и не будет – убит! Не умрёт ли с ним вся русская литература, не успевшая расцвести?
     - Невозможно, - в тихой злобе прошептал Михаил. За окном по земле жгучей пылью струилась пурга, а в стёкла, на молодого поэта смотрели ранние зимние сумерки.
     - Господа! Mes chers amis !– в комнату вбежал Трубецкой – близкий товарищ двух обескураженных страшной вестью молодых людей. И Раевский, и Михаил синхронно посмотрели на запыхавшегося Трубецкого.
     - Жив, - тяжело выдохнул тот и закашлялся, - Пока ещё... жив.
     Словно в ответ на его слова в трубах протяжно завыла вьюга.
     А где-то неподалёку, в одной стране, в одном городе мучительно умирал раненный на дуэли Поэт.
***
     Это была одна из самых страшных и тяжёлых ночей в его жизни. Сон и явь смешались в один тяжёлый вязкий морок. Он то метался в жару и бреду, вызванных болезнью, то проваливался в чёрную бездну сна без сновидений, то просыпался и долго не мог заснуть, заново переживая трагическую новость.
     На следующий день, Михаил проснулся поздно. После обеда он, наконец, сел за письменный стол. В душе у него было непривычно пусто. «Погиб, убит, ранен, - стучало в его мозгу, - а ведь он же был не военный, в отличие от этого мерзавца... Voyons ,  как его там, Дантеса!». Сердце снова облилось кровью, и вспыхнула утихшая было ярость. Неверной, дрожащей от гнева рукой, Михаил вывел первые строчки родившегося стихотворения:
     Погиб поэт! — невольник чести, —
     Пал, оклеветанный молвой,
     С свинцом в груди и жаждой мести,
     Поникнув гордой головой!..
     Сколько времени прошло – пять минут, или час, или десять, сказать было трудно, да это было и неважно. На листе бумаги очутились первые пятьдесят шесть строчек стихотворения-некролога.
***
     Вечером того же дня Михаил зачитал новое стихотворение пришедшему навестить его Раевскому, который остался в полном восторге.
     - Ты просто обязан отнести это в печать! – твердил он. Михаил махнул рукой.
     -  C'est dr;le!  Меня там прямо ждут. С моими-то стихами.
     - А не плевать ли, ждут или нет?! – возмутился Раевский, - Это просто нужно! Не знаю, слышал ли ты, но в высших кругах в дуэли обвиняют самого Пушкина.
     - Что?!
     - Да. Я слышал, как князь Н* говорил, что, дескать, Пушкин сам раздул конфликт и получил по заслугам.
     - Поют под дудку roi p;re ?
     - Само собой. Он не был в почёте у власти, убрать его хотели давно. Ты же знаешь все эти истории с его травлей и прочая.
     - Конечно. Лицемерные сволочи, - скрипнул зубами Михаил, стиснув в руке лист с написанным стихотворением, - его душили цензурой, унижали, запрещали. Не удивлюсь, если и дуэль была подстроена!
     - Многие об этом говорят. Но дальше разговоров дело не идёт, время такое, – сказал Раевский, и, помолчав, предложил, - Знаешь что, давай я это стихотворение покажу нашим? Распространим его, уверен, людям понравится.
     Михаил задумчиво нахмурился:
     - Время... Подожди. Что-то мне подсказывает, что самое главное я ещё не написал.
***
     Пушкина не стало после двух часов пополудни. Известие о том застигло Михаила дома. По иронии судьбы, приглашённый к нему врач оказался тем самым Арендт, который боролся, но не смог спасти жизнь Поэту.
     - Много смертей я повидал на своём веку, но такого... – на глаза врачу навернулись непрошенные слёзы, и он поспешно смахнул их, - такого терпения... А как он страдал, как страдал!
     Михаил слушал с жадным вниманием, чувствуя нарастающее возмущение и гнев. Гнев на всех, по чьей вине погиб Поэт, на чьих руках была его кровь. Он не сомневался, что дуэль и её исход не были случайностью. Как только Арендт покинул его комнату, он метнулся к письменному столу и вытащил сложенное недописанное стихотворение. Теперь он твёрдо знал, как должен его закончить.
     А вы, надменные потомки
     Известной подлостью прославленных отцов,
     Пятою рабскою поправшие обломки
     Игрою счастия обиженных родов!
     Вы, жадною толпой стоящие у трона,
     Свободы, Гения и Славы палачи!
     Таитесь вы под сению закона,
     Пред вами суд и правда — всё молчи!..
     Но есть и божий суд, наперсники разврата!
     Есть грозный суд: он ждет;
     Он недоступен звону злата,
     И мысли и дела он знает наперед.
     Тогда напрасно вы прибегнете к злословью —
     Оно вам не поможет вновь,
     И вы не смоете всей вашей черной кровью
     Поэта праведную кровь!
     Стихотворение он отдал Раевскому, не сомневаясь, что его верный друг сделает всё, как надо. Оставалось ждать. Ждать, как отреагирует на его душевный порыв  ошеломлённое трагичной кончиной Пушкина общество, и самое главное – император.

***
     «Стихотворение благодаря стараниям Раевского распространилось по Петербургу в кратчайшие сроки. Его переписывали, заучивали наизусть, о нём говорили, о нём писали. Оно дошло до пушкинского круга, где было встречено с большим восторгом. Как странно, но именно в дни скорби, прощания с Пушкиным Россия обрела своего нового великого поэта – Михаила Лермонтова, метафорически выражаясь, подхватившего факел русской литературы, выпавший из рук убитого Пушкина».
     - Знаешь, несмотря на то, что, скорее всего у нас будут неприятности, я уверен, что мы всё сделали правильно, - незадолго до ареста сказал Раевский во время очередной встрече с другом.
     - Пожалуй, - ответил Лермонтов, - я отчётливо понимаю и чувствую одно: я начал свой поединок со временем.
***
     - Времени у него оставалось мало. Всего четыре года: война, ссылки, травля, и в конечном итоге гибель. Так удивительно похоже на судьбу другого Поэта.
     Последние слова экскурсовода повисли в воздухе, поглощённые звенящей тишиной. Все стояли молча. Над ними шумел лес, сияло солнце, высилась гора Машук, прохладный воздух покалывал незащищённые лица.
     Понемногу люди стали расходиться, и вскоре около белого обелиска ни осталось никого, кроме молодой девушки, которая всё никак не могла оторвать взгляд от бронзового бюста поэта. В руках она держала исписанный бисерным почерком блокнот.
     «Время. Удивительная субстанция. В общем-то, самое ценное, что дано человеку, - думала она, - время  с одной стороны сама жизнь, срок, отмеренный человеку от рождения до смерти. Но с другой стороны, время – контекст, в котором протекает сама жизнь.
     Лермонтов жил и творил в николаевскую эпоху. А что бы было с ним, если бы ему удалось пережить Николая и застать время Александра II? Как бы тогда сложилась его судьба? Он ведь был так молод!
     Но даже этот краткий промежуток времени дал ему пищу для размышлений, вдохновение. Время бросило ему вызов. Время его ломало, проверяло на прочность, и в конечном итоге погубило. Но вырвавшись из его тисков, он обрёл бессмертие и величайшую славу».


Написано в качестве этюда по теме "Что даёт писателю время"