Глава 39. Встреча

назад, Глава 38. Старик и цветы: http://www.proza.ru/2017/09/12/358


                - До-ожили! Мы его, можно сказать, на помойке нашли – отмы-ыли! отчистили,
                так чи-исто, а он нам фигвамы рисует!..
                Эдуард Успенский, «Зима в Простоквашино»

                – А они злые, эти дронты? – осторожно осведомился я, когда мы спускались
                к речному берегу.
                – Да, – ответил Фредриксон. – Растопчут кого-нибудь нечаянно, а
                потом неделю рыдают. И оплачивают похороны.
                – Не очень большое утешение для тех, кого они растопчут, – пробормотал я,
                почувствовав себя необычайно храбрым.
                Туве Янссон, «Мемуары папы Муми-тролля»


    Они уже почти дошли до реки, когда услышали это.
    – Быстро закрой уши, – сказала Бобрисэю Ничкиса.
    Он закрыл. Но что толку – всё равно все всё уже услышали. Это шёл за ними несчастный голодный Мидя, ломая попадающийся ему на пути несчастный лес и несчастно похваляя их на разные несчастные голоса за их несчастные положительные качества и особенно за честность.
    – Вы знаете, – заметила Круам Оакш. – По-моему, он очень голоден.
    – Да, – сказал Бобрисэй. – Это точно. Но как ты догадалась?
    – Нечего острить, остряк, – обиделась Шетскрут. – Вот сейчас побегаешь – тогда узнаешь...
    И им действительно пришлось срочным образом хватать ноги в руки, а то...
    Они мчались посреди леса, уже тридцать три с половиной раза сказавши головой об дерево «бум», а за ними летел Мидя, продолжая что-то реветь им вслед.
    – С-с-с-луш-шай, – вся запыхавшись, пыталась сказать на бегу Круам Оакш, – Нис... Ник... Нич-чкис-са... А чт-то он хо... хоч-чет?
    – По-моему, – спокойно летя рядом, меланхолически ответила та, – нас съесть.
    – А-а, – только и могла произнести та.
    Они пробежали ещё немного, и тут...
    – Ну всё, – сказали хором Бобрисэй и Шетскрут.
    А впереди был необежный и неперепрыжный завал. Ведь когда-то в этих примерно местах и проходил сель.
    – А! – восторженно воскликнул грубым голосом Мидя, выскакивая из-за скалы, из-за которой они только что выбежали сами. – Вот и они! Попались!
    Круам Оакш, взвизгнув, полезла на  дерево, Ничкиса – в небо, а Бобрисэю что делать? Попытался было тоже на дерево, но свалился и, найдя какую-то лазейку, полез под завалом. А Мидя, опять разъярившись, стал расшвыривать эту самозданную баррикаду, словно кучу щепок, идя за ним по пятам.
    Но всему когда-то приходит конец. Окончился и завал. А что дальше – думать было некогда, и Бобрисэй мчался куда глаза глядят, а точнее, куда уши слушают. А слушали они в сторону реки, которая шумела где-то чуть левее, совсем, кажется, неподалёку.
    – Ну, ещё немножечко! – подбадривала его с дерева Шетскрут.
    Но тот, казалось, уже ничего не видел и не слышал, кроме шумящей впереди реки.
    – Брысь! – кричал на неё снизу уже тоже уставший и топавший, как три слона, Мидя.
    А она швыряла в него шишками. Но всё равно расстояние между ним и Бобрисэем делалось всё меньше... Вот уже только лапу протянуть... Бобрисэй резко вильнул влево и прыгнул в кусты.
    ...И вывалился на берег реки.
    Не успев затормозить, он промчался ещё несколько шагов, поднимая тучи песка, и с размаху шмякнулся обо что-то одновременно и мягкое, и костлявое, не успев увидеть, что это.
    – Ой! – сказало это что-то, а Бобрисэй, как мешок с картошкой, упал назад.
    Тут-то его Мидя и настиг.
    – А-а-а! – заревел он, схватив его за ноги и тряся, что есть силы. – Вот я тебя нашлёпаю!
    – О-о-о! – завыл Бобрисэй, не зная уже, за что хвататься.
    – Это ещё что такое? – сказал Митёк, оборачиваясь к ним.
    Рёв и вой тут же затих. Этим «что-то» была его спина.
    – А-а... – растерялся косолапый. Но тут же нашёлся, возвращаясь к прежней декламации: – А где мой обещанный мне мёд?!
    А Митёк-то между тем в реке рыбу ловил.
    – Мидя, невоспитанный мальчишка, – спокойно и тихо сказал он ему, – перестань сейчас же орать, ты мне всю рыбу распугаешь
    На что Мидя преспокойно ответил:
    – Да? А я слышал, что она навоборот – на шум идёт.
    – Во-первых, – справедливо заметил тот, – не навоборот, а наоборот, а во-вторых, сейчас же отпусти Бобрисэя
    Но Мидя никогда не сдавался просто так.
    – Во-первых, – разумно ответил он, – не отпущу, а во-вторых – тоже, а в-третьих – где мой мёд, жулики вы этакие?
    А Бобрисэй между тем всё висел и висел у него в лапах вниз головой.
    – Дяденька Мидя, отпустите меня, пожалуйста, – осмелился произнести он. – Ведь сегодня постный день...
    – Да? – удивился косолапый и опустил его на землю. – Как же это я забыл... Ну что ж – тогда считай, что тебе повезло. Благодари Человека! Если б не пост – я бы тебя съел.
    – А может... взамен мёда подойдёт хорошо проваренная рыба в бульоне? – кротко спросил великана рыжий Митёк.
    – Хорошо проваренная? – задумчиво повторил тот. – Ну, если хорошо... А что, – вдруг опять проснулось в нём выработанное опытом недоверие, – много рыбы-то у тебя есть? А то, может, только на один зуб?
    – Да нет, тут хватит на все зубы, – важно сказал Митёк, приподнимая из воды садок, где туго плеснулись штук тридцать здоровенных рыбин.
    Мидя сглотнул слюнки.
    – А что – кто умеет её готовить? – огляделся он по сторонам.
    С ближнего дерева медленно спустилась Круам Оакш.
    – Ну, если хотите... – осторожно сказала она.
    Мидя, насупившись, несколько секунд молча смотрел на неё, видимо оценивая её возможности.
    – А желудок мне не испортишь? – спросил наконец он.
    Та только фыркнула в ответ.
    – Ничкиса, привет! – вытаскивая садок на берег, сказал подлетевшей к ним Птице Митёк. – Разводи огонь, а то есть уже невозможно как хочется.
    И тут вконец успокоенный Мидя радостно улыбнулся:
    – Эх, ну если б всегда вот так! А то... – он грустно махнул лапой. – Ладно, что уж там...

    ...Они сидели на берегу весеннего леса и ещё полусонной после зимы реки. Медленно наступал вечер. Маленький оранжевый костерок уютно светил в синеве сумерек. Густой ушистый аромат, исходя из Митькова походного котелка, уплывал вслед за рекой. Мидя, оторвавшись от ложки и встав между котелком и направлением течения аромата, стал размахивать лапами.
    – Ты чего? – вполголоса спросил его изумлённый Митёк.
    – Угу, – насупившись, сказал тот. – А то сейчас там внизу кто-нибудь услышит аромат да и прибежит сюда нахлебничать – я же вас знаю, вы каждую симанюньку кормить будете...
    И, надо сказать, что он, в общем-то, не ошибся. Но всё это было потом.
А теперь они сидели все вместе в журчащих фиолетовым дыханием сумерках у пылающего для них костра и ели самую вкусную в мире уху. По крайней мере, так считал Мидя.
    – Я теперь знаю, – сказал он, – что больше всего любят косолапые. Это – рыба...
    А Бобрисэй вдруг сказал:
    – Слушайте, ну кто бы ещё недавно мог подумать, что в Тёмной долине можно вот так спокойно сидеть у костра и пить чай?
    – И есть уху... – толстым и довольным голосом добавил Мидя.
    Он так развеселился, что даже сходил за Бобрисэевой сумкой с ПН, фонарём и книгой, которую тот обронил где-то, убегая от него.
    – Вот, – сказал он, толкая в бок засыпающего уже Бобрисэя. – И даже все стёкла целы...
    Митёк уже давно дрых, развалившись прямо на берегу. Ничкиса с Шетскрут, сидя у ещё теплящегося костра, о чём-то тихо разговаривали. Мидя вдруг встал во весь рост и прислушался. Взгляды всех обратились к нему, даже Митёк проснулся.
    – Что? – напряжённо спросил Бобрисэй Мидю.
    Тот, внимательно и хмуро слушая что-то невидимое всем, поднял лапу ладонью кверху, постоял так несколько секунд и печально изрёк:
    – Дождь. Сейчас будет дождь.
    Раздался общий вздох облегчения.
    – И что вы смеётесь? – обиженно сказал Мидя. – Вам бы только насмехаться над несчастным и одиноким...
    – Никто не смеётся, – обнял его за лапу улыбающийся Митёк. – Ты прав. Надо строить шалаш.
    И Мидя благодарно посмотрел на него.
    – Просто мне одному трудновато, – смущённо объяснил он. – Плохо получится.
    И они построили его все вместе. Бобрисэй подсекал деревца и прочий материал, Мидя носил, Шетскрут с Митьком и Ничкисой строили. А Мидя горячим шёпотом постоянно всем говорил:
    – Тише! Всё надо делать как можно тише! А то...
    И все согласно и важно кивали головой. Конечно-конечно. Это ж яснее ясного. А то придут отовсюду все и съедят всю уху. Которой, кстати, на утро осталось ещё очень даже много.
    Когда они уже все улеглись, а на небе давно царила звёздная весенняя ночь, Бобрисэй шёпотом спросил Митька:
    – Митёк, а как же ты здесь оказался?
    И было слышно, как тот в темноте усмехнулся.
    – Да вот, – так же шёпотом ответил он, – плыву, значит, я по реке – вдруг слышу: кто-то лес ломает. Ну, думаю, кое-кто, кажется, сильно проголодался. А так... – он пожал плечами.
    – Ребят, ну хватит шушукаться, спать давно пора, – недовольно буркнул всё услышавший Мидя, поворачиваясь на другой бок.
    А Бобрисэй с Митьком толкнули друг друга в бок локтем, блистая в темноте глазами.
    Но скоро все уснули – усталость сказала своё.

    Утром Бобрисэй проснулся первым. По крайней мере, он так думал. Но когда он выбрался из шалаша наружу, услышал два голоса, о чём-то тихо беседовавших. Костёр опять горел, и возле него на брёвнышке сидела Ничкиса, а рядом с ней, спиной к Бобрисэю...
    – Кабасса!.. – воскликнул он, бросаясь к Докловаку и повисая у него на шее. – Как же ты нас нашёл?!
    – Как-как! – смущённо отфыркивался тот, усаживая Бобрисэя рядом на брёвнышко. – Продымили тут ухой всю округу, орали на весь лес, а потом спрашивают...
    Услышав голоса, вылез из шалаша и заспанный и весь взъерошенный Митёк.
    – Ух ты! Кабасса! Здорово, старина! – обрадовался он, пожимая тому здоровенную лапу.
    Шетскрут, вышедшая вслед за Митьком, почтительно держалась в сторонке. Всё-таки он ведь Кабасса, а она – Оакш как-никак, положение как будто обязывает...
Последним выбрался из зашатавшегося от его движений шалаша Мидя.
    – О! – заявил он. – Ну вот, я же вам говорил!.. Здорово, Кабасса, – и он с важным видом тоже пожал ему лапу.
    – Так, – сразу стал проявлять хозяйское гостеприимство Митёк. – Кабасса, ты, наверное, с дороги не откажешься перекусить? У нас тут уха...
    – Пойду я, немного пройдусь, – буркнул Мидя, залезая в кусты.
    На что Шетскрут фыркнула, а Бобрисэй с Ничкисой переглянулись. Всё так же аккуратно прикопанный, прикрытый крышкой и ветками огромный Митьков котелок был пуст и холоден!
    – ...была... – растерянно договорил Митёк и быстро посмотрел вслед удаляющемуся Миде. – Ну и...
    – Да ладно! – засмеялся Кабасса. – Я ведь недавно от Наречника с Пляцей, они меня своей кашей просто закормили... Вот, обхожу всех потихоньку... – объяснил он. – А что, как вам кажется, не пора нам уже собираться?
    Митёк задумчиво посмотрел на небо...

    В общем, за неимением ухи они обошлись чаем с сухарями (Мидя сразу вернулся) и стали снаряжать лодку.
    – А что, – недоверчиво сказал Бобрисэй, сравнительно осматривая их всех и лодку, – неужели мы все в ней поместимся?
    – А что? – хмыкнул Митёк. – Почему бы и нет? Она ведь у меня расширяющаяся!
    Но, в конечном счёте, пришлось из шалаша соорудить для Миди плотик, который прицепили к корме Митьковой лодочки, – все остальные разместились в ней.
    – Вы только не очень гоните, ладно? – толстым и плаксивым голосом попросил он, осторожно усаживаясь и хватаясь за него всеми лапами. – И на поворотах тоже... не очень круто... А то я за себя не ручаюсь!
    – Ладно, ладно! – сказал Митёк. – Ну, держитесь все.
    И река быстро понесла их вниз...

    – ...Слушай, Мидя, ну хватит уже орать – ничего же ведь не случилось! – сказал Митёк, приставая к берегу возле Пещер хипаресов, где был один из входов во Внутригорный мир.
    – Фу-ух... О-ой-й... – бормотал косолапый, замолкая и ощупывая себя. – Вроде цел... Чтоб я ещё когда с вами поплыл! – и с изумительной быстротой вылез на берег.
    А Митёк вбил обычный свой колышек и привязал лодку.
    – Ну что – пойдём, посмотрим? – спросил он Кабассу, который уже тоже был на берегу.
    – А я почему-то думаю, что их тут нет, – вмешался в их разговор Бобрисэй. – Смотрите – следы прошлогодние – как камень...
    – А может, это и не их следы... – прозрачно заметила Шетскрут, точа о ближайшее дерево свои когти. – Но, впрочем, мне тоже кажется, что через Пещеры мы их не нагоним.
    – А ты что скажешь, Ничкиса? – спросил её Митёк.
    – Я думаю, – улыбнулась та, – что хорошо было бы проплыть немного ниже, но, скорее всего, у нас не получится... – и краем глаза взглянула на Мидю.
    – Не-е, не получится! – торопливо добавил тот. – Это точно, – плот уже еле держится!
    – Хорошо, – сказал Митёк. – Кабасса и Мидя тогда пусть идут вниз берегом, а мы поплывём вперёд. Встречаемся у Плато ежей.
    Мидин плотик они оставили тут – для памяти.

    – ...Э-эй! Э-э-эй!! Э-э-э-эй!!! – вопиял с берега Мидя, прыгая так, что его поднятые вверх лапы были видны выше деревьев.
    – Митёк, там, кажется, что-то случилось, – заметил Бобрисэй, глядя за корму.
Они обогнали Кабассу с Мидей стадии на три.
    Митёк вопросительно посмотрел на Ничкису, та только пожала крыльями.
    – Возвращаемся, – решила за всех Шетскрут, и рыжий пловец послушно повернул свою чудо-каноечку назад.
    Она плыла против течения так же легко, как и по течению.
    – Ну, что тут у вас? – сухо спросил он, приставая к берегу возле Миди с Кабассой, которые, однако, успели пройти навстречу им ещё целую стадию.
    – Вот, – с радостной улыбкой ответил Мидя, поднимая что-то в лапах.
    А оттуда, как с крыла самолёта какой-нибудь герой, махал им лапкой Тропкин Мальта.
    Бобрисэй взвизгнул и пулей вылетел на берег.
    – Ого! – только и сказал Митёк.

    Вот так снова встретились старые друзья. Ведь что бы ни происходило в нашей жизни, а самый первый и старый друг всё равно бывает дороже прочих.
    И все на радостях решили идти вниз пешком вместе, а Мидя даже взял на себя труд нести лодочку. Но, впрочем, он был такой большой, что для него это было почти незаметно.
    – Скажи, Мальта, как вы тогда выбрались? И где ты видел Юльцу? – спрашивал и спрашивал Бобрисэй.
    – Вот, собственно, она-то нас и вывела... – улыбнулся Мальта. – Я уже, честно говоря, мало на что надеялся и только просил Человека, чтобы помог мне умереть достойно... И вот тут Крольте – ты помнишь, так зовут мою родительницу...
    – Кстати, жива она? – не утерпел Бобрисэй.
    – Да жива! Мне кажется, если стражник даже и смог бы её схватить, то надорвался бы... – махнул лапкой Мальта. – Так вот... Вздумалось ей тогда выйти из укрытия... Ну, я, конечно, за ней. И тут – на нас сразу трое пикируют... Крольта меня схватила и собой закрывает, и вдруг я вижу, как клоос, который уже готов был вцепиться в неё когтями, кувыркается в сторону, как растрёпанный кочан капусты. Мы огляделись – вроде никого. Только двое остальных стражников не стали нас хватать, а поднялись вверх. И тут мы слышим – Юльца...
    – Как это – «слышим»? – волновался Бобрисэй.
    – Ну... не знаю, – пожал плечами Мальта. – Мне кажется, её голос прозвучал даже не только снаружи, но и во мне самом. Не знаю, как это объяснить... Так вот, она пошла впереди нас. А мы – нас тогда оставалось уже человек сорок... Ну, может, сорок два – довольно много. И всё равно, как только на нас пикировали – она успевала, и этот клоос или ушронк обязательно получал оплеуху.
    – А вы её видели? – почему-то шёпотом спросил Бобриан.
    – Да... Особенно, когда на неё попадал луч света – ты ж помнишь, какие тучи тогда были... И вид её был тот же самый, только она была как солнечный зайчик – такая лёгкая... И нос такой же курносый... Помнишь?
    И они оба заулыбались. А все вокруг шли и слушали их разговор. И Мидя вдруг заплакал.
    – Чего ты? – спросила его Ничкиса.
    – Эх, гады эти стражники... – толсто всхлипывая, сказал он. – Всех поистребляю!..
    И все сразу как-то посерьёзнели. Что-то ждало их впереди?
    Но пока впереди было только Плато ежей, хотя и разрушенное, но всё то же, и чистое небо над ним... Они стояли прямо под Беличьим утёсом, и от прекрасного Плато их отделяла только Изумрудная река!
    – Просто не верится... – прошептал Бобрисэй.
    Они хотели уже переправляться – и даже Мидя согласился (целый час все вместе уговаривали), как вдруг снизу... показалось что-то, плывущее по направлению к ним!
    – Что-то это такое странное... – озадаченно проговорил Митёк, приставляя руку к бровям.
    И вдруг прыснул и залился смехом.
    – Ты чего? Ты чего? – тыкали его все в бока, а он только говорил:
    – Сейчас... Подождите... Ой, не могу...
    Вот так-то вот. Человек-человек, а, оказалось, лучше всех видит. Но пришлось им дожидаться, когда плывущее приблизится. И когда оно приблизилось... Вдруг раздался общий смех. Это на маленьком плотике, на котором и лапы протянуть было некуда, плыл, восседая, словно горный орёл на вершине, клисс Жуль! И против течения!
    – Ой, не могу! – дрыгал лапами Мальта.
    – Там же Шишемыша! – воскликнул вдруг Бобриан и тотчас же прыгнул в реку.
    Но там была не только Шишемыша, кстати, заметно повзрослевшая, но ещё целая толпа её родственников. Прежде всего, их удостоила посещения сама тётя Патабдабда!
    Ими везомый-то и плыл величественно на кораблике марки «щепочка» клисс Жуль.
Ну, в такой весёлой компании не только плавать, но и переправляться на ту сторону было просто одно удовольствие, и Мидя даже удивился, когда вдруг увидел себя на противоположной стороне реки...
    – Шишемыша, сестрёнка! – веселился Бобриан. – Как же хорошо, что ты пришла! Ты простишь меня, что я тогда так грубо с тобой обошёлся?
    – Да ладно, чего там! – махнула лапкой та, однако, страшно довольная. – Вот, знакомься: мои сёстры Лохмоножка и Мохнобровка... Ну, тётю Патабдабду вы уже знаете...
    – А это мои сёстры, – вмешалась та, – Жара Брандарах и Браттарара Дах... Ничего, что мы пришли? Мы не помешаем?
    – Тётя Патабдабда! Спасибо вам большое за ваше вязанье! – обнял её Бобриан. – Оно меня так выручило зимой! – и тут же ахнул: – Ваш неповторимый насморк! Он у вас прошёл!
    – Что ж делать... – философски ответила та. – Не всегда мы бываем молодыми...
    А Бобриан вдруг заметил Жуля, который так и остался стоять у самой воды, смущённо улыбаясь и переминаясь с лапы на лапу. Про него все забыли.
    – Жуль, прости меня, что я с тобой не поздоровался, – бросился он к нему. – Как увидел Шишемышу – всё забыл... Знаешь, сколько мы с ней вместе проплавали! – А Шишемыша в это  время сияла, как начищенный самовар. – Как твои лапы? Ведь ты же спас меня тогда!
    Они обнялись, и Жуль даже прослезился.
    – Ребята, – с блаженной улыбкой вздохнул он. – Как же с вами хорошо!
    – Ой, – сказала вдруг Шетскрут. – А где Мальта?
    – А правда, – встревожился Бобриан. – Где Мальта?
    На что Кабасса, пробежав немного по берегу, с ухмылкой заметил:
    – Если я правильно понимаю – он скоро будет. И с ним не менее сотни зайцев, – сухим и безэмоциональным голосом добавил он.
    – Ух ты! – ахнул Бобрисэй.
    А Мидя мрачно заметил:
    – И чем же мы будем их кормить?
    И все почему-то опять засмеялись. А Мидя обиженно буркнул:
    – Вам теперь что ни скажи – всё смеяться будете...
    И это было полной, просто абсолютной правдой.

дальше, Глава 40. Нисходит течение в глубь реки...: http://www.proza.ru/2017/09/14/360