Набат

    Вулкан взорвался с рассветом и разбудил всё население большого города. Первые большие камни начали падать на жилища, подгоняя их хозяев  к действию. Зазвонил колокол. С высоты птичьего полёта эта панорама выглядела ужасающе. Огромная  серая масса обезумевших людей двигалась в одну только сторону - к морю.
 
    Там каждый из них думал найти  спасение от быстро надвигающейся огненной стихии, запозднившихся  и слабых языки огненной  лавы лизали по пяткам. Первые прибежавшие уже стояли по пояс в воде. Они со страхом смотрели на приближающийся и всё пожирающий огонь. А колокол продолжал: «Бум! Бум! Бум!»
- Смотрите! - вдруг раздалось из людской полоски, заполнившей берег.
- Смотрите! - вторили уже в обезумевшей толпе.
- Волна! - кто-то с ужасом  заорал громче всех.
- Обессиленные люди повернули головы в сторону моря и увидели надвигающееся  на них цунами. А из пылающего города всё ещё  доносился звук большого набатного колокола. Но и он вдруг смолк…

    Афанасий вскочил с кровати, как ужаленный, весь в холодном поту.  Полусонный машинально подскочил к открытому окну и увидел весенний цветущий сад. Перекрестившись, подошёл к кровати,  сел на неё.  Подумал: «Да, сюжет для новой картины мне подсказали свыше».

    Больше всего в сонном видении его поразил образ звонаря. Он понимал, что большинство людей на берегу моря находятся  между двумя стихиями. Однако у   них была, хотя и малая, надежда на спасение: звук набатного колокола могли услышать жители  соседнего городка и приплыть к ним на помощь. А вот звонарь на колокольне жертвовал собой до последнего дыхания.  Пока его всего не объяло жаркое пламя, он думал о других.

    Фигура человека в рясе на верхнем ярусе церкви, крепко вцепившегося за верёвку, занозой вошла ему в сознание. Колокольный звон в голове он теперь стал слышать часто, как напоминание о своём долге.
    Утром, после небольшого раздумья, Афанасий вышел во двор, умылся прохладной колодезной водой, вытерся свежим полотенцем и направился в кухню.
- Братец Афанасий, прошу к столу, пора завтракать, - сказала его сестра.
- Благодарствую. Пожалуй, выпью парного молочка с хлебом.
- А блинцы, блинцы-то  я испекла. Попробуй.
- Хорошо, вкусим и блинцов, - мягко ответил Афанасий.
- Какой-то ты сегодня не такой, братец.
- Есть немного.  Сон видел. До обеда не расскажу. Примета такая.
- Как знаешь,-  ответила сестра, украдкой поглядывая на него.

    Позавтракав,  Афанасий взял мольберт, краски с кистями,  несколько листов бумаги. Остановившись на крыльце, огляделся, думая куда пойти. Сойдя по ступенькам, направился по дороге, и ноги сами привели его к церкви. Он остановился неподалёку  и пристально осмотрел  белое многоярусное высокое сооружение.
    На самом верху блестел крест,  ниже - молчаливо  висел большой колокол.  В его сознании мелькнул образ звонаря  на колокольне.  Но, внезапно появившись, он неожиданно исчез.
     Афанасий обошёл церковный двор, выстрелил взглядом на погост у церкви и  направился вниз по тропинке.
    Древнерусский город Козельск основали славяне ещё в 1146, что чуть раньше Москвы, на реке Жиздра. К ней и направился художник.
   Поставив на землю мольберт,  закрепил на нём белые листы бумаги, рядом разложил краски. Взяв сухую кисть, задумался, поводил ею на чистом прямоугольнике. Постояв минуту в раздумье, отложил её и присел на небольшой бугорок. Взор Афанасия упёрся в стебелёк травинки. Он сорвал его, покрутив, бросил. Рука снова потянулась к траве. На сей раз,  он подломил сочный кочеток полыни, поднёс его ко рту и раскусил. Горечь  на языке, а потом и во всём рту, навивала различные мысли…

    Набатный звон большого колокола настойчиво созывал  горожан на сход. Люди, пришедшие и прибежавшие на зов церкви, хорошо понимали, что неспроста этот тревожный звук зовёт их.
   Выйдя на красное крыльцо, князь, воевода и их подручные оглядели толпу. В испуганных глазах собравшихся читались вопросы: «Зачем? Что случилось? Неужели война?».
   - Русичи, братья, беда  идёт на нашу землю. Через день другой здесь появятся поганые. Со стороны  Рязани, которую они уже захватили, на нас идут полчища татар. Что будем делать?
   - Биться! Защитим нашу землю! Умрём, но не сдадим город! - послышались в ответ голоса.
   - Тише! Угомонитесь! - крикнул князь Василий. - Значит, принимаем бой.
   - Принимаем! Говори, что делать кому!
   - Детей, жёнок своих и скотину, не мешкая, отправляйте в лес. Княгиню, наследника моего и казну возьмите с собой. Всем, кто может держать оружие, нужно собраться в отряды возле городских стен и ждать моего голоса. Сгребите старую солому со своих домин, везите к крепости. Расстилайте её наростом к главным воротам.
   - А как высоко? – послышался голос из толпы.
   -  Чтобы кони ихния вязли возле частокола. Не жалейте своих крыш. Поганые всё равно сожгут ваше жилье.

   Весь оставшийся день и всю ночь козельцы, как муравьи, торопясь, придумывали и  сооружали  различные военные хитрости, чтобы  как можно больше досадить врагу…
   Вдруг Афанасий  услышал за своей спиной чьи-то шаги. Он резко, находясь ещё под впечатлением тех давних  времён, обернулся. К нему приближался человек с непокрытой головой, одетый  в длинную простую церковную одежду. Афанасий  взглядом художника определил: лицо добродушное, шаг уверенный, но мягкий, ростом незнакомец был невелик.

  - Доброго здравия вам, - первым сказал путник. - Я - Емельян. Звонарь, завхоз и всё прочее в этой вот церкви, - и он показал рукой на величественное сооружение.
   - Афанасий, художник. Присаживайтесь, если не торопитесь.
   - «Фэстина  лэнтэ» говорили древние. Жить надо не торопясь, вкушая  сладкие и горькие её плоды, - изрёк Емельян, опускаясь  подле Афанасия.
   - А вы местный? - спросил художник.
   - Раз уж у нас вяжется разговор, то давайте на «ты»». А то с Богом мы говорим на «ты», а люди придумали выкать друг другу. Прямо стена какая-то недоверия получается между божьими созданиями.
    -  Согласен,-  мягко ответил Афанасий.
    - Да, местный. Род мой отсюда берёт начало. Год  проучился в духовной семинарии, но здоровье подкачало. Пришлось на время оставить богоугодное заведение. А что же лист твой чист? Ай, в раздумье? – спросил звонарь.
   -Ты проницательный, Емельян. Я никак не определюсь с сюжетом моей картины. Мысль  есть, сюжет зреет, а вот мотивировать задуманное пока всё не решаюсь. Нет концовки, развязки.
   - А в чём замысел-то, Афанасий?
   - Хочу  запечатлеть защитников Козельска. Понимаешь, идёт бой, город весь в огне, горит и церковь. А звонарь на звоннице, не выпуская из рук верёвку, набатом всё созывает и призывает горожан к последней битве.
   - Это очень благородная задумка. Деяние твоё приветствую. Буду  молиться,   просить  Бога помочь тебе, - крестясь, произнёс дьячок.

   - Скажи, Емельян, а колокольный звон пришёл вместе с крещением Руси?
   - Да, Афанасий. Но в Европе  верующих созывали на службу с помощью била и кликала. Это деревянные дощечки.
   - А когда же...?
   - Ты не поверишь, Афанасий, но колокола изобрели католики ещё в шестом веке. Был такой епископ Коланский. Он впервые применил небольшие колокольчики, чтобы созывать верующих. Эта мысль к нему пришла во сне.
   - Значит, сон помог? - многозначительно спросил Афанасий.
   - Через сон Бог нам часто вещает, что надо делать, а что не следует. И тебе дар даден свыше. Береги его и лелей. Носи его в своей душе и даруй себе подобным.
   - А ты, Емельян, обучался колокольному звону?
   - Не сразу я овладел этим божьим промыслом. Побывал  и в Новгороде великом, где вечевой колокол призывал когда-то горожан на вече. Посетил и святые места Киево-Печерской лавры, и в церквах Москвы преуспел быть. В Киеве-то и проникся в это дело. Там я встретил  раба Божьего звонаря Афанасия. Стало быть, твоего тёзку. Вот скажу тебе настоящий мастер колокольной музыки: и композитор, и дирижёр, и исполнитель. Всё в одном лице.

   - Он стал твоим учителем? - усаживаясь  удобнее, спросил художник.
   - И наставником, и отцом тоже. Как он перебирал колоколами! Бывало на праздник, перед заутреней, заберусь вместе с ним на колокольню, встану в сторонке, затаив дыхание, и смотрю на него. А он долго-долго молится и крестится, отбивая поклоны. Утреннее солнце уже поднялось, окрасило всю окрестность в розовый цвет. И тут  начинали петь колокола. Малиновый звон, смешиваясь с солнечным светом и теплом, наполнял душу чем-то лёгким, благодатным, вечным. Всего на миг, бывало, оторвёшь взгляд от его рук, посмотришь  вниз, а там прохожие останавливаются и, как заворожённые, слушают. Слушают и крестятся, может, кто и впервые в своей жизни. Только в России колокольный звон достиг таких высот, что превратился в искусство. Церковный звон - это особый, неповторимый звук.  Своей чистотой он напоминает  людям об их сущности. В ударах православного колокола заключена неповторимая сила русского  духа.

   - Здорово сказано, Емельян. Вижу и чую, что ангелы тебя специально ко мне подослали, чтоб укрепить мою мысль. Звуки колокола действительно пронизывают насквозь душу человека. И, наверное, очищают и предостерегают от греха. Емельян, а ты видел, как льют колокола?
   - Нет, Бог не сподобил меня. Но кое-что знаю об этом. Русские мастера  преуспели в  колокольном деле. Целая наука образовалась. Надобно знать точные пропорции олова и меди. Добавляют и серебро при плавке. Иногда изготавливали и заказные образцы, к примеру, Царь-колокол. В отдельных случаях купцы жертвовали на это золото. От таких образцов получался звук, прозванный в народе «малиновый звон». Ударник в этом инструменте нарекли «языком». Он тоже отливается особо, потому и «разговаривает» с народом доходчиво.

   - Емельян, я никогда не поднимался на колокольню. Что ты испытываешь, когда находишься там наедине со святым металлом?
   - Забываешь обо всём. Забываешь, что родился на земле грешной, что грешен сам. Душа поёт вместе с первым звуком. С первыми мерными ударами благовеста часть души, а, может, и полностью, уносится вместе с ними. Благовесты различают на обыкновенные и частые, на постные и редкие. Большие колокола имеют собственные названия: праздничный, воскресный,  простодневный или будничный, пятый или малый.
   - Емельян, а у тебя есть семья? - неожиданно спросил Афанасий.
   -  Моя семья - церковь.  Это я решил ещё давно.
    Афанасий внимательно посмотрел на лицо собеседника, затем взгляд опустил на его руки. И тут заметил, что правая рука у того изуродована.
   - Что с рукой-то, Емельян? Беда или как?
   - А-а-а. Ты вон про что. Можно про это сказать просто: « Заставь дурака  Богу  молиться, так он и лоб расшибёт».
   - За что так коришь себя?

   - На крещенье это случилось. В Нижнем Новгороде организовали смотрины звонарей. Попал туда и я, а вернее напросился. Кто в перчатках выступал, кто в рукавицах, а я играл чистыми руками. Мороз стоял в те дни лютый, да ветер помогал ему очень. Увлёкшись, не заметил, как обморозил пальцы. Уже в больнице меня посетил митрополит. Отругал по-отечески и вручил первый приз, а с ним и меховые рукавицы. Теперь вот совершаю  трезвоны,  перезвоны и переборы без двух пальцев.
   - Скажи, Емельян, тебе что-нибудь известно о священниках Козельска, воевавших против хана Батыя? Ведь это с его слов город прозвали «злым».
   - С той поры столько воды утекло - не подсчитать. А после татар козельцы воевали и с литовцами, и с поляками, и с немцами. И каждый раз город разоряли, жгли, грабили. Думаю, что письменные источники были, но вражья рука не пощадила нашу память.  Во всякую беду  с простым людом рядом оказывались и духовные лица. Самым ярким примером служит подвиг некогда боярина Александра Пересвета, а после пострижения инока Троице-Сергиевой лавры. На поединок  с татарским богатырём Челубеем его благословил сам преподобный Сергий Радонежский прямо на Куликовом поле.

   - Значит, с крестом в одной руке,  с мечом в другой бились за веру и свободу земли русской святые отцы, - задумчиво произнёс Афанасий и снова сорвал стебель горькой полыни.
   - Крест-то и сотворён на подобии меча. Он олицетворяет духовную и физическую силу нашего Творца.  Пора мне, братец Афанасий, - вставая, сказал Емельян. - Я ведь ещё и дьячок при церкви. Надо готовиться к вечерне. А ты, Афанасий, приходи на праздник святой Троицы на это же место пораньше утром. Я буду звонить, а ты послушаешь. Может, Бог  осенит тебя своей мыслью. И вместе с твоей задумкой возможно и получится желанная картина. Картина, которая может стать строкой в летописи нашей Руси
   - Благодарствую за приглашение и добрую мысль.

   По церковному укладу новый день  у православных верующих начинается с вечерней молитвы. Об этом знал Афанасий. У его сестры в доме, в красном углу, стояли на полочке три намоленные  иконы. Перед сном художник, опустившись на колени, тихо произнёс: «Благослови, Господи»…
   Заканчивалась седьмая неделя осады Козельска монголо-татарами. Уже более четырёх тысяч  поганых нашли свою смерть у крепостных стен.  Три сына  темников (темник  - командир тысячи воинов) погибли в сражении, а битва всё продолжалась. Но силы  обороняющихся горожан с каждым днём таяли.
   Тяжело  раненный  князь Василий отдавал горожанам последние приказания. Жизнь его угасала. Куда ни посмотришь -  везде трупы людей, лошадей. Повсюду выделялся красный цвет - цвет крови. И река  Жиздра текла с багровым оттенком. А хан Батый всё бросал на непокорённую крепость новые и новые отряды.
   - Вон откуда у русичей силы берутся, великий хан,- сказал темник, подъезжая к Батыю.
   - Откуда? - гневно спросил повелитель степи.
   - Набатный колокол на звоннице церкви придаёт  силы. Это их дух. Он помогает им так долго сопротивляться. Они не сдадутся, великий хан, пока слышат этот звук. Это их вера, это их духовная крепость.
   - Сотню лучших лучников - к стене!  Убивать каждого, кто будет звонить. -  Громко скомандовал разгневанный Батый.

   На ступеньках и под набатным колоколом вперемежку со священнослужителями лежали тела  и горожан, пронзённые татарскими стрелами. Тревожный звук  большого колокола  умолкал лишь на мгновенье. Новая пара рук снова и снова с яростью хваталась за окровавленную верёвку, и стальной язык, уже в который раз кричал на всю округу, призывая защитников не сдаваться. Только шестая стрела заставила очередного  звонаря медленно опуститься на колени.

   Вдруг колокол смолк. Со стен и площадей в сторону звонницы устремились десятки тревожных и просящих помощи взглядов. И когда их число умножилось кратно, непрерывные звуки родного колокола снова зазвучали, заполняя улицы города и сердца людей. Перекатываясь через стены крепости, они ранили души врагов.
   Одна, вторая, третья горящие стрелы вонзились  в тело последнего звонаря-священника. Его одежда загорелась,  длинные, давно нечёсаные  волосы на голове и бороде вспыхнули, обжигая лицо жарким пламенем. Но цепкие руки мёртвой хваткой всё продолжали раскачивать упругий льняной жгут…

   Такой сюжет ещё до утренней молитвы  представил себе Афанасий на своей новой картине.
   Раздались мерные удары большого колокола и полились  малиновым звоном по округе. Достигнув  реки Жиздра, благодатный звук, искупавшись в её водах, с новой силой летел дальше и дальше. Он звал верующих в храм божий на богослужение. А на колокольне радостный и сияющий раскачивал покорёженной рукой верёвку со стальным языком Емельян - потомок одного из защитников  Козельска.