И выходит мальчуган в мамином платке...

Из-за леса, из-за туч
Вынырнул Ли-2. 
Ветер, грозен и колюч
Скрадывал слова. 

И выходит мальчуган
В мамином платке
Прямо в утренний буран
На Угрюм-реке. 

Неустроенный барак,
Жар от уголька. 
По утрам за стенкой мрак
Ниже сорока… 

А потом – весна, жарки,
Речка Актолик. 
Золотые рудники. 
Брата первый крик.
 
Взрыв, потом еще один
Сотрясает двор. 
От немыслимых глубин
Взял руду шахтер.
 
Выполняет план гора,
Ну а мы, птенцы,
По ночевкам у костра
Те еще дельцы. 

А добудешь харюзка –
Сердце задрожит. 
И по камушкам река
Быстрая бежит…

Я провел часть детства и все отрочество, с пяти до семнадцати лет, в районном поселке Северо-Енисейском, что на шестьсот с лишним километров севернее Красноярска. Район вольно раскинулся по сопкам и падям Енисейского кряжа, в некогда непролазной тайге, прочерченной на юге Ангарой, на севере Подкаменной Тунгуской, а на западе самим батюшкой-Енисеем. Тайга, впрочем, изрядно поредела с тех пор как с этих суровых мест писатель Вячеслав Шишков списывал свой роман"Угрюм-река". Строго говоря, под таким именем в романе проходит Нижняя Тунгуска, она еще севернее.

Город Крайск из романа - это Туруханск. А мой район находится на пути между Енисейском и Туруханском. Лишним подтверждением тому, что здесь шла когда-то жизнь, увековеченная Шишковым, служит и моя с приятелями давняя находка. Однажды близ заброшенного прииска мы, мальчишки, наткнулись в тайге на чугунную плиту, на которой было написано: "Здесь покоится купец первой гильдии ...". Фамилию моя память не сохранила, но Википедия, говорит о том, что, например, в 1869 году в Енисейской губернии было 30 купцов первой гильдии.

Нынче, как рассказала мне журналист и писатель Татьяна Спожакина, надгробные плиты на старых приисках разломаны или растащены. Да и в то время, когда я был мальчишкой, я ходил стричься в парикмахерскую, которая, сказывали, была построена из камня разобранной церкви с одного из приисков.

Северо-Енисейский район образован 1 апреля 1932 года, площадь территории 47,2 тыс. кв. км. Его максимальная протяженность с востока на запад 230 км, а с севера на юг – 320 км. Район входит в состав Нижнего Приангарья, приравнен к районам Крайнего Севера.

Район покрыт среднетаежными лиственничными, кедровыми, пихтовыми, сосновыми и производными березово-осиновыми лесами. Леса занимают территорию около 45 тысяч кв. км.

Климат средней суровости. Самые крупные реки: Большой Пит, Вельмо, Тея, Енашимо. Среди полезных ископаемых наибольшее значение имеют золото и железные руды.
 
В районе 12 населенных пунктов, вместе они составляют единое муниципальное образование. Население около 14 тыс. человек.

Как золотоносная, Северо-Енисейская тайга широко известна с конца 1830-х годов. Всё началось с разработки в 1841 году семи приисков. Участками владели не только местные, ни столичные люди. Софья Андреевна Толстая, жена великого писателя, была среди таких владельцев.

Здесь и сегодня трудятся старатели, экипажи драг, а еще недавно в забой спускались шахтеры. Нынче шахта "Советская", на которой главным энергетиком работал мой отец" затоплена,  а могла бы, говорят, давать еще золото. Но основную добычу приносит карьер на Олимпиадинском месторождении близ горы Енашиминский Полкан.

Перепадов высот в этих местах хватает для придания небольшим таёжным рекам крутого нрава. В них водятся хариус, ленок и таймень. По берегам речек охотники ставят свои зимовья, чтобы было где переночевать, когда пойдут по осени на соболя.

Медведи в здешних местах не редкость; один задрал несколько лет назад женщину, которая отправилась в лес за грибами - снял скальп совсем недалеко от районного поселка.

Здесь вырастают натуры сильные и самобытные. Чего стоит, к примеру, мой одноклассник Василий Трифонов, предприниматель, охотник и лирический тенор, от природы одаренный голосом невероятной чистоты и диапазона.

В те годы, когда я учился, уровень среднего образования в районе был весьма высок.

Социальный состав был довольно пестрым - от потомков ссыльнопоселенцев царского и советского времени до приезжих специалистов. По тайге кочевали эвенки (сохранились ли теперь?). В 60-70-е годы прошлого столетия люди жили довольно ровно в экономическом отношении. Теперь времена изменились, и состав работающих тоже. Много вахтовиков.

В трудные минуты я закрываю глаза и вспоминаю синие дали моей малой родины. "У тайги есть закон - ни к кому не ходить на поклон..."

I

Северо-Енисейский я впервые увидел в феврале 1961 года. Мне было 4 с половиной года, семья прилетела на Ли-2 из Красноярска и вывалилась в мороз, на заснеженное летное поле, которое позже стало стадионом. Я был закутан как кулек, но мороз тут же стал щипать мои щеки. Как же много снега кругом! После казахстанской степи это было непривычно…

Отца пригласили работать на шахте и обещали квартиру. Пока же мы поселились во временном жилье, расположенном в Сухом Логу. Вход был с улицы, без сеней, прямо в кухонку с печкой, а из нее – в комнату. Входивший приносил с собой туманные клубы холода.

Первое время я даже спал на полу, потому что не было детской кроватки. Меня водили в детский сад, который стоял неподалеку, чуть выше по распадку. Там нас поили рыбьим жиром из большой ложки. А когда я простывал, мама отпаивала меня бараньим жиром, растопленном в горячем молоке. Этот неповторимый сладковато-жирный вкус помню до сих пор.

Детский садик, где рос я, упрятан давно в мое детство:
Неприметный таежный поселок, бревенчатый дом,
Треск поленьев в печи, рыбий жир, лай собак по соседству,
Строй горшков у стены и могучие кедры кругом.
Мне запомнилась тьма по утрам и сибирская стужа,
И закутанный в мамину шаль колобок-пешеход...

В домашнем архиве сохранились фотографии той поры. Я с мамой в костюме зайчика, с бумажной рыбой, наполненной конфетами. Мы, мальчики, в шароварах и майках, девочки в простеньких платьицах, изображаем несложные гимнастические фигуры. Родители, счастливые и молодые, рядом чумазые от шоколада детские рожицы.

Имена из раннего детства – Федька Таданов, Валерка Куцанкин, Борька Генералов. Фёдор Таданов отслужил много лет в армии, капитаном речного буксира водил плоты по Ангаре, а теперь – пенсионер, окруженный детьми и внуками. Фёдор живет в поселке Стрелка, на слиянии Ангары и Енисея, радуется жизни на природе. Он рыбак и охотник, добрый и открытый человек.

Наступившее лето знакомило меня с северной природой. Мы с ребятами бегали по траве, усеянной сладкой «кашкой» и маленькими желтыми цветами. В тайге цвели жарки. Высоко в небе проплывали на Север птичьи клины.

Однажды родители собрались по грибы, они встали очень рано утром, тихо собрались и ушли. Я, пятилетний малец, тайком увязался за ними и был обнаружен уже в лесу. Пришлось родителям взять меня с собой. Не пожалели, потому что грибы я обнаруживал шустрее, наверное, из-за малого роста.

В другой раз, движимый благородной страстью познания, я ушел в дальнюю часть поселка, вызвав общий переполох. В то время я твердо знал, что доживу до ста лет, и, значит, жить мне осталось всего 95…

В 1963 году мы переехали в трехкомнатную квартиру на улице Шевченко. Эти двухквартирные коттеджи из бруса живы до сих пор. У дома был участок, который был разгорожен под палисадник, огород и хозяйственную территорию – сарай, поленницы, деревянный туалет. За задним забором располагалась большая территория пилорамы.

В огороде сажали картошку, лук и редиску, да рос ревень. В палисаднике радовала глаз рябина и куст черной смородины. Красная смородина соседствовала с молодой елью. Но куда нам было до зелёного богатства, вдохновенно воспетого Виктором Астафьевым в "Оде русскому огороду"!

Рожать брата мама поехала в Джезказган, где жила бабушка Евдокия Кузьминична и откуда мы только недавно переехали. Игорь родился в мае 1963 года. Для меня это было большой неожиданностью. Маленькое существо, которое привезли из роддома, не очень мне поначалу понравилось...

Мы вернулись в Северо-Енисейский уже вчетвером. Осенью я пошел в начальную школу в Сухом Логу. Это было одноэтажное просторное бревенчатое здание, позже сгоревшее. Моей первой учительницей была Мария Афанасьевна Филиппова (Зайцева). Она была высокой, красивой и доброй. Но однажды вкатила мне тройку за какое-то сочинение, а мальчику, списавшему у меня, поставила пять. Было обидно, но она объяснила, как отрезала: «Ты можешь писать лучше!».

Весной и осенью мы всем классом, под присмотром учительницы, ходили в тайгу. Разводили костер и варили суп из рыбных консервов.

Быт был трудовой, далекий от комфорта. За ночь дом выстуживало. Мама вставала раньше всех и растапливала печь. Мы с маленьким братом лежали, укрывшись одеялом, и ждали, когда станет тепло.

Как вставать каждый раз
Тяжело бывало!
Поцелуями нас
Мама поднимала.

А отец приносил
Таз с пушистым снегом.
- Ну, сыны, - говорил, -
Налетай с разбега!..

Бревна для дров привозили на машине, сваливали на улице около дома, распиливали бензопилой «Дружба», закатывали чурки во двор. С малого возраста меня приучили к колке дров.

Однажды, уже старшеклассником, я чуть не выбил себе глаз. Мама протянула во дворе бельевую веревку, я не увидел, взял колун небрежно, одной рукой, размахнулся, опустил… он налетел на веревку, упруго отскочил и оставил отметину под глазом.

Поленницы складывали во дворе под навесом, а что не входило под навес – под открытым небом. Потом, зимой, подкапываешься под сугроб, извлекая поленья, а снег нет-нет, да и обрушится!..

Чистку снега я люблю до сих пор.

Воду брали из водокачки, несли на коромысле или "на руках", заливали в бочку. Бочка стояла в сенях. Утром надо было разбить ледяную корку. Умывались часто снегом – для бодрости.

Плита при топке печи раскалялась докрасна. Как-то раз, в исследовательских целях, я поставил на остывающую плиту небольшой аквариум из плексиглаза. Результат был плачевным: пластмасса оплавилась, рыбки сварились…

Стирка, готовка, уборка, помывка детей… В доме влажность, на оконных стеклах намерзает лед. Однажды я ночевал у соседей, где не так заботились о гигиене. Кислый, спертый воздух, духота, запах пищи, детской мочи долго не давали мне уснуть.

Первые три недели пятого класса я провёл в Кисловодске, куда мы с отцом отправились на отдых. Папа по курсовке ходил в санаторий, а я на занятия. Под оконными карнизами кирпичной школы жили летучие мыши.

Дорога в школу шла через парк, где на цепи содержался медвежонок, пойманный в горах. Я кормил его алычой, а однажды, забравшись на дерево, наелся зеленых ягод до головокружения и свалился с дерева.

Запомнились бесконечные стаканы сульфатной и доломитной воды, книжный магазин, где по средам можно было выменять или купить марки у филателистов, тир и запахи юга.

Я пришел в свой постоянный 5 «А» класс в конце сентября. Все успели передружиться. Некоторое время я пребывал в статусе чужака. Это усиливало чувство тоски, знакомое каждому сибиряку по возвращении с Большой земли.

Где-то в ноябре на уроке появилась ладненькая девочка с тугими косичками и  румяными щеками. Ее звали Лена Мартышкина. На перемене кто-то из ребят дернул новенькую за косичку. Она, прыгая по партам, догнала обидчика и дала ему сдачи. Я понял, что влюбился.

Лена была моя первая – и платоническая любовь. Мы ходили по поселку, держась за руки, сидели в компании ребят на горе бревен, которые ждали очереди на распилку под дрова. Мне приходилось драться с ребятами, отстаивая своё право дружить с Леной.

Наедине мы стеснялись оставаться, поэтому звали подружку Наташку. Втроём слушали песни Владимира Высоцкого, записанные на бабинах магнитофонной ленты. Он в те годы был уже всенародно популярен, Самиздат вовсю работал…

Мы дружили с Леной четыре года, а потом любовь тихо и незаметно улетела от нас. У меня затерялся рассказ, который так и называется – «Первая любовь». Сегодня Елена Александровна Звягина – геолог и педагог, известный профессор Сибирского федерального университета.

На улице Шевченко у меня были дружки – Сережа Мальцев и Коля Валуев. У Мальцевых мы часами резались в настольный теннис, поставленный во дворе.

Наши забавы не всегда были безобидными. К примеру, сыпали дымный охотничий порох в шарики от пинг-понга, вставляли кусочек бикфордова шнура, и в темноте вечера огненная спираль летела кому-то под ноги. Раздавалась яркая вспышка, человек от неожиданности ронял коромысло, а мы разбегались.

Однажды смастерили бомбу побольше из пластмассовой игрушки и подбросили соседям в сени. Двери с грохотом раскрылась, повалил дым, с крючков попадала утварь… Впрочем, к этим увлечениям мы вскоре потеряли интерес: то ли подросли, то ли отцы взяли под контроль запасы пороха.

Под воздействием уроков химии стали добывать гремучий газ – смесь кислорода с водородом, и приспособились делать что-то вроде газовой пушки. Гремучей смесью заполняли бутылку из-под шампанского, затыкали ее резиновой лабораторной пробкой, которая предварительно была просверлена, и в отверстие был вставлен опять-таки короткий отрезок бикфордова шнура. Бутылка плотно пеленалась тряпкой во избежание разрыва и крепилась к самодельному лафету, выполненному из расколотой пополам чурки. Лафет позволял вести прицельную стрельбу, а дальнобойность «пушки», заряженной резиновой пробкой, была шагов двадцать. Однажды произвели выстрел по окнам директора школы. Знала бы химичка Надежда Петровна...

Рано научились стрелять из охотничьего оружия. У нас в семье была нарезная "тозовка"; мы с папой соревновались в меткости по мишеням в виде банок и бутылок. Как-то я прицелился в птицу, севшую на верхушку сосны. Выстрел был удачным. Думая, что добыл глухаря, я бросился к нему и на снегу увидел  раненого филинёнка. У птенца были прострелены крыло и бок. Он прожил у нас дома дня два и умер. Смерть маленького филина меня потрясла.

Заядлым охотником и рыбаком я не стал, возможно, из-за мамы, которая редко отпускала в тайгу с ночевкой, и никогда одного, но скорее потому, что меня всё это не цепляло. Я рос мечтательным книжником.

Всё же рыбалки случались. Вместе с отцами мы, мальчики лет одиннадцати-двенадцати, ездили на быстрые местные речки. Оставляли машину где-то у дороги, брали деревянную лодку и волокли ее вверх по течению, словно бурлаки. Делалось это так. К носу лодки привязывалась бечева, на которую крепились поперечные палочки. Лодка была нагружена рыбацким скарбом и тяжела для пацанов, но мы терпеливо тянули от привала до привала. Позади шел взрослый и шестом отталкивал лодку от берега, чтобы она не села на мель.

На заимке бывало жарко и душно натоплено, но всё же лучше было ночевать под крышей, чем кормить мошку у костра.

Запомнились ночная рыбалка с помощью наплавной сети, дневная ловля хариуса на "кораблик", когда рыбы так много, что она набрасывается одновременно на два или три крючка.

...Идёшь по галечной отмели, ведешь "кораблик" против течения, боку висит березовый туесок, а в нём бьется хариус, благородная, сильная и чистая рыба. И чувствуешь себя большим и самостоятельным!

А вечером у костра — пиршество из ухи, тушеного хариуса в большой сковороде – спинка к спинке – или поедание сырой рыбы, выпотрошенной и посоленной по брюшку.

Иногда на крючок попадался крупный и сильный ленок. А взрослые с чувством рассказывали о своих победах над тайменем. Но мне с царь-рыбой встретиться не довелось.

А что было за событие, когда отец пригнал по зимнику персональный автомобиль - "Волгу", ГАЗ-21! Машина стоила астрономическую сумму - 5500 рублей. Папа весь светился от гордости!

Деревянный гараж уменьшил размеры огорода вдвое. Из него надо было сдавать задом по дощатому помосту и через ворота выезжать на улицу. Когда после первых уроков вождения отец доверил мне самостоятельный выезд, я тут же дал косо и снес часть штакетника.

Мама начинала не лучше: по дороге на разрезы (в направлении Теи) она умудрилась съехать в кювет. Мама посещала автокурсы. Я, шестиклассник, увязывался за ней и отвечал на вопросы быстрее взрослых.

Запомнилась поездка в Пит-Городок, речные ворота района. Большой Пит серьезная река, приток Енисея. Я наблюдал, как снуют вверх и вниз лодки на лёгких «Ветерках» или мощных «Вихрях». Опытные лодочники шли сразу на двух «Вихрях». От совокупной тяги и веса двигателей нос лодки высоко поднимался над водой.

Мне доверили старенький «Ветерок». Мотор периодически глох, приходилось снова и снова дергать стартер, потом срезало штифт на винте, и я остался посреди быстрой реки без весла. Кое как рукой выгреб на мель...

Нельзя не сказать о речных путях. Со времен первопроходцев они играют важную роль в освоении Сибири.

В XIX и в первые десятилетия XX века речной порт был расположен в прииске Суворовский, открытом в 1876 году. Прииск находился на берегу реки Теи в трех километрах от устья Енашимо. Суворовский в те времена считался столицей илимочного флота. В задачи флотилии входила доставка грузов из Вельмо-1, куда по весне приходил из Енисейска и Красноярска караван судов.

В первые послереволюционные годы для заброски грузов на Север грузов использовали разношерстную технику – баржи, катера, колесные пароходы. Например, катер «Таежник» мог буксировать по пять-шесть илимок с Подкаменной Тунгуски. Если позволяла вода, катер добирался до прииска Суворовского.

Как только заканчивалась караванная страда, в дело вступала илимочная флотилия. Они доставляли разнообразные грузы в поселок Тея, где находились склады продснаба и приискового управления. В мае, после ледохода, руководство водного транспорта направляло илимку с бригадой на зачистку берегов. Делалось это для того, чтобы лошади могли пройти по берегу реки. Тянули илимку две лошади, их подбирали тщательно.

За весенне-осений сезон, примерно с 20 мая до 10 октября, илимка выполняла 8-10 рейсов. Команда состояла из трех человек - лоцмана, носовщика и коногона-тягальщика.

Шли илимки по две и более, за другом на расстоянии около сотни метров. Лоцману нужно было очень хорошо знать фарватер, чтобы не поймать «бурундука» - так называлась ситуация, когда илимка оказывалась на мели.

Средняя грузоподъемность большой лодки была около 4-5 тонн. Груз требовал специфической укладки, особенно сложно было перевозить сено. Быт илимщиков был очень прост: в небольшой тесовой будке стояли маленькая железная печь и деревянный топчан. Весной и осенью в ней было холодно, так что в илимщики шел не каждый, здоровье для этой работы требовалось изрядное. Илимочный флот золотопродснаба насчитывал десятки судов.

Водный транспорт приискового управления прекратил свою работу примерно в 1951-1952 годах. Катера, двадцатитонные баржи и часть изношенных, не подлежащих ремонту илимок были списаны.

Во времена моего детства, в шестидесятые, доставка грузов в район шла автотранспортом по зимнику (временной дороге, проложенной по льду Енисея), а летом - на судах по Енисею и Большому Питу, а дальше - на грузовиках по дорожной сети района.

Что же до нашей семьи - мы были владельцами "Волги" и по этому параметру выделялись. Личных автомобилей в районе было немного. Все больше мотоциклы. Мужчин отличал серьезный "гаражный навык", об автосервисе и речи не было.

Каждое воскресенье летом, а порою и зимой, мы выезжали на пикник в тайгу. С нами ездили друзья, как правило, семья Надькиных. Наши мамы расстилали стол на траве, мы дурачились или купались.

Ездили за грибами, ягодой или черемшой, порою пробираясь по дорогам, уже полузаросшим молодым подлеском. Брусника, голубика, красная смородина, жимолость… нет, я не любил заготовку ягод. То ли дело грибы! Даже их переработка доставляла мне удовольствие, особенно, подготовка к сушке. А какова была жареха, грибы с картошкой и луком! Зимой я любил выйти в сени, наскрести ковшиком смерзшейся брусники, твердой, как крупная дробь, а потом засыпать её, мёрзлую, в чай или дать оттаять и пить густой красный сок, такой вкусный с сахаром…

Взрослые дружили семьями, ходили друг к другу в гости. Поев и выпив, начинали петь песни. Я это очень люблю, но теперь мы не поём...

Отцу, горному инженеру, доставалось много ремонтной работы. Я хорошо помню его подразделение КИП и автоматики на шахте, заваленное запчастями, обрезками провода, разобранными приборами.

В памяти вьюжный зимний вечер, сопка над поселком, где мужики жгут солярку для сугрева и монтируют на морозе трансформатор. Папа руководит работой.

Были нередки звонки по ночам, если что-то случалось на шахте. Папа быстро собирался и уходил на работу.

Под землей случались аварии, гибли люди. Однажды в ствол шахты сбрасывали бревна для укрепления забоя, их внизу оттаскивали на горизонт.

Произошла несогласованность, и дядю Ваню Надькина убило бревном. Он лежал в гробу, изуродованный, его вдова, враз постаревшая, смотрела как каменная, и только после того, как по гробу ударили горсти земли, осела и зарыдала.

Шахты в районе появились как продукт эволюции. Подземная выработка появилась вначале на Сергиевском месторождении. Там, как и на других приисках, добывалось россыпное золото, а позже были обнаружены кварцевые золотоносные жилы. В 1880 годах их стали разрабатывать, построили фабрику «Заря».

Энергию фабрике давало колесо, которое приводилось в движение водами Енашимо. Измельчение руды производилось одной парой бегунов, а золото извлекалось методом амальгамации. Эта фабрика, как и несколько подобных, открытых после нее, дали отрицательные экономические результаты и поэтому были ликвидированы. До открытия Авенировского месторождения в районе рудной золотодобычей больше никто не занимался.

Разработку этого месторождения Авенир Власов начал в 1906 году с простейшей конной толчеи. Содержание металла Власова устраивало, и он построил рядом с выработкой небольшую примитивную фабрику, где извлечение металла велось при помощи бегунных чаш Бельдона. Руду брали на верхних горизонтах, ниже 9 саженей, где открытым, а где и подземным способом.

Разрабатывались самые богатые участки. Буровые работы и откатка руды проводилась вручную. Сначала в штольнях руду возили тачками, позже вагонетками. Из штолен руда сваливалась в отвалы, а потом доставлялась на фабрику, расположенную в километре от шахты.

В 1915 году Авенировский рудник принес своим владельцам 376 килограммов золота. Именно с разработки Авенировского месторождения рудная добыча в Енисейском округе получила путевку в жизнь.

В 1919 году Авенировский рудник, как и все прииска, был национализирован. В 1920 году было создано государственное золотодобывающее объединение «Ензолото». В него вошли также все дражные предприятия Северо-Енисейской группы. Весной 1921 года рудник был законсервирован. Спустя год его вновь ввели в эксплуатацию, но уже под названием "Советский". 16 декабря 1922 года поселок Северо-Енисейский стал называться Соврудником.

Еще и в "моё" время шахту "Советская" по старой памяти порой именовали Авенировской.

Мы, мальчишки, впрочем, мало интересовались горным делом. На великах устраивали рыцарские турниры, съезжаясь с деревянными копьями и стараясь выбить друг друга из седла. Колеса велосипедов после столкновений принимали форму восьмерки. Носились по стройке и бились на деревянных мечах. Прыгали на лыжах и санках с самодельных трамплинов, порой довольно высоких. Шрамы на ногах – память о тех полетах. Лазали по высоким деревьям, особенно любили гибкие березы, они позволяли нам парашютировать вниз, держась за вершину, при этом дерево упруго сгибалось под тяжестью тела…

Однажды собралась большая сходка на горе, что у старой столовой, там, где сейчас монумент героям, погибшим в Великой Отечественной войне. Две группы парней боролись, стараясь столкнуть противников с верхушки холма. Распалившись, разобрали ближнюю изгородь огорода. На мою голову опустилась тяжелая оглобля. Вдруг стало тихо, зазвучала музыка. Очнулся я не сразу.

Поскольку это была не единственная боевая потеря, в школе состоялась линейка с «разбором полетов», который вел лично директор.

А однажды в пруду (или запруде), что у квартала Донского, утонул мальчуган. Он нырнул с берега, а вынырнул в перевернутую бочку, плававшую вверх дном.

Как-то в поселке пропал человек, предположительно замерз на объездной дороге. Подняли всю школу, мы шли по склону горы цепью, на расстоянии вытянутой руки друг от друга, прощупывая глубокий снег палками. На труп замерзшего наткнулись ребята из соседнего класса. Видимо, человек был пьян, сбился с утоптанного пути и погиб.

Детство было наполнено отголосками трагического прошлого. Мы играли в развалинах низких каменных домиков. Взрослые говорили, что здесь была зона.

Сразу после войны в Северо-Енисейском районе были организованны 2 специальных лагеря, куда доставляли японских (видимо, также и китайских) военнопленных. Мы шастали в теплицу к дяде Ване-китайцу, ассенизатору и первому в поселке огороднику. Ездил себе на телеге с бочкой, в которой бултыхалась отвратительная жидкость, источавшая зловоние. Зато раньше всех приносил на маленький базар свежий лук, редис, а затем помидоры и огурцы. А говорят, был в войну полковником, и неспроста занесло его в Сибирь.

Дружили с корейцами, коих было много. Как они сюда попали? Корейцы были замечательными кулинарами, отменно делали красную от перца капусту и кровяную колбасу.

Когда я вырос и стал встречаться с одноклассниками, узнал, что не все по своей воле оказались в красноярской тайге — у кого деда этапировали еще в царские времена, чей-то папа из Литвы был сослан «за пособничество»…

В разное время в районе жили будущий народный художник России Т. В. Ряннель, министр здравоохранения довоенной Латвии хирург О. О. Алкс, семьи расстрелянных военачальников.

В конце 1940 годов в Северо-Енисейском завершилось строительство грунтового аэропорта, способного принимать самолеты Ли-2. Он летал еще и в шестидесятые.

Прекрасно помню эту надежную машину, лицензионный "Дуглас". Во время полетов (а их за 12 лет у меня набралось немало) я нередко приходил в кабину пилотов, и мне разрешали стоять за креслом, иногда даже на взлете и посадке.

В районной детской библиотеке открылся читальный зал. Я набирал по нескольку книг сразу.

В ДК «Металлург» работали спортивные секции. Я ходил на бокс. Помню плакат со словами Маяковского: "Нет на свете прекрасней одёжи, чем бронза мускулов и свежесть кожи!"

III

Поселок формой напоминал гантелю. Узкая часть посередине – район шахты «Советская». Вдоль дороги шел деревянный тротуар, по которому пешеходы с улицы Донского, Шевченко или Сухого Лога шли с сторону дома культуры «Металлург», рудоуправления.

Детям нравилось пользоваться эстакадой, прячась в ниши, когда мимо проезжали вагонетки с породой. Здесь было не так холодно. По эстакаде мы бегали в столовую. Я обожал котлеты, замешанные на хлебе. Они казались вкуснее маминых, стопроцентно мясных.

От дома культуры, если повернуть поперек оси гантели, дорога вела к дому моей первой любви, Лены, и далее, к стадиону и аэропорту. Летом вокруг стадионного поля цвели северные цветы. Тут на футбольный матч собирались болельщики, что-то ели и пили, разостлав пикник на земле. Здесь же школьники сдавали нормативы ГТО.

По другую сторону от эстакады была поселковая баня. Мы бегали к ее тыльной стороне, обращенной к холму, и приникали к заиндевевшим окнам женского отделения. Было жутко и интересно. Нас периодически гонял сторож.

Окно, замазанное мелом.
Снаружи тьма. Мальчишки ждут -
Вдруг там, внутри, роскошным телом
Наяды резвые мелькнут?..

Жилой фонд в те годы был сплошь деревянный и, в большинстве, одноэтажный.
Двухэтажные дома по улице Донского были шагом вперед в поселковой архитектуре. Административные и производственные здания были частью деревянные, частью каменные – кирпичные или бетонные. Надо всем возвышались строения шахты и обогатительной фабрики. Заметным строением была парикмахерская, сложенная из камня церкви, разобранной на одном из приисков.

Спутник связи на ГСО еще не запустили, и телевидения у нас не было. Сосед Тюшников предпринял пионерскую попытку принять сигнал от дальней вышки. На сопке, около стадиона, он построил бытовку с высокой антенной. Чёрно-белая картинка была плохого качества, но звук был.

Из спортивных дисциплин процветали лыжи. В район приезжали тренироваться члены сборных Красноярского края и других регионов СССР. В школе были свои чемпионы лыжни, кто уже в юном возрасте участвовали в гонках да 10, 15 и 30 км.

В начале семидесятых на одной из просек у поселка начали кататься на горных лыжах.
Играли в хоккей и футбол. Хоккейные площадки заливали водой. Лед был неважного качества, с намерзшим сверху снегом. Проводились соревнования детских команд на приз «Кожаный мяч».

Среди моих сверстников выделялся Илья Фахрутдинов, ему легко давались все игровые виды спорта.

На сопке за пилорамой была рукотворная поляна, отвоеванная у тайги — место футбольных баталий ребятни с улицы Шевченко. Но футбол не был моим увлечением.

Чуть выше, на верхушке горы, был «крестик», геодезическая вышка. По весне, чуть только появлялись первые проталины, мы пробивались туда сквозь снег, разводили костер и жарили колбасу на прутьях. Вдаль уходили синие сопки.

Я рос не очень физически крепким. Однажды меня сбили с ног и несильно попинали несколько подвыпивших ребят-старшеклассников. Просто так, для забавы. Они продолжили свой молодецкий рейд, нарвались на милицию, был суд, я выступал как потерпевший… в общем, роль моя была довольно жалкой.

Самолюбие пятиклассника было сильно задето. Я пошел в секцию бокса, стал участвовать в соревнованиях. Дома висела боксерская груша, которую я обрабатывал ежедневно. Серией драк с признанным хулиганом Витькой Шестаковым я восстановил свой статус среди пацанов. 

С соревнованиями по боксу связано забавное воспоминание. Нас повезли в поселок Тея на товарищеский матч. Радушные хозяева (не мальчишки, конечно, а взрослые) пригласили обедать и предложили выпить… по рюмке водки для бодрости. Два своих боя я проиграл вчистую. Через неделю на сцене ДК «Металлург» состоялся реванш. Я, наученный конкурентами, упорно тренировался и стал чемпионом района по боксу.

В институте я займусь борьбой, стану кандидатом в мастера спорта по самбо и дзю-до, чемпионом института и МГС «Буревестник» по самбо.

IV

С каждым следующим классом уроки в школе становились все насыщеннее. Запомнились уроки Екатерины Петровны Тороповской, которая привила мне абсолютную грамотность по русскому языку.

Любимой учительницев была Валентина Константиновна Бурнашова, наша математичка. С ней мы ездили на краевые олимпиады по физике, химии и математике, участвовали в олимпиадах школьников Восточной зоны СССР и привозили дипломы – Оля Косенко, Саша Шлюхин, другие ребята.

Эти олимпиады были замечательным делом. Сначала надо было участвовать в школьном и районном турах и попасть там хотя бы в тройку призеров, обеспечив себе место в сборной района. Потом группа счастливчиков выезжала в Красноярск вместе с учителем, останавливалась в студенческом общежитии. Начинались незабываемые конкурсные дни, с их треволнениями, особой обстановкой, строгим жюри. Олимпиада по химии, например, проходила в два тура, сначала были теоретические задания, а потом, на следующий день, лабораторная работа в химической лаборатории Красноярского университета. Все это закаляло, раздвигало горизонт.

Поступать в Бауманку я приеду с рекомендациями академика Лаврентьева, президента Сибирского отделения АН СССР, в вузы математического, физического, химического профиля.

Однажды, вернувшись из Красноярска, я из стеснительности не рассказал в классе подробности олимпиады, а ребята посчитали, что зазнался. Против меня сложился заговор.

Я был тайно влюблен в Наталью Александровну Федотову, молодую учительницу, необыкновенную, одухотворенную, живую и веселую. Это было светлое чувство. Тайно ревновал ее к мужу, когда она ходила беременная. Душа подростка – дело тонкое!

В девятом классе мы решили поехать летом в Киргизию, на озеро Иссык-Куль. Всем классом. Родители поддержали наше начинание, но порекомендовали заработать денег на поездку.

В качестве средства для заработка нам предложили строительный объект. Это была пристройка к одному из корпусов шахты. Опалубку делали строители, а готовили и заливали бетон мы, школьники. Работали на морозе. Однажды кто-то из ребят принес бутылку водки и сунул в снег. Пока работали, она превратилась в шугу, смесь жидкости со льдом. Так и съели ее после работы.

Заработок получился невеликий, но родители добавили. Поездка была незабываемой: Красноярск – Фрунзе (ныне Бишкек) – две турбазы и город Пржевальск на Иссык-Куле, экскурсия в горы.

Я привез человеческий череп: озеро когда-то затопило древний город и кладбище, а шторм поставлял останки на песчаный берег, словно напоминая живым о бренности сего мира.

Мы не были оторваны от культуры, чему способствовали библиотеки, система подписок на художественную литературу. В 1975 году мои родители переезжали «на материк». Из девяти ящиков нажитого имущества семь (!) были заполнены книгами.

Мы часто ходили в кино. На всю жизнь я сохранил глубокое впечатление от фильма «Пан Володыевский». Всей своей детской душой я переживал историю любви и гибели главных героев.

Была поставлена художественная самодеятельность, к коей привлекались взрослые и дети. Для "Танца с саблями" Арама Хачатуряна мы сами выстругивали деревянные сабли. Для моего школьного товарища Василия Трифонова из участия в самодеятельности выросла вторая профессия – певца, лирического тенора (и, право, жаль, что не первая!).

Северные отпуска родителей были длинными, а зарплаты – достойными. Раз в два года семья выезжала почти на все лето. Мы успевали проехать всю страну. Широкое и  образное знание Родины, полученное в детстве, очень помогает мне в творчестве и жизни.

Благодаря своим учителям, участию в олимпиадах, учебе в заочной физматшколе при МФТИ, я чувствовал себя в МВТУ вполне уверенно и учился на отлично.

В те годы подготовка ребят, приехавших в Москву из разных уголков страны, была довольно ровной. Иногородние подходили к учебе ответственнее и часто учились лучше москвичей. Нам надо было полагаться только на себя!

Но все это было впереди, а пока нас ждали выпускные экзамены и выпускной бал.
Неизвестно, кто больше волновался – я или родители. Мама готовилась по-своему. В хозяйстве завелись молодые петушки, которые с началом экзаменов один за другим попали в суп. Мозг ребенка надо было питать!

Я часами пролеживал на крыше сарая, штудируя учебники. Но меня ждала неприятность. Кожа по всему телу вдруг покраснела, покрылась сыпью с пузырьками, страшный зуд не давал мне покоя. Я заворачивался в мокрую простыню, но продолжал готовиться. Длилось это несколько дней и пришлось на один из экзаменов. Думали, что это аллергия. Теперь мне кажется, что это была ветрянка.

Наступил торжественный день вручения аттестатов. Я получил похвальную грамоту за особые успехи в изучении литературы, алгебры, геометрии, физики, химии, истории. И одним из четырех выпускников получил золотой значок ГТО.

Директор школы Михаил Дмитриевич Гоев обратился к нам с такими словами:

- В 2000-м году вам будет всего сорок четыре. Вы в расцвете лет встретите двадцать первый век.

Каким далеким казалось нам это время! И каким нелегким оно обернулось для всех нас!
 
На балу девочки были ослепительно хороши. Мы танцевали и гуляли по поселку до рассвета.

Помню утро выпускного бала.
Наш учитель, глядя на восход,
Вдруг сказал: «У вас одно начало,
Но различным будет ваш полет…»

После короткого отдыха подхватились классом в тайгу. Колобродили в лесу весь остаток первого дня нашей взрослой жизни, провели ночь с гитарой у костра. Один из товарищей увез меня на мотоцикле в поселок, и днем я с отцом уже улетал через Красноярск в Москву – поступать в МВТУ, чтобы стать космонавтом.

Летать в космос, как Гагарин. Открывать дверь в неведомое, как Леонов. Отдать, если потребуется, жизнь за прогресс, как Комаров, Добровольский, Волков и Пацаев.

Все начинают с юношеского максимализма. Я не был исключением.