2009. Как погиб мой друг
«Зовите меня просто – Владимир Владимирович»
В.В. Рываненко
Очень печально слышать море невероятных историй, о том как погиб мой друг. Печально еще и от того, что я был с ним рядом и знаю, как это все было на самом деле. А было это так...
[Описание приводится в первоначальной редакции, на художественность не претендует. Современные правки даны в квадратных скобках.]
Более десяти лет наша компания бороздила башкирские реки вдоль и поперек. Я могу сказать "наша", хотя попал в нее как раз не более этих десяти лет назад. Попал и был очарован этими людьми. Они пели те же песни, что пел я, и еще круче; они чи¬тали стихи, какие нравились мне, и еще круче; они были, как я, и потому нравились мне, только еще круче.
Не все походы были одинаково удачны. Однажды мы задержались на медлен¬ной воде и приехали домой на три дня позже. Другой раз мы попали на непроходи¬мую реку и, выбираясь из глухой местности, сделали с веслами в руках около ста пятидесяти километров по хол¬мам Башкирии. А было и так, что за три дня похода мы не прошли и ста пятидесяти метров по воде, потому что отдыхали.
Все это описано в более ранних произведениях. И потому, не смотря на трагизм истории, я постарался сохранить тот же стиль, что и ранее; стиль наших надежд и приключений.
И вот, получив за несколько последних лет столь печальный опыт, мы решили, дабы не дай Бог никого не пото¬пить, в этот раз никуда не плыть, а просто пересидеть майские праздники на берегу и посмотреть на нашу великолепную Башкирию с твердой и незыблемой суши.
Место было выбрано великолепное, нами мимо проплытое несколько раз и мной несколько раз заезжанное, где с высокого холма, обрывающегося вниз огром¬ной скалой, открывается чудесный вид на реку Сакмару, которая преодолевает внизу несколько порогов. Вокруг сосны и обросшие мхом камни, подснежники, тюльпаны и, ожившие после зимнего сна, изумрудные ящерицы. Говорят, что на этих порогах в свое время проходили всероссийские (всесоюзные) соревнования среди водников. Это порог Яманташ. [яман – дурной, таш – камень (тюрк.)]
Готовиться к путешествию стали заранее. Наше терпение не смогло даже пережить зимний холод, и уже в ноябре мы строили планы, рисовали радужные картины и пребывали в мечтах. В марте я сгонял с Володей Крицким к Сереге Чеботникову в Тольятти, где нам за кругленькую сумму подготовили к поездке мою "Ниву". Чеботников с ползимы составлял меню, а я уговаривал всех своих знакомых постоять на майские большой компанией в удивительном месте всего за 270 километров от нашего города. Многие пошли на мои уговоры, и должно было тридцатого мая там собраться около пятидесяти (!) человек.
Планы на поход, а это уже был не поход, а целое мероприятие, были огромны. Мы собирались привезли туда столы и стулья, рукомойник и палатки, шатры и электростанцию, DVD-проигрыватель и видеопроектор, чтобы вечером смотреть фильм и звезды [более, чем круто для 2009 года]. Серега Чеботников привез, специально купленного для этого, целого барана [тушу], огромный котел и сложное сооружение для установки этого котла, которое он сам вечерами в далеком Тольятти конструировал. Я привез пару ящиков баночного пива, доставшихся мне на холяву. Да, думаю у каждого, был запрятан какой-нибудь замечательный сюрприз для своих не менее замечательных друзей.
Вечерами мы засиживались то с Володей Рываненко, то с Володей Крицким, а то и вместе у меня во дворе, в машине, за баночкой пивка, мечтая, как мы проведем эти долгожданные выходные.
Меня всерьез беспокоило только одно – прошлый, 2008 год, мы также выезжали на Яманташ. Народа там было немерено. Палаток 20 стояло на верху, на скале, и около 50 внизу близ воды. В тот год мы немного опоздали, и самое живописное место на краю скалы было уже занято. Поэтому в этом году я решил ехать как можно раньше, т.е. 29-го, чтобы успеть стать на той самой полянке, с которой открывается вид почти на всю Башкирию.
Место действительно уникальное. Если отойти от лагеря вправо на 15 метров, то начнется долгий спуск с горы среди сосен и нависающих над мхом камнями. Спуск упирается прямо в Сакмару, вдоль которой можно пройти мимо всех порогов километра с полтора, а потом вновь подняться и придти прямо в лагерь, но уже с другой стороны.
Решил я, а вместе и мы решили, что поедем в первый день мужской компанией, а наши жены и дети приедут на день следующий, дабы не помешать прелестям сурового мужского отдыха.
Ввиду сложности нашей экспедиции вещей обещало быть много, а потому я решил немного переоборудовать свой прицеп - поднять борта. Продумал конструкцию и за пару дней до похода (раньше не получилось из-за крайней занятости на работе) договорился со сварщиком, чтобы он воплотил мою мечту в жизнь. Потом я еще треть дня возился во дворе своего дома, раскраивая тент для огромного теперь прицепа. То, что получилось, не очень меня устраивало, и следующую треть я провел в унынии. К вечеру я решился перекроить безобразный тент и призвал в помощь своих друзей. И мы собрались около восьми часов вечера рядом с Рываненковским гаражом - я, Володя Крицкий, моя супруга Настя и Володя Рываненко. Сделав по глотку пива, мы рьяно взялись за работу и за каких-то 40 минут сделали то, что я пытался сделать до этого. Вовки кроили материал, потом Рываненко натягивал, а я работал степлером, прибивая его к деревянной оснастке. Настя вырезала в тенте кружочки для крепления ремней. Лихо, сплоченно, весело! Давно мы так не работали. Допив пиво, мы поехали по домам проводить наши последние приготовления. Ведь завтра в путь!
Когда мы садились в машину, нашу дорогу перебежала черная как ночь кошка. Ну, перебежала и перебежала, не откладывать же из-за этого наше путешествие. Глупо! Вот и еще рядом прошел знакомый патологоанатом. Ну и что?
29-го день рабочий, но тебе не до работы. Какая к черту работа, если в 15.00 мы стартуем. Кое-как доделав неотложные дела, а отложные отложив на послепоход, я захватил отца, и мы поехали ко мне домой складываться. Другая машина Чеботникова. На ней поедут ребята - Рываненко, младший брат Рываненко - Саша, Володя Крицкий, ну и конечно сам Серега Чеботников в образе водилы. Позже мы встретились с ними возле «алкомаркета», закупили необходимое, прицепили ко мне груженый по «не хочу» прицеп и беспрепятственно, поскольку ментов на посту не было, покинули город.
Ехали хорошо, останавливаясь каждые 50 километров на попить-плюс и попить-минус. Впереди шел я, груженый прицепом, дабы определять скорость экспедиции, сзади, терпеливо вел "одиннадцатую" Чеботников, изредка вырываясь вперед и прижимая меня к обочине, ибо опять не заметил я, как прошли очередные 50 километров.
Была с нами и третья машина «Мицубиси» - небольшой дизельный джипчик. В ней сидел Вячеслав, Сашин друг, и его девушка Ксюша, а может и просто Оксана.
Почти через четыре часа возле деревни Юлдыбаево Зилаирского района мы второй раз за день переехали реку Сакмару, свернули на грейдер, а потом и на проселочную дорогу. Здесь нас ждали 12 километров джиппинга. Было довольно сухо. Весна в этом году достаточно маловодная в здешних местах. Наша экспедиция беспрепятственно проехала две трети пути и попала в лес, где под голыми ветвями деревьев еще осталась влага, а значит и грязь. И "Нива" и "Мицубиси" легко ее преодолевали, а "одиннадцатую" легко проталкивали ребята. Мужиков нас много, и дури внутри хоть отбавляй. Надо сказать, что и Серега отличный водитель, и нам не так часто уж приходилось останавливаться из-за какой-то лужи на его пути. Он ловко их делал, а одну даже с красивым захлестом воды на капот.
Прибыли на место первыми. Ура!! На поляне свободно. Рядом с поляной свободно, да и вообще никого рядом нет. Только сосны и мы. Со скалы открывается изумительный вид. Внизу бесконечным течением своим моет пороги Сакмара, вверху безоблачное небо и ясно солнышко. На планете первый по-настоящему теплый весенний день.
Мы разбросали вещи, Серега стал кашеварить, превращая барана в шашлык, а я попытался напиться, ибо сегодня за этим все сюда и приехали. Однако, особо не удалось, сказалась утомление от длительной дороги, обремененной перегруженным прицепом.
Баранина получилась великолепная. Я такого до этого в жизни не видал, не едал и даже не нюхал. Расставив столы и стулья, мы доставляли друг другу удовольствие интеллектуального общения. Наконец Чеботников взял гитару, и мы спели несколько наших старых походных песен. Попытались вспомнить несколько стихов, продекламировав их костру и звездному небу.
Рываненко был в ударе!
Володя пел и веселился вместе с нами и даже больше нашего. Особенно ему удавались стихи. В один момент он взял у Чеботникова гитару и, делая вид, что играет, провел по рукой по струнам и "спел":
"Женюсь, женюсь! Какие могут быть игрушки?
А вы, а вы, мои вчерашние подружки
напрасно плачете по мне.
Не плачьте, сердце раня.
Смахните слезы с глаз.
Я говорю вам «до свиданья»,
а прощанье не для нас.
Иветта, Лизетта, Ванетта, Жанетта, Жоржетта...".
Надо сказать, что не первый раз эта песня звучала из его уст в нашей компании, но в тот вечер как-то по-особенному. А потом наступила ночь, в смысле мой организм решил, что уже пора, и я отправил его спать, а потому, что было дальше не знаю. Помню еще разговоры, что были мне как колыбельные. Ночь была теплая, и ребята спали на шкурах вокруг костра, а я, чтоб не бросать отца в незнакомом месте, с ним в машине. [Длинная «Нива» образует внутри абсолютно плоское и удобное для спанья пространство длинною около 2-х метров.]
Утро мягко коснулось моего лица, и я проснулся. Нашел приготовленные с вечера цитрамон и воду, некоторое время думал принимать или нет, затем решился, сделал несколько глотков минеральной воды и вылез на свет божий. А он был прекрасен!
Красивое место!
Красивое солнце!
Красивое утро!
Красивые мы!
Насколько я помню, было еще достаточно рано. Может, чуть больше семи часов, но возле костра уже суетился Володя Крицкий. Он встал аж в 4. Я наполнил рукомойник водой и выполнил всю процедуру утреннего туалета, включая бритье лицевой панели. С этой минуты мир стал еще прекрасней! Слегка перекусив, мы небольшой компанией решили спуститься к воде и пройтись вдоль порогов по описанному выше маршруту. Небольшой компанией, среди которой был и Володя Рываненко, мы по протоптанной лесной тропе спустились к реке. Яманташ (порог) в этом году был ласковый, спокойный. Сверху жарило благодатное весеннее солнце, и вода казалась теплой. Мы решили по камушкам перейти на другой берег, и не я успел скинуть туфли, как Сережку Чеботникова сбило мощным течением с ног и протащило через первый порог. Чувство опасности так и не пришло, потому как, хоть вода была и холодной, но сама река лишь по колено, а ранее опасные подводные камни были сплошь наружу и не представляли никакой опасности. Серега без труда выбрался на берег, и мы закутали его в мой синий плащ, чтобы не переохладился. Потом мы отправились вдоль порогов, любуясь и вспоминая, как однажды здесь мы вот так, как в другой раз там вот эдак. Таким образом с воспоминаниями, шутками да прибаутками мы добрались до одинокой палатки, стоявшей на берегу на самом выходе из порога.
Это были хорошие люди, с которыми мы тут же и познакомились и еще торчали возле них с полчаса, угощая их нашей водкой. Были то оренбуржцы! Вчера пришли по воде, а сейчас должны были идти дальше, но в виду чудесного утра, не особо торопились. Один из них был братом первооткрывателя пещеры Подарок в Беляевском районе, куда я собирался пойти на 9-е мая вместе со своими студентами. [Более 20-ти лет ежегодно это делал, а вот последнее время что-то бросил. Пещеру заваливает, заносит….] Найдя общий язык, мы лихо договорились о совместной экспедиции в эту пещерку в конце следующей недели, обменявшись для того номерами телефонов.
Решив, что мы уже неуместны, а ребятам надо собираться, чтобы идти дальше, мы покинули их и отправились в вверх в лагерь. В лагере все было по-прежнему спокойно и хорошо. Мы немного уважили барана, в основном в качестве закуски. Болтали и вспоминали наши прежние путешествия. Посыпались анекдоты. Утро складывалось великолепным. Вспомнили, какой Вовка могучий, и я признался, что это единственный человек которого мне ни разу не удалось побороть. Встрял и Чеботников, давайте, мол, бороться. Мы даже сошлись вместе с Серегой [Чеботников бык за сто кг и сенсей каратэ в недалеком прошлом] к Рываненко, но он как-то легко отстранил нас и улыбаясь сказал:
- Нет, ребята, сегодня мы бороться не будем!
И я сразу вспомнил, как спрашивал его, когда мы еще готовились к походу, брать или не брать электростанцию, и он сказал, что брать надо все, мы ведь отдыхать едем. Вот и сейчас я понял, что бороться лишнее, мы ведь отдыхать приехали. Остановился и вспомнил, что хотел напиться, но так и не получилось, что надо позвонить Тюрину – ответственному товарищу во второй части нашей экспедиции, что грейдер под Саракташом хороший, и он точно проедет на своей «Хонде». Вспомнил, что вечером приедут жены и дети, и пора ставить для них палатки, да и настроить вечернее кино.
Но для начала надо съездить в деревню [там была связь]. Я объявил грустную новость, что более пить не буду, поскольку надо сгонять в Юлдыбаево, и объявил двадцатиминутную готовность. И через полчаса с Ксюшей и Александром, с Вячеславом за рулем мы поехали на «Ниве» в деревню, преодолевая вчерашние препятствия, но в обратном порядке.
В Юлдыбаево мы забрались на местную достопримечательность - вершину холма, с венчающим его некоторым архитектурным ансамблем в виде каменного стола и каменными стульями вокруг. Там дул очень сильный ветер, и поэтому звонить домой все же пришлось из машины. Зато мы там сфотографировались и выкурили по сигаретке. [Для меня событие исключительное, поскольку я не курящий.] Я позвонил Тюрину и отчитался, что все «ОК», ехать можно через Саракташ и вообще мы уже их заждались. Саша Рываненко позвонил маме и сказал, что у нас все в порядке, а его брат Вовка в это время уже лежал под скалой.
Купив в местном магазинчике недостающие нам для полного счастья батарейки, мы отправились в обратное путешествие в лагерь среди белых подснежников, желтых тюльпанов и фиолетовых эдельвейсов. Приехали. Время еще было утреннее, что-то около 11. Можно было еще осуществить мою мечту и успеть напиться, проспаться и приготовиться ко встречи второй экспедиции. Ребята в лагере спали, утомленные завтраком. Александр, лишь только вышел из машины, бросился искать своего брата. Вовки он нигде не нашел и стал ко мне приставать со всякими вопросами.
- Да оставь ты меня! Не пропадет твой брат! - отмахивался я от него, рассуждая про себя, что водкой напиваться уже поздно, можно к вечеру не отойти, и взял в руки банку пива. Я потянул за кольцо, раздался легкий пшик, и тут Саша тронул меня за плечо:
- Вон он под скалой лежит.
* * *
- Да ладно?!!
Я метнулся к обрыву и действительно увидел далеко внизу Вовку. Я узнал его по рубашке. Он лежал на боку как-то странно, грузно. Уж не знаю, как я спустился к нему вниз по отвесной скале, но через несколько секунд я уже был возле него. Он лежал без сознания, автоматически двигая правой рукой.
- Вовка, Вовочка, милый, - гладил я его по груди, осматривая повреждения и судорожно размышляя, что дальше делать.
Мне пришло на ум, что лежит он уже давно. На правой лодыжке была открытая рана, но с подсохшей кровью. С правой же стороны была повреждена передняя брюшная стенка, и вылезла с мизинчик брыжейка, но тоже к тому времени подсохшая и не кровоточащая. Стремительно перевязывать было нечего. Вовка дышал. Я попытался найти пульс, но у меня ничего не получилось. Я закрывал его лицо от солнца своей шапкой, придерживал его беспокойную правую руку и пытался размышлять. Под левым глазом у Володи был огромный синяк, это навело меня на нехорошие мысли. Ясно, что я с ним ничего один сделать не мог. Я полез по скале вверх. Подошва на дешевых кроссовках скользила по камням, и я подумал: "Господи, осталось еще и мне сорваться.." Но как-то вылез. Ребята еще спали, я толкнул Чеботникова и стал орать, что с Вовкой плохо, а может, что он разбился и лежит под скалой. Уже не помню, да и неважно.
Серега вскочил и как был в трусах и футболке попытался бежать, но был еще спросонья. Ксюша вылила ему на голову полбутылки газированной минеральной воды, и он сразу пришел в себя.
- Где?
- Там?
И мы побежали. Серега в обход, а я опять вниз по скале. Спустился. Внизу все тоже. Я пытаюсь прикрыть Вовке голову от палящего солнца то своей панамкой, то своей рубашкой. Лихо прибежал Серега. Стал оценивать ситуацию. Некоторое время мы находились в ступоре, понимая, что и вдвоем мы ничего с ним не сделаем.
- Ну что, МЧС?
- Давай, Леха, вызывай МЧС, а я попытаюсь местных поднять.
Под местными Серега понимал новых водников, вставших чуть ниже лагерем.
Я побежал вверх, а Серега вниз. Поднялся уже традиционным путем по тропе и потому изрядно устал, когда пришел в лагерь. Коротко обрисовал ситуацию тем, кто не спал, и мы со Славиком поехали в деревню. Он за рулем, а я с его телефоном в руках. Всю дорогу пытались дозвониться до МЧС. Связь была паршивой, но посреди дороги все же появилась. Я вновь коротко обрисовал ситуацию, немного завысив высоту скал до 35 метров.
- Какой район? - спрашивает меня диспетчер, - Какой район Башкирии?
- А черт его знает! - отвечаю я, - Юлдыбаево. Порог Яманташ. Спросите своих мчсников. Они точно знают.
Связь оборвалась. Вновь набираем и через несколько попыток связываемся. На другом конце новый диспетчер. Я вновь с самого начала обрисовываю ситуацию. Диспетчер как будто впервые меня слышит. На самом деле так и есть. Тут же разбираемся, что первый раз было МЧС республики Башкортостан, а это Зилаирского района республики Башкортостан. Они записывают мои примерные координаты, а мы влетаем в деревню и тормозим возле опорного пункта милиции, откуда неспеша вываливаются два милиционера башскирской национальности. Я бегу к ним, а они нехотя пялятся в нашу сторону. И в который раз я обрисовываю всю ситуацию.
- И что? - спрашивает один из них.
- Ничего! – взрываюсь я, - Давай в «скорую» звонить, в МЧС!
Они просыпаются, разворачиваются, и мы заходим внутрь. Там один садится на телефон и, перемежая русский башкирским разговаривает, не знаю с кем, но мне кажется, что со всеми подряд. Второй из-за своего стола ведет «перекрестный опрос», заполняя какие-то бланки. Подъезжает «скорая», и мы выходим к ней. «Скорая», это УАЗ - «буханка» с водителем башкириным и двумя молоденькими девчонками в качестве врачей. Я несколько растерян, представляя, как они будут оказывать Володе первую помощь, но тут подкатывает еще одна машина, из которой ко мне решительно направляется женщина. Тоже башкирка, только в возрасте. Волевая! Коротко, без лишних вопросов, она сразу схватывает суть и на мой комментарий «да мы даже его поднять оттуда не сможем», хватает из ближайшего дома, где празднуется свадьба, несколько башкирских мужиков и засовывает их ко мне в машину. Они повинуются беспрекословно. А что скажешь главе местной администрации, даже если она и женщина. Я сажусь в УАЗ, он возглавляет нашу колонну, и мы медленно прорываемся в лагерь. По дороге я умудряюсь еще шутить с девчонками, рассказывая параллельно, что мы все врачи, а Вовка самый лучший. А они ведают мне про свою разруху, про то, как им плохо. А я периодически прихожу в ужас от мысли, куда и зачем мы едем.
Ехали долго. УАЗ неповоротлив, и даже умудрился пару раз застрять. Наконец, добрались, и я побежал вниз, что-то крича. Добежал почти до низа и увидел Александра Рываненко нервно ходящего вдоль берега. Я кричу ему:
- Жив?
А он почему-то крутит головой. Я думаю, что наверно он меня не понял или не услышал, ведь сколько у нас было схожих ситуаций, когда мы терялись и тонули, и сколько раз я видел, как издали в ответ мне улыбались и говорили «да», и я ору вновь:
- Жив?!!
А Сашка упрямо крутит головой, и тут до меня доходит почему он молчит. Я сел, встал и отправился вниз к Чеботникову. Я увидел его. Он сидел недалеко потерянный возле Володи, которого здесь оставили туристы-водники. Они несли до тех пор, пока он мог жить. Я подошел сел рядом. Серега говорит какие-то нежные вещи, а я смотрю на Вовку. Ему заклеили раны черной изолентой, а сам он неживой.
Встал, пошел тихо наверх навстречу врачам-девчонкам. Развожу руками, говорю:
- Поздно…
Но они все равно спускаются вниз. У них такая работа. Я смотрю, как они высокими каблуками мнут прошлогоднюю хвою и не знаю, что делать со своей тоской. Они осмотрели тело, и мы поднялись наверх. Я чувствую, что устал. Сажусь за руль, на заднее сиденье моей машины садятся девчонки, и мы едем назад в Юлдыбаево в опорный пункт милиции. Там я с ними прощаюсь и отдаюсь в руки местным блюстителям правопорядка. Теперь меня допрашивают, и допрашивает капитан. Это долго и нудно и уже ненужно, потому что Вовке этим уже не поможешь. В конце допроса он протягивает мне документ с требованием прочитать и подписать. Я внимательно прочитываю, но подписывать отказываюсь. Он везде пишет, что мы были нетрезвые, что был нетрезв и погибший. К моему удивлению он не настаивает, улыбается и прячет протокол допроса в планшет. Я свободен.
Я выхожу на свет Божий, залезаю к себе в машину и около часа жду судмедэкспертов. Они едут из Зилаира. Отсюда километров 80. Я вспоминаю, что у меня с самого утра в багажнике собака. Чтобы она не бежала за машиной, я взял ее с собой. Выхожу и даю ей пить. Она вроде ничего. Время идет чрезвычайно медленно, перемежаясь угрызением совести и состоянием странного забытьи.
В это время, а может в какое другое я позвонил с чужого телефона Евгению Тюрину и сказал, что здесь полил страшный дождь, и мы сворачиваемся, что ехать не надо – не проедешь, мы и сами не знаем, как и когда отсюда выберемся. Пусть всех предупредит. Я врал, руководствуясь твердым убеждением, что говорить о трагедии нельзя. Сказать, что погиб Володя? А если это каким-либо образом дойдет до Марины, его супруги, или его родителей. Сообщат добрые люди. Они же с ума сойдут, не имея с нами связи, размышляя, что здесь произошло, жив он или все это слухи. А если сказать, что что-то произошло, без указаний имен и подробностей – еще хуже. Слух разойдется по городу моментально, и переживать будут многие. Такие новости сообщают в лицо.
Чуть позже Саша Рываненко сразу же засобирался в город, чтобы сообщить семье и родителем. Мы были согласны с его решением и благодарны ему. Никто из нас не представлял, как мы скажем это Марине. На памяти уже есть история, когда ребята-реаниматологи ползли на коленях навстречу своей шефу, когда мы вернулись на недельку позже и нас спасали все, в т.ч. и МЧС.
Через вечность приезжают трое судмедэкспертов. Вместе с капитаном они грузятся в мою машину, и мы вновь едем в лагерь. Еще светло. На пути нам встречаются сидящие на поляне мужики, что со свадьбы, да шофер скорой помощи. Видно, что они едят нашего барана и пьют нашу водку. Это дело добрых рук Чеботникова. Мы останавливаемся, чтобы переброситься парой фраз и побрызгать. Через пятнадцать минут мы на месте.
Ребята как сомнамбулы передвигаются по лагерю. Из «одиннадцатой» выложены все вещи, внутри постелен тент, на нем лежит Володя Рываненко. Накрыт он этим же тентом. Обстановка более чем трагичная. Без нас приезжали МЧС-совцы и ловко, на специальных носилках ввосьмером, постоянно меняясь, вытащили тело на вершину горы. Вытащили, сложились и уехали. Наверно по другой дороге. Мы их не встретили.
Начинается расследование. Сначала мы описываем все на месте и возле костра, показывая, где он лежал, а где были мы. Мы рассказываем об этом вслух капитану и друг другу, и постепенно вырисовывается картина произошедшего. Дело было так: После того, как я утром объявил двадцатиминутную готовность перед выездом в Юлдыбаево, Володя повернулся от стола (мы стояли) и пошел на скалу. Это метров сорок в сторону. Ну, пошел и пошел. Мы все периодически выходили на скалу, чтобы полюбоваться дикованной Башкирией. Для того сюда и приехали. Край скалы хоть не имеет ограждений, но мы ведь и не лезем к самому краю. Все видно хорошо и с верхней «ступени».
Когда мы садились в машину, Ксюша видела, как он лежал головой к самому обрыву, с любопытством заглядывая за край.
МЕНЯ МНОГО СПРАШИВАЮТ, КАК САМЫЙ ОСТОРОЖНЫЙ ЧЕЛОВЕК В ВАШЕЙ КОМПАНИИ, МОГ ТАКОЕ ДОПУСТИТЬ? Я НЕ МОГУ ИМ ОТВЕТИТЬ, ПОТОМУ ЧТО ИМ НАДО ЗНАТЬ ВОЛОДЮ НИ КАК ОЧЕНЬ ОСТОРОЖНОГО, НО И КАК ОЧЕНЬ РОМАНТИЧНОГО И ЧУВСТВЕННОГО ЧЕЛОВЕКА. БЫЛ ЧУДЕСНЫЙ ВЕЧЕР, БЫЛО ВОЛШЕБНОЕ УТРО, ДРУЗЬЯ, ВОСПОМИНАНИЯ, И В ТАКОМ ЭКЗАЛЬТИРОВАННОМ СОСТОЯНИИ, КАК ВЧЕРА, КОГДА, СМОТРЯ НА ЗВЕЗДЫ, МЫ ГАДАЛИ, ЧТО ТАМ ВВЕРХУ, ТАК И СЕГОДНЯ ОН ПОШЕЛ СМОТРЕТЬ, ЧТО ТАМ ВНИЗУ.
Потом нас по очереди вызывали на допрос к капитану. Он расположился в моей машине и вел процедуру долго и ответственно. Если честно, я благодарен этим людям на ответственных постах, что окружали нас в тот момент, за их тактичность и сочувствие нашему горю.
Пока капитан творил свои обязанности, судебные эксперты отфотографировали место падения и принялись за тело. Сняли отпечатки пальцев. Долго разглядывали синяк под глазом, спрашивая не дрались ли мы перед этим. В душе я искренне благодарил Володю, что он запретил нам бороться, и, коря медика, что уж он должен знать симптому перелома основания черепа. Потом эксперт долго рассматривал травму на внутренней поверхности локтевого сгиба, где образовалась обширная гематома.
- Наркотики! – сказал он.
- Какие наркотики? – расстроился я и сказал чужую, когда-то слышанную фразу, - Водка – вот наш наркотик…
Эксперт еще раз обратился к гематоме и, наконец, со мной согласился, но травму на всякий случай сфотографировал. Вовка лежал на спине. Смерть никого не красит, но мне вдруг показалось, что когда-то я уже видел это выражение его лица. Позже я вспомнил, но более не буду об этом.
- И что вы здесь потеряли? – спросил судмедэксперт.
Я рассказал ему, какое это удивительное место, и что здесь однажды на порогах даже проводились всесоюзные соревнования. Он усмехнулся:
- Яманташ…
- Плохой камень, - перевел за него я, кстати, перебив его.
- ... ДУРНОЙ камень. В Башкирии полно мест гораздо красивее.
Я промолчал. Я вспомнил, как десять месяцев назад стоял на скале Утопленник в национальном парке «Оленьи ручьи» Свердловской области и обозревал схожие окрестности, и думал, что они не годятся ни в какое сравнение с нашим Яманташом. Рываненко тогда был рядом.
У нас возникают проблемы из-за того, что у нас нет никаких Вовкиных документов. Обычно он брал с собой военный билет, а тут как назло ничего. Мы выворачиваем наизнанку его рюкзак – ничего! Капитан разводит руками и говорит, что тогда придется завтра вести на вскрытие в Сибай, куда хорошо бы факсом прислать его паспорт. Новые приключения. А мы наивно полагали, что вскрыть его будут в Оренбурге.
Темнело. Меня подозвал капитан и спросил:
- Ну что, теперь будете подписывать.
Я взял бланк в руки и уныло сказал:
- Ну что вы, капитан, (читая) написали «пили водку и жгли костры», а почему бы не написать «пели песни и читали стихи»?
Он усмехнулся. Наверно меня так и не понял. Я подписался под своими показаниями, ведь мы действительно пили водку.
К тому времени Александр Рываненко и Вячеслав с Ксюшей наконец собрались ехать в Оренбург. Мы могли их немного проводить до деревни. Сели, поехали. Я забыл посматривать в зеркало заднего вида и вскоре потерял их. Вскоре – это почти возле Юлдыбаево. Пришлось ехать обратно почти всю дорогу. Впрочем, до лагеря не доехали. На очередной развилке эксперты вышли из машины и, проявив свои профессиональные способности, установили по протекторным следам на дороге, что «Мицубиси» уехал как раз по этой дороге. Догонять мы их не стали, поскольку капитан сказал, что можно и так из леса выбраться.
В деревне судмедэксперты пересели в свою «шестерку», еще раз сказали, что в Башкирии есть еще много более красивых и самое главное более безопасных мест, пожелали мне удачи, и мы расстались. В этот момент мимо, слепя нас фарами, проследовала колонна.
- Наверно, ваши, - сказал капитан.
Я коротко пожал ему руку и метнулся к себе в машину. Догнал их уже за деревней на грейдере, обогнал, подрезал. Вышел на обочину и, не зная, как себя вести, нелепо улыбаясь, игнорируя их приветственные выкрики, потащил Тарасова в «Ниву». Он сразу сник, будто все понял, только спросил глухим голосом:
- Кто?
- Володя Рываненко. Насмерть. Свалился со скалы.
Пауза.
- Черт! – ругается Серега, - Меня вчера так колбасило. Предчувствие!!
- Мишка (сын погибшего) с вами?
- Да.
Теперь уже ругаясь я:
- Сразу скажем?
- Да.
Выскакиваю, хватаю ничего не понимающего Мишку и буквально насильно сажаю в машину. Говорим. Потом Тарасов идет к остальным.
Темно. Мы стоим под закрытыми облаками звездами и нервно курим. Миша ходит в стороне. Рядом с ним его друзья. Он приехал не один.
- Ну что ж, давайте расставаться. Туда ехать нечего. Ночуйте здесь, можно прямо рядом с дорогой, а утром, куда уж путь ляжет.
- Лучше мы обратно в деревню поедем. На пасеку. Тут недалеко.
На том и порешили. Ко мне подходят друзья Миши, называют меня по имени-отчеству (я сразу узнал в них своих бывших и настоящих студентов):
- Нам кажется, что Мишу сейчас бросать нельзя.
Я с ними согласен. Но как же они туда проедут сейчас по грязи и среди ночи.
- Прорвемся!
Сергей Тарасов садится в мою машину, и мы едем через лес. Я боюсь ночью потерять дорогу, но как-то её не теряю, и мы без особых приключений добираемся до первой серьезной лужи.
Машина у ребят, хоть и иномарка, но маленькая с безнадежным клиренсом. Через первую лужу мы их переталкиваем, через вторую тоже. В третью решаем не лезть. Загоняем машинку на 2 метра от дороги в лес (кому она ночью здесь нужна), перегружаемся в «Ниву», напихиваемся и едем оставшиеся 2 километра, как сельди в бочке. Там я валюсь с ног от усталости, но долго не могу заснуть. Слышу, как ребята накачивают Мишу виски с кока-колой, как девчонки бешено строгают салаты…
Надо бы выпить 150 и заснуть, но завтра надо за руль. Непонятно как рано, но надо. Надо Володю вести в Сибай на вскрытие. Я вылезаю, глотаю салат, лезу назад и пытаюсь забыться. Ночь проходит ужасно.
Утро. Вылезаем из спальников, сворачиваемся. Я спускаюсь вниз по тропе, чтобы еще раз осмотреть место падения и поискать свою рубашку и панамку, которыми закрывал Володю от солнца. Их нет. Наверно они у ребят-водников, что еще стоят лагерем внизу. Я смотрю сверху на их палатки, но идти за своими вещами не хочу. Пусть они достанутся Яманташу.
Я вспоминаю, как лежал Володя, вспоминаю, где лежала его обувь, и уже здесь, внизу, до меня доходит, что он упал совсем не там, где мы нашли его, а гораздо выше, а сюда лишь скатился, а может дошел, теряя обувь. Печально, как это все печально. Я иду наверх. Через час мы выезжаем.
Без особых приключений преодолеваем лес и лужи, которые к тому времени почти высохли. Забираем отлично сохранившуюся машину ребят, и гоним в деревню. Ребят, конечно же, сразу теряем, и потом около 40 минут ищем их по всем вокруглежащим холмам. Находимся, собираемся вместе и едем в деревню, проезжаем деревню, проезжаем уже знакомый опорный пункт милиции, подъезжаем к трассе и спускаемся под мост через Сакмару. Там несколько компаний водников винтят свои катамараны. Мы с неподвижными лицами проезжаем сквозь них и встаем поодаль. Там делимся. Чеботников и я везем Вовку на «одиннадцатой». Нас сопровождает Мишин друг на своей машине и, конечно же, Миша. Остальные остаются.
Садимся и едем. Прибываем в утренний и никому из нас не нужный Сибай. Он мне знаком, но дорогу в городскую больницу я не знаю. Ее нам показывают местные. В приемном покое вызываем патологоанатома, который обещал нас ждать с 7 утра. Он действительно прибывает довольно скоро, мы сразу ставим его в известность кто мы [врачи], кто был покойный [детский врач-реаниматолог], и как все случилось.
Нас пропускают на территорию больницы. Заносим тело в прозекторскую. Патологоанатом предлагает нам расположиться за стеной в ординаторской. Там есть и чайник ,и туалет. Мы сначала немного стесняемся, но потом ребята приносят еду. Мы тупо едим за убогим столом, а потом Чеботников приказывает всем спать.
Мы садимся по машинам и пытаемся отключиться, но опять не сон, а череда каких-то забытий. В одном мне кажется, что рядом со мной на водительское сиденье вместо Сереги садится Рываненко и что-то мне говорит. Вспомнить бы что. Помню, тогда я рассказал это Володе Крицкому. Может он вспомнит.
На крылечко выходит патологоанатом и оттуда, как с трибуны, вещает нам о случившихся повреждениях. Нам становится ясно, что даже десятой доли из того, что обнаружил патологоанатом, было бы вполне достаточно... Даже странно как он жил после этого несколько часов.
К тому времени выясняется, что из Оренбургской областной детской клинической больницы вышла машина, чтобы забрать тело. Собственно, это мы ее на себя вызвали. Но если два часа назад было не понятно, поедет ли она, то сейчас становится ясно, что она в пути. Патологоанатом оставляет нам открытую ординаторскую и ключ, еще раз выражает соболезнования и уезжает отдыхать. Мы прощаемся и опять валимся спать. Нет, не спать, а пребывать в том странном состоянии.
Оренбург далеко. Машины нет долго. Нам надоедает ждать, и мы едем встречать их за город на трассу. Серега Чеботников сидит в машине, а я уже не могу и гуляю вдоль ручья по окрестностям. Наконец они приезжают. Они, это товарищи Володи, которые не бросили его и в этот момент – Андрей Бяков, Вячеслав Тырсин и водители из Оренбургской больницы, которых я не знаю. Едем в Сибай, грузим тело и колонной двигаем в Юлдыбаево, где цепляем ребят, прицеп и уже не караваном, а как попало, как разбитые под Москвой французы, возвращаемся домой.
Вот и все.
[P.S. Хоронили Вовку огромной колонной. Я никогда не видел столько машин. Насчитал 50, а потом бросил. А потом мы на пару часов поехали мужской компанией за город на зеленую травку, и там уже я напился, закусывая горькую водку дешевыми сырыми сосисками.]
21 июля 2009 г.
Свидетельство о публикации №217091500208