На лабзе

                Лабза - плавучий травяной болотный   островок.

Много уже лет прошло, но случай этот в памяти,
как будто совсем недавно случился.
Женат уже был. Родители жены на всё лето уезжали на озеро.
Водоём моховой с названием Колыпово, немного не доезжая
до деревни Савино. У него было два дна.
Одно, нижнее, натуральное дно из ила, песка, а другое,
верхнее, из мха. Утонуть там, не приведи Господь – фиг найдёшь.
Тесть заключал договоры с организациями на поставку мха озерного. 
Этот природный материал предназначался для утепления деревянных строений.
 Укладывали, конопатили его между брёвен.
Сейчас для этого используют паклю, но  утеплитель от природы,
мох, применялся в народе очень давно и многие предпочитали
именно его. Тесть с тёщей увозили с собой на природу всю живность,
имеющуюся у них (корову, порося, уток, кур).
Корову тёща уводила в колхозное стадо в деревню Савино,
ходила туда утром и вечером на дойку.
В хозяйстве имелся и сепаратор, поэтому молоко и пили,
и получали другие молочные продукты.
Всегда были свои сметана, сливки, творог.
Тесть ставил на озере сети, фитили, гольянницы.
Рыба для готовки всегда была живой. На озере, недалеко от пристани,
устроил он большой садок, в которую отпускал часть улова. 
При необходимости, или для подарка приезжим гостям выезжал к нему
и большим саком вылавливал сверкающих, трепыхающихся карасей.
Промышлял он иногда и ондатр. Подарил и мне шкурки на шапку.
С помощью двоюродного брата, работавшего на кожзаводе,
их выделали и покрасили. Получилась отличная шапка,
не отличишь от норковой. Тесть драл на озере мох.
Были у него для этого в хозяйстве две средние лодки и одна большая
(называл её баржей), в которую входило почти один кубик мха.
Сырой мох из озера доставал он специальными вилами-крючьями
на длинных деревянных рукоятях. Привозил на пристань
и разгружал на берег, где он сушился на открытом воздухе.
В договорное время приезжали заказчики, грузили в свой транспорт
и увозили на стройку. Мох оценивался достаточно дорого.
Один метр кубический стоил 8 рублей.
В день тесть мог добыть около 4 –х  кубиков.
Если помогала тёща, то и больше. Жили они в землянке,
которую вырыли в большом береговом бугре, накрыли сверху
накатом из рядов брёвен, изоляцией и грунтом с дёрном.
В ней были устроены два ряда нар, накрытые бывшими ранее
в употреблении, матрасами. Входная дверь выходила в сторону озера.
Недалеко от землянки стояли постройки для скота.
На пристани был установлен и вагончик на колёсах
(его привезли заказчики). Там останавливались гости,
часто навещавшие сие благое природное место. Частенько приезжали
 и мы с женой, сёстры и брат жены. Помогали пропалывать,
окучивать картошку, делянка для которой была недалеко от пристани.
Ходили по грибы и ягоды. Места были все исхожены и знакомы.
И грибные, и ягодные. Так что можете представить, как мне и жене
было приятно бывать на озере у тестя с тёщей.
Недалеко росла и наша с Любой берёзка, на ветвях которой
фотографировались мы с ней перед свадьбой, в день  помолвки.
     Бывал на Колыпово и  сосед тестя, живущий в городе через
дорогу от его дома. Любящий всяческую рыбалку (летнюю на удочки,
сетями, фитилями, и зимнюю – на удочки), Володька Богдан,
так его называли все знакомые, когда- то, за что-то сидел
(кража, или хулиганка – не знаю, так как мог и то, и это),
облюбовал для своей рыбалки озеро Горбуново,
которое находилось на расстоянии чуть менее километра восточнее
Колыпово, (надо было пройти через поле и небольшой лесок). 
Однажды, когда я находился на озере у тестя с тёщей,
приехал и Володька для проверки своих сетей.
Обычно он приезжал с кем - нибудь из друзей, долго не задерживался,
проверив снасти, забирал улов и уезжал, иногда обменявшись
с хозяином пристани недолгим разговором.
В этот раз приехал он один и попросил меня сходить с ним до Горбуново.

- Анатолий, пока я плаваю на лодке проверять сети,
постоишь с ведром на лабзе, подождёшь меня.
Потом я улов в ведро из лодки переложу и пойдём обратно.
- Помоги. Мне одному тяжеловато будет.
Так примерно говорил Володька, и отказать я ему не смог.
Прихватив с собой старое ведро, черное то ли от времени,
то ли от копоти, в котором Владимир и переносил рыбу,
и когда-то варил уху, пошли на соседнее озеро.
Теперь, о том, что собой представляет лабза.
(Это для тех, кто никогда не видел, и, даже, не слышал о ней).
Представьте островок неопределённых размеров
(бывают и малые и достаточно  крупные).
Основа природно – торфяная
(различные отмершие организмы, соединившиеся друг с другом
в течение длительного времени).
На них уже образовалась и растительность из мха, травы,
камыша и пр. Чайки образовали гнездовья.
Плавая, перемещаясь по озеру ветром, соединяясь друг с другом,
островки эти образуют достаточно большие по размерам площади.
Если пристали к берегу, зацепились за него своими многочисленными
корешками, то образуют уже берег - лабзу.
По нему можно передвигаться пешком, но с большой осторожностью.
Лабза колышется, дышит под ногами. Наступишь неосторожно
и попадёшь в такую ямку, что легко окунуться с головой.
Можно и не вылезть наверх.
Одного такого бедолагу, утонувшего в лабзе, нашли только по руке,
которая оказалась  видна из под мха и камышей и пальцы намертво
(в натуральном смысле слова) ухватились за сухую траву. 
Вот на такую лабзу и высадил меня Володька.
У берега была привязана его утлая лодчонка, в которой вдвоём
можно было перемещаться только по проложенному в лабзе
узкому водному пути, который, как ледокол во льдах, прорвал
рыбак во время своих путешествий к сетям.
На  озере вдвоём плыть было проблемно, можно было вывернуться из лодки.
Не доплывая до открытой воды, Володька Богдан высадил меня
с ведром на лабзу, а сам поплыл к установленным сетям.
Всё бы ничего, ну постоял бы немного, подождал бы рыбака с уловом,
и обратно. Хренушки. Не ожидал я того, что вспугнутые,
встревоженные за судьбу своих гнездовий, чайки так яростно
могут защищать свои владения. Сначала они с криками поднялись,
покружили над своими гнёздами, а, когда поняли, что угрожающая
личность в виде человека не уходит, атаковали его со всей
своей яростью хозяев этого уголка территории.
Они с тревожным и угрожающим птичьим визгом стали волнами
пикировать на меня, с каждой волной захода всё ниже опускаясь
к моей башке и норовя долбануть по ней своими крепкими клювами.
Сначала мне было даже смешно над пустой тревогой птиц.
Я пробовал уговаривать их:
- Да, не беспокойтесь вы, птички. Я не сделаю вам зла.
Но они не понимали моих слов и открыли бомбометание,
вернее помётометание, стараясь облить меня своим птичьим помётом.
Тут уже было не до шуток. У меня не было желания появиться
перед родными обгаженным пернатыми.
Говорят, что птицы метят своим помётом заслуженных людей,
классиков, ну, так это, когда они  уже памятники.
А я то, ещё и ни заслуженным не стал, ни классиком, да и живой был,
а не в памятнике. Нет. А что делать? Пришлось переворачивать
ведро вверх дном и держать его над головой как зонт.
Слышно было, как шлёпаются в него птичьи боеприпасы.
Хорошо ещё, что одел я на себя старенький брезентовый плащ тестя.
Заставлю потом Володьку отмывать его. За него пострадала одежда.
Тот вскоре выплыл с уловом. Хохотал. Выбрались с ним к берегу.
Переклали рыбу из лодки в ведро и пошли к нашему озеру.
На пристани нас ждали. Тоже смеялись над случаем этим.
Вот только не понял я тогда, для чего, таки, брал меня с собой
Володька Богдан? Мог бы и один управиться. Но спрашивать не стал.
Разъяснили уж потом. Оказывается, больное у него сердце было.
Боялся, что в любое время остановится оно и крантец,
никто и не узнает, не сообщит.
Не зря опасался.
Умер Володька Богданов на рыбалке. В лодке.
Рыбачил на летние удочки.
Сердце остановилось.

Фото из Интернета