Похождения робинзонов. Часть 1. Щит Сребровласа

      ПЕСНЯ ЗОВЁТ

      Всю ночь по приморскому городку гулял ветер, насвистывал над крышами домов молодецкую песенку. Слышали её сквозь сон мальчишки и девчонки. Да не только слышали, но и видели. Во сне что угодно увидеть можно, даже песню. «Эге-гей!» – звучит песня. Налегла она на крутую волну, расшибла её в брызги. И поднялась ввысь семицветная радуга. «Эге-гей!» – песня уже в просоленных парусах невидимого корабля. Поскрипывают мачты, смеётся солнце в позолоченных пуговицах капитанского кителя.
      А что это там на горизонте? Ага! Пиратский парус. «На абордаж! На абордаж!» – зовёт песня. Налегла она посильнее, и не выдержал парус. Унесла его песня вдаль.
      Тут и море успокоилось, скатертью расстелилось от горизонта до горизонта. Острый плавник акулы тотчас распорол шелковистую морскую синеву…
      Проснулись мальчишки и девчонки, а утро тихое-тихое. Маячит в лёгкой туманной дымке древняя гора. На шаг отступила она от застывшего зеркальной гладью небольшого залива. Давным-давно хотело море гору слизнуть, да духу не хватило. Вот и оставило свой мокрый язык, не в силах его убрать.
      Но гора с тех пор начеку. Как зоркая наседка, сгрудила она подле себя белёные домики, но всем места не хватило, и разбежались беспечные домишки по склону горы, да по берегу, лишь красные черепичные головки из гущи деревьев высовывают. Берег под натиском моря осыпается, некоторые домишки вот-вот в него с обрыва свалятся.


      ПЛОСКОДОНКА

      А под обрывом на берегу чего только нет! Вот среди обломков строительных плит и кирпича, доставших в падении до воды, лежит полуразвалившаяся лодка-плоскодонка. Море выбросило её за ненадобностью, и она теперь здесь мирно догнивала. В бортах её недоставало досок, и в образовавшиеся бреши выглядывали рёбра остова. На носу её под облупившейся краской, хотя и с трудом, можно прочитать название: «Антилопа».
      Опёршись о борт лодки руками, стояли двое мальчишек и хмуро её разглядывали. К ним, подняв тучу пыли, съехал ещё один, которого они почтительно называли Толиком.
      – Ну что? – деловито спросил он.
      – А-а, – разочарованно протянул в ответ маленький, в синих выгоревших трусах и такой же майке, Колька Ох.
      Стоявший рядом с ним Колька Ах в соломенной широкополой шляпе на голове лишь удручённо махнул рукой.
      Увидев полусгнившие рёбра лодки, Толик всё понял.
      – Отслужила старушка, – вынес приговор Колька Ох.
      – Напрасно мы дулись, вытаскивали её, – эхом вторил за ним Колька Ах.
      По лицу Толика блуждала загадочная улыбка.
      – Ты чего? – недоумённо спросил его Колька Ох. – Сам говорил: восстановим, восстановим. Пиратами будем, просторы морей бороздить будем.
      – Бороздить, бороздить, – передразнил его Толик и заговорил горячо: – На чём бороздить? На этой развалине? Да она сразу же нырнёт, как допотопный утюг моей бабушки. Как… – он поискал в памяти ещё подходящее сравнение и, не найдя, пнул ни в чём не повинную лодку ногой. – Да над нами бычки всех морей смеяться будут!
      Кольки уж никак не ожидали от своего вожака такого оборота дела. Колька Ох от удивления открыл рот, да так и застыл ожидая, что будет дальше.
      – Нет, друзья-товарищи, – уже спокойно продолжил Толик. – Мы построим такое, что все просто ахнут. Не страшны нам будут штормы-ураганы. Плыви хоть в Индонезию, хоть в Африку к белым медведям.
      – В Африке белые медведи не водятся, – быстро проговорил Колька Ох.
      – Ну и пусть, – не сдавался Толик. – Зато там чудес всяких – море разливанное.
      – Я читал про загадочное фиолетовое озеро с крокодилами, – возбуждённо сказал Колька Ахтеев. Обычно он впереди Кольки Охрименко не выскакивал, а только повторял за ним, и был прозван в классе Эхо. Но потом для удобства оставили Колькам лишь начальные буквы фамилий – Колька Ах да Колька Ох.
      – Утка газетная твоё фиолетовое озеро, – отмахнулся Колька Ох.
      – А может, и не утка, – мечтательно глядя ввысь, проговорил Толик. – про это странное озеро я тоже читал. Завидую я тем охотникам, что обнаружили его. Представляете, подстрелили они, к примеру, крокодилов, сняли с них шкуры на сапоги, зажарили на костре по куску крокодильего хвоста, и аля-улю в другое место удачу искать. А вокруг пальмы с обезьянами, в траве змеи шуршат и птицы разноцветные в воздухе порхают. Романтика!
      Поражённые нарисованной в воображении картиной, Кольки выжидательно молчали.
      – На чём же мы поплывём? – осторожно спросил Колька Ох и с облегчением отвернулся от плоскодонки.
      – Куда? – размечтавшийся Толик не сразу понял вопрос.
      – Ну, к этим… – Колька Ох замялся.
      – В Африку, – подсказал Колька Ах.
      – Мы построим катамаран, – торжественно провозгласил Толик.
      – Чево? – недоумённо спросил Колька Ах.
      – Не «чево», а «что», неуч, – поправил его Колька Ох и вопросительно уставился на Толика.
      – Слушайте, – Толик заговорщически понизил голос и обнял Колек за плечи, – возле гаражей валяются дырявые бочки из-под горючки. Они никому не нужны, я узнавал. Дыры законопатим, смолой замажем. Вот вам и отличные поплавки. Свяжем их вместе, настелим доски – палуба будет. Сегодня ночью ветер снёс крышу с заброшенного дома, доски там возьмём.
      – А по шеям нам не перепадёт?
      – Да нет там никого, – успокоил приятелей Толик.
     – Надо позвать Лопоухого, – озабоченно проговорил Колька Ох, заложил пальцы в рот и пронзительно свистнул.
      Тотчас сверху, ловко перескакивая по обломкам строительных плит, спустился огненно-рыжий мальчуган с оттопыренными ушами. За ним осторожно сполз лохматый пёс, и, очутившись на песке, принялся неистово носиться по берегу. Он то и дело бегал к Толику, подпрыгивал, стараясь лизнуть в лицо.
      – Пошёл вон! – сердился Толик.
      Но пёс дурашливо тряс головой и нисколько не обижался.
      – Флинт! На место! – прикрикнул на него Лопоухий. – Был у деда, – он по-военному вытянулся. – Кто-то спёр у него на причале две автокамеры. Он их соседу отремонтировал и сушиться вывесил. Дед сердится, думает, что это мы утащили.
      – При чём здесь мы! – разом вскричали Кольки. – Это робинзоны! Это они!
      – Больше некому, – согласился Толик и повернулся к Лопоухому: – Пойдёшь в разведку, узнаешь, где они, и что затевают. А теперь за дело. К гаражам, вперёд!
      – Пираты! – страшным голосом закричал Колька Ох. – На абордаж!
      – На абордаж! – восторженно подхватили мальчишки и ринулись штурмовать обрыв.
      Флинт яростно рыкнул, бросился вслед за орущей ватагой и обогнал всех. Выскочив на обрыв, пёс нерешительно остановился. Где же враг? Его приятели уже не кричали, а тяжело отдувались. «Значит, враг бежал», – решил пёс и залился победным лаем.


      СТРАННАЯ СТАРУХА

      В это тихое прекрасное утро двое мальчишек, пыхтя от напряжения, тащили по пустынной улочке тяжёлый мешок. Это были те самые робинзоны, о которых упомянули новоявленные пираты.
      Прозвали этих двух друзей, Вовку и Витяку, сидящих на последней парте, робинзонами после того, как Колька Ох сочинил стишок: «Сидят на парте-острове десять тысяч лет дубоносый Пятница и Робинзон-скелет». Вовка был высокий и худой, а Витяка имел большой крепкий нос, потому прозвища Скелет и Дубонос прочно закрепились за ними. За столь замечательные стихи Колька Ох, а заодно и Колька Ах получили от робинзонов по приличному фингалу под глаз каждый. Кольки пожаловались Толику, славившемуся крепкими кулаками и бойцовским характером, и потому-то теперь робинзоны старательно избегали встречи с ним.
      Они намерились было передохнуть, но, заметив подле домика-времянки странную старуху, прибавили шагу. Старуха непрерывно дымила папиросой и смотрела на них таким пронизывающим взглядом, что им стало не по себе.
      – Насквозь всё видит, ведьма, наверное, – зашептались мальчишки, боязливо оглядываясь. – Надо было фигу ей показать.
      Улочка неожиданно упёрлась в буйные заросли дерезы и шиповника. Дальше шла давно не хоженая тропинка, поросшая стелющейся травой с интересным названием якорцы, но совсем не столь привлекательными свойствами: на ней росли острые колючки – гроза босоногих путников. Якорцы, или кирцы, как их именовали ребята, легко прокалывали кожу, оставляя на память жгучую боль.
      Вовка вытянул и без того длинную шею, пытаясь разглядеть что-то впереди. Вдруг через тропинку скользнул степной уж желтобрюх. Ну кто равнодушно пропустит такое событие! Мешок был брошен, и мальчишки помчались наперехват, не разбирая дороги. Но желтобрюх сверкнул чешуёй и скрылся в гуще зарослей.
      – Испарился, – сокрушённо вздохнул Витяка.
      На миг наступила тишина. «Уый!» – неожиданно услышал Вовка за спиной и испуганно оглянулся. Витяка, сморщив от боли лицо, прыгал на одной ноге, а из пятки другой вытаскивал колючки.
      – Проклятые кирцы! – зло шипел он. – На фига нам эти дебри, кто нас уже увидит! – он плюнул на тропинку и перестал нянчить ногу.
      – Ты дальше своего дубового носа ничего не видишь, – рассердился Вовка. Он осторожно высунулся из кустов. На тропинке не было ни души, только с одинокого цветка чахлого цикория слетела пчела. Вовка мгновенно сбил её рукой и схватил за прозрачные крылышки. Пчела высовывала грозное жало и беспомощно колола им воздух. – Кто увидит, кто увидит. А Толика забыл?
      – Сюда-то он не заберётся, – с надеждой проговорил Витяка.
      – Как бы не так! Он здесь всё облазил. Не успеешь и глазом моргнуть…
      Он не договорил. У ближайшего куста дрогнула веточка, за ней другая! Вовка быстро присел и схватил камень, Витяка замер с открытым ртом. Прошло несколько секунд, но никто не показывался. Вовка присмотрелся к подозрительному кусту. Там, почти не выделяясь среди зелёной листвы, сидела жёлто-серая птичка. Она ловко вертела головой, смешно склоняла её набок и с любопытством рассматривала непрошенных гостей. Казалось, она вот-вот спросит: «Почему вы прячетесь? А что у вас в мешке?» Вовка в сердцах запустил в неё камнем, но промахнулся.
      – Думаешь, почему в нашем дворе Лопоухий вертелся? – продолжал он. – Шпионил. Хотел я дать ему по затылку, да он вовремя смылся.
      А солнце уже поднялось высоко и припекало вовсю. По жёсткому листу верблюжьей колючки ползла улитка, оставляя за собой склизкий след, спешила, как могла, поскорее укрыться в опавшей листве. «Пригодится», – пробормотал Витяка, сунул её в мешок и выглянул из кустов. Дрожащее знойное марево повисло в воздухе. Пора было спускаться вниз к морю, в спасительную воду. Он протянул руку и замер.
      – Во-вов, – заикаясь, выдавил он из себя, указывая пальцем на место, где только что лежал мешок.
      Вовка глянул и обомлел – мешка не было. Мальчишки обыскали всё вокруг, но ничего не обнаружили.
      – Это её, ведьмина работа, – решил Витяка.
      – И в желтобрюха она превратилась, – согласился Вовка, – глаза отводила.
      Ребята придвинулись друг к другу и настороженно прислушались. Было тихо, лишь в голове звенело от жары.
      – Пойдём к морю, – предложил Вовка, сделал шаг и споткнулся о мешок, который как ни в чём не бывало лежал на прежнем месте. Вовка осторожно приподнял и заглянул под него. – Так-так-так, – пробурчал он себе под нос.
      – Что «так-так-так»? – боязливо переспросил Витяка.
      – Не знаю, не знаю… – Вовка посмотрел вверх, приложил ладонь ко лбу, затем ко лбу приятеля. – Перегрелись, – вынес он заключение. – Айда лучше вниз, – и первым спустился к морю.
      Следом за ним с мешком скатился Витяка и растянулся рядом. Место, где они оказались, представляло собой уютную бухточку с песчаным дном и таким же берегом. Здесь даже в разгар купального сезона было малолюдно из-за запаха гниющих водорослей, выброшенных зимними штормами. Приезжие предпочитали ездить на городской пляж. Туда хоть и далеко, зато чистейшая вода вознаградит за все мытарства.
      – Теперь уж нас никто не увидит, – сказал Витяка. – Давай скупнёмся.
      – Давай, – вскочил Вовка.
      Он пробежал несколько шагов, поднял в воде тучу брызг и, сверкнув пятками, нырнул. Разгорячённое тело будто ошпарило. Он открыл глаза. По дну бегали солнечные блики; смутные тени – должно быть, рыбы – шарахались в стороны. Вода неудержимо выталкивала тело наверх. Он выпустил немного воздуха и лёг на дно. Лёгкий накат проходил над ним, слегка покачивая. Хотелось вот так лежать и лежать в этом странном, как сон, безмолвии.
      Неожиданно над головой раздался оглушительный хлопок. Вовка оттолкнулся от дна ногами и выскочил на поверхность. Рядом стоял улыбающийся Витяка.
      – Это ты хлопал? Так получи! – он толкнул ладонью воду перед собой, и на Витяку обрушился каскад брызг.
      – Ко-кончай! – взмолился тот.
      – Получи! Получи! – не унимался Вовка, и Витяке пришлось спасаться под водой.
      – Ур-ра! Победа! Играйте туш! – Вовка подпрыгивал, кувыркался вперёд и назад, колотил воду руками и ногами.
      Витяка набрал со дна горсть песка и залепил ему в спину:
      – Дубоносишка, утоплю!
      Они ещё долго гонялись друг за другом, пока не устали. Только на берегу почувствовали озноб и поспешили зарыться в горячий песок.
      – Э, а наша пирога? – спохватился Вовка.
      Из мешка появились на свет две автомобильные камеры, самодельные короткие вёсла, клубок тонкой верёвки, какая-то дощечка и насос. Камеры накачали. Витяка толкнул их ногой, ковырнул заплаты:
      – Не отклеятся?
      – Что ты, он же на всё спец!
      – Вдруг узнает?
      – А мы ему потом незаметно подкинем, и всё.
      Камеры связали вместе, сверху положили и привязали дощечку-сиденье, на оставшемся длинном конце верёвки сделали петлю и вложили в неё подходящий камень вместо якоря.
      – О, великий вождь! – почтительно произнёс Витяка. – Пирога готова.
      Вовка вытянул руку в сторону моря и торжественно провозгласил:
      – Чернокожие! На затерянном острове нас ожидают необыкновенные приключения!
      Солнце припекало вовсю, отражаясь в мокрых боках «пироги», удаляющейся от берега с двумя чернокожими на борту…


      ТУЗЕМЦЫ ЗАТЕРЯННОГО ОСТРОВА

      «Затерянным островом» была одна из скал, торчащих из воды неподалёку. В ней мальчишки обнаружили выбоину наподобие маленькой пещеры, когда лазили на неё в поисках гнездовья скальных голубей. Это своё открытие они держали в секрете. Пещера была незаметна с берега, добраться до неё было делом нелёгким – того и гляди сорвёшься, а внизу ощерились острыми краями подводные камни. Но что остановит искателей приключений!
      Через вход в пещеру протянулась едва заметная нитка. Она была цела, а это означало, что посторонних здесь не было.
      Мальчишки едва помещались вдвоём в тесной пещерке. Пол в ней был устлан камкой – высохшей морской травой, на стенах висели луки со стрелами, под стенкой лежала драная козья шкура. Вовка уселся на шкуру и похлопал по ней рукой.
      – Свирепый был леопард, – заметил он. – Помнишь, как я ловко проткнул его копьём? Вот даже след остался, – Вовка хотел накрыть ладонью большую дыру, но передумал и отыскал другую, поменьше.
      Витяка молча рылся в мешке, повернувшись к свету. Он извлёк удочки-закидушки какие-то проволочные прутики.
      – А где мой там-там из шкуры буйвола, которого я победил в единоборстве? – спросил Вовка, обращаясь к собственной ноге. Пальцы на ноге задрались вверх, изображая удивление. – Тогда я лишаю тебя права ходить со мною на охоту, – нога обиженно вздрогнула и поникла. – Может быть, тебе известно? – другая нога пригнула пальцы в знак согласия. – Молодец! Отдаю тебе в жёны свою любимую рабыню.
      Вовка взял одиноко стоящий в сторонке рваный резиновый башмак, который неизвестно для чего находился в пещере, и довольно притопнул обутой ногой, восхищаясь собственной щедростью. Награждённая нога подвинула к нему знаменитый там-там. Это было просто старое ведро с сильно помятыми боками. Видно, немало послужило оно людям, коротая вечера над рыбацкими кострами. Но Вовка не смущался. Он пристроил ведро между ногами и принялся колотить руками по его ветхому дну.
      Бодрящие звуки там-тама расшевелили Витяку. Он стал в такт прихлопывать в ладоши.
      – Чернокожие! – выкрикивал Вовка. – Ваш вождь проголодался после дальнего похода. Принесите бананы и кокосовое молоко!
      – Бананы ещё не созрели, великий вождь, – отозвался Витяка, – но твои смелые охотники добыли антилопу, – он запустил руку в мешок и вытащил улитку.
      – Сам ешь, – возмутился Вовка, увидев совсем не антилопьи рожки, и брезгливо отбросил улитку.
      Хрупкая скорлупка её разбилась, обнажив жилистое тельце.
      – Чем она тебе помешала? – расстроился Витяка, с сожалением осматривая очередную Вовкину жертву. – Придётся пустить на приманку.
      – Чернокожий народ затерянного острова! – завопил Вовка, вдохновляясь новой идеей. – Нам предстоит великая рыбная ловля!


      ВЕЛИКАЯ РЫБНАЯ ЛОВЛЯ

      Вскоре лёгкая зыбь уснувшего моря покачивала пирогу, тёплая вода ласкала опущенные в неё ноги. Бурые, жёлтые, зелёные водоросли тянулись со дна к солнцу, и стояла такая торжественная тишина, что Вовка замер, как заворожённый.
      – Скоро ты там? – позвал Витяка. Он нагнулся, оторвал от скалы несколько мидий. На их чёрных створках устроились морские жёлуди. Ножкой-стебельком, приплюснутым на конце прикрепились среди желудей плетевидные полипы.
      Мальчишки уселись в пирогу, зашлёпали по воде вёсла-самоделки, заклокотали завёрнутые ими маленькие водовороты. Пирога была крайне неустойчивым средством мореплавания. Нужно было сидеть строго посредине дощечки и не делать резких движений, иначе перевернёшься.
      Отплыли недалеко. Разметав солёные брызги, плюхнулся в воду камень-якорь. Вовка разбил пару мидий, нежное жёлтое мясо насадили на крючок, бухнула в воду большая гайка-грузило, потянула за собой капроновую нить с крючком, и «великая ловля» началась.
      Вот дрогнула в руке натянутая нитка-леска. Вовка замер.
      – Подсекай, а то сожрёт!
      – Не спеши, пусть заглотит.
      – Тяни, говорю!
      Вовка потянул. Кто-то на другом конце лески упорно сопротивлялся, не желая выходить на поверхность, но силы были не равны. Метр за метром ложилась в пирогу леска, и из воды показалась спинка рыбы.
      – Ага, парнишка, попался! – торжествовал Вовка.
      Но бычок встрепенулся и соскочил с крючка. Он, видно, сам не ожидал такого исхода и растерянно замер на месте.
      – Сорвался! – Вовка потянулся за ним, камера накренилась, и незадачливый рыболов бухнулся в воду.
      От неожиданности он наглотался горько-солёной воды и долго откашливался.
      – А здорово ты полетел, – заговорил Витяка, когда Вовка снова взялся за удочку. – Смотрю, мой Вовик лапки кверху и буль-буль бычкам на съедение.
      – Да-а, ты бы тоже перепугался.
      Бычки клевали вовсю. Друзья таскали их один за другим и бросали в сетку, опущенную в воду. Честно говоря, таскал Витяка, а Вовка за болтовнёй прозевал не одну поклёвку.
      – А знаешь, я недавно вот такого каменщика поймал, – Вовка развёл руками.
      – Таких не бывает.
      – Ещё как бывает. Такой бычище! Весь чёрный, глаза красные. Ка-ак тяпнет кота за лапу, тот еле вырвался.
      – Откуда у тебя кот завёлся, от сырости?
      – Ну, котёнок, – немного смутился Вовка. – Только большой, как…
      – Не кот, а котишка, не бык, а бычишка, – пропел Витяка.
      – Не веришь – не надо, – не сдавался Вовка. – Можешь…
      Он осёкся. Его леску дёрнуло раз, другой, а потом стало трепать так, будто кто-то хотел изодрать её в пух и прах. Казалось, на крючок попались сразу все бычки Чёрного и Азовского морей. Леску водило туда и сюда, закручивало и трясло.
      – Здоровенный! – кричал Вовка, перебирая её руками. Последнее усилие, и бычок повис в воздухе. Был он чуть побольше мизинца. Его оттопыренные плавники и раздутые жаберные крышки должны были напугать каждого, кто решил так невежливо познакомиться с ним. – Вот это да…
      – Отпусти его, пусть подрастёт.
      Бычок бился в руке, пытаясь выскользнуть.
      – Подожди ты, дурашка, отдай крючок, – уговаривал его Вовка.
      Он опустил руку в воду и разжал кулак. Некоторое время бычок оставался неподвижным, не понимая, что его отпустили, потом неуверенно, как бы проверяя, не шутят ли с ним, тронулся с места.
      – Проваливай, проваливай, – подгонял его Вовка.
      Наконец, малыш осмелел, круто развернулся и скрылся в глубине.


      МОРСКОЙ БОЙ

      Солнце, казалось, остановилось. Даже море разомлело от жары и бессильно плескалось вдоль берега. Бычки клевали неохотно, и, вытащенные из воды, лениво разевали широкие рты, да так и застывали, не желая двигаться, а вскоре совсем перестали ловиться.
      – Ушли на перерыв, – заключил Вовка.
      Он приподнял сетку. В ней было десятка полтора сонных бычков.
      Неожиданно раздался собачий лай, из-за скал выплыло странное сооружение: на пустых железных бочках, как на поплавках, лежали старые деревянные ворота от дворовой ограды, обломки трухлявых досок. Всё это связано было между собой проволокой и верёвками. Это был катамаран с «кровожадными пиратами» на палубе. На палке гордо развевался чёрный флаг с белым черепом и скрещёнными костями. На носу катамарана красовалось изображение рогатой головы непонятного чудища и надпись корявыми буквами: «Чёрная антилопа».
      – На абордаж! На абордаж! – орали пираты и усиленно гребли кто дощечкой, а кто и просто руками. Лохматый пёс на палубе поддерживал их азартным лаем.
      Пирогу с растерявшимися туземцами припёрли к скале.
      – Сдавайтесь! – потребовали пираты. – Не то вашу посудину вместе с вами пустим на дно бычков кормить.
      В пиратов запустили дохлым бычком, на что они ответили подвернувшейся под руку небольшой медузой.
      Под натиском превосходящих сил противника робинзоны потерпели поражение, были захвачены вместе со своей пирогой в плен и привязаны к палубе под охраной грозного Флинта. Скоротечный бой закончился, пираты ликовали.
       – Что с пленными делать, капитан? – спросил Колька Ох, обращаясь к Толику, который важно сидел, скрестив ноги. Голова его была повязана красной косынкой, один глаз таинственно прикрыт чёрной повязкой.
      – А что тут думать, – вмешался Колька Ах. – Протащить их под килем корабля, чтобы смыть с нас позорное подозрение.
      – И бросить на съедение акулам, – добавил Колька Ох.
      – Выкуп давай, – Колька Ах больно ткнул Вовку Скелета в бок деревянной саблей.
      – Эй! – донёсся со скалы крик.
      Из пещеры высунулась огневолосая голова. Лопоухий успел забраться туда и победно потрясал трофеями. На палубу шлёпнулся рваный резиновый башмак. Его повесили в качестве талисмана на шею рогатого чудовища, затем всё нехитрое богатство робинзонов перекочевало в катамаран.
      Пираты, как и положено пиратам, принялись делить добычу. Толик, на правах капитана, взял козью шкуру, Колька Ох – мятое ведро, остальные разобрали кому что приглянулось. Выкуп признали вполне достаточным, и после долгих споров робинзонов приняли в компанию.
      Боевые страсти улеглись, и все почувствовали, что проголодались. Играть в пиратов расхотелось, а домой идти – день пропадёт.
      Стараниями робинзонов на берегу запылал костёр из выброшенных прибоем высохших щепок и веток деревьев. Бычки насадили на проволочные прутки и поместили над огнём. Оставалось подождать, а вот это было труднее всего. Бычки покорёжились, шкура на них лопнула, и какой аппетитный пар валил оттуда! А с кончиков хвостов стекал янтарный жир, падал в огонь, сгорая с шипением.
      Недавние враги молча глотали слюнки.
      – Может, хватит, а? – не выдержал Вовка.
      – Рано,  – возразил Толик,  – видишь, вода в них кипит.
      – Ну и пусть, у меня уже кишки марш играют, – Вовка осторожно тронул пальцем бычок. – Да они горят! Навались!
      Бычки были мигом съедены. Ребята переглянулись, а Вовка зачем-то посмотрел вверх. Но увы, даже косточки обсосаны и выброшены в море.
      – Маловато, – вздохнул Витяка.
      – Давайте завтра соберёмся, наловим побольше, и устроим пир на весь мир, – предложил Толик.
      Все согласно одобрили предложение.


      В ПОДВОДНЫХ ДЖУНГЛЯХ

      И вот поутру объединённый флот робинзонов и пиратов приблизился к «затерянному острову. Робинзоны принялись добывать мидии, которые прикрепились к шелковистой траве, сплошным ковром покрывавшей подводную часть скал. Эти двустворчатые ракушки в траве родились и проводили в ней всю свою жизнь, не трогаясь с места, очищая воду от загрязнений. И пусть их мясо припахивает нефтью от бороздящих залив судёнышек и катеров, зато это настоящая вкуснятина, и местная ребятня ела их прямо сырыми.
      «Чёрная антилопа» бросила якорь на песчаной отмели, и её экипаж приступил к подводной охоте. Толик надел на ноги резиновые ласты, сполоснул изнутри водой стекло маски, чтобы не потело, вставил в рот загубник дыхательной трубки и опустился в воду. Работая ластами, он поплыл, продираясь сквозь стену лентовидных водорослей, достигающих поверхности воды. В зарослях оказалось много проходов, проторенных течениями. Одни были похожи на лесные просеки, другие напоминали поляны. С самодельным подводным ружьём резинового боя он словно парил в невесомости над этими подводными джунглями.
      Стояла настороженная тишина. Толик аккуратно работал ластами, боясь её нарушить. За каждым поворотом, казалось, притаился кто-то. Толик напрягся, готовый в любой момент повернуть назад. Вот миновал один поворот, другой. За ними нет никого. А может, кто-то заманивает подальше?
      Вдруг из-за поворота показалась стайка кефалей, штук семь, впереди крупная, сзади – гурьбой поменьше. Их чешуя ещё не отражала слабого утреннего света и казалась чёрной. Они двигались медленно и плавно. Толик загляделся на рыб, забыл о ружье, а спохватился, когда они скрылись из виду.
      «Эх, упустил», – укорял он себя. Но тут совсем близко появилась кефаль-одиночка. Она, играючи, переваливалась с боку на бок, словно невиданный самолётик, выполняющий фигуры высшего пилотажа. Толик затаил дыхание, навёл на неё гарпун и нажал спуск. Рыба испуганно метнулась в сторону и стала уходить зигзагами. «Промазал», – огорчился Толик.
      Пока он не спеша собирал линь, кефаль возвратилась. Надо же ей было узнать, кто это там из-за безобидного куста пустил в неё страшную стрелу, такая уж она уродилась любопытная. Толик спешил, заряжая ружьё, а кефаль спокойненько прошлась мимо него и, махнув как бы на прощанье хвостом, удалилась, видимо, решила, что с неё хватит опасных приключений.
      Толик с досады хотел было прикусить губу, но лишь сдавил зубами резиновый загубник дыхательной трубки.
      «Было бы ружьё двуствольным!» – подосадовал он, свернул в боковой проход и нос к носу столкнулся с парой кефалей. От неожиданности он даже вежливо посторонился. Пара приняла это за должное и важно прошествовала мимо.
       «Вот дурак так дурак», – ругал себя Толик, продолжая осматриваться. Поразмыслив, он решил попытать охотничьего счастья в другом месте.
      Едва тронулся с места, как рядом опять появилась пара рыб – судя по нахальству, те же старые знакомые, плывут, не подозревая об опасности. Толик прицелился и выстрелил. Дёрнулся линь, шарахнулась кефаль, а гарпун опустился на дно. Опять промах? Есть! Есть одна, кружится, как опавший сухой лист. Толик схватил скользкую добычу и осмотрел. Раны на теле рыбы не было, дишь на жаберной крышке виднелась царапина. Пробить крышку гарпуну силы не хватило, лишь оглушил.
      Кефаль заняла своё место в сумке – поясе из сложенного вдвое куска мелкоячеистой рыбацкой сетки хамсаросе. Толик, чувствуя себя заправским охотником, двинулся дальше.


      Рыбы сбросили с себя сонную одурь и, сверкая зеркальной чешуёй, стремительно бросались в сторону, как ужаленные, при малейшем движении охотника. Пора было прекращать бесполезное нахождение в воде, да и замёрз уж до дрожи.
      На самом выходе из подводных зарослей на него наткнулась плотная стайка чуларки. Толик выстрелил наугад, и на гарпуне затрепетала узкотелая рыбка. Из её раны голубым дымком подымалась кровь. Чуларка судорожно раскрывала жабры, и всё глотала, глотала… Толику стало жаль её. Хватило бы ему и кефалины.
      На глаза попался каменный краб, притаившийся среди разбросанных по дну камней. Толик протянул руку и схватил его за спину позади клешней. Не ожидавший нападения краб отчаянно размахивал клешнями, но дотянуться до противника ему не удалось. Он был засунут в сумку клешнями наружу, чтобы не цапнул.
      К Толику направилась стайка любопытных зеленушек. Он приготовил ружьё, но рыбки остановились на приличном расстоянии. «Что же будет дальше?» – читалось в их позах. Толик замер. «Может, это какая-то новая скалка?» – решили зеленушки и подплыли ближе. Самая смелая опередила всех и повернулась боком. «Вот видите, ничего страшного», – заверила её поза.
      В этот миг стальная стрела впилась ей в бок, и зеленушка затрепетала, стараясь вырваться. Она широко открывала рот, будто хотела позвать на помощь. «У-ух! У-ух!» – слышались низкие трубные звуки.
      От изумления Толик чуть было не глотнул воды. Он подтянул зеленушку к себе. Рыбка раскрыла рот и – «У-ух! У-ух!» – раздались те же звуки…


      – Ур-ра! Новый трофей! – приветствовали Толика на катамаране.
      – Пацаны! Она кричала, когда я в неё попал.
      – Что-о?
      – Кричала, говорю. Вот так: у-ух, у-ух!
      – Сенсация! Покупайте «Вечернюю антилопу»! – Колька Ох стал размахивать воображаемой газетой. – Нами обнаружена говорящая рыба!
      – Да слышал я такой крик, – настаивал Толик.
      – Ладно, не спорьте, – примирительно сказал Лопоухий. – Это я гудел, в трубку, когда ты попал в неё.
      Толик смущённо улыбнулся. Он совсем забыл, что Лопоухий страховал его и всё видел через стекло своей маски, находясь наверху.
      Мальчишки схватились за животы.
      – Ой, держите меня! – кричал Колька Ох. – Спешите видеть! Вокал-балет «Поющие зеленушки»! Только один день!
      А зеленушка умирала. Это была напрасная жертва – рыбка считается несъедобной…


      ЩИТ СРЕБРОВЛАСА

      Ветер с юга усилился. «Чёрную антилопу» раскачивало на волнах, заскрипели доски палубы, Флинт испуганно заскулил.
      – Ну, что ты, – обнял его за шею Лопоухий. – Спокойно, спокойно. Ты же старый морской волк.
      – Низовка потянула, – определил Толик, глядя на низко стелющийся дым из трубы рыбацкой коптильни на берегу. – Штормит будет, уходить надо.
      Он решил напоследок нырнуть ещё разок. На дне в песочной ямке трапезничала змея. Её добычей был бычок-кругляк. «Ишь ты, ротана или каменщика не взяла, разбирается», – одобрительно подумал Толик. Змея всплыла и, держа плоскую головку над водой, направилась к берегу на Змеиный мыс. Её соплеменниц, считающий этот участок моря своими охотничьими угодьями, больше не встречалось – успели спрятаться от непогоды в береговых скалах.
      Катамаран и пирогу ребята отвели за каменную гряду. Здесь волнение моря проявлялись меньше всего. Из водопроводной колонки возле лодочной станции мальчишки набрали воды, развели костёр и принялись варить уху. У запасливого Витяки нашлась соль, и всё шло, как он говорил, по плану.
      Но тут всех озадачил Флинт. Он метался по песку и тоненько взлаивал.
      – Братцы, краб удирает! – спохватился Лопоухий.
       Краб был настигнут у самой кромки воды, но просто так сдаваться не собирался. Поняв безвыходность своего положения, он стал в боевую стойку. Тёмно-красная грудь и такого же цвета снизу клешни были выставлены напоказ. В переводе это означало: если тебя не остановит красный сигнал, то железной хватки моих клешней испугаешься наверняка.
      Лопоухий крабьего языка не знал, и потому бесцеремонно схватил его за спину.
      – Погоди, у него только клешни съедобны, – Толик отломал клешни, а краба бросил в море.
      Обезоруженный пленник не замедлил воспользоваться свободой и с благодарностью скрылся в воде – хоть такой ценой, но отпустили.
      – Клешни новые отрастут, – пояснил Толик.
      Флинт недовольно фыркал в сторонке: такую добычу отпустили, а он-то старался, охранял…
      – Привет, мореплаватели! – к костру подошёл смотритель лодочной станции, уселся рядышком с ребятами и закурил трубку. – Посмотрю-ка я, думаю, кто это здесь кашеварит.
      Ребята смущённо молчали. Наконец, не выдержав затянувшейся паузы, первым заговорил Вовка Скелет:
      – Деда, ты прости нас, что мы… Ну, как это… – он замялся, подыскивая подходящие слова, – взяли у тебя без спроса камеры. Мы их сейчас вернём.
      Ребята с готовностью вскочили, но дед остановил их жестом руки:
      – Да ладно, пользуйтесь. Сосед машину свою продал, теперь они ему ни к чему, а мне и подавно.
      С моря дунул ветерок, закрутил дым костра так, что все закашлялись.
      – Опять ведьма! Вот прицепилась, – пробормотал Витяка.
      – Какая ещё ведьма? – заинтересовался дед.
      Ребята, перебивая друг друга, рассказали о подозрительной старухе.
      – А-а, вот оно что, – рассмеялся дед. – Знаю такую.
      Он некоторое время дымил трубкой, затем продолжил:
      – Она, ребятки, и вправду ведьма, только ночная, – мальчишки, торжествуя, переглянулись. – В минувшую войну ночными ведьмами фашисты прозвали советских лётчиц, которые летали на тихоходных фанерных самолётах, ночью. Такой самолётик легко подшибить. Вот представьте себе: сидит себе фашист в окопе, подрёмывает, сны приятные видит, а тут над ним с выключенным мотором бесшумно летающая фанерка эдакая планирует, и голос с поднебесья: «Эй, фриц, держи подарочек!», и бомбочка следом – ба-бах! Воевала она в этих местах. И муж её тоже лётчик, где-то здесь погиб. Вот она и поселилась поближе к нему…
      Места у нас здесь непростые. Вон, к примеру, та скалка – как на четырёх ногах стоит. Мне о ней бабушка моя ещё байку такую рассказывала.
      – Жил в старину на Руси воин, Сребровлас его звали. В богатырях не ходил, но под стать им силушку имел немеряную. Вырвал он с корнем дубок молодой, палицу боевую из него смастерил, потому как на землю русскую испокон веков враги зарились.
      Долго ждать не пришлось. Нагрянули они полчищами несметными. Копья их лесом стоят, тучами стрелы летят, жгут, разоряют, в полон угоняют. Махнул Сребровлас палицею – просека в стае вражьей сделалась, махнул ещё – чисто поле на том месте сталося. А и конь-то под ним непростой: где копытом ступит – овраг выроет, где хвостом тряхнёт – гора вырастет, не пройти супостату в землю русскую.
      Да не только тем был славен Сребровлас. Был у него щит медный. С виду щит как щит, а таился в нём секрет до времени. А оно вот и наступило.
      Разразились всюду войны жестокие. Брат на брата с мечом идёт, отца с матерью не щадят, злобой дышат, словно звери дикие. Ударил Сребровлас в щит свой палицей дубовенькой, и раздался тут такой звон малиновый, звон малиновый, переливчатый, что утихли сразу войны нескончаемые. Враги бывшие братаются, на веки вечные примиряются.
      Разъезжал Сребровлас по земле, всюду мир водворял, Русь родную прославлял. Добрался он, наконец, и до нашего моря. Захотелось ему на другую его сторону попасть, да объезжать далеко. Разогнал он коня, чтобы с берега на берег перескочить, да не сдюжил конь, упал в воду. Выронил щит Сребровлас – не достать, глубоко.
      Не слыхать с тех пор перезвона, потому и войны возродились.
      А конь Сребровласов окаменел, в скалу превратился, так на спаренных ногах и стоит. Под брюхом его лодки проплывают…


      За рассказом незаметно сумерки наступили.
      – Ну-ка, быстренько по домам! – спохватился дед. – Родители, небось, беспокоятся. Ох и перепадёт же вам!
      Ребята неохотно разошлись. Уголёк в костре устало прикрыл свой огненный глаз пепельным веком. Лишь неугомонные волны нарушали наступившую тишину, лениво накатываясь на берег и отступая, оставляли на песке шипящую пену…


      ЧТО ХРАНИЛО МОРЕ

      Лето пролетело незаметно, купальный сезон закончился, и гостеприимный берег опустел. Но однажды этот маленький пляжик загудел от любопытного народа. Прошёл слух, что на дне моря, возле скалок, водолазы нашли что-то интересное, недаром же пригнали сюда плавучий кран и небольшую баржу.
      – Это щит. Это щит, – перешёптывались в толпе мальчишки.
      Голоса умолкли, когда заработала лебёдка крана, и на тросах, сбрасывая с себя потоки воды и водоросли, повис обросший ракушками корпус самолёта с красной звездой на борту. Кабина его была разрушена, крыло обломано.
      Пожилая женщина в военном кителе с лейтенантскими погонами и наградами на груди, которая курила в сторонке папиросу за папиросой, негромко вскрикнула и схватилась за сердце. Никто не обратил на это внимания, лишь мальчишки понимающе переглянулись и придвинулись к ней поближе.
      С моря прилетела белая чайка, сделала круг над самолётом и, качнув крылом, скрылась вдали.
      Всю ночь в городе шёл тихий дождик.




      Часть 2. "Каменоломни"  http://www.proza.ru/2019/04/18/312
      Часть 3. "Золотой конь" http://www.proza.ru/2019/09/02/363