Глава 18

XVIII


Аньес не дошла до своих апартаментов. На полпути она остановилась, одолеваемая разными мыслями и чувствами. Во-первых, она не могла отделаться от ощущения, что ее выставили из комнаты Атоса, и прежде всего, он сам. Обидчивость не была свойственна графу, и еще менее ему было свойственно проявлять недовольство таким способом – ах, я на вас обижен, я буду дуться. Нет, если бы он не желал ее видеть, он бы так и сказал, но он, похоже, не желал ее видеть именно в своей комнате, в своем кабинете. Гримо едва не прищемил ей подол на пороге, так спешил запереть дверь.
Во-вторых, почему Атос оказался у спальни д’Артаньяна, из-за чего и возникло «во-первых»? Хотел удостовериться, что у друга все в порядке? Но ведь он был уверен, что гасконец давно спит и не стал бы рисковать его разбудить. Врач обязан был в течение ночи несколько раз наведываться к больному, и граф об этом знал. И, кроме того, он полагался на Аньес, которая, как он должен был думать, останется с гасконцем, пока тот не уснет. Если уж его терзало  волнение, он бы послал Гримо. Но он пришел сам и, кажется, совсем не ожидал кого-то встретить. Она, Аньес, в чем-то помешала ему. Не потому ли, когда она пришла, он оказался совершенно одет, хотя время уже давно быть в постели?
И, наконец, самое тревожное, но при  этом, оставшееся позади других волнений – появление Огюста.
По правде Аньес не сразу обратила должное внимание на эту новость. Ей казалось, что это какая-то ошибка. Валанс что-то не так сказал, или она не расслышала. Наверное, это просто новости об Огюсте, может, письмо, или посланный с вестями из Пьерфона.
Ее собственное приключение уже казалось ей давностью, хотя прошло едва ли полчаса, как  она  вернулась из «похода».
Постояв и послушав тишину, Аньес развернулась и пошла назад. Она выбрала самое простое решение – прямо спросить у Атоса, что происходит. Вон сколько недоразумений случилось в Сен-Гобене из-за того, что она вообразила, будто знает мысли Атоса. Так что прямо спросить – самое лучшее. В отношении графа де Ла Фер так уж точно!
Она поскреблась в дверь, потом тихонько постучала. В ответ – ни звука. Она постучала громче, начиная нервничать. За дверью, как и перед дверью, стояла одинаково глубокая тишина.
Аньес нахмурилась. Атос не мог так быстро и, главное, так крепко уснуть. Даже если он до сих пор не пришел, то в комнатах оставался Гримо! Он что – тоже спит? А если граф не вернулся, то где он? И почему оглох Гримо? А если и Гримо нет, то где их с графом носит в такой-то час?
Их с д’Артаньяном путешествие в ее мыслях отодвигалось все дальше, и ей казалось, что она уже добрых полночи ищет Атоса.
Без толку постояв еще несколько минут, Аньес медленно побрела по коридору. Нога болела все сильнее и расстроенная Аньес присела на небольшой резной табурет, стоявший в нише окна больше для украшения, чем для пользы, но сейчас пришедшийся кстати.
Едва она умостилась и притихла, тишину нарушил шорох – петли в дверях графских покоев были слишком хорошо смазаны, чтобы скрипеть. Тот, кто открывал дверь, не мог видеть Аньес, как и она его. Этот кто-то постоял в дверях (было слышно шуршание подошв, когда он переминался с ноги на ногу) и  снова вернулся в кабинет, аккуратно прикрыв дверь и не забыв запереть замок.
С Аньес разом слетели и сонливость, и  усталость.
- Вот значит, как! Мы что тут – в прятки играем?
Она вскочила, приподняла юбки и покрепче затянула повязку на ноге, которую наложила Дениза. Затем скрутила подол с одной стороны в узел, так, чтобы юбки не путались в ногах, но и не мешали идти, и решительным, быстрым шагом, насколько это было возможно в ее ситуации, направилась к той самой двери, через которую они с д’Артаньяном никем не замеченные сегодня уже покидали замок.
Она не скрывала от себя, что собирается понаблюдать за окнами графских апартаментов и даже не испытывала никакого раскаяния. Вместо этого то, что она испытывала, имело явный привкус ревнивого азарта.
- Может он и прогонит меня из замка, но не раньше, чем я пойму, в чем тут дело…
Найти нужные окна было делом простым, вдобавок, только в этих окнах был виден свет. Очень слабый,  но явный свет свечи в спальне Атоса. Кабинет освещен не был.
Аньес подошла вплотную к стене, и, опираясь на нее, поднялась на цыпочки, стараясь что-нибудь разглядеть или услышать.
Ей удалось и то, и другое.
Свет из спальни переместился в кабинет, сопровождаемый чьей-то тенью и кашлем.
Граф болен не был, и не кашлял, а вопрос, умел ли кашлять Гримо, казался неуместным. Кроме того, еще четверть часа назад, выставляя ее вон, никаких таких звуков слуга не издавал.
Аньес,  не задумываясь, переместилась за свечой. Теперь свет был в кабинете, но больше не было ни теней, ни кашля. Кто бы там ни был, он вел себя тихо.
Вместо этого зашуршало сзади и рядом появилась перепуганная и дрожащая Дениза.
- Мадам, умоляю… Ночь… Вы в таком виде… А ну как заметят?
- Ты что, следила за мной?
- Да не о том речь! Вон уже идет кто-то! – Дениза укутала Аньес в большую шаль, которую принесла, и потянула за собой.
- Подожди… Что там за суета во дворе?
- Вот и я говорю – увидят же! Если так нужно… –  в тоне горничной зазвучало любопытство, – я пойду и разузнаю. Ради Вашего спокойствия, разумеется. Только прошу – уходите! – Она выразительно указала на пеньюар госпожи. – Господин граф Вас не поймет, если что.
Аньес натянула шаль повыше и протянула Денизе ключ:
- Ты права. Вот – запрешь потом за собой. И не задерживайся – я тебя жду!
Ждать пришлось не очень долго – Денизу распирало от полученных новостей. Оказалось, что Аньес все расслышала верно, и Валанс действительно говорил про Огюста.
Мальчик с нетерпением ждал, когда в Пьерфон приедет д’Артаньян. Это обещала ему мать, а позже подтвердил отец. Огюст весь извелся от нетерпения, он бредил войной и военными, и д’Артаньян в его воображении уже затмевал всех бывших и будущих героев. Этот человек воевал сейчас, вот только получил тяжелое ранение, он видел все своими глазами, он сам участвовал в военных действиях, и не каким-то рядовым солдатом. У Огюста было нескончаемое количество вопросов, и так же бесконечно он готов был слушать.
Трудно передать какое глубокое разочарование он испытал, когда виконт де Бражелон самым будничным голосом сообщил, что вместо Пьерфона капитан отправился в Ла Фер. В этот момент шевалье де Бражелон принял решение.
Непривычная молчаливость и сосредоточенный вид сына слегка насторожили Элизабет, но она и представить не могла, что он задумал. Дождавшись, когда вечером взрослые удалились в свои спальни, уверенные, что дети давно спят, Огюст вылез через окно, пробрался в конюшню, взял коня и уехал в Ла Фер. Ни позднее время, ни дальнее расстояние не смутили мальчишку – об этом он даже не задумался. Он помнил только о своем решении. Еще он помнил о графе де Ла Фер, но у Огюста был неисчерпаемый запас упрямства.
Огюсту повезло, что на пути его – почти теряющего сознание от усталости, повстречал припозднившийся крестьянин.
«Я внук графа де Ла Фер» –  это все, что смог сказать Огюст, но на его счастье этого было достаточно. Мальчика обогрели, накормили, напоили и спешно отправили в замок, ради такого случая подняв с постели управляющего. Когда они приехали, шевалье уже спал, как убитый.
Дениза все узнала от сына Валанса, того стеснительного юноши, который вез Аньес и Атоса, и потому не смог отказать горничной, заявившей, что ее послала госпожа.               
- Ничего себе! – всплеснула руками Аньес, выслушав горничную. – Шевалье повезло, что он уснул раньше, чем приехал. Граф мог запросто отправить его обратно, не дожидаясь утра!
- Помилуйте, сударыня! Да разве господин граф такой?
- Не знаю, кто из них упрямее. А врача? Врача позвали? Шевалье надо осмотреть. Наверное, никто и  не подумал об этом!
Дениза вздохнула:
- Мадам, тогда хотя бы оденьтесь…
Комната, отведенная врачу, была в том же крыле, где были апартаменты д’Артаньяна. Аньес задержалась на минутку возле них, желая убедиться, что капитана не разбудили. Она стояла там же, где раньше Атос.
Дверь спальни гасконца открылась, и на пороге появился граф. При виде Аньес он лишь на долю мгновения задержал дыхание, но тут же свел брови к переносице и строгим голосом заявил:
- Мадам, в такое время Вы не должны бродить по замку. Это неразумная привычка. Возвращайтесь к себе, а я обещаю никому об этом не рассказывать.
- Спасибо… – растерялась Аньес. 
Не в силах противиться выразительному взгляду графа, она слегка склонила голову, и поспешно удалилась. Но уже возле самой своей спальни она очнулась, замедлила шаг и возмущенно фыркнула:
- А что он сам-то там делал? В ТАКОЕ ВРЕМЯ?
Она остановилась, но из комнат уже выглядывала чуть не плачущая Дениза:
- Мадам, может, довольно на сегодня? Да что же тут за жизнь такая! Тут вообще кто-нибудь спит ночью?
Аньес напрасно возмущалась строгостью Атоса. Она бы поняла это, если бы видела улыбку, которой он ее проводил, зная, что она этой улыбки не увидит.
Затем убедившись, что больше никаких случайных свидетелей нет, Атос тоже отправился к себе, и теперь его серьезность не была напускной.
В кабинете, сначала тщательно заперев дверь, он обратился к человеку, в ожидании сидевшему у камина:
- Прошу прощения, сударь, что заставил ждать. Непредвиденные семейные обстоятельства. Теперь я к Вашим услугам.