Sontse

...нам хотелось бы подвергнуть рефлексии
не поэтический текст, а возможность его...
несуществования.
                Кети Чухрукидзе



Дайте человеку выговориться, ему будет не так страшно. Человек всегда говорит много и не в путь, когда страшно ему. Поговорил, выговорился - и вроде легче, вроде отпустило... А где там, отпустило, - отошло на время, и всё...
"Индеец понка, чтобы сказать: "Человек убил крокодила" - говорит: - человек, он, один, живой, стоя, нарочно убил, пустив стрелу, крокодила, его, живого, сидящего." К. Леви-Брюль. "Сверхъестественное в первобытном мышлении".
Что это, как не речь пережившего сильнейшее эмоциональное потрясение? Такое, как страх смерти, ужас и восторг войны, охоты, вообще преодоление своей человеческой ограниченности - выход за границы в поступке-жесте. Это выход языка за грани собственной реальности, в повторах получающий "гражданство" в мире предметном, мире безъязыком, мире, убивающем без слова и умирающем без следа.
Самая первая, изначальная функция языка - это функция охранная. Человек начинает говорить из страха. Он называет предметы, обращается к ним, чтобы они не убили его. Артикулируя звуки, (условно) общие для всех, он как бы приобщается к тем, кто эти же звуки воспринимает так же как общие. Слово служит пропуском в мир, внешний по отношению к человеку. Слово - это оберег, не обладающий собственным смыслом, получающий и реализующий смысл только в общении. Бессмысленный набор символов, пароль даёт доступ в защищённое соединение с общим, с чем-то большим меня, иначе недоступным, непонятным и потенциально враждебным.
Помести его в замкнутое пространство, где нет визави, нет объектов, способных нарушить нейтральное состояние его тела - и человек будет говорить звуками и словами, которые в силу отсутствия коммуникативной цели в таком общении не обязательно будут осмысленными, даже условно. Кого же в такой ситуации заговаривает наш узник? Кто сейчас представляет для него угрозу? Он сам. Защитная функция языка осуществляется и в отношении к носителю языку, его репродуктору, его рецептору. Чем меньше объём сферы общения, чем в большей степени язык общается сам с собой, тем больше в языке того, что называют nonsense, no-sense, не-смысл. Это не отсутствие смысла, как можно было бы предположить, но это именно не-смысл - антоним смысла, так же реально существующий, лишь вне вербализации, вне экспликации вообще. Человек защищает и сохраняет себя паролями, внешне бессмысленными, не-смысловыми, недоступными для внешнего, второго участника. Второй участник, впрочем, подразумевается - как наличествующий, как возможность. Он является участником общения лишь в смысле его представления, как условный объект, поэтому реально может и не существовать вовсе, или его участие в диалоге может быть минимальным, а то и вовсе сводится к номинальному присутствию в топосе общения. Это движение осознавания, никогда не достигающее насыщения и не могущее остановиться или быть остановленным. Долженствование познать не могущее быть познанным составляет человеческую, слишком человеческую часть природы, главным образом отличающую, отграничивающую Homo symbolicum от остального.
Слова как таковые обладают "смыслом" ровно в той степени, в какой значимы дорожные знаки: пока они находятся в пределах родного им топоса, они значимы, но стоит только переместить, скажем, знак "Остановка запрещена" с обочины шоссе в городскую библиотеку, как он утратит и всякое значение, и "смысл". Первослово, звучащее впервые как обозначение предмета, и есть такой указатель. Многократное повторение слова воспроизводит его энергийный, вне-смысловой уровень.
"Слово - полководец человечьей силы" - верно, только сила эта не совсем человечья. Даже совсем не человечья. Мышление сверхъестественно, оно трансцендентно человечеству, и его переводчик - язык - принадлежит двум мирам, человеческому и реальному, в силу такой двойной принадлежности он понятен им обоим.
"Бессонница, Гомер, тугие, паруса, я, список, кораблей, прочёл, до половины..." Что это - вновь рассказ индейца понка? Это язык, пробитый и прибитый к несущему субстрату гвоздями служебных знаков. Паузы, несуществование, невидение - вот что организует высказывание как замену поступку, вот что такое язык: закрепление смысла вне смысла, воспроизведение без интерпретации. Какая там интерпретация, язык заплетается от страха: вот-вот, убитый ранее крокодил, он, живой, сидящий, выскочит с ахейцами из недочитанного списка - и сожрёт sontse как не имеющий смысла, первичный референт.


16 сентября 2017 г.