Философия музыки 140-150

140. С дуба падает жёлудь, рядом вырастает деревце: это Густав Малер и Арнольд Шёнберг. Какое бы расстояние не было между последним великим романтиком и главой Нововенской школы, у Шёнберга по-прежнему остаётся возвышенно-романтическое восприятие мира, он по-прежнему ценит красоту в искусстве.

Из всех модернистов Шёнберг – самый устойчивый романтик.

Музыка неоромантического периода Шёнберга – это бесконечные вагнеровские любовные томления в оркестре.

Шёнберг – композитор таинственной ночи и лунного света.

Эмоции в музыке Шёнберга – это плывущие по ночному небу косматые облака.

Шёнберг пишет музыку сновидений: безмятежных или кошмарных, правдоподобных или фантастических.

В музыке Шёнберга тьму жизни рассекает ослепительная молния любви!

Шёнберг прививает черенок декламации к древу романтической музыки.

Зигмунд Фрейд вспахивает почву подсознания, бросая в неё зёрна сексуальности. Его многочисленные последователи собирают богатый урожай фрейдизма. Психоаналитиком в музыке выступает Арнольд Шёнберг, чья додекафонная система, однако, не выходит за пределы узкого круга композиторов-специалистов. Популярность коренным образом отличает элитарную теорию Фрейда от додекафонии Шёнберга.

Шёнберг, словно психоаналитик, внимательно следит за тем, как эмоции блуждают между сознанием и подсознанием.

В музыке Шёнберга присутствуют не эмоции, а скорее призраки эмоций.

Двенадцатитоновая музыка Шёнберга – это звуковая вселенная, сжатая до школьного глобуса!

Фортепианная музыка Шёнберга отображает житьё-бытьё муравьиного царства. Муравьи снуют взад-вперёд по муравьиным законам, звуки композиции Шёнберга подчиняются додекафонной системе.

Серийно-точечная музыка Шёнберга не способна решать мировые проблемы, несмотря на противоположное мнение её творца.

Неужели шёнбергская механическая перестановка звуков достойна внимания серьёзных композиторов?

Шёнберг – выдающийся теоретик-новатор.

Шёнберг – двигатель музыки XX века.

Шёнберг в музыке – электромотор, работающий на высоких оборотах.

Экспрессивная музыка Шёнберга помещает мятущиеся души в ад, а счастливые – в рай.

Шёнбергу не удаётся избежать прожектёрства. Задумывая масштабные экспрессионистские произведения, он не завершает их. Такова его неоконченная опера «Моисей и Аарон»!

У композиторов Новой венской школы на первом месте стоит форма, хотя и с разным отношением к ней: у Шёнберга ещё остаётся опора на содержание, на романтические образы, Альбан Берг устанавливает относительное равновесия между формой и содержанием, Антон Веберн, находясь в сфере формы, окончательно погружается в неё. Это значит, что Шёнберг, Берг и Веберн активно работают в области формообразования!

Шёнберг выворачивает человеческие потроха наружу – всё, что в ней грязное и мерзкое.

Шёнберг – музыкальный Джеймс Джойс, Джойс – литературный Шёнберг.

Шёнберг и Дмитрий Шостакович – цветы ночи, цветы страха и отчаяния.

141. Рейнгольд Глиэр – сладкоголосая заморская птица в русской музыке.

Глиэр – экзотический цветок красоты и счастья в музыке России.

Музыка Глиэра опьяняет светом, красотой, феерией праздника.

Музыка Глиэра выделяется одухотворёнными эмоциями и благородными чувствами.

Глиэр – романтик, упоённый счастьем.

Романтическая музыка Глиэра утверждает торжество счастливой жизни на земле.

Культ красоты характерен для Рейнгольда Глиэра и живописца Павла Кузнецова.

Музыка Глиэра поднимает алые паруса Александра Грина, чтобы унести слушателей в чудесную страну красоты, благородства и счастья!

142. Фриц Крейслер – волшебник скрипки.

Крейслер – автор очаровательных скрипичных миниатюр.

Крейслер – один из самых изысканных и тонких музыкальных стилистов.

Нельзя не восхищаться стилистическими шедеврами Крейслера!

Музыка Крейслера – это мир возвышенных чувств и благородных стремлений.

Скрипка Крейслера завораживает магией чёрных и красных роз.

Скрипка Крейслера обрушивается водопадом в долину красоты и счастья.

Скрипичная музыка Крейслера захватывает в плен виртуозными пассажами, стремительными ритмами народных танцев. Она волнует лирикой, которая изливает сладостную негу или уносится в голубую высь неба.

Музыка Крейслера отличается благородством и душевной чистотой. Этому содействует его вера в Бога и увлечение старинной музыкой.

Фрица Крейслера объединяет с Францем Легаром изящный венский мелодизм.

Крейслер покоряет слушателей филигранными стилизациями музыки прошлых эпох. В отличие от него Игорь Стравинский возбуждает публику нарочитым стилизаторством. Если Крейслер – поэт, то Стравинский – актёр!

143. Музыка Мориса Равеля взлетает в ночное небо красочным фейерверком!

Музыка Равеля настолько яркая, что вызывает в памяти целый ряд образов: это шествие средневековых рыцарей и королевские персоны, водные стихии и бьющие в небо фонтаны, зеркальная гладь моря и причудливый подводный мир; это вселенский мрак и сотворённый Богом прекрасный мир; это Адам и Ева в раю и коварный змей, соблазняющий их вкусить плод с Древа познания, после чего они, отравленные ядом гордости, изгоняются из рая. Без Бога душа человека трепещет в одиночестве, её охватывает отчаяние и страх.

Морис Равель кружится с дамой в изысканном венском вальсе или сопровождает её в страстном испанском болеро. И делает он это посредством удивительно пластичного и колоритного оркестра!

Равель – величайший колорист в музыке. В опере «Испанский час», он, словно факир, жонглирует горячими и холодными огнями. Композитор удивляет слушателей фантасмагорической красотой музыки.

Отдаваясь во власть испанской стихии, Равель демонстрирует блестящую технику оркестрового письма. Его оркестр необыкновенно красочен.

Оркестровая красочность бывает декоративной и естественной. В таком соотношении находится испанская музыка Мориса Равеля и Александра Глазунова.

Равель часто пользуется блестящими фортепианными пассажами, изощрёнными фактурами. В этом он следует за Ференцом Листом.

Равель нередко доводит симфоническое звучание оркестра до чувственного экстаза. В этом он сравним с Густавом Малером и Александром Скрябиным.

Исходя из того факта, что Равель превосходно владеет фортепианными и оркестровыми фактурами, ещё не говорит о том, что он – мастер хоровой музыки!

Равель доводит музыкальную «живопись» до высочайшего уровня. Французский композитор – промежуточное звено между импрессионизмом и экспрессионизмом.

Морис Равель – испанский француз. Прославляя Францию, он воспевает Испанию.

Торжество красок в живописи – Анри Матисс, цветение звуков в музыке – Равель. В их творчестве встречаются две Франции – провансальская и испанская, два танца – фарандола и болеро!

Равель – южный собрат Сергея Рахманинова, Рахманинов – северный сотоварищ Равеля. Оба мастера – короли рояля XX столетия. Однако они по-разному заканчивают консерваторию: Равеля не удостаивают Римской премии, Рахманинов – с большой золотой медалью.

144. Отторино Респиги отличается изысканным эстетическим вкусом.

Респиги – мастер оркестровой звукописи.

Респиги – тонкий колорист в симфонических картинах.

Респиги – композитор-дельфин, рассекающий волны океана музыкальной изобразительности.

Красочная, роскошная музыка Респиги переносит нас в античный мир, где божество пребывает в вечном блаженстве!

«Римские фонтаны» Респиги переливаются всеми цветами радуги.

Импрессионистическую и неоклассическую музыку Респиги оттеняет мрачный, средневековый колорит. Это понятно, если учесть, что композитор высоко ценит старинную музыку.

В Григорианском скрипичном концерте Респиги творит молитву, обращённую к Отцу Небесному.

 Клод Дебюсси и Отторино Респиги по-разному смотрят на природу: первый любуется ею, второй – «изображает» её. Дебюсси – субъективен, Респиги – объективен, но при этом их произведения одинаково красочны.


145. Романтическая фортепианная музыка Николая Метнера разливается весенним половодьем.

В бурных сонатах Метнера звенят колокола весны!

Когда видишь, как лёгкий ветерок пробегает по траве и листьям деревьев, невольно вспоминается трепетная лирика Метнера.

Метнер – композитор-сказочник с мудрым сердцем.

Вдохновенными фортепианными поэмами Метнер возвращает нас в счастливую пору жизни, в далёкую, милую Россию, к лирическим пейзажам Василия Поленова и Исаака Левитана, к васнецовским русским народным сказкам.

У Метнера озорной композиторский нрав: он не упускает случая блеснуть виртуозной фортепианной техникой.

Каждое музыкальное произведение Метнера изнутри напряжённо, как натянутая тетива лука.

Творчество Метнера – это празднично украшенный фасад русской классической музыки.

Николай Метнер – сподвижник разумного человечества!

Метнер призывает человечество обратиться к добру и разуму!

Метнер – форпост человеколюбия в музыке!

146. Николай Рославец создаёт музыку райских сновидений.

В райских садах музыки Рославца обитают блаженные существа.

Душа Рославца витает в Эдемском саду.

Рославец грезит о райской жизни на земле.

Рославец мечтает об идеальном человечестве.

В музыке Рославца бурлит молодая энергия, направленная на переустройство мира.

Фортепианная музыка Рославца ассоциируется с пейзажами космической живописи.

Как в героике, так и в лирике Рославец стилистически чист.

Николай Рославец и Александр Мосолов творчески переосмысливают музыку рано умершего Александра Николаевича Скрябина. Они расширяют в пространстве и во времени скрябинскую экспрессию чувств.

147. Музыка Белы Бартока – это голос венгерского народа.

Музыкальное творчество Бартока находится под знаком любви к венгерской народной музыке.

Близость к венгерскому мелосу позволяет Бартоку писать свежую, яркую музыку.

Лирика в музыке Бартока по-девичьи целомудренна: она чиста и прозрачна, как утренняя роса на траве.

Барток возделывает ниву венгерской народной музыки.

Барток – мастер кружевного плетения народных мелодий.

Музыка Бартока вбирает в себя характерные черты языческих празднеств.

Барток в народной музыке, словно крестьянин, месит ногами виноград для изготовления вина.

Барток помещает народную музыку в рамки профессионального музыкального искусства.

Венгерская народная музыка входит в плоть и кровь Бартока.

Барток до мозга костей – венгерский национальный композитор.

Бела Барток в народной музыке – светлый, в экспрессионизме – тёмный.

Музыкальный экспрессионизм Бартока опирается на древний венгерский фольклор.

Барток всеми фибрами души ощущает, что на Венгрию надвигается социальная катастрофа. Вот почему его музыка либо скорбная, либо трагическая.

Экспрессионизм музыки Бартока скован печалью и страданием человека из народа.

Музыка Бартока – это океан скорби.

В музыке Бартока содержатся глубокие раздумья о земном бытии.

Музыка Бартока показывает судьбу Венгрии в эпоху кровавых войн и революций.

Ритмически импульсивная музыка Бартока бездонна: в ней есть место, как для объективного отображения жизни, так и для субъективных переживаний.

Музыкальный экспрессионизм Бартока блуждает между реальным миром, сознанием и подсознанием человека.

В экспрессивной музыке душа Бартока находится в оцепенении: она со стороны наблюдает то, что происходит в мире и в ней самой!

Опираясь на фольклорную архаику, Барток создаёт драматическую экспрессивно-диссонансную музыку: в ней переплетаются мрачное прошлое и гибнущий современный мир.

Тревогой и отчаянием переполнен музыкальный экспрессионизм Бартока.

Барток – композитор музыкальных катаклизмов и душевной надломленности.

На современную антигуманную цивилизацию Барток реагирует обличительной иронией и едким сарказмом.

В музыке Бартока отражаются душевные муки человека, находящегося в центре политического смерча.

Хлёстким, взвинченным ритмом Барток выколачивает дух из милитаристской Европы.

Музыка Бартока ввергает нас в звуковые водовороты, выбраться из которых невозможно!

Когда тоска сменяется тревогой, а тревога – отчаянием, личность вступает в яростную схватку с внешними силами – таково содержание музыки Бартока.

Лирический герой Бартока мужественно противостоит наступающему мировому хаосу.

Сквозь музыку Бартока несутся бурные потоки обновляющейся жизни.

Тот, кому не близок народно-танцевальный или экспрессивно-гротесковый Бела Барток, может получить чувство удовлетворения от его спокойной, возвышенной лирики. Этими тремя гранями творчества венгерский композитор близко соприкасается с бразильским титаном Эйтором Вилла-Лобосом. Отдаваясь народной стихии, оба мастера погружаются в глубокие эмоциональные состояния или восходят к Божественным высотам. Барток и Вилла-Лобос веселятся вместе с народом и страдают вдали от него.

Лапидарный и рельефный стиль музыки свойственен двум венгерским композиторам – Беле Бартоку и Дьёрдью Лигети. В их музыке краткие всплески энергии чередуются с долго длящимися слабыми импульсами сознания и подсознания, бурный взрыв энергии сменяется длительным покоем. Это неким образом отражает процессы, происходящие в физическом и психическом мире. Барток и Лигети – два гения, обогащающие музыку ХХ века венгерским национальным колоритом. Они продолжают традиции Ференца Листа.

Музыку Бартока можно определить как «сдержанный экспрессионизм» в силу того, что она не отрывается от народной песни и редко выходит за рамки реального сознания – пусть оно печально и горестно, пусть оно замкнуто на самом себе и очень специфично отображает окружающий мир, но оно не проваливается в бездну подсознания, где эмоции и психика бесконтрольны. Нельзя отрицать, что музыка Бартока – психологически острая и эмоционально неустойчивая, тем не менее, её не следует относить к крайним течениям модернизма XX столетия.

148. Зажигательный народный танец в Румынских рапсодиях Джорже Энеску властно захватывает в свой кругооборот!

149. Николай Мясковский – одиночка-горемыка в русской музыке.

Мясковский – хронический меланхолик.

Музыка Мясковского разливается озёрами меланхолии.

Что мы слышим в симфониях Мясковского? Звон обледенелых электрических проводов.

Мясковский скользит между чувствами, лишь иногда попадая в конкретное эмоциональное состояние: он, словно путник, вязнет в глубоком снегу.

Единственное, что удачно звучит в симфониях Мясковского, так это одноголосие: там, где много звуков, - всё не в лад, всё трётся одно об другое. Невольно спрашиваешь себя: обладает ли профессор московской консерватории творческими способностями?

Напиши Мясковский не 27, а 50 или 100 симфоний, он всё равно не поднялся бы до уровня гениальности. Талант – это Божий дар, который нельзя усовершенствовать человеческими потугами.

Если Александр Глазунов в симфонии король без короны, то Мясковский – голый король!

Карл Нильсен и Мясковский – авторы «рваного» симфонизма, напротив, Глазунов – блестящего, лакированного. Все эти композиторы пользуются прижизненной славой. Но сегодня они почти забыты. Таковы превратности судьбы!

Нельзя сказать, что Мясковский не испытывает влияния Александра Скрябина. В Десятой симфонии, написанной в 1927 году, явно присутствует скрябинская экспрессия.

150. У Игоря Стравинского бесчисленное множество ликов. Музыка Стравинского – это языческая Русь, весёлые скоморохи, писклявые дудочники, герои русских сказок, куклы ярмарочного театра, клоун в цирке, праздник зверей на лесной поляне, балетный Петрушка, Золотой петушок Римского-Корсакова, пробуждающий утром людей бодрым «кирики-кирикуку»!
 
Всевышний наделяет Игоря Стравинского талантом музыкального ремесленника.

Стравинский пишет добротно «сделанную» музыку.

Как музыкант, Стравинский «выжимает» из себя все соки, как интеллектуал добивается блестящих результатов в музыкальных произведениях.

Особенность таланта Стравинского состоит в том, что он выступает архитектором, инженером и строителем собственного павильона музыки: каждую деталь композиции он рассчитывает с непогрешимой точностью.

Стравинский остро реагирует на посредственную музыку. Он непременно хочет быть оригинальным.

Стравинский – заядлый экспериментатор в области музыкального языка!

Желая быть экстравагантным, Стравинский скрещивает плагиат с экспериментом. В результате мы имеем «композитора тысячи стилей».
 
Развитый вкус Стравинского нетерпим к банальности в искусстве. Вот почему композитор ищет своеобразие и неповторимость в собственной музыке.

Стравинский – один из величайших музыкальных мистификаторов XX столетия. Он тщательно вынашивает замысел, чтобы удивить публику непременно оригинальной музыкой.

Стравинскому не остаётся ничего другого, как с блеском демонстрировать свой заурядный композиторский талант.

Цирковые трюки акробата восхищают зал, что в полной мере относится к музыке композитора-эквилибриста Стравинского.

По-настоящему живая музыка звучит в произведениях Стравинского лишь тогда, когда он использует мелодии великих композиторов прошлого. Его же музыка – искусственная, мёртворождённая.

Стравинский делает всё мыслимое и немыслимое, чтобы взойти на вершину музыкального Олимпа.

Игорь Стравинский – двигатель прогресса в музыке.

Содержание музыки Стравинского во многом определяется миром народного, античного и европейского театров.

Стравинский – модельер собственной музыки.

Стравинский – музыкальный портной, умеющий шить костюмы любого фасона.

Стравинский – коллекционер музыкальных стилей.

Стравинский – парадоксалист, одним стилем опровергающий другой стиль.

В музыкальной душе Стравинского заложен динамит, который, взрываясь, побуждает к сочинению неординарных пьес.

В музыкальных произведениях Стравинского интересует, в первую очередь, его собственная персона и только затем – сама музыка.

Стравинский дикими, варварскими ритмами искажает русский фольклор в балете «Весна священная». Претенциозный автор рвёт народную музыку в клочья!

Стравинский превращает народные игры и хороводы в разбушевавшуюся языческую стихию. Здесь он неподражаем!

В балетах Стравинского неистовствует первобытное язычество, чем он приводит в шок утончённую европейскую публику.

Неоклассическая музыка Стравинского является выражением психологии западного мещанина, живущего между двумя мировыми войнами. Нет, он не бедствует, не подвергается репрессиям, не гибнет на фронте, напротив, щеголяет в модном костюме с тросточкой в руке.

Благодаря занятиям композицией с Николаем Андреевичем Римским-Корсаковым, у Игоря Стравинского вырабатывается тонкое чувство оркестра.

Стравинский подлинный мастер, поистине народный умелец в искусстве вышивания оркестровых узоров!

Симфонизм Стравинского особый: миниатюрный, игрушечный, кукольный, сказочный: его музыка для детей, для коротышек. Стравинский мыслит образами сатирических сказок учителя Римского-Корсакова.

Стравинский, будто шут гороховый, развлекает публику музыкальными забавами и потехами! Сочиняя музыку в разных стилях, он выглядит, как ярмарочный лицедей. Всё это школа Римского-Корсакова!

Языческий экспрессионизм Стравинского возникает на почве музыкальных сказок Римского-Корсакова и Анатолия Лядова – композиторов, обладающих необычайно колоритным оркестром.

Игорь Стравинский – многослоен: энергию и силу он берёт от Модеста Мусоргского, волю и экспрессию – от Александра Скрябина, рассудок и логику от Петра Чайковского, русский колорит – от Николая Римского-Корсакова.

В музыке существует родственная близость: Стравинский – духовный сын Римского-Корсакова.

Музыка Стравинского обрушивается градом оркестровых красок на головы европейских меломанов в период, когда Сергей Дягилев ставит на парижской сцене три балета русского композитора. Ими восхищается даже такой изысканный французский импрессионист, как Клод Дебюсси.

Сатирическая «История солдата» Стравинского имеет литературный аналог – «Похождения бравого солдата Швейка» Ярослава Гашека. И опера, и роман – продукты Первой мировой войны.

Стравинский и Владимир Набоков на Западе, Дмитрий Шостакович и Иосиф Бродский в России достигают небывалых вершин образно-ассоциативного мышления. Они виртуозно владеют техникой переработки различных стилей в нечто своё, только им присущее. Этим объясняется, что их произведения часто имеют два пласта: под верхним пластом своей музыки лежит нижний пласт других композиторов.

В шутовской музыке преуспевают Стравинский, Пауль Хиндемит, Дмитрий Шостакович (заметим: двое из них – композиторы польского происхождения!)