И взмолился зверь

И взмолился зверь из бездны морской: «Господи, желаю я обладать девой сей, но сердце ее не принадлежит мне!»
И ответил Создатель: «Покуда не прозреют глаза твои, не обладать тебе девой сей.»
И взмолился зверь из тьмы леса шепотом деревьев высоких: «Позволь мне, обладать девой сей!»
И ответил Творец: «Пока не откроешь потоки сердца безумного своего, не обладать тебе девой сей.»
И взмолился зверь из темноты ночной, призывая звезды и Луну, и всех ангелов небесных: «Позволь мне, обладать девой сей!»
И ответил Всевышний: «Пока не откроешь уста свои, и не выпустишь на волю ветра и громы, не обладать тебе девой сей.»
               
Трансляция его иллюзий прервалась внезапно. Система подвисла. Служитель монастыря Первой Прародительницы сморщился, как от боли. Его невозможная мечта, его недостижимая греза требовала обновления. Иначе… Такое состояние действительно было похоже на боль. Монах отключил ту часть сознания, которая отвечала за эмоции. Неужели ему еще целых два месяца терпеть? Возлюбленная, которую он тайно боготворил недосягаема, - она в отпуске где-то на планетах группы альфа-Вега.
 Человек с трудом справляясь с давно забытым состоянием шел во внутренние покои храма, где новообращенные принимали клятву служения своим мечтам и иллюзиям.
- Клянетесь ли вы оставить ненадежный мир плоти и греха, - громко говорил Настоятель в черной рясе, - и служить до конца той Первой и Единственной которую вы выбрали до прихода в эту обитель?
- Наше служение искренне! – отвечали с десяток юношей в белоснежном одеянии, - Навсегда мы оставляем несправедливый мир, чтобы служить тому Солнцу, которое выбрало наше сердце. Да не услышит никто кроме Господа и Прародительницы ее святое имя. Ибо имя ее, - молитва!
- Клянетесь ли вы оберегать все, что дорого вам до дня Суда над родом человеческим и не отступать от пути Любви и Счастья в грезах своих.
- Наше служение искренне! Пусть не останется ни в сердцах наших, ни в разумении нашем ничего, кроме святости, красоты и совершенства той, которая придет в нашу реальность и в наши сны. Пусть заберет Дева, которую возлюбили помыслы наши всю кровь и плоть нашу, как залог невозможного счастья.
- Клянетесь ли вы принять, что никогда не посмеете приблизиться к плотскому воплощению Девы, выбранной вами, и только издали сможете любоваться красотой и совершенством избранницы своей?
- Наше служение искренне! Мы принимаем все, чтобы слиться с грезами своими о невозможном.
 Монах посмотрел на молодых людей. Один из них запнулся и вышел из круга, начертанного Настоятелем. Он отказался от Служения, возможно посчитав более правильным иной путь к своей Любви. Да, иногда и такое случается. Возможно он и прав. Монах вспомнил себя в то время, когда он давал клятву. Такой же юный, неуверенный в себе…и влюбленный. К сожалению его любовь была для него недостижима. Ее сердце принадлежало другому. Почему мир так несправедлив? Он долго размышлял над этим вопросом, - но ответа не было. Как раз тогда начали открываться Храмы Прародительницы. Всем несчастным предлагалось как бы обмануть судьбу. Тогдашний Настоятель принял его очень радушно; предложил сперва все хорошенько обдумать, так как обратного пути не будет. «Ты будешь счастлив, - сказал он, - не так как другие, но ты сможешь видеть свою любовь; разговаривать с ней; даже прикасаться (конечно иллюзорно, но все же)».  Было только одно условие, - иногда надо видеться с объектом своего обожания. Не часто, но все же. Если такой возможности не было Орден готов был помочь. Правда, слишком часто делать это не рекомендовали, так как система могла потребовать слишком частого обновления. Но как мог монах отказать себе во встречах со своей любимой. Пусть случайных. Пусть она ничего не знает! Может догадывается…Но догадки, - догадками.
 Однако слишком частые случайные встречи привели к сбою и теперь нужно срочное обновление. А где его взять? Придется свыкнуться с болью. Человек уже готов был отправиться в свои покои для молитвы и обдумывания дальнейших действий, когда внезапно услышал голос одного из учеников: «Простите, Мастер, но Настоятель просит вас быть у него.» Мастер, - давно он не слышал подобного обращения. Ученик был юн, и явно куда-то спешил. Первый Адепт Прародительницы не стал его останавливать. Значит Настоятель желает его видеть. Давно ему не приходилось бывать в рабочем кабинете главы их Ордена. По сути после третьей, - последней ступени посвящения, он был предоставлен самому себе. Все внутри храмовые поручения получали новички, либо служащие из непосвященных и не принявших Служение.
 Настоятель встретил его с радостью.
- Давно не заходишь, - сказал он, - раньше так часто со мною советовался.
- Просто совсем нет времени, - Монах усмехнулся, вспомнив что времени как раз у него предостаточно.
- Да, совсем одичал, - продолжал Настоятель, - пора тебе поручить какое-нибудь дело…
- Какое? – искренне удивился Первый Адепт Прародительницы.
- Знаю, знаю…-  продолжал Настоятель, - ты был у истоков, и все такое…Но разве это повод  для безделья?  Мне кажется, ты совсем ушел в мир своих грез. Так нельзя. Служение подразумевает прежде всего свободу и счастье. Непринужденное счастье и свободу. Если быть постоянно в стране мечтаний можно сойти с ума. Я нашел дело для тебя.
- Я готов. – вымолвил Монах, подумав при этом, как бы хорошо было запереться где-нибудь, чтобы не слышать этих вечных нравоучений.
- Вот и хорошо. Значит завтра в десять тебя ждет на космодроме «Эйтик» корабль отлетающий на Триатрак-Вега. Орден собирается заключить договор о строительстве Храма на этой планете. Думаю, что логично будет сделать из тебя тамошнего Настоятеля.
- Что?!...
- Думаю, лучшего кандидата нам не найти, - сказал Настоятель Храма на земле, - совет десяти адептов выбрал тебя.
- Я конечно же рад оказанной чести.
- Вот и иди, знаю мои нравоучения тебе не к чему.
 Монах покинул кабинет Настоятеля, и поспешил удалиться в свою келью. Он до безумия радовался. И дело не в том, что ему предстояло Служение в новом качестве. Кому это интересно? Не все равно как или кем быть для своих грез? Лишь только возможность увидеть хоть на секунду свой идеал окрыляла человека. Триатрак- Вега, - знаменитый курорт, вполне вероятно, что его мечта проводит там отпуск. А это значит он сможет и обновить систему, и увидеть ее. Унимая дрожь в своем теле Монах опустился в кресло и закрыл глаза. При этом он включил на всю эмоциональность своей плоти. Резкая боль и резкий свет.
 И вот появилась она, - совершенная греза, идеал его мечтаний, его недостижимая любовь. Было утро. Для него было утро.
- Доброе утро, милая, - сказал человек, и упал перед своей Богиней на колени.
Она тихо-тихо подошла к нему; протянула свою руку за которую он взялся с такой дикостью, что даже несколько удивился.
- Доброе утро, любимый.
Тепло ее пальцев заставило его сердце биться в бешеном ритме. Человек в кресле закусил губу от боли. И все же стон вырвался из его рта. Но тот другой, - в его грезах, - не ощущал ничего, кроме счастья. Он поднялся с колен целуя руки своей Богине, тихо произнося по слогам ее имя. Кружилась голова. Какой это был чудесный рассвет.
- Осторожно, - милым ласковым голосом проговорила она, - ты сегодня такой…дикий.
Он покрывал поцелуями ее руки, - пальчик за пальчиком; запястье; локотки; его безумные губы остановились на ее тонких едва вздрагивающих плечах.
- Любимая, я бы хотел покрыть поцелуями все твое тело.
Она в ответ обняла его, и прижалась к его губам еще сильнее, чем он (когда несколько минут назад схватил ее за руку.)
- Ах!
Монах очнулся резко. Он вышел из мира своих грез. Пора отключаться. Завтра предстоял очень трудный и насыщенный день. Но как приятно было снова видеть ее, чувствовать ее поцелуи, которые никогда бы не достались ему в реальной жизни. Сердце его избранницы не принадлежало ему. Она была счастлива, как может быть счастлива земная женщина. А он так же был счастлив, потому что мог жить в иной реальности неподвластной земному. Там она была его. Целиком и полностью. И они были счастливы вместе. Монах заплакал. Перед сном он всегда позволял себе эту небольшую слабость. Никто не видит, кроме Господа. А Господь, - Он наверное, очень любит человеческие слезы.
 Утром он проснулся, как всегда рано. Не было еще даже пяти часов. Его рейс отходил из космодрома в десять, и у него опять была возможность грезить. Странное дело эти грезы, - в них человек погружался, как в реальность. Он видел все. Все осязал. Все чувствовал. Плоть его Богини была настолько реальна, нежна, тепла. Он мог услышать ее сердцебиение. Мог поймать своими жадными губами ее дыхание. Мог уловить ее тонкий чарующий аромат. Все, что случалось при мечтаниях было так ясно и четко. Правда иногда расплывались контуры его Совершенства и он чувствовал боль. Настоятель говорил про обновления. Вроде как система электронного возбуждения нервных окончаний питалась его воспоминаниями. Чем больше воспоминаний, - тем лучше. Однако была и обратная связь, - чем чаше обновления тем больше их требовалось для четкого образа. В идеале можно было прожить и с одним воспоминанием о любимой, но для этого необходимо пройти через боль. Боль пожирала сердце, а потом становилось легче. Кто-то пытался обмануть систему, записывая в свое сознания разных женщин, а затем накладывая на них черты своего идеала. К примеру, - у одной, похожая улыбка; у другой, к примеру…волосы; у третьей…пальцы и так далее. Он так не мог. Он ждал встречи только с ней! С ней одной! С ее пронзающим, проникающим сквозь плоть взглядом, который погружал его в безбрежный океан. И он тонул. И он нырял. И он плавал.
 Человек вновь стоял на коленях перед своей Богиней. Он дрожащими губами прикасался легко, как только мог, к большому пальчику ее белоснежной ножки. Господи, насколько это был совершенный пальчик. Кажется, он был покрыт красным лаком. И ее босоножки бледно-фиолетового цвета. Память немного искажала картину. Боль опять пронзила человека в кресле (как он посмел помнит ь нечетко!). Человек же стоящий на коленях перед Совершенным Идеалом всех своих снов, вдыхал ее непередаваемый аромат. Ни один цветок не пахнет так сладко, как любимая девушка.  Богиня опустила к нему свой взгляд, и он мог прикасаясь губами к ее безупречному ноготку видеть ее глаза. Глаза, прекраснее неба! Глаза, прекраснее моря!  Так может заглянуть в душу только чистое счастье. Она засмеялась. Господи, как он хотел, чтобы она смеялась. Смеялась своим светлым непохожим ни на что земное искренним теплым детским смехом. И он засмеялся в ответ. Он помнил еще будучи ребенком, когда он первый раз попал в Храм и увидел иконы и свет истинного Создателя, ему так же хотелось смеяться, - чистым детским смехом. Как он был счастлив чувствуя этот смех от своей Богини. Прекрасно!
 Так могло бы продолжаться вечно, если бы не миссия. Монах очнулся без десяти десять. Он опаздывал. До космодрома «Эйтик» добраться можно и за три минуты, но собраться он не успевал. Ладно. В полете можно будет связаться с Настоятелем и попросить прислать все нужное, а лучше перечислить ему немного средств, чтобы начать все с нуля. Новая жизнь, - новое назначение.
 На место назначения монах прибыл поздно. Оказалось Храм уже построен. Величественное здание располагалось на высокой горе, - внизу бушевало море. Чистое синее море. Монах, как будто окунался в глаза своей возлюбленной. Рядом с Храмом находилась гостиница. Его счастью не было предела, когда утром он встретил ее. Зачарованный следил он, как она села в автобус и поехала куда-то в город.
 Она здесь! Теперь каждое утро он вставал пораньше, для того чтобы встретить восход своего светила. Они обменивались короткими приветствиями, а потом человек смотрел как его Богиня поднимается по ступеням в свой рай. Да именно…в свой! Сама вселенная по определению принадлежала ей, - ей одной. Чувство радости и легкости наполняло его сердце от этих встреч и давало пищу его душе. Вечерами, днями и ночами он вспоминал ее; шептал ее имя; и разговаривал с ее отражением в нем. Конечно у него были и свои обязанности по обустройству Храма. Сооружение было построено на каких-то древних катакомбах неизвестной цивилизации. От не сохранилась довольно широкая сеть тоннелей и множество обычных земных комнат.  Один из таких тайников он втайне ото всех своих подопечных оборудовал под вполне сносное жилище с кроватью, столиком. Он даже повесил на стены несколько ее изображений, которые осторожно перенес из своего сознания на холст.
 Тогда еще он совсем не задумывался для чего все эти приготовления. Иногда он уходил сюда и подолгу общался с тем невесомым образом своего идеала, который вырастила его душа. Здесь он мог все. Или почти все. Конечно никто даже не догадывался об этих его отлучках. Благо адептов в новом Храме было мало, - человек десять. Такая жизнь нравилась ему. Никто не мог упрекнуть его в том, что он слишком часто по утрам смотри т на ту, которая была дороже жизни и смерти. Тем не менее система встроенная в его мозг слишком часто стала давать сбои. Но к боли человек уже привык…
 Они ехали вместе в автобусе. Он хотел смотреть на нее не отрываясь, но понимая, что это может быть неверно (хотя, наоборот слишком верно) истолковано как окружающими, так и его возлюбленной, ему приходилось отводить взгляды в сторону. Как же это тяжело! Возможно она догадывалась: ее улыбки были так соблазнительны; ее взоры, так сладки; жесты так нежны и плавны…
 В это утро они вышли оба на одной остановке. Вернее она вышла с какой-то женщиной и о чем-то с ней разговаривала, а он вышел вместе с ними. Человек лишь скользнул взглядом по своей Богине, и поспешил по каким-то своим делам. Как будто поспешил. На самом деле он никуда не спешил, а просто скрылся за поворотом и пошел так не спеша, как только мог. Он знал, что дорога только одна, и что она пойдет именно по ней. Он ждал, когда она догонит его… Краем глаза он видел, как она вроде бы торопится. Эта спешка была такой же ложной, как и его. Возможно ей было неприятно его общество, или она боялась… Интересно кого, - его, или себя? Иногда мужчину терзали смутные сомнения насчет чувств этой настолько совершенной женщины. Интересно, что она чувствует по отношению к нему, - презрение, любовь…или ничего? Может все только его глупые домыслы. Неужели монаху было мало общения с тем ее невесомым двойником в своем сознании?
 Итак она догнала его; бросила на него легкий загадочный взгляд, и как будто поспешила дальше. Он смотрел, как она удаляется…и ему хотелось разорвать себя на куски, а потом задушить…или в обратной последовательности. Почему он ничего ей не сказал? Не окликнул ее? Не упал перед ней на колени, чтобы целовать носочки ее туфелек…ее следы?! Безумец! А если она именно этого и ждала? Нет! Глупо даже мечтать о подобном. Разве, королева обратит внимание на бессловесного идиота?! И он молча смотрел на ее удаляющеюся спину. Насколько стройна его Богиня! Насколько восхитительна! Ее плечики двигались в такт ее легким шагам и заставляли сердце стучать быстрее с каждым шагом. Он шел за ней, словно тень…Но тень была к ней намного ближе, - там, где его место, - у ее ног! Какое изящество! Какая грация! О ее походке он мог бы говорить вечно. Вот только говорить он не смел. Никогда она не сможет принадлежать ему… Зачем же мучиться?! Нет стоп! Он счастлив, - счастлив своими воспоминаниями о ней: о ее улыбках; словах (словах просто подслушанных, сказанных не ему; и тех которые она сказала ему); о ее взглядах (мимолетных, загадочных, веселых и радостных); о ее смехе (жаль, что не он смешил ее) детском, ангельском, чудесном, серебряном, золотом…каким еще может быть смех?...белоснежным, как ее кожа. Да еще…он смотрел на ее ноги, на легкие покачивания ее бедер. Он испытывал бешеное ни с чем не сравнимое удовольствие, - видеть ее такой как она есть. Видеть ее живой! Живой, а не призраком из своих воспоминаний удачно воссозданном его электронными устройствами в мозгу. И она ушла. Ускользнула, как всегда. И почему-то стало грустно и больно…
 К себе он попал поздно вечером. Боль не унималась. Выпив вина, он позвал ее из глубин своего сознания. Она пришла, как Солнце. Сияя яростным огнем и страстью. Она была без одежды. Даже во сне, куда она приходила для того, чтобы обвинить его в его чувствах он никогда не видел ее такой, - такой милой и сонной. Интересно, откуда взялось это тело. Конечно он представлял ее обнаженной и не раз. Он представлял, как осторожно снимает ее платье; или кофту с юбкой…или с брюками. Иногда он представлял, как разрывает все это. Но была ли его иллюзия реальным отражением ее тела. Как можно не видеть ни разу ее нагой представить солнечную божественную плоть? Истинно ли такое представление? Он посмотрел на ее изображение на картине. Поцеловал ее губы, шею…каждый тоненький нежный пальчик. Ее призрак стоял рядом и гладил его волосы. На кровать они упали вместе.
 Боль не покидала человека ни на миг. Сердце бешено стучало. Наверное его электроника дала сбой, но от осознания подобного факта легче не становилось. Легче становилось тогда, когда он видел ее утром. Приветствовал ее и слышал приветствие в ответ. Наверное, так чувствует себя зверь в клетке, когда вырывается на свободу. Он пил ее образ, как небо, как лето; как все времена года…он вдыхал ее как снег…как волю, как жизнь. Вечный арестант в клетке обстоятельств. А в голове одна мысль, - она не моя. Она не моя! Она не моя! Почему…
На этот раз он подготовился. Он уже не был человеком в привычном смысле этого слова. За Богиней шел зверь. Опасный своей непредсказуемостью, дикостью и страстным обожанием. На этот раз она была дичью. Безо всяких оговорок и приличий. Все было готово.
 Шарик с усыпляющим газом аккуратно плыл за ней. Он был настолько мал, что тона не замечала. Оставалось найти тихое укромное место где не было бы людей. Он молился, чтобы она прошла через такое место. Гравитационный контейнер с системой подачи воздуха был огромен настолько, что легко бы вместил их обоих. К тому же он выглядел обычным багажом и не привлекал внимания здесь на планете-курорте. В кармане человек держал легкие наручники и резиновую ленту для рта. Лента была выбрана специально самая надежная, но не причиняющая ни малейших неудобств. Зверь в нем не хотел ничем повредить своей Богине. Он украдет ее. Похитит. Возможно он не осознавал своих действий, но так желал прикоснуться к ней по настоящему. Хотя бы один раз!
 Здесь совсем не было людей. Наконец-то! Усыпляющий газ сработал без запинки. Он был далеко, и едва успел подхватить упавшую без чувств женщину на руки. Он держал ее на руках! Боже, он бы пронес эту ношу через весь город, - он бы не нес…он бы летел вместе с ней. Летел над морем, над землей, над пропастями и обрывами, над лесами и полянами здешних огромных ярко-синих цветов. Опьянение от легкости самой драгоценной ноши не проходило, даже тогда, когда он опустил ее тело в гравитационный контейнер. Его руки тряслись мелкой дрожью. Он вдыхал с них ее аромат и голова кружилась…кружилась…
 Его Богиня очнулась на белых шелковых простынях в его тайнике. Он смотрел, как она открыла глаза, и с подозрением смотрела на него. Он мог смотреть на нее не отрываясь. Ее обнаженное тело просто великолепно! Конечно же он раздел ее.  Дрожь безумного удовольствия не проходила. Он мог сотни раз делать с ней все что угодно, пока она спала. Но он не желал осквернить ее плоть! Ноздри зверя ловили сладкий аромат, наполняющий комнату. Ее присутствие здесь, - безумное счастье, которого не может быть.
 Женщина тяжело вздохнула. Ах, да он совсем забыл о резиновой ленте на ее губах. Зверь аккуратно снял ее, и бросил в угол. Он почти был уверен, что она плюнет в него, и слегка прикрыл глаза, ожидая этого момента. Он представил, как с ее губ срывается эта влага и попадает ему на лицо. Он достоин подобного. Буря чувств сметала все остатки человеческого в его сознании, - он даже не мог говорить, и совсем не понимал ее слов. Женщина не плюнула. Она просто смотрела на него, а губы открывались с расстановкой и так великолепно тихо журчал ручей ее неземного голоса. Зверь взял в свои руки ее и принялся целовать эти тонкие длинные пальцы, прикасаясь к ним осторожно, как только мог. Он коснулся губами ее шеи, вдыхая ее аромат и слегка покусывая. Она настолько непохожа на тот призрак, что создавала его электронная начинка, которая дала сбой. Боже, насколько она совершенна!
Он помнил лишь одно слово…
Простите! Простите! Простите!
Самое глупое из слов. Разве он хотел прошения?
Потом он просто упал рядом с ней и целовал ее ноги. Каждый пальчик ее белых стройных ног! В его сознании смешивались сотни, тысячи картин самых изощренных ласк. Он не смел. Его Богиня молчала. Молчала и не сопротивлялась. Конечно ее руки все еще приковывали наручники, но ее взгляд светился таким пониманием своей безграничной власти над ним, что он с трудом дышал без ее разрешения.
 Он снова посмотрел на нее провел рукой по ее волосам, они были темные, как ночь…и сладкие, -
сладкие… Нет они не были черными. Он даже не знал какого они цвета, но вместе с их волнительным прикосновением пришла ночь. Но рассвет уже приближался неслышными шагами.
Он упал перед ней на колени и закрыл глаза, молясь ей на неизвестном зверином языке. Потом снял с ее рук наручники. Она не убегала, а выпрямившись смотрела на него стоящего на коленях. И ночь закончилась, но зверь плакал.
 Он взял ее на руки уже не бесчувственную и одетую. Наверно она сама позволила ему одеть ее прелестное тонкое платье все в диковинных очаровательных цветах. Зверь вынес ее на улицу. Светили звезды, когда он поставил свою Богиню на поляну цветов рядом с Храмом, и упал перед ней целя ее ноги.
- Прощайте… - сказал он. И обессилено рухнул рядом.
 Когда Настоятеля нового монастыря нашли утром адепты Прародительницы он был мертв. Осталась пустая телесная оболочка. Мозг словно сгорел, как и вся сердечно-сосудистая система. Еще никогда патологоанатом вскрывавший человека не видел ничего подобного. Странное заключение было отослано на Землю первому Настоятелю. Среди прочего в нем значилось, что электронная система монаха была в полном порядке и работала почти без сбоев. Тем не менее в рекомендациях Храму Прародительницы было предписано отказаться от применения подобных устройств в дальнейшем. Что из происшедшего случилось действительно, а что было только иллюзией знала наверняка только его восхитительная и совершенная Богиня.