Глава первая Прелюдия были в небыль

   Необычным и удивительно непредсказуемым казался Астре Цезариевне самый обычный ненастный четверг в конце суровой зимы, когда неожиданно получив отказ на роль, придумывала озабоченно прима балерина, ближе к полудню, на что потратить внезапно свалившееся на неё свободное время.

   Незаметно для себя, она уныло переживала о том, что и к ней тихо подкрался тот самый возврат, когда все открытые ещё вчера настежь двери, с омерзительным скрипом норовили захлопнуться навсегда уже завтра. И холодея от неопределённости, безработная женщина заставляла себя надеется, что оборвавшаяся многолетняя карьера, в дальнейшем обернётся именно тем ключевым моментом, когда размеренное течение жизни, внезапно завернув за крутой поворот, принимает невообразимо счастливое направление.

   И хотя она старательно пыталась верить в светлые перемены, однако нежданный свободный день вовсе не радовал Астру Цезариевну, а даже раздражал своей пустотой. Напряжённо придумывая, чем же заняться, она бесцельно передвигалась по квартире, грустно разглядывая свои пушистые тапочки, облачившись в уютный домашний халат. Но всё – же, укутавшись в тёплую ткань, чувствовала себя скверно, будто в погребальной мантии, нерасторопно прогуливаясь из кухни в спальню, от двери к окну, не испытывая ничего хорошего. Напротив, растягивая минуты в бесконечные отрезки, её почти траурная медлительность, придавала внутреннему состоянию неприятнейшую тяжесть и, подпевая завываниям непогоды за окнами, в балерине разрасталось отвратительное уныние забытого за ненадобностью человека.

   Ко всему прочему, её скорбящая душа содрогалась невыносимым плачем скрипки, доносившимся из соседней квартиры, в которую недавно поселился мужчина приятной внешности, сухо здоровавшийся всякий раз, проходя мимо, отрешённо замкнувшись в себе. Зачем - то именно сегодня, новый сосед устроил нагнетающее выступление, терзавшее невольную слушательницу, для которой громкие четырёх звучные аккорды, словно превратились в дерзких стервятников, круживших над её головой. И когда, привлечённая адским концертом, на карниз присела взъерошенная ворона, Астра Цезариевна холодея, пришла к решению, что звуки издаёт музыкант, воистину зловещие.

   Чертыхаясь вслух и открещиваясь от напастей утра невезучего, она направилась выпить бодрящего чая, чтоб согреться, но случайно опрокинув любимую кружку, разлила кипяток на скатерть. Потом вдруг ни с того ни с сего, в воздухе омерзительно запахло курятиной, подгоревшей у миловидной соседки, проживавшей этажом ниже, и женщине неудержимо захотелось продаться дьяволу за одно только, спокойствие. Ещё мгновение спустя, где – то заскулила собака, жалобно завывая вместе с порывистым ветром, шлёпавшим о стекла многоэтажного дома брызгами унылой погоды.

   Совершенно измученная злополучным утром Астра Цезариевна, охваченная к обеду паническим страхом предчувствий, каким - то неуклюжим движением опрокинула горшок с цветком напольным, именуемым денежным деревом, доставшимся ей по наследству от брата и его жены, когда новобрачные переселялись из холостых апартаментов в царские, на центральном проспекте города. Новоиспечённая жена брата, Клавдия Ивановна, категорично отказалась перевозить старую рухлядь в новое жильё, и пыльное украшение интерьера перекочевало к сердобольной танцовщице.

   И если бы цветок разбился в любой другой день, то обронила бы нерадивая хозяйка вздох облегчения – уж очень громоздким выглядело не изящное растение, так и не соизволившее зацвести хотя бы раз на радость новой владелице. Но в тот роковой четверг, даже самая обычная оплошность, смогла всколыхнуть мнительное суеверие, чтоб чудилось не получившей роль приме, будто сломанное дерево, это не обычная печальная рассеянность, а очень даже суровое предзнаменование. Судорожно вспоминая, что экстрасенсы предвещали неминуемый конец света к ближайшим выходным, её мысли, не укладываясь одна на другую, плели откровенный заговор против сознания, запутавшегося в лабиринте совпадений.

   Неизвестно до какой крайности смогла бы довести себя одинокая страдалица, если бы вдруг с удивлением не обнаружила двойное дно в горшке устаревшего дизайна, давно напрашивавшегося на загородную свалку, развалившемся словно пень трухлявый. Осторожно взяв в руки увесистый тайник, в виде плотно замурованного ящика, Астра Цезариевна не спеша поднесла его к уху и легонько встряхнула, роняя на себя вековую пыль, пытаясь уловить в шорохе, доносившемся изнутри, подсказку о его содержимом. Первое, что промелькнуло в её голове, имело осадок смутной досады на то, что до слуха не доносилось звяканье семейных драгоценностей, лишь еле слышался глухой удар об металлические стенки. Но и этого хватило, чтобы на её лицо вернулась улыбка потому, что воображение уже влекло безработную женщину в роскошный отпуск у моря. Тут же незаметно сгинули страхи и предчувствия, а им на смену явилась предполагаемая возможность вырваться из хмурого мегаполиса на солнечное побережье и словно наяву почувствовала обладательница старинной находки, как тяжёлый домашний халат на её плечах превращается в воздушную курортную распашонку.

    Этот резкий переход от ужасного настроения в феерическое, сопровождался мучительными попытками вскрыть тайник открывалкой консервных банок и хоть что - то вспомнить о той сударыне, которая еще в прошлом веке отблагодарила за поддержку состоятельных родственников, незатейливым цветочным подарком, доставшимся ей, в свою очередь, по наследству от бесследно сгинувшей тётушки.
   
   Но безрезультатные старания увидеть содержимое тайника и откопать в закоулках памяти имена забытых предков, не увенчались успехом, вот и решилась Астра Цезариевна, в отчаянном порыве, отправится к упражнявшемуся музыканту просить помощи, продолжавшему потрясать лестничную и её грудную клетки, страданиями смычка.

   Однако застенчиво переминаясь с ноги на ногу возле порога соседа, ей вдруг вспомнился скрытный человек, старательно оберегавший, впрочем, так же как и она сама, свой внутренний мир от внешних вторжений, но указательный палец её, уже коснулся кнопки звонка, отступать стало некуда. Неожиданно гостеприимно распахнув входную дверь, в приятной тишине, мужчина заговорил первым, будто поджидал визитёров:

 — Здравствуйте! А я думал, что все соседи на работе, – с долей удивления сообщил он, низким голосом.

 — Здравствуйте, сосед! Наверное, не годная стала я для работы, - словно оправдываясь перед директором школы, краснея как ученица, ответила она, поспешно переводя неприятную тему на более интересную, — А я к вам за помощью пришла. Вот, не могли бы открыть? – протягивая ему тайник, спросила гостья.

 — Ой, ну конечно помогу! А что это? Нашли чёрный ящик утерянного самолёта в шкафчике для косметики? – весело предположил шутник, разглядывая со всех ракурсов металлический предмет, однозначно хранивший внутри что – то тяжёлое.

 — Я не знаю что это, но надеюсь, вы поможете мне в этом разобраться, - не переступая через порог без приглашения, деликатно ответила женщина. А мужчина, заинтересованно удаляясь вглубь квартиры с загадочной находкой, тут же спешно вернувшись, предложил даме войти:

 — Ну что вы в косяке застряли как вампир, проходите в гостиную комнату. И пользуясь так сказать случаем, разрешите поинтересоваться, как же вас величают? – спросил он, заинтригованный случайной встречей.

 — Астра Цезариевна, а вас как зовут? - представилась соседка, осторожно заходя и привычно глядя в лицо собеседника, откровенно, но не дерзко.

 — Ого, звезда кучерявого императора? – странно отреагировал он, увидев блеск её серо–голубых глаз, какой бывает только от линз контактных, — А я простой Роман Любомирович,- подчёркнуто не просто, представился он.

   И тут же, задорно насвистывая и переведя взгляд на тяжёлый предмет в своих руках, сосед с помощью зубила и молотка, принялся сосредоточенно отсоединять крышку от основной части металлического ящика, словно позируя, чеканя каждое движение, ощущая как соседка, затаив дыхание, молча наблюдает за его действиями. А она, завороженно любуясь, удивительно гибкими его музыкальными пальцами, будто помогала своим присутствием и, вдохновлённый взглядом женщины, мужчина быстро справился со вскрытием тайника, предложив ей первой взглянуть на содержимое:

 — Готово! Полюбуйтесь, Астра Цезариевна, - победоносно сообщил Роман Любомирович, не уступая, однако, ей место возле стола, на поверхности которого, находился предмет предлагаемых любований, чтобы пришлось соседке подойти настолько близко, насколько дамы не приближаются к мало знакомым кавалерам.

   Его план был прост и срабатывал всякий раз, когда птицелов раскидывал бесхитростные сети, очаровывая пёструю пташку, заманивая в свои объятия. Но она не подошла, лишь протянув обе руки, плавно «упорхнула»:

 — Благодарю вас, Роман Любомирович, но разрешите мне дома полюбоваться? А если возникнет у вас спонтанное желание, приходите на чашечку кофе, я чистосердечно рассажу вам что и где нашла, почему без работы, да и вообще, охотно познакомлюсь с новым соседом, но на своей территории.

   С этими словами она вышла, замедляя шаг и остерегаясь запутаться в пушистых тапочках, плавно унося вскрытый тайник, сохраняя при этом привычно ровную осанку и желание понравиться. А вернувшись к себе, Астра Цезариевна подзабыв о таинственной находке, думала о неожиданно приятной встрече, опустив холодный предмет, послуживший предлогом для знакомства.

   И так как времени у неё было больше чем достаточно, то уже в коридоре мысли начали возвращаться воспоминаниями в пережитое только что событие, когда вдруг раздалось резкое бренчание телефонной мелодии, вырвавшее мечтательницу из плена романтического опьянения. Одной рукой она включила связь, а другой машинально прикоснулась к верхней части тайника, глядя в пространство, слушая голос Клавдии Ивановны:

 — Астра, привет! Мы тут решили, что будет лучше, если ты приедешь на день рождение Стелладия не в эту, а в следующую субботу. Дело в том, что у нас соберутся очень важные бизнес партнёры и тебе, наверняка, будет скучно. Ну и вообще, даже с именинником поболтать не удастся, так что приезжай в конце следующей недели, - сообщила о принятом решении Клуша, не собираясь выслушивать возражений сестры мужа, желанного в день рождения, гостя.

   Молодая жена Стелладия Цезариевича, имела неприятную манеру высказываться командным тоном, и эта её нарочито завышенная важность сводила на ноль желание общаться, но не смогла уничтожить традицию вовремя поздравлять самых близких людей. И повернувшись спиной к находке, Астра Цезариевна взволнованно ответила:

 — Спасибо тебе, Клуша, за проявленное беспокойство, но я могу и с утра подъехать. Ты позволишь произнести пожелания и поцеловать брата лично, в самый лучший его день? – предложила компромисс соблюдающая семейные обычаи, сестра виновника предстоящего торжества.

 — Послушай, Астра, у нас соберутся сливки общества, крем де ля крем, нам нельзя ударить лицом в грязь! Я должна много что успеть сделать и жду помощи от мужа. Прошу тебя, не устраивай скандал по пустякам! Просто поздравь его по телефону.

 — Хорошо, я ему позвоню. Тем более что я нашла, чем развлечься. Ты кстати, помнишь то «родословное дерево» в горшке, подаренное мне? Так вот в нём, оказывается, был спрятан тайник! Так что надеюсь, вскрыв его, скучно мне не будет, желаю и вам славно повеселиться. До свидания, – и будто вспомнив об очень важной вещи и не желая терять ни секунды, оборвала беседу обиженная гостья, получившая отказ на вечеринку.

   Отбросив телефон и наслаждаясь звоном затишья, разозлившаяся Астра Цезариевна силилась понять, когда же наступает тот чудный момент, в который простокваша начинает чувствовать себя сливками, настолько пышно взбитыми в крем, что перед раздутой напыщенностью меркнут даже внутрисемейные привычки.
 
   И желая забыть о неприятном разговоре, она повернулась к вскрытому металлическому ящику, вспоминая любезного Романа Любомировича, волей судьбы заселившегося в квартиру съехавшего бескультурного семейства крикунов.

   Но прежде чем заглянуть внутрь тайника, женщина мечтательно засмотрелась в пространство, и замерев, её чуткой натуре захотелось пережить нечто необычное, особенное, не замазанное бытовой вознёй, не избитое жестью криминальных будней, не залитое горечью безысходности. Безмолвно крича, требовала её одинокая душа, истерзанная банальностью суеты, невозможного приключения, путешествия не в отпуск, а в быль и небыль! Грезилось мечтательнице пуститься с настоящим героем в авантюрную прогулку не на одну ночь, а в вечную бесконечность, чтоб с ним обнявшись, увидеть бескрайние дали в зените восхитительных прелестей…

   Но ей не удалось прочувствовать всю глубину своего необычного желания, победившего страх дня мистического, его вдруг оборвал электрический дверной звонок, короткий и даже несколько скромный. Ликующее сердцебиение ускорило шаги и, открывая входную дверь, она уже знала кого увидит:

 — Роман Любомирович? Как неожиданно! – мягко улыбнувшись, почти пропела хозяйка, — Входите, пожалуйста, раз уж пришли!

 — Раз уж пригласили, я не заставил себя долго ждать, - отпарировал гость, отклоняя догадки о поспешности его появления, — А это вам, так сказать, знак внимания, - вручая коробку конфет, переключился на другую волну сосед:

 — Итак, рассказывайте как обещали, что же оказалось внутри тайника, нами вскрытого?

   После его вполне обычного вопроса, на щеках соседки выступил лёгкий румянец, потому что внутри её самой вдруг оказалось воспрянувшее, давно забытое чувство, заполнившее пустоту хмурого дня и увлёкшее мысли женщины далеко от содержимого металлического ящика. Это головокружительное внезапное увлечение мужчиной, она настойчиво пыталась отнести в разряд мимолётных, тех, что в скуке безделья легко возникают и затем, в трясине забот неизбежно утопают. Но её истерзанное сердце, упорно протестуя, страстно жаждало лелеять симпатию к этому человеку, и откуда-то само собой явившееся кокетство, томно преобразило взгляд и придало загадочность звучанию голоса.

   Ей безумно хотелось войти в его память яркой незабудкой, откровенно нуждающейся в опеке садовника. Зато рациональность женщины подкидывала жгучие сомнения, рисуя воображению не весёлые картинки дня завтрашнего, в котором опуская обескураженно взгляды под ноги, будут сухо здороваться сквозь зубы соседи, сыгравшие короткую партию любви обилия, взбодрившись в зимние морозы.
   
   Такое её нелепое раздвоение, создающее колючее двоякое состояние хотения счастья и одновременно страха его потери, очень мешало Астре Цезаревне думать и беспристрастно общаться с мужчиной, поэтому небрежно махнув рукой в сторону стола с покоившейся на пластиковой салфетке находкой она, удаляясь, предложила желанному гостю:

 — Да вот он, наш найдёныш! Сами и посмотрите, - в надежде укрыться от собственных противоречивых желаний, убегая на кухню, ответила женщина.

   И спрятав в приготовления кофе трепетное волнение, Астра Цезаревна, буквально насильно заставляла себя выбросить из головы навязчивую идею попробовать чуть – чуть, совсем не серьёзно, только наполовину своих возможностей, капельку пофлиртовать, чтобы не утратить навсегда сладкую способность насолить себе самой в личную безмятежность.

   Тем временем Роман Любомирович, стоял напротив вскрытого им тайника и с удивлением разглядывал жильё соседки, так не похожее на оазисы одиноких женщин, с полным отсутствием «дорого сердцу» хлама, без вазочек разных калибров, без занавесок в цветочек, без портретов, без розочек, кошечек, побрякушек, безделушек. Его привлекло необычное имя соседки, но ещё притягательней ему показалась отпугивающая серьёзность женщины с минимальными потребностями, так понравившаяся ему с первого взгляда, когда проходя мимо, неприметная как тень гражданка, несла себя удивительно женственно, словно на цыпочках шествуя по облачной ковровой дорожке, расстилающейся над асфальтом только для её грациозной поступи. Окутанная вуалью загадочности, соседка располагала Романа Любомировича к вечерним размышлениям над нежной привлекательностью, похожей на дивное приведение дамочки. И вот когда, часом раньше, их еле уловимые симпатии встретились по случаю вскрытия старинной находки, то взаимностью удвоились их зыбкие чувства, приобретая вполне отчётливую влюблённость, и уже невозможно стало врать самим себе о том, что якобы с ними ничего не происходит.

 — Ну, и что же мы с вами, Роман Любомирович, нашли? – раздался певучий голос из кухни, вернувший мужчину в ситуацию на бытовой уровень.

   Неловко гремя чашками о блюдца праздничного сервиза, хозяйка старательно проявляла гостеприимство и, явившийся по приглашению сосед, вдруг почувствовал нечто особенное к этой милой особе, не позволявшее обряжать её в костюм Евы. Задумчиво открывая тайник, он поймал себя на мысли, что устал за долгие годы гастролей от знакомств с бесстрашными ведьмами и от свиданий со жгучими стервами. Первый раз в жизни ему захотелось продегустировать безупречную сдержанность в искренних порывах, не понимая, откуда взялась эта странная фантазия. Ему хотелось ответить скромной женщине так, чтоб завоевать её расположение раз и навсегда, поэтому заглянув внутрь вскрытого им ящика он, разочарованно вздохнув, всё-же обычно ответил, просто предложив:

 — А давайте, Астра Цезариевна, пить кофе! Мы нашли с вами рукопись настолько древнюю, что вряд ли сыграет роль, когда начинать ознакомление с её содержанием, - прохладно отреагировав на результаты вскрытия, кавалер начал искать другую возможность оказаться непревзойдённым гостем, даже не догадываясь, что природная химия уже придала уникальность их отношениям.

 — Ах, всего лишь рукопись!? Конечно, Роман Любомирович, давайте пить кофе, - согласилась хозяйка, стараясь скрыть нескрываемую радость на своём лице.

   Во второй половине дня, на улице появились первые признаки оттепели, способные отогреть даже обледенелые в одиночестве сердца и, подобно подснежнику, стали пробиваться весенние предчувствия приближения потепления. Глядя на обходительного соседа, Астра Цезариевна понимала, что их пред мартовская игра, отображая пробуждение природы от зимнего сна, разбудила и надежду на предстоящие жаркие денёчки да на пылкую страсть очнувшихся почти иссякших чувств. И чашка за чашкой, в непринуждённой беседе, протекало время двух людей, остановившееся для них в милых глазах напротив. Она, немало сожалея, поведала ему о сорвавшемся для неё праздновании дня рождения брата, а он, довольно скромно сообщил о своём предстоящем концерте на сцене центрального театра.

   Они много и увлечённо говорили, как давние друзья, случайно столкнувшиеся в громадных джунглях высотных гигантов, рассказывая друг другу личные переживания. Но вся их уединённая идиллия была прервана длинным и настойчивым звонком в дверь, безжалостно разрушившим хрупкое ощущение, что в мире их только двое. Очень некстати, в гости пожаловали Стелладий Цезариевич и его неотразимая супруга, с космической скоростью преодолевшие пробки и заторы на дорогах огромного города, захлёбывающегося в океане транспортных средств передвижения, утопающих в жиже снега и грязи. Но неожиданная встреча с родным человеком, даже в неуместные моменты, всё-же сопровождается радостью и, обняв брата, Астра Цезаревна немного смущаясь, представила своего нового знакомого:

 — Мой сосед по лестничной клетке, Роман Любомирович! А это мой брат и его жена, - сказала хозяйка и буквально расцвела в переполненной гостями квартире.

   Она радушно предложила им кофе, но у Клавдии Ивановны была очень даже определённая цель визита, поэтому гостья, сразу с порога приступила к делу, оглашая официальным тоном, желание ознакомится с содержимым тайника:

 — Астра, я не хочу кофе, я хочу увидеть найденный антиквариат! Между прочим, по закону, половина принадлежит нам!

 — Зачем нам закон, Клуша? Если хочешь, то забирай всё содержимое тайника, - простодушно ответила обладательница находки, доставая из металлического ящика увесистую стопку листов, мелко исписанных аккуратным почерком.

 — Только эта рукописная ерунда? Больше в тайнике ничего нет? – разочарованно спросила Клавдия Ивановна и даже заглянула внутрь ящика, желая убедиться собственными глазами в отсутствии каких либо ценностей.

 — Ну почему же сразу – ерунда? А может, здесь описываются тайные технологии предков? А вдруг, это подробное описание местонахождения пиратских сокровищ или затерянного хранилища знаний? Или здесь записан рецепт эликсира молодости! – вступил в разговор Роман Любомирович, бережно прикоснувшись к рукам Астры Цезаревны, державшим рукопись.

 — Ой, ну не пылите в тумане! Эликсиры, технологии, сокровища! Как заголовки бульварных сенсаций, только буквы слишком мелкие. Даже не представляю, кто ж это читать станет? – язвительно отреагировала на фантастические предположения мужчины, разозлившаяся бесцельной поездкой, совершенно обесценив находку в письменном виде, претендентка на содержимое тайника.

   Молодая жена Стелладия Цезариевича с кукольной внешностью, очень не понравилась Роману Любомировичу, красавице страшно не хватало чувства такта. Неестественно подчёркнуто идеальная, она выглядела не милой супругой, а пригожим для витрин и спален, восковым манекеном. Победоносно маршируя по подиуму родственных отношений, она залихватский использовала уличный жаргон захолустий, изображая взбалмошную шалунью, для которой любовь была затёртым до дыр словцом звучным из хитов назойливых. Зато кумиров, достойных подражания, выбирала для себя из списка кривляющихся горлопанов, разодетых или же раздетых до безобразия, ставящих сценический образ превыше музыкальных способностей.

   Странный сосед Астры Цезаревны, в свою очередь, тоже вызывал неприязнь у Клавдии Ивановны, для неё он был слишком прост в одеянии и слишком сложен в понимании, поэтому машинально подвесив ему ярлык «дурак», красавица не обращала на нового знакомого особого внимания, не утруждаясь деликатным к нему, отношением. И только брату с сестрой было комфортно от неожиданной встречи, они увлечённо изучая находку, принялись разглядывать рукопись, надеясь обнаружить утерянную нить с далекими прародителями.

 — Я прочту рукопись! – первой вызвалась Астра Цезариевна, подтверждая своё желание выразительным чтением первой строчки вслух: «Сия деепись в забережах заперво Зирочке впрочёт». Как думаешь, Сэл, надо искать Зирочку или сами справимся?

 — Мне кажется, ту бесследно пропавшую тётку звали Зириной. Где ж мы её найдём, если потерялась она в прошлом веке? Вот видишь, как удачно ты сможешь использовать свободные выходные, Астра? Читай сию деепись, и если что интересное обнаружишь, то звони мне обязательно. А я возьму последнюю страницу и отнесу к своему другу, эксперту в криминальном бюро расследований, попрошу его определить давность листов. Кто знает, может быть, и представляют эти записи некую ценность, хотя бы для любителей старины.

   С этими словами, Стелладий Цезариевич, сложил последний лист рукописи напополам, запрятав его во внутренний карман куртки, и тут же поймал красноречивый взгляд жены, зазывавший в обратный путь. Ничего другого не оставалось, как оберегая сестру от гнева нетерпеливой супруги начать, невольно поторапливаясь, прощаться:

 — Ну что ж, был рад незапланированной встрече и приятному знакомству! Как только мне станет что – ни будь дополнительно известно о рукописи, я непременно позвоню.

 — Жаль, что вы уже уходите! Послушай! А мне кажется, Ирина её звали…

 — Вот и хорошо, что Ирину вспомнила! Теперь, глядишь, и читать будет не в тягость! А могла бы сразу рассказать о содержимом тайника. Не понадобилось бы через весь город тащиться, вонищу в этом подъезде нюхать, - вместо добрых слов, кинула грубость через плечо Клавдия Ивановна, поспешно выходя на лестничную клетку, брезгливо пряча напудренный носик в меховой воротник шубы.
 
   А её супруг, попрощавшись с сестрой, дружелюбно обратился к Роману Любомировичу:

 — Вы уж приглядывайте, пожалуйста, за Астрой. Совсем она одна, мне постоянно тревожно за неё. Тут ещё эта рукопись найденная, почему – то вызывает странное беспокойство.

 — Сделаю всё, что в моих силах, - поддержал Стелладия Цезариевича обещанием, вежливый сосед.

 — Эх, я настолько занят работой, что бывает и поесть не успеваю. Стыдно признаться, но читать мне совершенно некогда, - глядя на стопку исписанных бумаг и тяжело вздохнув, сказал бизнесмен, устававший дома много больше, чем где либо.

 — Итак, всего хорошего! – попрощался он и решительно отправился следом за Клавдией Ивановной, унося с собой завуалированную истину о том, что читать, заниматься спортом или медитировать, не находилось в лоне семьи, ни капли желания.

   Талая хмурость непогоды, так и не озарившись, приближала за окнами сумерки, располагавшие людей к зевающей сонливости. И только чудесные происшествия удачных встреч, окрыляющие вдохновения, оживляют дремлющую бодрость и как бы встрепенувшись, начинаются пробуждения чувств, приятно предвкушающие позитивные потрясения.

   Закрывая бережно за братом дверь, Астра Цезариевна проведя по ней нежно ладонью, не зная, что сказать и как себя вести дальше, снова оставшись наедине с чужим ещё вчера человеком, который стал сегодня ближе родного, почувствовала, что не желает с ним прощаться. Роман Любомирович тоже не хотел уходить, но возникшее неловкое замешательство и зависшая неуклюжая пауза, заставили гостя принять решение. Он предположил, что хозяйка замерев в нерешительности, предлагала возможность мужчине перейти в атакующее наступление. Но музыкант не стал проводить разведку боем, а скромно выбрал выжидающую позицию, уступая даме право разобраться в себе и сделать первый шаг навстречу, перенеся свидание на завтра:

  — Ну что ж, пора и мне честь знать, - прервав молчание, сказал сосед, - Разрешите, Астра Цезариевна, потревожить вас утром свежими булочками к завтраку, раз уж я пообещал приглядывать за вами?

 — Раз обещали, то приходите, конечно…

   И смущаясь невероятной близости она, спешно открыв входную дверь, лишила себя первого поцелуя – его губы только слегка коснувшись её щеки, мило пожелали спокойной ночи. Но когда желанный гость удалился, хозяйка подкралась к стене, разделявшей их квартиры и, затаив прерывистое дыхание, пыталась уловить звук шагов соседа или хотя бы обрывки фраз, а слышала лишь гул тишины, сообщавший что комнаты пусты. И только чуткая душа её улавливала через бетонную панель тепло сердца, страстно бившегося в груди мужчины, стоящего по ту сторону разделявшей их преграды. Вовсе не расставшись, они вместе грелись радостью от случайного, но более близкого знакомства, мечтая о чуде, преображающем два одиночества в счастливую пару.

   В томительном ожидании встречи, стрелки часов подло зависали на месте и мучительно растягивали время, превращая каждый час в невыносимую пытку. Считая минуты, Астра Цезариевна умножала их на секунды, заставляя себя отвлечься, но память, подбрасывая пикантные мгновения дружеского чаепития, мешала занимать мысли математикой. И тут её растерянный взгляд скользнул по чернильным строчкам рукописи и оказавшаяся в руках стопка исписанных листов, увлекая нафталиновым шлейфом родного языка, затянула взволнованную полуночницу в водоворот давно сгинувшей жизни, с головой окунув женщину в чужую судьбу…


   …Коликратно вопрошая себя, а надо ли разглашать сию историю, упрятанную за семь замков в чертогах памяти, я начинаю слышать свой внутренний голос, из глубины кричащий «Надо! Не смей уносить с собой в могилу то, что принадлежит не тебе!». И вопреки запрету деятельного тайного первосоветника, настоятельно уверявшего меня забыть навсегда о случившемся и хранить язык за зубами, дабы обросли основательно те события забытицей, всё – же подтолкнула меня вера в людей, храня молчание ослушаться. Лишь одиножды отважилась я передать свои воспоминания хроникой тех дней, чтобы спрятав надёжно в забережа, сохранилась эта история до тех пор, пока не взыщется надобье.
Итак, начиная с самого начала и оборачиваясь о ту пору, когда крикуче покинув утробу матушки, увидала я свет, уловила первый звук и почуяла холод окаянный, родившись в стороне безимённой и далёкой настолько, что не всподает на ум как величались сородичи и пращуры мои. Упоминать начинаю слабёхонько, будто в туманной обволоке, очень долгую стезю морем, с коей и начался путь не лёгкий моей истории. В той дороге, тяжкой мучениями болезни, сопроводителем мне был седовласый дедуган, сохранивший от молодца клок, был тот попутчик громилой богатырским и насилу в каюту впучивался. Помню, молвил он скудно но вразумно, хаживал в статных надёвах, в добротной обувке и купилки у него было невпрочёт, но кутерьмить не дозволял, однако выряды пригожие в сундуках для меня припрятывал. Пересекали мы воды бескрайние на парусном мрачном фрегате, пустом и призрачном, по скользкой палубе не разгуливали бояристые балагуры, не щеголяли деловцы, поговорить было не с кем, только и дружила со мной охляблость от качки морской, постылой. Путеводец строго наказывал не покидать каюту до той поры, пока не бросили якорь у чудного мыса, где искупалась я в двоице океанов, враз излечившись от лиходейной хвори морской. После того окунания в наплеск опеленелый, сгинул недуг и плавание превратилось из утомительного, в дюже увлекательное. А потому и прибыл вскоре парусник в порт достославный, пришвартовавшись к причалу шумному и многолюдному. Там пересели мы в карету скрипучую и ещё дотемна прибыли в институт новомодный, для девиц благородных. Не призабылось, как радушно встретила нас с распростёртыми объятиями на крыльце широком, дылдоватая инспектрисса многолюбезная, распорядившись пожитками в сундуках, она предложила отдохнуть с дороги утомительной. Но прежде, заключила с моим попечителем договор писанный, скрепленный печатью, о ежегодном поддабривании обучения деньжиной, и лишь затем водворила меня дама зазнобчивая, в отделение для мещанских девочек. Так попала я, чужестранная простушка, в чудный свет просвещения, кротко нравных манер и заповедной образованности.
Сложнейшие лета в учении наразумили меня всем проворствам и мысли и рукоделия, дюжилось мне от банта на переднике по уставу, до неподражаемой скромности одолеть умение добродетели новой породы людей, воспитывавшееся в стенах института. А в краткие мгновения отдыха, грезилось мне несудержно, получить по окончании обучения особый знак царствующей властодержицы. Тот златополосый вензель именитый, даровала великая особа только девицам благородным, вместе с должностью светской при дворе, что и превращало мою мечту сокровенную, в хотение невозможное. Однако бродили заочьем, средь девиц мещанских, охинелые высказни о мифе моего происхождения, дескать короличка я заморская в бегах, безбатьковщина белорылая высланная, а и того пуще – чадо нагульное лярвы вавилонской, кою прелюбодеянием скорячило. Пришлось мне с початку лет вразумить, что от набреху не уйти, а посему быть мне в своём отделении отверженной, а в свиту благородных не вхожей, за отсутствием документа подтверждающего мою причастность к роду величавому. Все эти недоразумения заставляли меня держаться особняком и ходить тенью, но кручиниться себе не позволяла, а меньшила безграмотство, мыкаясь одинёхонько, ибо миссия моя вожделенная, как я потом узнала, точного межвременья выжидала.
Вот и случилось таинство сие той ночью перед балом выпускниц, когда бессонницей да храпом надзирательницы измурённая, искрадом покинула я дортуар, и отправилась блуждать дроглой поступью по коридору спального корпуса. Помню, размышляла о том, что сулил мне день завтрашний возвращение за море, откуда была я родом, но ничего о той стороне не приходило на ум, не тревожило память, коли не получала ни единой весточки за годы пребывания в институте. Знала я только, что обучение моё щедротно оплачивается, да полагала, что вносил деньжину моложавый дедуган, и почему – то побаивалась с ним дороги вобратку. Будоражило меня желание остаться при институте, но и не меньше хотелось знать о стороне своей родимой. Так шаталась я тем поздним вечером, раздумывая о будущем, растворившись в собственной тени, да невзначай услыхала тихий говор захмыльчивой начальницы с доёмчивой дамой классной:
- Батюшки святы! – причитала новая начальница, приступившая к обязанностям недавно, даже не изволившая лично познакомиться,- Эк изгораздилось то беспрозванке заморской! Чай своих девиц пригожих в достатке! Ан нет! Получено секретное писание, в коем указано её царской властью кутафье вензель на плечо прищепить! Безобразице ненашенской!
- Тож ей сей знак отличия ажно не к лицу! А пошто ей служба при дворе? Небось увезёт бант златобровый в заморье тамошнее да сгинет вензель заскорблёный...
Прослышав ненароком речи их бранные, не сложила я на ум злобствовать, уж порядком пообвыклось за долгие годы одиночества, постоянным хулениям да журениям взатыль. А вот та весточка, что решила первовладыка мне вензель драгомилый за благоповедение пожаловать, так проняла моё нутро до косточек! Неистово радуясь, тихонько низбежала я до кровати своей жёсткой, и уже на оскорузлом матрасе лёжа, маятно заставляла себя отойти ко сну. Но луна яснощёкая, радуясь вместе со мной, неутомчиво светила в очи и мешала затаиться мертвёхонькой. Тогда и ныркнула я под одеяло дряблое, укрывши белёсые кудерюшки, теребя пальцами очумелыми чепчик спальный. Моё сердце дюже надтомившись, весело вздымало буйство напроказить. Надобно было беззвучно покоиться, а мне заяглило беспутно забиячить во всё горло. И так стиснув зубы до крови и неподвижно ликуя, бесовски мыторствуя при проказнице луне, угораздило меня в том противоречивом состоянии врюхаться в поток златоструйный, в его чудотворное неописуемое таинство безухабистого перемещения во времени. Тончайшей струйкой протекало моё сознание по не видимой струне, жгуче мызгая и несудержно надмирая, вдруг без чувств впала я в кромешный, налёглый измот. Не ведаю, сколько тогда пролежала вне себя, но когда укрытый одеялом придых мой изнемог, вспыжилось нутро само, зачуяв неладное. Тогда мои руки встрепенулись да изноровились укрывало с очей сдвинуть, и явилась взору темень, очень даже ладная. Я попринатужилась и углядела хоромы тесные, стены гладкие, потолок низкий и поняла несуетно, что изгораздилось мне водраться в далечее житьесказание, зачем – то оказавшись на белёсых простынях в неведомом месте. И погнал меня ум объёмчивый, идти искать даму классную, чтоб вразумительно услышать от неё то, о чём не ведаю. И вот, отбросив сомнения, ляснув стопами оземь, я прочапала в коридор, удивляясь убранству да беззвучию, плутяжа в безлюдье вместилища. Выстроено оно было вразмашку, конец коридора терялся во тьме, а половое покрытие блестело зеленью лесной полянки и ласкало босые ноги мои летней свежестью. В том месте было уютно и тепло, если бы закрыла я глаза, то смогла бы легко представить себя в лесу волшебном. Вот только безжизненное беззвучие немного настораживало, зато радовало что вместо стволов деревьев, по обе стороны располагались светлые двери без замков амбарных, приглашавшие заглянуть по ту сторону. Их неимоверное множество меня даже пугало: за каждой из них мог находиться выход из этого коварного неведения, но мог быть и вход в более страшный сусек. Я попала в центр лабиринта, в котором должна была найти правильный поворот, ведущий меня к цели. Но не было ни звезд, подсказывающих путь морякам, ни знаков придорожных для кучеров. Вот и доверилась я сердцу своему, почуявшему прилив тепла, несущего неясное спасение, за одной только дверью из многостных. Остановилась мешкаясь, перевела дух, да приоткрыла взманившую дверь, вглядываясь в закомуристую глуботу и пытаясь разглядеть убежище. А протискиваясь во мрак закоридорный, и оказавшись в нём, вдруг ноги мои онемели, и услыхала я возглас бойковатый:
- Вильфа? Это ты? – молвил гусарский голос, а затем вдруг озарилась каморка без свечей, самостно.
- Не бессудьте, благосердый сударь,не Вильфа я. Либерель меня кличат, - мямлила ему в ответ, сострахаясь виду мужа несусветного, ладного как надуманный. Лицо его красили царапины и удивлённая улыбка, а глаза проказливо узрели мои босые ноги и нашучивая, он спросил:
- Это ещё что за наречие обветшалое? Прости меня, пожалуйста, красная девица за то, что имя твоё не выговорю, но ты случайно не из отделения душевнобольных босым ходом приплыла?
- Нет, сударь, душа моя не больная, а приплыла я из деления вам неведомого. А кто та Вильфа? – сама не знаю зачем, поинтересовалась я.
– Любопытная ты, барышня, из деления неведомого! А вот мне было бы любо дорого узнать – ты дорогу в свою палату обратно найдёшь?
- Эвона! Здесь каждому людинину своя палата уготована? Сие вместилище – это дворец для немощных и убогих, или скудельня благосердая?
-Ха, эта изба с неоновой таблицей «больница» - издёвно молвил он, исподлобья глядя.
-Здесь делают боль? – насторожилась я пужаясь, зябко вздрогнув.
-Нет, помогают от болячек избавиться…
-Ах я попала в лечебницу! – облегчённо вздохнув, уточнила я, удивляясь что вместо классной дамы встретила классного осведомителя, - И кто придумал это страшное слово «боль – ница»?
-Зачем тебе знать, кто придумал! Ты лучше постарайся выражаться правильно, к чему тебе эти странности старомодные? Говори как все, иначе застрянешь здесь под наблюдением специалистов до самого лета, а дома наверняка уже соскучились без твоих выкрутасов. У тебя же родственники есть? Где ты живёшь, помнишь? – улыбчиво балагурил он.
- Безбатьковщина я, но не безмозгуша! Родичей нет, и о пращурах не упомню, хоть до лета пытайте! А живу я при институте девиц благородных, в дортуарах мещанских, – призналась я ему, вдруг начиная понимать, что миссия моя началась с порога выбранной мною двери. Но убегать вовсе не хотелось, напротив, жаждалось дознаться истинной причины попадания именно к этому человеку.
- Последний институт девиц благородных, насколько я знаю, закрылся в год рождения моего прадеда! Ты наверняка, головой ударилась и всё забыла! А из службы социальной помощи к тебе уже приходили? – домогался допрошая он.
-Я с головой накрылась…
- Ну, это понятно! Так выяснили твои личные данные или ещё нет? – не унимался он, поспешно вопрошая, проявляя странный интерес.
- Не ведаю я личные данные, обеспамятствовала! Засыпала накануне выпускного бала, а проснулась в этой больнице.
Тогда он неожиданно встал с постели, обошёл вокруг меня, с ног до головы оглядывая, потом взял зажатый в руке ночной чепчик, потрогал кудерюшки мои и, загадочно улыбаясь, поправил тонкий браслет на запястье и, приложив безымянный палец к виску, заобыкло завёл беседу с ладонью:
-Соединить с Вильфой. Салют, дорогая! Я тебя, случайно, не разбудил? Да, да, знаю сколько время, но если ты увидишь то, что сейчас вижу я, точно решишь, что сошла с ума! Загляни – ка в мою палату, поверь – это зрелище того стоит!
Затем, усадив меня на свою койку, он как – то серьёзно задумался. Его глаза блестели так неистово, что почудилось мне, будто покрывалась его кожа шерстью тёмной, а ногти в когти острые превращались и, ожидая нападения клыков острых в шею, дрожала боязливо от взгляда его бесовского. Но он, неожиданно рассеял испуг, всё так же пристально разглядывая, заботливо закутав мои продрогшие колени, как дитяти малому, лёгким и тёплым лоскутом, приговаривая при этом:
-Ну чего ты, безбатьковшина, боишься! Того и гляди, у тебя сейчас совсем от страха кровь в жилах застынет!
И чтобы уверовать его доброе ко мне расположение, я дотронулась до того браслета дивного и вопрошая очами, ждала чуднозвучья из его руки, глотая своё староречие, слушая голос своего сердца, немевший от его прикосновений, жгучих и неистово призарчивых.
-Как величают тебя, сударь, вещающий в ладошку? – спросила его, нашептом.
- Камилостр, старший офицер планетарной защиты. А это Мойфон, индивидуальное средство коммуникации, – разъяснил он мне чудеса в своей руке, так же старательно вглядываясь в мои глаза, как и я в его. Мы искали подвох в глубинах навады, а нашли обоюдную понравную приязнь. Но окунуться в его блеск я так и не успела, в палату на троне с огромными колёсами въехала Вильфа. Её правая ступня, туго обтянутая белью, давала разъяснение о молниеносном ночном появлении в больнице. Вскользь глянув на неё, пригрезилась мне некая схожесть наших лиц, но вновь прибывшая была настолько прекрасна своим величием, что мигом подскочив, я нисклонилась пред ней в реверансе:
- Мое почтение, сударыня! Выпускница института девиц благородных, отмеченная почётным вензелем, Либерель! К вашим услугам!
А та великая, мне на диво, что забияка - кривлячка, шутовато разведя руками, выкозала брезгливо отшатнувшись:
- Либерель? С ума сойти! К нашим услугам! А ты уверен, что это не биоробот экспериментальной лаборатории? – спросила она у Камилостра, скрупулёзно разглядывая меня как картину перед покупкой.
- Если это биоробот, то «слеплена» скульптура точно по твоему подобию, и ты имеешь право возмутиться, что сделан двойник без твоего согласия. Но, насколько мне известно, все роботы снащены идеальной памятью и программным назначением, а эта сударыня ничего не помнит. Уверяю тебя, она живая хотя бы потому, что боится меня.
-А если я тебя не боюсь, то наверняка – мёртвая? То есть, ты хочешь сказать, что вот так я буду выглядеть, не ухаживая за собой?
- Вильфа, дорогая, сейчас твой сарказм не уместен. Ты лучше всех знаешь, как важна для нас всех эта экспедиция, как сложно было получить разрешение на участие! А сколько вложено в проект моих идей, наших совместных усилий! Прошу тебя, давай решимся на замену!
-Ты заставляешь меня поверить, что где – то проживала моя сестра, вдруг вспомнившая свою прошлую жизнь после травмы и совершенно случайно, она возникла именно здесь и сейчас, забыв по дороге реальность? Нет, я не наивная глупышка, я в такие чудеса не верю! Здесь кроется что – то странное. Надо бы всё основательно проверить…
-Но у нас нет времени проверять! Как только станет известно о твоей недееспособности, то сразу же будет произведена полная замена укомплектованного экипажа, на трансгенных клонов человеческих. И тогда нам придётся наблюдать за полётом с земли, а твой звёздный репортаж никогда не опубликуется. Не могу простить себе, что не углядел вчера тот почтовый дронолёт! Эх, как же не кстати угораздило наш квадроцикл столкнуться с этим дремучим технокоптером! Чтоб его коррозия сожрала! И когда уже выйдет закон об очищении воздушного лётного пространства от устаревших моделей!
Слушая их непонятный говор, всё –же я начала догадываться о возможном полёте и, не веря своим ушам, радостно переспросила, представляя себя лебёдушкой белокрылой в косяке перелётных птиц:
- Прошу прощения, а куда мы полетим?
- Не переигрывай свою роль, Либерель! Помалкивай, пока тебя не спрашивают, - хлыстнув по губам колкой фразой, как собаке скомандовала Вильфа, недоверчиво глядя в мою сторону, пытаясь найти правильное решение подозрительно скверной головоломки.
- Ты прав, Камилостр! Нет нужды отстранять от полёта всех членов нашего экипажа, только из – за одного перелома. Я очень рада, что столкновение обошлось без тяжёлых последствий, и хотя бы ты сможешь осуществить свою мечту. А я останусь в больнице мечтать о том, чтобы все звёзды вселенной, наградами покрыли твои мундир и пагоны! Итак, экспедиция суточная, ничего сверхъестественного за двадцать четыре часа случится не может! Давай рискнём тайно произвести мою замену, если только не воспрепятствуют остальные члены нашей команды.
И тогда они договорились срочно покинуть больницу, чтоб не попадать на глаза просыпающимся поклонникам и успеть закончить последние приготовления перед запуском корабля. А мне, под их разговор, вдруг вспомнился парусный фрегат и богатырский дедуган, ставшие потерянными в прошлом времени стёжками – дорожками к дому. Но мне чем – то взлюбовался старший офицер планетарной защиты, изысканно ухоженный, залихватский статный, светозарно многосложный. Да ещё вдобавок, он оказался одним из путешественников, а мне сулило провидение кудесную вероятность шествовать с ним по пути! Особливо щекотала забава, что дорогая Вильфа его, о ту пору останется в тени, и меня нарекут её всеусладным именем! Эдакая вздыбчивая затея, не переигрывая роль двойника, полететь куда – то в небо, чтобы там найти ответы, вздурнила голову мою в ту ночь, но вредословить не стала, застенчиво помалкивая доколе не решиться участь полёта. Между тем трон, беззвучно вывез величавую избалушу, а Камилостр, коснувшись Мойфона, продиктовал экстренное сообщение всем членам экипажа:
- Прошу срочно собраться команду «Лебедь икс» к восьми утра, в штаб – квартире небоскрёба «Селебрит» для уточнения окончательных поправок перед стартом. Конец связи.
Когда Камилостр освободился, он повернулся ко мне, показывая на тонкий браслет и задорно вопрошая:
- Ну что, Либерель, готова вспомнить все функции персонального средства общения? Или спать отправишься, с головой накрывшись?
- Боязно мне спать ложиться, а вдруг возвертаюсь? Скажи, куда экспедиция твоя лебединая, направляется? Хочу понять, зачем я здесь, - выпершила ему мучивший меня, кромешный вопрос, решившись рассказать правду о своём невероятном перемещении во времени.
- Куда возвертаешься, в институт девиц благородных? Ты это серьёзно? А меня с собой возьмёшь? Брось ты уже этот нездоровый имидж, если команда наша согласится в тайне заменить Вильфу на время полёта, вот тогда и узнаешь цель и задание экспедиции. А пока постарайся вспомнить такие элементарные вещи, как например, правила вести разговор не раздражая собеседника. Обязательно откапай в памяти, как функционирует Мойфон, без него ты будешь выглядеть нелепо! Вот ещё что! Неплохо было бы и тебя подготовить к побегу, подобрать маскировочное обмундирование в шкафу у Вильфы. Эх, может я ошибся в том, что ты настоящая?
-Ты милостивый государь, старший офицер планетарной защиты, не воспринимаешь меня настоящей потому, что не доверяешь тому, что со мной произошло. А я между тем, соскользнула в твой век не случайно, - озвучила я свою догадку, которая сильно разозлила Камилостра. Он очень серьёзно ответил мне:
- Все эти перемещения во времени давно уже утратили свою новизну. Любимая тема отцов и дедов, потерявших головы в поисках возможных вариантов, сегодня считается иллюзорным заблуждением прошлого и так же как и речь твоя, являются для меня обычным примитивным стремлением выглядеть оригинально. Даже если бы у тебя в руках вместо чепчика были лапти, я всё равно не поверил бы твоим словам потому, что доказать их невозможно. А теперь попробуй доказать, что ты здесь не случайно, раз уж ты так сама решила. Возьми Мойфон и вспомни наконец – то всеми обожаемое средство познания мира. Почитай чем сегодня дышит общество, что думает, что изучает, что планирует. Может, что и про себя вспомнишь. А то мне, если честно, уже порядком надоела твоя дикость в кротких манерах.
И надев мне на руку свой браслет, Камилостр будто бы откупорил для меня люк в океан знаний, с неисчерпаемым потоком ответов на любые вопросы, кроме одного – как различать в бесконечном количестве информации правду от правдоподобия. А сам, тем временем отправился за вещами, спешно собираясь покинуть вместилище больницы, подменив свою величавую спутницу на безликую приятельницу…

Астра Цезариевна, сомкнув ресницы, выронила исписанный лист и забылась сном, в котором мелькали смутные образы, вытягиваясь в жидкие струи, сливаясь в воронку чёрной бездны, затягивавшей в свою беспросветную неизбежность текучие силуэты людей, безобразными гримасами изображавшие страхи перед неизвестностью. А затем, напористо протискиваясь сквозь струны ущелья на самом дне, пышно превращались человечки по ту сторону, в сливочную массу белопенную, припорошенную серостью пепельной…
Тем утром, проснувшись привычно рано и сладко потягиваясь, Астре Цезариевне вдруг радостно вспомнилась предстоящая встреча, и тут - же улетучился холод ночного кошмара, прихватив с собой обрывки средневековой речи и названия не существующей ещё бытовой техники. Напевая, она освежилась и затем, запахнувшись в первый раз одетым халатом и обувшись в новые тапочки, с нетерпением ждала прихода Романа Любомировича, летая в грёзах мечтаний. Балерине особенно легко кружилось вокруг своей оси, будто гуттаперчевая фигурка в стенах изумрудной шкатулки, не замечала она хмурую пасмурность непогоды, и не вспоминала прочитанное перед сном откровение выпускницы, сгинувшего в небытие института, за дальнейшей ненадобностью пароды людей благородных. В воздухе витал еле уловимый аромат выпечки с ванилью, как результат удачных на этот раз стараний молодой соседки и, балуя дыхание, располагал пылкое сердце Астры Цезариевны биться иначе. Как – то неописуемо глубоко пульсируя, проникало хорошо забытое чувство влюблённости в потаённые закоулки и, словно светлячками радости озаряя, разжигало в женщине надежду на приближение счастья. Именно в таком приподнятом настроении и встретила она, пожаловавшего к совместному завтраку гостя:
- Доброе утро, Роман Любомирович! Рада вас видеть! – сказала женщина, сияя тем пламенем, в котором обычно бояться сгореть мужчины, ищущие случайную возможность погреть только руки. Роман Любомирович, вновь увидев нежную улыбку хозяйки, вдруг почувствовал, что это он стал причиной её возгорания и решил сохранить пылающую искренность, никогда не позволяя себе испепелить подобную редкость. И так как хозяйка ждала страстного поцелуя, то и вручил ей обходительный гость неожиданный знак расположения, отживший в позапрошлом веке:
- Доброе утро, милейшая звезда императора! – поцеловав ручку, ответил на приветствие он, увлекая даму на кухню, - должен признаться, наша юная соседушка Барбара Базартовна просто сводит с ума весь подъезд пикантными запахами! Кушать хочу так сильно, что насилу добежал до вас, Астра Цезариевна.
Слушая его и сервируя стол, хозяйка, уже не порхая, почувствовала, что счастье спряталось за тучи, поэтому чуть заметно прихмурив свод лучистых бровей, она пыталась понять невидимую причину, отсрочившую их первый поцелуй, о котором сладко мечтала с самого момента пробуждения. Когда туманное затмение с помощью воображения начало принимать очертания молоденькой Барбары Базартовны, Роман Любомирович, довольно неожиданно, ловким движением  фокусника достал из рукава пригласительный билет на концерт. Только тогда облако подозрений не спеша рассеялось, и счастье вновь засияло над горизонтом влюблённой женщины, больше ощутившей, чем осознавшей, что их обоюдные чуткие порывы, оказывается, откладываются на вечер затем, чтобы преумножившись, необыкновенно излиться в ночном едином звучании. Она снова воспрянула и, весело возбуждаясь ожиданием, игриво простилась с гостем по окончании трапезы, отбывшим на заключительную репетицию, а сама она отправилась в традиционный поход за обаянием, начинавшимся с поисков потрясающей обновки, продолжившимся в создании изумительной причёски, а закончившимся приобретением волшебного чувства неотразимой внешности. Такую праздничную робко расположила себя Астра Цезариевна в ложе балкона зрительного зала и, не разглядывая пёструю публику, ослепительно блиставшую поводами для зависти, она отыскала тёплые мотивы, приковав свой взгляд к сцене. Ей было немного грустно наблюдать со стороны подготовку к выступлению, потому что суета закулисная, закончилась для балерины навсегда. Увидев соседа, скромно сидящего в первом оркестровом ряду слева от дирижёра, бывшая когда-то гвоздём программы танцовщица, следя за взлётом дирижёрской палочки, вдруг позабыла о себе и открылась потоку мелодий, покоривших её сердце.
Если бы только у души был голос, то, несомненно, звучал бы он подобно вокалу скрипки! Иначе не вытягивал бы смычок из глубин сознания те невидимые, хорошо ощутимые хрупкие струны вдохновенного состояния, которые и связали играющего на сцене музыканта со слушательницей, сидевшей в кресле балконной ложи. С самых первых аккордов где-то над головами началось долгожданное свидание, и, в акустике нежно обнявшись, соединились звуки его скрипки с порывами её души страстным поцелуем. Весь оставшийся концерт они дружно парили над безмолвной публикой, радужным безоблачным фейерверком чувственных наслаждений. В такие редкие откровенные мгновения неслучайно проявляется наивысшее человеческое чувство, которое способна подарить только музыка – это ни с чем не сравнимый восторг от жизни! Слёзы счастья потрясённой слушательницы стали истинными бриллиантами благодарности за виртуозное исполнение скрипачу, никогда не игравшему ещё так божественно. Музыкант, не чувствуя пол под ногами, будто пробирался сквозь дебри грозовых туманностей к своей неповторимой звёздной музе! Он дышал музыкой то затаив дыхание, то задыхаясь, то выдыхая огненную страсть смычка, разжигая в любителях классики искорки самого Икара, воспламеняющие желание расправить плечи и взлететь к вершине славы, чтобы там мгновенно сгореть, пеплом развеясь в холодной сырости забвения и возродившись в следующем выступлении перед аудиторией. Аплодируя, Астра Цезариевна встала самая первая, и не для того, чтоб её заметили, а потому что не хотела сдерживать своё рукоплещущее восхищение настоящей живой потрясающей музыкой!
Их встреча в фойе после концерта, преподнесла взволнованной женщине неприятный удар: первый поцелуй прилюдно не состоялся, и радость объятия закончилась официальным рукопожатием. Но самой обидной оказалась новость о том, что свидание наедине откладывалось с извинениями ввиду срочного отъезда на благотворительный концерт в соседний город. Всю эту короткую беседу закончил Роман Любомирович очень трогательно, немного понизив голос:
- Желаю до глубокой старости завтракать только с вами, милая Астра Цезариевна.
Его слова не были привычными признаниями в любви, к которым приспособились женские сердца, но в его чистом взгляде она прочла неподдельное обещание чего-то большего, чем обычной эротической близости. Где-то много глубже её мыслей она вдруг ощутила конец одиночества. Позже влюблённая одна ехала домой в такси на заднем сидении, молча страдая от завываний вновь налетевшей тоски ожидания, вихрем бушевавшей над бескрайними просторами её долины счастья. Ведь долгие годы поисков своего рыцаря, хранила женщина крепость на засовах, не впуская на ночлег странствующих путников, лишь разодетых в рыцарские атрибуты. Жизнь научила её различать скоморохов и видеть даже издалека истинного джентльмена в массе рабочих комбинезонов или же в толпе серых костюмов. Но все немногие настоящие мужчины, встречавшиеся на её жизненном пути, уже имели своих дам сердца, а собирать вольтов с топорами за пазухой утончённой приме  почему-то не хотелось, вот и ждала она своего героя в зябком одиночестве, незаметно теряя надежду. Удивительно, что вознаградила судьба строгое терпение Астры Цезариевны, поселив в соседнюю квартиру маэстро её настроения.
Добравшись до дома, так бы и парила влюблённая женщина на седьмом небе, в стенах своей изумрудной шкатулки, если бы не раздался телефонный звонок, вернувший её из мира грёз на землю. В трубке слышался тревожный голос брата:
- Привет, Астра! Представляешь, я отнёс последний лист дееписи своему школьному другу эксперту и, проверив её, он пожелал увидеть рукопись целиком. Ты уже поняла, что в ней необычного?
- Ничего. На первый взгляд - обычный любовный роман. А что, собственно, так заинтересовало эксперта, ты можешь объяснить? – удивилась Астра Цезариевна, закончившая чтение найденных записей в полудрёме и потому потерявшая подробности повествования во сне.
- Вот отсюда начинается какая-то путаница! Как сказал мой одноклассник, лист этот не бумажный, он сделан из прочного неизвестного сплава, не имеющего на сегодняшний день аналогов, хотя и выглядит совершенно обычно. Зато чернила настолько старые, что успели позабыть рецепт их приготовления. Что-то здесь совсем не вяжется, поэтому коллеги - эксперты страшно переполошились и настоятельно попросили доставить артефакт в полном комплекте под охрану до выяснения обстоятельств, - выпалил скороговоркой Сэл, теряясь в скрежете потока фраз своей жены.
- Каких обстоятельств? Ты не мог объяснить, что это дневник нашей тётушки? Если твоего знакомого не зовут Зирочкой, то я намерена дочитать первая, как и обещала, - закрепила своё окончательное решение, топнув ногой, обладательница нереальной, по мнению экспертов, находки.
- Как хочешь, но утром я приеду и заберу сию деепись! В моём сейфе будет надёжней сохранить дневник тётушки до тех пор, пока мы точно не определим его стоимость, - сказал Сэл в удивительной тишине, предполагавшей полное внимание Клавдии Ивановны к последним его словам. Однако вместо извержения брани, наверное, озадаченная непонятной загадкой его жена, вдруг передавая громкий привет, слащаво предложила:
- Астра, а приезжай-ка ты к нам! Хотела же лично поздравить брата! Ну вот, за одно и артефакт с собой прихвати! Итак, до завтра!
Оставшись наедине с собой, Астра Цезариевна не без интереса взяла в руки первый лист рукописи и, внимательно разглядывая не почерк, а слегка выпуклую поверхность высохших чернил, вдруг представила еле уловимый запах тлеющего фитилька свечи под скрип острия гусиного пера и словно увидела сквозь века рождение записей. Именно в этот момент взгляд её упал на строчку со словами «без свечей, самостно» и женщина заметила удивительную странность почерка, буквы которого лишь казались прописными, но при тщательном рассмотрении чётко вырисовывалось аккуратное постоянство печатного текста. Балерине были не понятны мотивы, совместившие воедино печатную и рукописную техники, но ей очень захотелось самой, без помощи экспертов, понять истинное назначение записей, случайно попавших именно в её руки, поэтому и решила она взять на себя ответственность определить их стоимость. Бережно раскладывая печатно исписанные листы, отнюдь не бумажные, не заметила увлечённая обладательница тайнописи, как охватили её неведомые до этого мига смутные воспоминания, рассветом озарившие хорошо забытое, но не вымершее наследие предков, безмолвно хранившееся в сейфе, ключом от которого оказалась деепись. И вовсе не картинки разбудила память, а всколыхнула осевшую на дно тягу к любознательности, буквально приковавшую новую хозяйку записей к их внимательному прочтению. Словно попав в волшебное таинство, уже наяву зацвели переливами разноцветов для держащей в руках страницы читательницы слившиеся в мелодии звуков капли искренности, знакомой с детства, но утерянной в океане реальности. Где-то под сердцем ёкнуло желание прогуляться в прошлое, ощутить поступью холод каменного замка, грудью почувствовать неудобство корсета, расслышать стук копыт под скрип карет, вкусить терпкого пьянящего красного вина. Вот только в голове её не укладывалось невозможное слияние стрелок времени, зачем-то игриво переплетённых в этой невероятной истории. В сумрачном ожидании обещанной Романом Любомировичом прелюдии, взволнованная Астра Цезариевна охотно заглянула за горизонт событий…