Я проснусь послезавтра. Глава третья

- Ты бледный. Может, возьмешь больничный? Или отпуск. Или ...
Я смотрел на коллегу максимально внимательно, надеясь скрыть свое внутреннее безучастие. - Конечно. Как только мир избавится от всех психов, - улыбнулся я устало. Никогда. Этого никогда не произойдет. Кто...

- "Кто тогда избавится от тебя?", да-да, - перебил меня коллега. - Это я слышу постоянно.

- Верно.

- Я заберу у тебя вот это, а ты пойдешь отсыпаться и отдыхать, - он забрал у меня из рук папки. С наигранной заботой продолжил вещать. - Отказ не принимается, я поработаю над твоими проектами сегодня. И нет, не переживай, что мне придется задержаться. Я все успею. Лишняя пара часов на работе меня не искалечит. Немного кофе и улыбки Софии, и усталости как не бывало!

Усталости от чего? Он думает, его имитация бурной деятельности достигла апогея актерского мастерства. Человек, который выискивает жертвы для отработки своих приемов бескорыстной помощи. Пищу для своего тщеславия под личиной благородства. Уверен, он ведет личный реестр добрых дел и кармических за них вознаграждений. А сам самоотверженно и публично, когда начальство стало замечать себе подобных и прочих офисных существ, мой коллега корпит над чужими проектами. Он берет их у меня уже восьмой раз (я ради любопытства начал считать). И если бы он действительно был заинтересован в них или в добродетели, он бы увидел, что они готовы на сто процентов. Но зачем ему знать это, когда София всегда приходит и уходит на четыре часа позже остальных - у нее телемост с Новой Зеландией. София - его главный интерес. Слава Богу, откуда-то она знает, что он болван.
   
Я мало общаюсь с ней. Она отвечает мне тем же. Наша коммуникация идеальна. Наверняка, где-то в параллельном измерении у нас обоих лежат трехтомники психологического анализа друг друга. Она что-то знает обо мне, как и о Викторе. Видит суть. Не даром ей удается выстраивать общение с людьми, находящимся на другом конце Света.
Она хорошо выполняет свою работу, ненавязчива, но в меру причастна к происходящему вокруг. Очаровательна и притягательна. К ней манит неведомая сила, с ней хочется поговорить, хотя бы обменяться парой незамысловатых фраз.

София спешно, но с достоинством, проскочила на кухню - вероятно, снова налить себе воды, - ни на что другое у нее не было времени. Вернее, ей его не давали. Я хотел было уйти, как и собирался, но решил заглянуть к ней. Захотелось увидеть ее.

Девушка сидела на барном стуле и пила воду из дешевого пластикового стаканчика. Хотя нет, просто касалась губами, неторопливо делая микроскопические глотки. Ей не хотелось пить. Она  пришла не за водой. Она пришла за отдыхом. Но для отдыха нужна уважительная причина. Если не куришь, то ее сложно найти.

- Вы знаете, от чего все проблемы? Не от глупости, неопытности, наивности, алчности и так далее. Это все следствие, - крайне устало констатировала эта молодая и задумчивая не по возрасту леди. - Все наши проблемы - от боли. Мы рождены с нею, всю жизнь только и пытаемся, что приглушить ее и только самые мечтательные натуры стремятся вовсе избавиться от нее. От этой боли мы лезем туда, куда не надо: оказываемся не в тех местах, получаем не то образование, не ту профессию, работаем не на той работе, выбираем не тех друзей, пытаемся любить таких же. Потом гадаем, почему что-то не складывается.
- Да. Боль - это не подходящий фундамент для здорового развития чего-либо, но единственный доступный. Мы постоянно находимся в шоковом состоянии и хватаемся за каждую возможность, которая потенциально может удержать нас на плаву.
- И уже не так важно, что этот спасательный круг маловат для тебя, а человек, который тебе его бросил, не достаточно старается тебя спасти. Ты все равно не можешь дышать свободно, периодически захлебываешься, и вообще тебе холодно от долгого пребывания в воде. Но как-никак ты не уходишь на дно, - вглядываясь в воду в ее стакане, она продолжила. - Так и ждешь всю жизнь той руки, которая все-таки вытащит тебя из этого пограничного состояния. Человека, который не станет бросать тебе круг, а сам бросится за тобой, - После этих слов я понял, куда она направила взгляд. Дверь на кухню оказалась прикрыта так, что была видна часть кабинета, где сидит одна из наших сотрудниц.

Не прошло и двух месяцев, как Ирэн развелась с мужем. Она старается скрывать эту внутреннюю драму, а коллектив поддерживает ее в этом. Изначально было понятно, что они не пара. Лично я видел их вместе один раз на Международной конференции по нейрохирургии два года назад. Не мне судить, но то, что слова этой молодой, теперь уже раненной пташки делали ее спутника краше, чем на самом деле, было очевидно многим. Это был лишь вопрос времени. Бомба замедленного действия.

- Она хотела записаться к Вам на прием, как все, - вдруг сказала София.
- Не знал.
- Если Ирэн еще не просила Вас об этом, то выделите время для нее на вторник, 17:15. Я буду Вам весьма признательна.
- Может, лучше предоставить это решение ей?
- Мы предоставим. Только когда она решится, у Вас будет полная запись, и придется ждать еще две недели.
- Вы предусмотрительны, София, - я улыбнулся. - Но не очень понимаю, зачем ей я, когда Вы уже разложили ей все по полочкам, уверен.
- Это не работает, когда вокруг столько профессионалов. Мое мнение не котируется настолько, чтобы опираться на него больше, чем сутки.
София попыталась улыбнуться мне, но ее глаза остались по-прежнему немного прищурены, а брови и лоб напряжены от переутомления и продолжительной работы за компьютером. Я ценил это - стремление удержать образ сильного человека.

***

На улице было немного шумно, грязно, но свежо. Я шел по городу уже час - я четко отметил этот отрезок времени, мне так захотелось. Наверно, потому что я мысленно остался  на работе с Софией и всей суетой, которая там была. Мне было интересно думать о том, насколько время идет быстро, а мои насущные проблемы теряют свою всеобъемлемость на фоне ряда других происходящих событий в жизнях остальных людей. Мир ни на мгновение не замедляет и тем более не останавливает свой темп, солнце не тускнеет от чьих-то личных недугов и невзгод. Люди губительно склонны акцентировать и ставить в зависимость от своих проблем аж все человечество! Я наступал в лужи, не особенно думая обходить их. Зонта у меня также не было, но дождь моросил чрезвычайно мелкими каплями, которые в совокупности более были похоже на пар, держащийся в пространстве. Ходьба успокаивает. Порой даже казалось, я зависал в ней настолько, что из моей памяти выпадали незначительные фрагменты. Надо признаться, это как раз то, к чему я обычно и стремлюсь. Только на самом деле я бы хотел, чтобы из памяти выпало полжизни.

Что сказать, когда в душе пустота? Когда внутри поет тишина, и терзающие мотивы ее элегии заставляют стоять у самого края черты. Эта остановка затянулась. Но я не в состоянии вылечить себя сам. Что бы я ни делал, это не внесет ничего нового в мои структуры, а доверия к компетентности других людей у меня нет.

- Извините, - Вдруг одернул от размышлений какой-то прохожий, моложе меня лет на пять, может, семь. - Не в курсе, где ближайший подземный переход здесь?
- Он не так далеко, - я повернулся, чтобы наглядно показать направление. - Из-за дождя и серости сразу и не заметить. - Парень любезно улыбнулся и пожал руку в знак благодарности.

Чертовы улицы, дороги! Они порой так затягиваются, что на таком открытом пространстве не так просто отыскать переход или светофор. Парадокс мегаполисов - нет смысла лишний раз останавливать табуны железных коней, резвящихся в родных прериях агломерации. Чертов город. Я спустился в переход, на который десять минут назад указал незнакомцу. Мне нравилось слушать там свои шаги - они казались наиболее одинокими и гордыми, чем обычно. Но в то же время я понимал, что это глупо. Глупо вообще думать о таком, мне ли не знать? Мне стало стыдно консультировать пациентов уже давно - имея их же диагнозы у себя, я ощущаю неправомерность действий по отношению к ним. И у этого прохожего, будь наша беседа чуть более долгой, я бы достал какого-нибудь скелета из шкафа. Но я ошибался, допуская подобную мысль. Скелет показал себя раньше, чем его ждали, когда в магазине я не смог элементарно расплатиться за сигареты. Парень оказался вором. А я оказался дураком.