Глава 43. И сделалось безмолвие на полчаса...

назад, Глава 42. ...И тонкая лодка взмывает вверх: http://www.proza.ru/2017/09/16/301


                – Послушай, Снежок, – сказал мальчик, – почему это ты говоришь, будто нам
                нечего бояться, что они уплывут от “Катамарана”?
                – Потому, мой милый, что неподалеку есть кто-то другой, кого рыбки
                боятся больше, чем нас с тобой. Так я думаю. Я не вижу, кто это, но
                думаю, что не иначе, как длинное рыло.
                – Что это значит – длинное рыло?
                – Как – что? Длинное рыло, и всё тут. Ну ладно, если хочешь, длинный нос...
                Майн Рид, «Затерянные в океане»


    ...И весеннее лёгкое утро встречало своим кротким светом их безмолвный поход...
    От реки зыбким дыханием поднимался ускользающий осязания туман. Ветви склонившихся ив были усеяны дрожащими каплями, падающими вниз уже тогда, когда ты только поднимаешь руку, чтобы поднести к ним. И в них тоже отражалось летящее повсюду, восходящее теперь солнце.
    Кабасса Докловак, подняв морду, понюхал воздух.
    – Весна... – сказал он тихо, чуть улыбнувшись какому-то первому комарику, бодро пытавшемуся усесться ему на нос.
    Оглянувшись, Кабасса кому-то призывно махнул головой и стал спускаться к реке.
    – Что, ты думаешь, так будет короче? – спросил его кто-то.
    – Я думаю, так будет красивее, – не оборачиваясь, ответил тот и охнул, едва не поскользнувшись на влажных от росы и тумана прибрежных валунах.
    За ним вслед спускались несколько зайцев. Потом ещё несколько. Потом ещё. Потом река приобрела к берегу заячье окаймление, тихой вереницей двигавшееся за похожим на путешествующую лохматую скалу Докловаком. Утреннее небо было ясным и безмятежным, и ни одна тёмная тень даже издали не примешивала ни отзвука тревоги к этой увертюре.
    – Эх, если бы была у меня с собой труба... – мечтательно сказал Докловак.
    А, надо вам сказать, Кабасса замечательно играл на трубе, и это всегда было истинной поэзией.
    Но зайцы лишь зябко поёжились, оглядываясь по сторонам. Трудновато всё-таки наслаждаться красотой природы, когда ты такой маленький и, кажется, каждый куст грозится тебя съесть.
    Один из них, в какой-то случайной задумчивости потрогав лапкой воду, тотчас же отскочил от неё. Кабасса только со вздохом покачал головой. Ну что, мол, тут будешь делать! Теперь они и своей тени боятся, а сражаться как будут?
    – Ты не думай, – увидев его жест, с некоторым вызовом сказал Мальта. – Нас только нужно разохотить. А когда нас разохотишь, то мы и клова отлупить можем. Ну, если все вместе, конечно.
    Кабасса почему-то сразу отвернулся в сторону и некоторое время так шёл. А Мальта, нахмурившись, продолжал идти рядом. Его заячье войско мохнатым ручейком с ушастыми волнами медленно перетекало вслед за ними.
    ...А в это время клисс Жуль после вкусного кофе с баранками и малиновым вареньем решил немножко пройтись. Насвистывая какую-то песенку и заложив руки за голову, он шёл по тропинке, которая, как было известно всем, обойдя кругом Дырявый холм (где когда-то прятались от клоосов зайцы), возвращалась к Главной поляне Плато ежей. Взгляд его касался облаков, а лапы привычно ступали по плотной поверхности тропки. Он уже привык быть без хвоста и нимало не стеснялся, как не стеснялись некогда бравые моряки шрамов на своих лицах или деревянной культи вместо ноги.
    – ...Стойте!.. Да стойте же вы! – вдруг услышал он странные возгласы.
    Оглядевшись, он заметил, как среди редкого кустарника у реки мелькнула и снова скрылась в листве гривастая спина Докловака. То ли с малинового варенья, то ли от ароматов раннего майского утра, но у клисса явно разыгралось весёлое настроение, потому что он решил устроить Кабассе торжественную встречу. Откашлявшись, он произнёс командным голосом:
    – Р-р-яйсь! ...мырра! Равнение на средину! – и, переменив модальность, добавил: – Картечью... очередями... окружай! – и бросился в окружение: – Ур-ра-а-а!!!
    Он петлял между кустов, всё сужая круги.
    И вдруг со всех лап стал тормозить. Огромная одинокая ветла, наклонно возвышавшаяся из среды кустарной повители, где только что мелькнула спина Кабассы, как-то странно стала провисать всё ниже, явно грозя упасть на всё окружающее пространство.
    – Слушай, погоди атаковать, – раздался из кустов озабоченный голос Докловака. – Здорово, Жуль... С-с-с! Уя! Да перестань же ты кусаться!.. Ну вы что, вообще, что ли, уже?!
    В полном недоумении Жуль обошёл дырявую кустарниковую крепость кругом и увидел странную картину. От удивления у него даже рот раскрылся.
    Под ветлой стоял Кабасса, держа в лапах нескольких зайцев (больше не помещалось), а остальные – все, сколько их ещё было, – не зная, куда ещё скрыться на таком незащищённом месте (почва – сплошной камень, а атака – с земли), в полном составе взобрались по наклонному стволу на дерево, где заняли круговую оборону, отчего оно уже грозило под их тяжестью превратиться в кучу дров. Докловак плюнул и, выпустив оставшихся зайцев, которые разбежались кто куда, стал смотреть вверх. Жуль подошёл к нему.
    – Как думаешь, обвалится или нет? – примерно через минуту спросил клисса Кабасса.
    Дерево мелко дрожало.
    – Не, не обвалится, – авторитетно сказал Жуль, ещё раз оглядев ветлу сверху донизу.
    – Ну что, полезем к ним? – ещё минуты через две, продолжая что-то с большим интересом рассматривать в древесной высоте, сказал Кабасса.
    – А что? – клисс поплевал на ладони. – Хорошая идея... Эх! Давненько я по деревьям...
    Договорить он не успел. Дерево рухнуло.
    – ...Фуфо, фофэво фуфуфо? – сказал Докловак, вылезая из кучи веток. – Тфу. Ну и войско. Все целы?
    – Ага... – отозвался клисс, тоже вылезая оттуда.
    На шее у него сидело два зайца. Ещё по одному он держал в каждой лапе.
    Остальные, кряхтя и почёсывая ссадины и ушибы, медленно выбирались вслед за ними. Разбежавшиеся тоже вернулись, робко выглядывая из-за травы.
    – Ну что, все собрались? – спросил Кабасса, на что никто из смущённых и пристыженных не посмел ответить. – Позвольте тогда вам представить нашего друга.
    – Жуль. Жуль Верный, – раскланялся Жуль. – Э-э-э... Клисс.
    – И незачем было так орать, – буркнул Мальта и, ни на кого не глядя, пошёл к Плато ежей.
    Кабасса с Жулем, переглянувшись и ткнув друг друга в бок локтем, двинулись за ним. Вслед за ними понуро и виновато потянулось и всё заячье ополчение.
    Но встреча на Памятном для всех плато, если так можно сказать, с лихвой скрасила все неожиданные неловкости и загладила неловкие неожиданности.
Бобрисэй с Шишемышей как раз заканчивали рубить на салат заячью капусту.
    – Слушай, ну сколько можно... – уныло канючил он. – Здесь же уже на целый полк... У меня лапы отваливаются... Откуда ты знаешь, в конце концов, что...
    – Подумаешь! – фыркнула Шетскрут, вынося из кустов ещё одну охапочку растений. – Ничего особенного.
    – Бобрисэй! – ахнул стадиях в двух от них Мальта, узнав голос. – Это он! – и, забыв всё на свете, помчался к нему.
    Зайцы, ещё не слыша разговора и не понимая, что происходит, но видя Мальту бросившимся бежать... со всех лап припустили за ним.
    – Ой, – сказал в это время на Главной поляне Бобрисэй.
    – О-ой-й... – писклявым эхом отозвалась Шишемыша.
    Со стороны низовий Изумрудной реки за ежевичными зарослями раздавались странные звуки. Это был быстро приближающийся топот множества бегущих лап. Затрещали и затряслись кусты, сквозь которые кто-то ломился по направлению к ним.
    – Караул!!! – взвизгнули в один голос Бобрисэй с Шишемышей и кинулись прочь.
    Вслед за ними через секунду пронеслась серая ушастая толпа.
    – Ну и ну! – сказала Шетскрут, слезая с дерева, когда все пробежали.
    На поляну вышли смеющиеся Кабасса и Жуль:
    – Ничего, побегают и вернутся...
    А Бобрисэй с Шишемышей в это время летели куда глаза глядят, а за ними мчалась, настигая их, толпа страшных и ужасных, и многочисленных кого-то.
    – Эх, салат весь разбросали... – вздохнула Шетскрут и принялась готовить обед. – Как думаете, через сколько они явятся?..

    – ...Просто у нас рокатолы чувствуют, что где-то близко опасность, поэтому так и вышло! – в объяснение Бобрисэю выпалила, выскочив из-за спины Мальты, какая-то малявка.
    Они снова входили на Главную поляну, теперь уже мирно и неторопливо.
    – Это кто ещё такая? – заулыбался Бобрисэй.
    – Это... – Мальта с нежностью погладил малявку по голове. – Это Юльца... Моя первенькая...
    Бобрисэй, широко раскрыв глаза, посмотрел на Мальту – он понял.
    – Ну, здравствуй... Юльца, – сказал он. – Только не рокатолы, а локаторы. А какие, кстати, у вас локаторы?
    – Ухи, – снова спрятавшись за спину Мальты и кокетливо оттуда выглядывая, ответила та, готовая покраснеть или рассмеяться.
    – Так, господа зайцы и все прочие людие, обедать, пожалуйста! – позвала всех Шетскрут.
    Ну, здесь два раза приглашать не нужно было.
    Бобрисэй сел рядом с Шустером и Крольтой. Уже пожилые, но ещё крепкие (Крольта стала носить очки, а Шустер – бакенбарды), они очень радовались, видя Бобрисэя рядом с собой. Все дети их были целы и здоровы, и их благодушный и домашний вид всякое место претворял в дом, где бы они ни были.
    Мальта тоже сидел рядом с ним, только по другую руку.
    – ...Это вы там деревья ломали? – спросил Бобрисэй, подкладывая ему добавки.
    – Да. Вот... решили потренироваться! – важно ответил Мальта, разделываясь уже с третьей чашкой салата. – Ведь скоро сражение!
    Сидевший напротив них Кабасса вдруг закашлялся.
    – Что, плохо перемешали салат? – невинно спросил его Жуль.
    – Угу, – буркнул в ответ Докловак, уткнувшись в тарелку.

    Бобрисэй сидел на берегу и разгадывал ребусы из камушков, составленные для него Ничкисой, когда прибежал Мальта и сказал, что пришёл Мидя с толпой народу, среди которых есть и старые их знакомые. Бобриан тотчас вскочил, и они уже хотели мчаться назад, на Главную поляну, как вдруг заметили плывущие по реке лодки – конечно же, против течения и без парусов и вёсел. Лишь каким-то шестиком Митёк – а это был он – отталкивался от недалёкого дна быстрой реки, плавно двигаясь к ним. К корме его лодочки были прицеплены одна за одной ещё три, в первой сидели Пляца и Наречник с Белками, в двух других – Наречниково славное войско.
    От радости Бобрисэй с Мальтой стали прыгать на лучистом песке у самой воды, подбрасывая друг друга в воздух, а Митёк, завидев их, помахал им рукой, не переставая внимательно управлять своим караваном. Белки же, не дожидаясь, когда лодка пристанет к берегу, попрыгали все с неё и теперь летели к ним, подобно птицам. Бобрисэй с Мальтой восхищённо переглянулись.
    ...И казалось, что радости их не будет конца...
    – Верцка, милая Верцка! – обнимал Бобрисэй ту, у которой когда-то просил разрешения хотя бы иногда называть её мамой. – Какая же ты хорошая! Я тебя так люблю!
    Они успели все поприветствовать друг друга, когда пристал к их берегу Митьков плавучий караван.
    – Наречник! – бросился Бобрисэй к старому своему знакомому.
    – А я думал, ты не захочешь меня видеть, – жалко улыбаясь, сказал клисс.
    Бобрисэй же крепко обнял его.
    – Как я рад, что мы снова рядом! – сказал он. – Ты знаешь, я всё время вспоминал, как мы ходили с тобой к морю...
    – Правда? – улыбнулся клисс, и сквозь радость его улыбки блеснули слёзы, сразу, впрочем, ставшие лёгким воздухом майского дня.
    Они вытащили лодки на берег и все вместе пошли на Главную поляну, где уже начали готовить второй обед.
    – И чувствую я, что этим сегодня не кончится, – с показной ворчливостью произнесла Шетскрут, которая сегодня – как-то так получилось само собой – была за повара.
    Но это были радостные хлопоты, и это знали все, поскольку все ей и помогали.
У них уже голова кружилось от приветствий, объятий и радости, переполнявшей их, как свет этих дней обычно переполняет небо.
    Трындырын, пришедший с Мидей, который по известным причинам отказался плыть на лодках, подошёл к Бобрисэю с каким-то листочком.
    – Можно, я тебе кое-что прочитаю? – покраснев, шёпотом спросил он.
    – Давай! – махнул ему Бобрисэй.
    И тот тогда так же шёпотом сообщил:
    – Это стихотворение. Я его сочинил на день рождения Жанбердыну... – он отдышался, запыхавшись после такой трудной речи, и прочитал:
    Лучше брата, слаще дыни
    Ничего на свете нет.
    Жанбердыйнов, Жанбердыйнов,
    Жанбердыйновый поэт.
    – Ну как? – спросил он, боясь взглянуть на Бобрисэя. – Как думаешь, ему понравится?
    – Пойдёт, – сказал Бобрисэй.
    – Правда?! – обрадовался маленький шишкомёт. – Ты не шутишь?
    – Я думаю, что лучше для такого случая не придумать, – авторитетно заявил Бобриан, – это уж точно. Кстати, вы ведь, кажется, близнецы?
    – Да, – сказал Трындырын. – А что?..

    Вот так и получилось, что с Пляцей и Наречником пришло основное войско.
    А потом прилетели Орлы, те, с которыми Бобриан летал к Горным вершинам. И никто не испугался их и не принял за воздушных стражников, даже издали. Но было их теперь уже не трое, а лишь двое – это были Зоркорт и Дальгрет.
    – ...А где же Горнстор? – спросил Бобриан, обнимая склонившегося к нему Зоркорта за шею.
    Через секунду он уже рыдал, сидя на песке у ног Зоркорта. Горнстор погиб...
    – ...Мы прилетели туда на самом исходе дня, при начале сумерек, – рассказывал Орёл. – Ты ведь был в Стреластре, знаешь, как там... И вот, точно так же, как вы не спутали нас со стражниками, так произошло и там... Наши сведения оказались верными, Непогод был в угловой башне, – только сейчас Бобрисэй заметил Непогода, щуплого и близоруко щурившегося без очков. – Мы сняли кровлю... Но их было слишком много... Горнстор остался прикрывать наш отход... Я слышал их победный вопль, как кричат они, когда убивают кого-нибудь из нас...
Лица у всех, собравшихся вокруг них, были печальными и серьёзными. Это как нельзя более ясно напомнило им о грядущей битве.
    Шетскрут с Наречником повели кормить Непогода, орлы поднялись на вершину ближайшего отрога Подводопадных скал, а все разбрелись кто куда – нужно было побыть теперь в молчании...
    Однако, когда солнце уже начало нисходить к Западу, они собрались на Главную поляну, где уже был готов для всех чай. И вот тогда-то и пришли ежи. И как всегда, они – непонятно только, как это у них получалось – самим своим присутствием как-то сняли гнетущее всех напряжение.
    А случилось это так.
    Когда все пили чай, и довольно-таки не стесняясь, чавкали, из крайних кустов вдруг высунулась, с одной стороны, довольная (всё-таки домой пришёл), а с другой, недовольная (по другой причине) визиономия Храпина. И, проглотив слюнки, произнесла:
    – Врипет, – заявил он, выбираясь на поляну, а за ним один за одним потянулась цепочка ежей. – Мот вы и шрилип.
    На несколько секунд воцарилась необыкновенная тишина. Потом кто-то хихикнул. И через минуту все уже заливались слезами от смеха.
    – Юнзена, скоя чтозака тогал? – недоуменно пожимал иголками и разводил лапами Храпин.
    – Вичено, – весь красный от смеха, выдавил из себя Бобрисэй.
    Так они и собрались все вместе. Не было только хипаресовых кур и коров, но никто так и не знал, могут ли они существовать без самих хипаресов. Зато появились новые жители побережий Изумрудной реки. Кабасса всех оповестил – все всё знали, что и зачем. Так как их теперь стало уже слишком много, решили разделиться по двум сторонам реки – одна часть на Плато ежей, а другая – на Беличьем берегу, до пещер Бобрегора. Но когда был ужин, или чай, или завтрак, или обед – они все собирались к берегу и так, друг напротив друга, сидели и ели, чтобы трапеза у них была общей.
    Так бывает и с человеком, когда после веков расставанья ум его встречается с сердцем, преображая своим единением и тело... И тогда наступает время Последней битвы.

дальше, Глава 44. Последняя битва: http://www.proza.ru/2017/09/18/237