меняет ритмику движений

А он так меняет ритмику своих движений, что можно сойти с ума: от быстрых, догоняющих и перегоняющих друг друга,  на долгий и настойчивый  глубокий толчок. И тут же без малейшей остановки, снова бегущие ритмы, и потом опять этот властный толчок. И так по нескольку раз без всякой передышки, и от этого  расходятся радиально волны дрожи и колющей вибрации по всему телу.
Что  говорю в это время? Я сама толком не отдаю себе в этом отчёта. Меня накрывает,  меня просто захлёстывает этой волной. Мой мальчик, мне ещё никогда не было так хорошо. Я тебя люблю, слышишь? Я так долго тебя искала. Как же ты делаешь это? Мне нужен только ты, только ты один. Я обожаю тебя, моё солнце, я не могу больше терпеть. И ещё многое я могу сказать, и уже так много я сказала 40 минут назад. Ты никогда прежде так не делал. Это что-то другое, но это невероятно восхитительно. Ты мой бог.
И потом его тёплые руки так крепко обнимают, прижимают, держат и эти отголоски по всему телу. И частые, задыхающиеся толчки, и его голос сквозь вязкую темноту: «Говори мне, что ты чувствуешь»-, и я начинаю говорить, и говорю до самого конца, до тех пор, пока умная  ладонь не заскользит по спине, размазывая тёплую и скользкую жижу.
А до того мысли: «Мне и впрямь не было так хорошо. Мне просто предельно хорошо. Но ведь может быть ещё лучше. Что же тогда, я просто умру от такого невыносимого удовольствия. Что же тогда со мной станет, если сейчас я чувствую предельное блаженство, просто на грани безумия. Куда же ещё лучше? Но точно знаю, что впереди ждёт ещё нечто большее. Не сегодня-завтра, но точно ожидает».
Во мне копится, бухнет, и вот вырвалось! Как жаль, что мне нельзя кричать, как болят коленки, как крепко он прижимает меня, как невозможно сфокусировано смотреть.
Шепчу ему, молю, срываюсь на ломанный приглушённый крик: «Кончи, кончи, кончи»! И вот совсем уже неистовые движения, и вот внутри всё сокращается в такт ему, и вот резонанс от которого рушится всё.  И вот прерывистый вздох. И потом так туманно и обессиленно, что даже устаёшь дышать, кружится голова, но и невозможно уснуть. Прижимаешь родное и любимое тело и думаешь, что если бы сейчас продолжилось ещё минут 7 по-миссионерски с  полной отдачей, то я бы просто сорвалась на плачь, на истерику, мокрую от слёз, тело бы тряхнуло судорогой, и подушка поспешила бы утешить, поцеловать в напряжённый рот. Спина бы прогнулась дугой, и крик бы распался на миллионы частичек и рассеялся по всему дому, вплетаясь в молекулы терпкого воздуха, который мы дышим.
После этого можно ещё долго рефлексировать. Можно начать переживать всё с самых первых секунд: расстёгиваю пуговицы на белой  мужской рубашке в розовую клетку, надетой на мне, оголяю плечи и сажусь к нему спиной. Тёплые руки, руки на плечах, на шее. Вдыхает запах кожи, волос, неспешно целует.  Моя спина прямая, напряжённая, шея покорно наклонена, взгляд замер. Его пальцы расстёгивают обод, опоясывающий грудь, который сейчас так некстати, который сейчас так мешает. Притягивает меня к себе, заключает в кольцо уверенных  и знающих объятий. Есть ли силы сопротивляться? Надо ли? Нашла его губы. Мне давно не было так приятно целовать его. Мне так не хотелось отпускать, ни на мгновение не хотелось отрывать от него губ. Так томительно приятно, так гипнотически.
Знакомый запах, кажется что сладковатый и мускусный, солёная кожа, упругая твёрдость внизу. Руки уже знают. Руки уже сами всё знают. Так хочется прикоснуться к нему, так хочется принять в себя.
Обхватываю губами его пальцы.  Его глаза закрыты, влажность рта смачивает, губы мягким обручем скользят, язык прижимает к нёбу и сдавливает, и снова отпускает. В такт этим движениям плавно скользит ладонь. И вот уже гладкая и нежная кожа, и вот уже язык ласкает и раздразнивает, и шумное дыхание, и тихий звук. Тянущее чувство внизу живота, кажется, что прилив крови настолько сильный, что я не выдержу. Терпеть уже невозможно совсем. Всё становится влажным, кажется, что ещё минута, и я лопну от этого наливающегося напряжения.
Подводит к стулу, разворачивает и мягко, но требовательно наклоняет. Я вся становлюсь ожиданием. Внутри всё готовится, всё тело просит, шепчет, молит жадно.
И потом получает, и потом просто рассыпается, и потом становится даже не телом, а  сверхчувствительной субстанцией. И ощущения сменяются хаотично и непредсказуемо: дрожь, жар, мурашки всюду, нежная щекочущая волна, мороз по коже, прикосновения шёлка, разряд электричества,  писк сосков. И глубина проникновения, и ощущение скольжения, и расходящаяся от напора плоть.
Его язык вдоль спины и пальцы, катящиеся вниз по влажной проведённой дорожке, и от этих тонких касаний миллионы игл во всём теле, кожа сжимается, вибрирует. Бессильно открытый рот и совершенно беззвучный, но оглушающий крик.
Напряжение растёт, ни на секунду не ослабевает, руки крепко взялись за плечи, потянули назад. Обхватил из-за спины за грудь, смял её, второй ладонью надавил на живот. Моя голова запрокинута, рука хочет обхватить его за шею, но складки рубашки мешают, губы сходятся с его губами, и тут начинаются рассыпающиеся частые-частые толчки, злые, бешеные, безжалостные. Мои руки заломлены назад, импульс передаётся на всё тело, на каждую клетку, руки уже не держат грудь, и она бьётся, мечется как в истерике из стороны в сторону. В глазах вспышка, мира вокруг нет, он совсем не ощущается, отдельные до этого момента слова сливаются в один бессвязный, рвущийся, натяжный крик.
И после резко отпускает, и после спина прогибается в пояснице, и после сразу же медленный, напористый толчок, и потом его выверенная ритмика.
В голове вертелись мысли, что никогда так он ещё не делал, что это просто неописуемо, невозможно, что это производит ошеломляющее действие. А потом и вовсе он сделал из меня накалённую струну: он лишь слегка поглаживал самый вход, лишь совсем немного, на доли сантиметра проникал внутрь и отпускал, и так много раз, пока я вся не накалялась от напряжения, от томления, от ждущей жадности, и потом вдруг резко с полной силой глубоко входил, так, что к горлу подкатывала волна, и его сдавливало спазмом, и внутри как будто что разбивалось, что-то стеклянное, и разбивалось так звонко, что я ощущала этот звенящий звук множества осколков. И потом вновь дразнил скупыми касаниями, чтобы опять резко и неожиданно ворваться. Именно от неожиданности самый невероятный эффект. Ты напряжён, ты ждёшь этого, ты думаешь, что вот-вот сейчас он сорвётся, но мягкие поверхностные проникновения не кончаются, и вдруг резко, и кажется, что совсем неожиданно возникает взрыв. А потом за этим взрывом расходящиеся волны, потом его уверенные движения, потом жар его ладоней, потом ощущение его тела, потом просто конец, смерть, невозможность дальше осознанно существовать.