Праведник Эренбург и его подвиг в 1953 году

Праведник Эренбург и его подвиг в 1953 году
Отрывки из книги Анатолия Рохваргера «Пуримшпиль Эренбурга и шесть чудес советских евреев»

ПРАВЕДНИК ЭРЕНБУРГ (свидетельства тёти Лиды)
Картина 1. Журналист и писатель
Моя тётя Лида успела до революции окончить классическую гимназию и говорила по-русски с французской картавостью. Поэтому она относилась с лёгким высокомерием ко всем людям, включая своего мужа и исключая Эренбурга и моего папу (почему-то его глубоко уважали все родные и знакомые, начальники и подчинённые – это просто удивительно). При этом тётя Лида, будучи так же, как семья Эренбургов и их общих родственников Козинцевых, полной атеисткой, часто вспоминала о древнем и благородном древнееврейском происхождении Шкловских – Скловских и Эренбургов. В советские времена это была опасная тема, и она никогда, по крайней мере, при мне не обсуждалась. Я запомнил интеллигентность, аристократизм и величие (калибр) Ильи Григорьевича при полной естественности и простоте в обращении с окружающими его людьми.
Благодаря своим ранним талантливым произведениям Эренбург стал известным писателем, а после войны начал писать романы в стиле «социалистического реализма». Если в начале ХХ века на всю Россию приходилось человек двадцать профессиональных писателей и поэтов, то в конце 50-х годов Союз Советских Писателей насчитывал 18 тысяч членов-литераторов на государственной зарплате, которые соревновались в верности партии и правительству. Одновременно они бурно делили между собой льготные путёвки в дома отдыха и санатории, гонорары, квартиры, дачи, шубы и меховые шапки (читайте Войновича), выделявшиеся им литературным начальством в зависимости от установленного начальством ранга писателя в общем списке. Отделения Союза Советских Писателей с меньшими госзарплатами и льготами были во всех Союзных Республиках и в больших городах. Эренбург старался быть подальше ото всей этой возни. Кроме того, он оставался беспартийным, но декларировал свою полную лояльность советской власти и «линии партии». Одновременно он лукаво декларировал свою нейтральность по всем религиозным и национальным вопросам. 
Эренбург сам о себе многое рассказал в своей последней книге «Люди, Годы, Жизнь». Он никогда не был религиозен и не был активным сторонником Израиля. В юности он примкнул к социалистам, но не вступил в ряды большевиков, никогда не участвовал в политических дебатах и обсуждении «основ марксизма-ленинизма и политики партии», не стремился делать политическую карьеру или руководить другими писателями и поэтами. Эренбург не участвовал в кровавых играх ЧК-ГБ, а когда был за границей и во время жизни в Москве не писал доносов, как это практиковали многие советские писатели и работники тогдашней «культуры». Вместо этого Эренбург активно занимался адвокатством по отношению к простым советским евреям, а также молодым еврейским писателям и поэтам.
Особенно остро еврейское самосознание пробудилось у Эренбурга в начале войны с Германией, когда он узнал о проводившемся фашистами геноциде еврейского народа. Тогда же он начал действовать на основе понимания извращённого мышления советских людей и их любимого царя. Он находил правильным и естественным выступать адвокатом советских евреев, как в открытую, так и пользуясь доступными ему особыми каналами засекреченной большевистской системы управления.
Особо надо отметить, что в то страшное время в страшной стране СССР, где доносительство, предательство близких и дальних родственников и тем более соседей и коллег по работе стало нормой и поощрялось властью, Эренбург никого не предал и ни на кого не донёс. Уже это было подвигом - оставаться порядочным человеком.
Во время гражданской войны в Испании было два действительно выдающихся пишущих по-русски журналиста, оба еврея, один, писавший под псевдонимом «Михаил Кольцов» и второй, давно отказавшийся от псевдонимов, Илья Эренбург. Затем Кольцов добровольно взял на себя сомнительную обязанность быть главным льстецом советского царя. Он не уставал восхвалять его в такой степени, что зародил подозрения Сталина, «а не издевается ли он?». Поэтому Кольцов был расстрелян.  Эренбург же излишне «не высовывался».

Картина 2. Личный враг Геббельса и Гитлера
В 1974 году мне удалось увидеть подшивку (коллекцию) газеты «Правда» за январь – октябрь 1941 года. (Вплоть до середины 90-х годов подшивка и все отдельные номера газеты «Правда» за 1941 год были  засекречены и навсегда изъяты из всех публичных библиотек СССР, включая центральную Ленинскую библиотеку в Москве). Эту подшивку газеты я случайно нашёл в заброшенной библиотеке закрытого ещё в 1936 году цементного завода в Ленинграде, административное здание которого использовалось как гостиница для приезжавших в Ленинград специалистов в области строительных материалов. На газетах этой подшивки стояли штампы с номером воинской части, которая, по-видимому, разместилась в начале войны в заводских зданиях. Начиная с 22-го июня, то есть с начала войны, во всех номерах газеты не было никакой информации о том, где находится фронт и что творится на войне. Только рассказы о боевом духе солдат и рабочих-ополченцах, портреты Сталина в каждом номере и статьи о вероломстве фашистов. Иногда фото сбитого немецкого самолёта. И вдруг в конце сентября появляется фотография и заметка о женщинах-работницах, роющих противотанковые рвы и окопы уже под Москвой, чтобы не пустить немцев в Москву.
Официально в СССР всегда провозглашались идеи социалистического  интернационала и дружбы народов. Поэтому вся советская пропаганда 1941 года сначала шла в поддержку Германии и против Англии. Затем, вплоть до того времени, когда немцы уже почти дошли до Москвы, советская пропаганда впала в прострацию и повторяла большевистские лозунги времён Первой мировой войны о том, что надо брататься с немецкими рабочими и крестьянами, что войну организовала фашистская буржуазия и что очень скоро немецкие рабочие и солдаты поймут в чём дело и обернут своё оружие против этих проклятых буржуев. И что война эта всего только на пару недель или месяцев, «враг будет разбит и победа будет за нами».
О том, что немцы убивают всех евреев, в газете «Правда» и других газетах и по радио нигде не упоминалось. Также  не упоминалось, что гитлеровская пропаганда утверждала, что немцы не воюют с русскими, а воюют против большевиков, комиссаров и евреев. Но на самом деле немцы воевали с русскими солдатами и убивали во время военных действий и на захваченных территориях много женщин, стариков и детей. Об этих убийствах и зверствах оккупантов советские газеты поначалу ничего не  сообщали, поскольку совсем недавно с Германией был заключён договор о дружбе, и все немцы стали лучшими друзьями  советских людей. Советские журналисты были запуганы сталинским террором и поэтому ждали партийных указаний, что и как писать «про войну», а партийные вожди были заняты самой войной и эвакуацией на Восток всей промышленности Европейской части СССР.
Беспартийный Эренбург, который уже трижды удачно писал письма самому Сталину, проявил инициативу, заменив голословную антифашистскую пропаганду на простой патриотический и националистический призыв «убей немца». Эренбург действительно считал, что надо убивать немцев до тех пор, пока они не уйдут с захваченных земель и не прекратят убийства евреев. Только лозунг «убей немца» мог всех нас спасти – либо мы, либо они. Лично Сталин разрешил напечатать первую статью Эренбурга с таким заголовком.
После того как Эренбург написал в своём репортаже «Убей немца», направление советской пропаганды радикально изменилось, и сопротивление немцам сильно возросло. Во время его беседы со мной мне показалось, что Эренбург хотел сказать (но постеснялся), что он и тогда во время войны выполнял особую еврейскую миссию.
Во время войны Эренбург в полной мере проявил свой журналистский талант. Все военные годы почти ежедневно фронтовые газеты публиковали антифашистские статьи Эренбурга. Он гордился тем, что куски газет с его статьями солдаты передавали друг другу для чтения, а не использовали для табачных самокруток, как другие части тех же газет. Более того, именно статьи Эренбурга читали политруки своим подопечным солдатам всех родов войск прямо в окопах, во время отдыха, при перемещениях войск и в госпиталях.
В агитационных листовках, которые немцы разбрасывали с самолётов над позициями советских солдат практически всю войну, врагом Германии №1 назывался Эренбург. Не Сталин, не Молотов и не Жуков или другой генерал – главным врагом гитлеровской Германии немецкие фашисты называли Эренбурга. Гитлер и Геббельс выделили Эренбурга, как своего самого серьёзного индивидуального противника и борца за благополучие и победу еврейского и всего советского народа. Поэтому Гитлер назвал Эренбурга своим личным врагом и назначил большую премию за его голову.
Эренбург был также под номером один в немецких листовках, печатавших списки евреев, подлежавших первоочередному уничтожению в осаждённом Ленинграде, хотя там Эренбурга во время войны не было.  Под номером два в этих листовках значился отец жены моего кузена Саши Фридмана (сына тёти Лиды, то есть племянника Эренбурга) по фамилии Закгейм. Он жил и работал  там безвыездно во время блокады. Он был одним из основателей и замом директора по науке большого, важного и всегда секретного Института электронной промышленности.
Так вот, одна такая листовка сохранилась в квартире Закгейма, а другая в музее обороны Ленинграда, как память о блокадном времени. Вообще же чтение, передача и сохранение вражеских листовок во время войны карались для солдат и офицеров либо штрафбатом, либо расстрелом на месте. Кто такой Закгейм никто не знал. А о номере один, присвоенном Эренбургу, как главному врагу Геббельса и Гитлера, знало большинство бойцов, побывавших на передовой линии фронта. Об этом мне в разное время рассказывали три ветерана войны.
Однако нигде в официальных источниках, в той же газете «Правда», и даже в многочисленных воспоминаниях отставных маршалов и генералов об этом не упоминалось. Видимо, еврею Эренбургу не пристало быть в России среди первых нигде, даже на месте врага тогдашнего главного врага Советского Союза. Но с другой точки зрения, одна эта заслуга делает Илью Григорьевича Эренбурга еврейским Героем и Праведником своего поколения евреев.

Картина 3 «Чёрная Книга» об убитых евреях
27 миллионов советских людей погибли во время войны 1942 – 45 годов в боях за победу над фашистской Германией. Столько же или больше умерло от ран и в тылу от голода и болезней в те же годы. Светлая им память. Однако, пока большинство советских людей, включая евреев, героически работало в тылу и сражалось на фронте, 12 миллионов русских и украинцев по-быстрому сдались в плен или дезертировали, а затем частично перешли в полуторамиллионную армию предателя Власова. На оккупированных землях многие из дезертировавших и уклонившихся от призыва в армию русских, украинцев и прибалтов охотно шли в местные полицаи, и именно они, под руководством немцев-эсэсовцев и по своей инициативе, расстреляли или замучили более двух миллионов советских евреев.
Когда война затянулась и все узнали, что немцы не возвращают крестьянам отнятые у них большевиками землю и скот и почти не кормят пленных, русские и украинцы перестали сдаваться в плен в массовом порядке.
В Советском Союзе всё контролировалось, включая литературные тексты и тем более общественно-политические мероприятия. В своих довоенных произведениях, а также в пламенных патриотических статьях и очерках военного времени Эренбург ничего не писал о евреях. Но в 1943 году он обратился в идеологический отдел ЦК КПСС за разрешением написать книгу о тех евреях, которые особо отличились на фронтах Великой Отечественной войны. Очень быстро он получил отказ – мол, незачем евреям выделяться и хвастаться. После этого отказа дипломат Эренбург, который просчитывал мотивацию и ходы советских бонз на три шага вперёд, обратился по тому же адресу за разрешением собрать вместе с писателем Василием Гроссманом фактические данные о еврейских жертвах немецких фашистов на советской земле. На этот раз большевистские антисемиты не смогли придумать оправдания для отказа и выдали письменное разрешение. Возможно, идеологи большевиков Щербаков и Жданов хотели посмаковать еврейские страдания.
Эренбург и Гроссман приступили к сбору материалов для «Чёрной книги». Эренбург воспользвался своими возможностями корреспондента газеты и члена Президиума ЕАК и вместе с Василием Гроссманом стал собирать свидетельские материалы о зверствах фашистов и их местных прислужников на оккупированных территориях по отношению к евреям.
Когда в конце 1943 года Советская армия перешла в наступление, Эренбург в форме полковника на выданной ему машине старался одним из первых прибыть в оставленные отступавшими немцами города и городки Литвы и Украины, чтобы найти и обустроить случайно спасшихся евреев и спасти их от тех советских карателей, которые искали предателей скорее среди этих уцелевших евреев, чем среди литовских и украинских полицаев.
Надо отметить, что просьбы Эренбурга тогда приравнивались к генеральским приказам и обычно выполнялись. И так было по всей тысячекилометровой линии фронта, где только с перерывом на сон и еду двигались машины военных корреспондентов Эренбурга и Гросмана, пока Советская армия не достигла границ Венгрии и Польши. Чудом уцелевшие евреи рассказывали Эренбургу и Гроссману о трагедиях своих семей и соседей и о зверствах их палачей.
Был собран огромный архив, на основе которого Эренбург и Гроссман подготовили к печати «Чёрную Книгу». Однако идеологи из ЦК партии не захотели обнародования масштабов убийств и страданий двух с половиной миллионов еврейских женщин, стариков и детей, оставленных большевиками и советской властью на растерзание немецких фашистов. Высвечивалась также роль сотен тысяч местных антисемитов и предателей, которые добровольно и охотно, а часто и с удовольствием, расстреливали и мучили евреев по заданиям своих немецких хозяев или по собственной инициативе.
Выполняя до конца свой святой долг перед евреями, Эренбург, а потом его дочь Ирина сумели переправить за рубеж сквозь железный занавес несколько копий книги. Две копии были перехвачены советскими шпионами в двух разных странах и затем уничтожены. Ирина Эренбург каким-то образом сохранила и сумела задолго до перестройки передать в музей «Яд-Вашем» в Иерусалиме один экземпляр рукописи «Чёрной Книги». Но в Израиле эта машинописная копия  попала в руки тамошних просталинских профессоров-социалистов, которые дожидались из Москвы разрешения на публикацию вплоть до 1980 года. «Чёрная Книга» является важной частью экспонатов Израильского музея «Яд-Вашем».
 
Обложка «польской» части «Чёрной книги» Эренбурга и Гроссмана. Полное российское издание «Чёрной книги», содержащей самое подробное и документированное описание преступлений Холокоста на территориях освобождённых от немецкой армии советскими войсками, увидело свет только в самом конце 2014 года.

Недавно в гэбэшных архивах были найдены папки собранных свидетельств, и сейчас готовится более полное издание «Чёрной Книги».  Полное российское издание «Чёрной книги», содержащей самое подробное и документированное описание преступлений Холокоста на территориях освобождённых от немецкой армии советскими войсками, увидело свет только в самом конце 2014 года.

Картина 4. Главный адвокат советских евреев
Для меня, как и для многих других, Эренбург был полубожественной персоной. Все советские евреи знали, что в Советском Союзе есть три выдающихся еврея: один швайгт, один крайт и один шрайбт. На идиш это означало: «один молчит» --  это был член Президиума ЦК ВКП(б) или ЦК КПСС Лазарь Каганович, «один кричит» -- это был главный радиодиктор Юрий Левитан, и «один пишет» -- это был известный писатель и борец за мир Илья Эренбург.
Действительно, для советских людей Каганович был усатой, сытой и мрачной физиономией на портрете, который вывешивался на 1 Мая и 7 Ноября в середине ряда-иконостаса самоназначенных партийных и советских вождей. Левитан был королём главного информационного источника – радио и единственным глашатаем побед Советской армии все годы войны. Хотя его никто никогда не видел, его голос был главным в СССР, и когда он был в эфире, все простые жители и главные начальники включали радио на полную громкость, а сами замолкали: говорит Левитан. 
После войны и отмены продуктовых карточек только он раз в полгода объявлял о мизерном снижении цен на пищевые продукты. Особенно крепчал голос Левитана, когда он объявлял, что гвозди шорные и сбруя конская подешевели аж на 50%. Однажды я задал папе вопрос, какая была начальная цена конской сбруи и сколько копеек она теперь стоит, если их цены так сильно снижаются каждые полгода. Папа мне ответил, что, скорее всего, конская сбруя исчезла из магазинной продажи ещё до войны и делают её в деревнях сами колхозники,  кто во что горазд, но в номенклатуре Госплана она сохранилась и её любая цена безразлична для бюджета СССР. Голос Левитана до сих пор звучит у меня в ушах, и я и сейчас могу копировать его интонации.
Как и Левитана, Эренбурга никто не видел, но все читали его статьи в массовых армейских газетах и общесоюзной газете «Красная звезда». Он был единственным известным на всю страну реально действующим общественным деятелем–евреем. Поэтому во время войны и особенно после неё многие евреи, которые нигде не могли найти правды по своим житейским делам, писали письма Эренбургу и просили о помощи. Среди них были эвакуированные в дальние края, из которых они не могли выбраться, были те, кто не могли прописаться в тех местах, откуда они были родом, те, кто не могли въехать в свои прежние дома и квартиры и так далее.
В Совет Союза и Совет Национальностей Верховного Совета СССР избиралось более двух тысяч назначенных депутатов. Они раз или два в год собирались на неделю в Москве, единогласно утверждали какие-то документы и потом развозили по домам бесплатно розданные им два чемодана с дефицитными вещами и банками чёрной икры. Среди этих депутатов было человек 150 знатных евреев, достижениями которых в искусстве и науке или управлении стройками и отраслями народного хозяйства справедливо гордились все советские люди и, в первую очередь, другие евреи. Список их замечательных фамилий и их достижений мог бы занять несколько десятков страниц. Однако только Эренбург, его секретарша, жена и дочь ежедневно читали письма евреев0 и рассылали десятки и сотни ответных писем и депутатских запросов Эренбурга. Только Эренбург оказался той высшей инстанцией, которая специально заботилась о проблемах и жалобах простых евреев и их семей на всём огромном пространстве Советского Союза.
В СССР после войны было восстановлено действие Сталинской конституции, в которой были прописаны сотни демократических правил при наличии всего одной, но всё исключающей статьи – главенство интересов партии и полный контроль, т. е. произвол коммунистических чиновников и любых начальников. Понятно, что когда дело касалось евреев, произвол утраивался.
Эренбург по разнарядке сверху автоматически избирался как безальтернативный кандидат в  Верховный Совет СССР от какого-то сельского округа в Латвии, где и по-русски почти никто не говорил. Депутат имел право послать письменный запрос в любую советскую организацию по любому «личному» делу избирателя в соответствии с его письмом. Все советские организации были конституционно обязаны дать ответ на запрос, я уже не помню, кажется, в течение двух недель или месяца с момента получения по почте и регистрации запроса депутата. Поэтому у Эренбурга был такой официальный канал коммуникации со всеми властями в центре и на местах, как депутатский запрос.
Эренбург сказал секретарше (конечно, она была сотрудницей ГБ), что ему не надо анализировать и как-то обобщать эти письма. Более того, Эренбург подозревал, что секретарша фильтрует поступающие письма, и он попросил её «плохие» письма, которые она ему не показывает, сжигать, но не переправлять в ГБ. Никакой статистики и анализа тематики писем трудящихся не велось, и раз в квартал болбшая часть накопившахся писем сжигалась в дачной печке. Эренбург это делал потому, что официально считалось, что при советской власти все счастливы, а недовольны только враги СССР и рабочего класса. Можно было кому-то помочь, но нельзя было вести статистику обиженных и несчастных. Тем не менее, сохранённые «положительные» письма и некоторые собственные ответы на них позволили Эренбургу издать отдельную толстую книгу «Почта Ильи Эренбурга», правда, за период с 1916 по 1967 год.
 
Как депутату, ему полагался только один секретарь, и он не имел права никого больше (например, волонтёров) привлекать к работе с письмами трудящихся избирателей. Большой храбростью и подвигом Эренбурга было то, что он реагировал на письма, поступавшие от «посторонних» избирателей со всех концов Советского Союза, а не только из своего избирательного округа. Надо сказать, что авторитетному Эренбургу отвечали на его запросы почти все, даже если его ходатайства и просьбы выполнялись частично или отклонялись.
Организация-получатель депутатского запроса обязана была разобраться в просьбе или жалобе избирателя и в течение двух недель или месяца сообщить депутату о принятых или готовящихся мерах по удовлетворению той или иной бытовой просьбы или жалобы. Часто бывало, что письмо Эренбурга, сопровождавшее ту или иную просьбу или жалобу, пересылали на другой адрес. Это называлось «отфутболить». Иногда сообщали причины, по которым жалоба или просьба не могла быть удовлетворена. Тем не менее, процент положительных решений в пользу просителей и жалобщиков был не менее 40%. По крайней мере, со слов его кузины и моей тёти Лиды, так считал сам Эренбург, и это приносило ему большое моральное удовлетворение.
А ещё семья Эренбурга удочерила чудом спасшуюся от немцев девочку Фаню (Фейгу Фишман), которая сейчас вместе со своими детьми и внуками живёт в Израиле.

Картина 5. Главный борец за мир
Илья Григорьевич сказал мне, что у него есть важная заслуга, за которую Сталин его уважал и в международных делах считался с его мнением больше, чем с мнением своих дипломатов. Это эпохальное изобретение борьбы за мир, как прикрытие российско-имперской агрессии и коммунистической идеологии всеобщей зависти и уравниловки. Между тем у евреев просьбы о мире входят в главные праздничные молитвы и каждодневные приветствия евреев друг другу (шалом). Известно, что из иудейской религии и Торы просьбы и пожелания мира перешли в христианскую Библию и мусульманский Коран. Эренбург внёс в лживую советскую пропаганду правильный и честный призыв к миру, которым пропитана идеология иудаизма.
Советская пропаганда в коварных традициях марксизма-ленинизма использовала этот призыв для идеологического разоружения иностранных противников советского милитаризма и советской экспансии. Однако неожиданно получилось, что все церкви и священники Советского Союза начали читать молитвы «за мир». А главный раввин Московской синагоги Левин выпустил «сидур» -- важное религиозное послание верующим под названием «Шолом». Текст этого послания, возможно, висит до сих пор на стене московской синагоги на ул. Архипова. Следующие 40 лет все застолья в СССР включали тост за мир во всём мире или просто «за мирное небо». Это стало общенародным призывом только благодаря Эренбургу. Однако все чувствовали агрессивность и парадокс слов «борьба за мир», ассоциировавшихся с абсурдом «войны за мир».
Придумав «борьбу за мир», Эренбург создал безальтернативную идеологию и сделал её исключительной и главной собственностью советской пропаганды. Действительно, и движение коммунистического интернационала, и призывы к социалистическим революциям передового рабочего класса, на которых вначале строилась политика Советской России, к началу 50-х годов полностью потеряли свою привлекательность. Они стали нести только негативный посыл к противопоставлению и драке одной части общества со всеми другими, причём, как уже стало ясно, все коммунистические действия сопровождались жертвами и лишениями для всего населения.
А вот борьбе за мир никто из западного мира не мог ничего противопоставить. В то же время комитеты борьбы за мир легко финансировали советских шпионов, зарубежные компартии и сочувствующие СССР общества. Это был также дополнительный источник рабочих мест и средств для офицеров и сотрудников НКВД-КГБ. Очень многие ведущие деятели науки и культуры всего мира и СССР жертвовали на борьбу за мир свои средства. Проводились съезды, демонстрации, встречи, декларации и т.д. Исчерпавший себя коммунистический рабочий интернационал был заменён надклассовыми комитетами борьбы за мир. И во главе всего этого просоветского движения был беспартийный советский еврей Эренбург.
Сталин легко мог убрать и совершенно не уважал министра иностранных дел Вышинского или сменившего его зятя, Громыко, а также любого деятеля из своего окружения, включая, например, Молотова или Ворошилова. Только Эренбург, стоящий во главе движения за мир, был тогда для Сталина реально нужным и незаменимым. Поэтому к 1953 году Эренбург имел особый статус. Кроме того, как теперь сказали бы, слово «Эренбург» было международным брендом.

Картина 6. Конфуз злопыхателей
В 1957 году, т.е. уже после ХХ съезда, я как-то заметил, что роман «Буря», за который Эренбург получил в своё время Сталинскую премию, довольно схематичен. В отличие от ранних рассказов и повестей Эренбурга, которые мне понравились, я не смог одолеть более 50 страниц из этого 600-страничного романа. На что тётя Лида с присущей ей невозмутимостью заметила: «Эренбург сказал своей жене Любе, что этот роман был написан специально для одного читателя, Сталина, и именно так, как он представлял себе окружающий мир и художественную литературу социалистического реализма: роль рабочего класса, сомнения интеллигенции, борьба с фашистами, природа и погода Франции, и любовь между мужчинами и женщинами.  Всё это было вместе и в правильной, с точки зрения Сталина, пропорции и интерпретации. Эренбург действительно был прекрасный журналист и профессиональный писатель, и он справился с задачей, которую сам же перед собой и поставил – получил Сталинскую премию.
Вообще же в то время композиторы, художники, писатели, архитекторы и поэты почти каждое своё творение посвящали Сталину и готовили для представления на Сталинскую премию. Некоторые получали её с первой подачи, другие с шестой. Эренбург со своей «Бурей» попал в самое яблочко. Проще говоря, роман «Буря» был удачным бизнесом, и Эренбург отдавал себе полный отчёт в своих действиях. В отношениях с советским царём и его большевистским режимом это было не цинизмом, а деловым расчётом.
В те годы почти все произведения секретарей и членов Президиума Союза Советских Писателей были не только средством их заработков, но и инструментом для воздействия на сознания и чувства советских читателей таким образом, чтобы они соответствовали античеловеческим шаблонам сталинизма. Как и требовал от них Царь, они были инженерами, калечившими души советских людей.
Своей журналистикой и «борьбой за мир» Эренбург завоевал расположение царя Сталина. Однако самостоятельность и авторитет Эренбурга вызывали зависть и злобу у его коллег-писателей. Поэтому они в духе и стиле своего времени собрались все вместе во главе с членами Правления и самыми на то время громко о себе заявившими придворными писателями с целью уничтожить Эренбурга.
Намечалось исключить Эренбурга из Союза Писателей за космополитизм. Тогда как раз шла борьба с «безродными космополитами». Все знали, что исключение из Союза Писателей будет иметь результатом либо голодную смерть, которая ранее чуть не состоялась у замечательного писателя-сатирика Зощенко, либо арест и лагерь вместе с уголовниками, как для нескольких сотен советских писателей и поэтов или тех, кто только собирались стать таковыми.
История и русская литература уже счастливо позабыли фамилии нескольких выступивших на собрании советских писателей, а также выступление матёрого антисемита Шолохова, состоявших в руководстве этого, так называемого, творческого союза. Зал был набит писателями и поэтами, многие из которых тихо злорадствовали по поводу Эренбурга. При этом все громко аплодировали выступавшим товарищам. Через два часа после сурового осуждения «ответчика» слово «для оправдания и покаяния» было предоставлено Эренбургу.
Как рассказывала тётя Лида со слов жены Эренбурга, Эренбург вначале зачитал несколько писем читателей с положительными отзывами на его недавно опубликованный роман «Буря». В это время уже уставшие участники судилища переговаривались друг с другом и не обращали на него внимания, демонстрируя ему своё пренебрежение и осуждение. Однако потом Эренбург зачитал, как он им сказал, самый дорогой для него положительный отзыв - это была личная записка тов. Сталина, прочитавшего и одобрившего его последний роман «Буря». В зале возникла гробовая тишина, а потом бурные аплодисменты. Собрание было тут же закрыто.
Трудно предположить, что письмо Сталина Эренбургу было спонтанным. Скорее всего ему было заранее доложено о затевавшемся избиении Эренбурга, который был нужен советскому царю для продолжения «борьбы за мир». Если бы сам Эренбург попросил об этом Сталина, то его жена обязательно рассказала бы об этом тёте Лиде при личной встрече. А тётя Лида пересказала бы это моему папе. Но тётя Лида не знала, как и почему появилось письмо Сталина Эренбургу с оценкой его романа, который вскоре получил Сталинскую премию – высшую советскую награду.
 «Выдающиеся советские писатели» того времени и окололитературные работники антисемитского сообщества не смогли и не захотели забыть своего конфуза и позора, и начали многолетнюю и планомерную травлю и очернение имени Эренбурга. Они старались дискредитировать его как общественного деятеля, защитника евреев, хорошего писателя и поэта и просто как нечета им, умного, честного и глубоко порядочного человека, не запятнавшего себя ни доносами, ни участием в «разоблачительных» сталинских кампаниях.
К тому временно все многотысячные творческие объединения, включая союзы советских и российских писателей, на 60% состояли из евреев. Одно время до войны была многочисленная Еврейская секция советских писателей. Однако, только Илья Эренбург опубликовал стихотворные строчки «...И я горжусь, горжусь! // А не жалею, что я еврей...»

Картина 7. Пророчества и подвиги
Именно Эренбург, в 1910 году впервые употребил в своих стихах понятие и термин «лагерь» применительно к социалистическому обществу, о котором тогда только мечтали революционеры. Это было первым и предопределяющим пророчеством Эренбурга для 74 лет существования Советского Союза. В 1940 году, в очередном романе, написанном во время внезапно возникшей пламенной дружбы Сталина и Гитлера, Эренбург описал тяжёлую войну СССР с фашистами.  Понадобилось разрешение Сталина на публикацию этой пророческой книги.
Выше я уже писал о призыве Пророка и Праведника Эренбурга в 1941 году – «убей немца», который настроил советских солдат и офицеров на войну с Германией. Вклад Эренбурга в пропагандистскую часть войны оказался самым большим и возможно, решающим.   
В 1948 году газеты объявили о трагической гибели в автокатастрофе фактического лидера советских евреев, Соломона Михоэлса (Вовси). Часть евреев, как потом оказалось, справедливо подозревали, что было совершено преднамеренное убийство. Это увязывалось с недавним началом антисемитской кампании в прессе и по радио. Но под страхом смерти от рук гэбэшников, никто не решился сказать о своих подозрениях своим знакомым и родственникам даже шёпотом. Провожали Михоэлса в последний путь более ста тысяч московских и приезжих евреев. Было много речей и соболезнований. Однако, только у Пророка Эренбурга хватило ума и смелости сказать, стоя перед закрытым гробом растерзанного на куски Михоэлса, следующие слова: «Во время недавней войны еврейский народ потерял шесть миллионов человек. Вместе с гибелью Михоэлса можно считать, что потери составили семь миллионов». Этим высказыванием Эренбург, ставил на одну доску немецких национал-социалистов и русских большевиков-коммунистов.
Очень важным делом Пророка Эренбурга была «борьба за мир». Этой объективно полезной для всех, включая коварного царя Иосифа, борьбой за мир и конъюнктурной книгой «Буря» Эренбург завоевал особое расположение царя Иосифа. Этот кредит и свою жизнь Эренбург поставил на карту – только он один изо всех «знатных» советских евреев решился направить царю письмо, где он фактически оспаривал планы жестокого царя, который уже уверовал в свою гениальную непогрешимость. Тем самым Пророк Эренбург совершил свой главный подвиг: он задержал на месяц отправление находившегося под всеми парами локомотива сталинской депортации и уничтожения трёх миллионов советских евреев и членов их смешанных семей.
Ну а потом Эренбург-пророк ещё раз правильно определил следующие 15 лет послесталинской жизни СССР как «оттепель».
Сам Эренбург понимал, что завистливая чернь и апологеты социализма будут стремиться дискредитировать его по многим причинам, включая близость к Сталину, как это и случилось с ним в конце его жизни, и делается до сих пор. Причём самые тяжёлые камни летели и летят со стороны журналистов-гэбэшников и десятков тысяч оставшихся не у дел армейских замполитов, а также профессоров и доцентов ликвидированных кафедр марксизма-ленинизма и политэкономии. Они вырастили тысячи преемников, которые заняты воспитанием новых поколений сталинистов.

Послание Ильи Григорьевича Эренбурга потомкам
Сцена 1. Моя встреча с Эренбургом
В июне - июле 1953 года у нас дома в очередной раз гостила тётя Лида Фридман, урождённая Лидия Евгеньевна Скловская. Она была  дочь известного в Киеве детского врача, того самого, который дал деньги Шолом-Алейхему на его переезд в Америку. Двоюродными братьями тёти Лиды были Илья Эренбург и кинорежиссёр Григорий Козинцев, а также известный литературовед и телевизионный рассказчик Шкловский. Тётя Лида была замужем за двоюродным братом моего папы, Эммануилом Иосифовичем Фридманом, известным на весь Союз детским врачом и профессором, автором главных учебников по детской урологии.
Во время ежеквартального приезда в Москву для встречи со специалистами и лечения болезни Паркинсона, тётя Лида созванивалась с Любой – своей двоюродной сестрой и женой Эренбурга. С Любой они говорили по телефону по-французски, что вызывало подозрения у тех ГБ-шников, кто постоянно прослушивал наш домашний телефон, как и многие московские телефоны. К моему папе на работе даже приходил гэбист и просил сказать, кто и зачем «говорил по-иностранному» с его домашнего телефона, так как за любой произвольный контакт с иностранцем полагались арест и лагерь. Но Эренбурги иностранцами не были, и папа это сказал гэбисту.
Тётя Лида в предыдущие приезды в Москву раза два ездила к Любе Эренбург на дачу. Для этого она просила у папы его персональную машину с шофёром и пропуском на правительственную дорогу, а также с заверенной печатью гаражной путёвкой с указанием адреса поездки и именами пассажиров. Как всегда, каждый раз по возвращении в гараж, шофёр, как он сам рассказывал, сообщал свои комментарии о поездке, пассажирах, и их разговорах, включая «хозяина» (в данном случае о моём папе), специальному гэбисту. 
У Эренбурга была квартира в новом доме на улице Горького, но с ранней весны и до поздней осени он жил на даче возле Истринского водохранилища. Это довольно далеко от Москвы на Северном (Рублёвском) направлении. Свободного проезда туда не было, так как на полпути к Истре были дачи советских маршалов и правительственный санаторий «Архангельское».
В 1953 году я попросил тётю Лиду взять меня с собой к Эренбургу. Хорошо помню, что мы поехали после ареста Берии (26 июня) и до моего дня рождения (24 июля). Мы ехали долго и проезжали Новый Иерусалим. Царь Алексей Михайлович, отец Петра Первого, построил там совершенно грандиозный храмовый комплекс, воспроизводивший еврейский храм царя Соломона. Когда в 1941 году подходили к этим местам немцы, большевики воспользовались случаем и взорвали этот шедевр российского зодчества. Его руины произвели на меня большое впечатление.
Как рассказала тётя Лида, перед разгоном Еврейского Антифашистского Комитета (ЕАК) и арестами его руководителей у Эренбурга сожгли дом-дачу, которая располагалась в очень охраняемом районе Истринского водохранилища. Он понял намёк и вышел из президиума ЕАК. Через полгода по указанию царя Иосифа и за деньги Эренбурга государство отстроило ему дом-дачу заново, но уже со сплошной прослушкой. 
Я не видел всю дачу Эренбурга, поскольку нас принимали на веранде. Возле дачи был парник, где разводили тюльпаны, и их луковицы лежали на веранде где попало. Кругом ходило несколько громадных и мирных собак. Жена Эренбурга почему-то повторяла, что её эти собаки и тюльпаны не интересуют. У Эренбурга была взрослая дочь Ирина, которая долгие годы поддерживала связь с сыном тёти Лиды - Сашей (Александром) Фридманом.
В тот будний день Иры не было на даче, а Илья Григорьевич работал у себя в кабинете. Пару часов до обеда я провёл, листая прежде не виданные мною альбомы с цветными картинами разных художников. В это время Люба и тётя Лида разговаривали по французски с двумя иностранками из очередной делегации, которых сопровождала ненужная им здесь переводчица.
Перед тем как сесть за обеденный стол, тётя Лида представила меня Эренбургу и сказала о том, какой порядочный человек мой папа, и что он занимает должность главного инженера Управления Строительных Материалов города Москвы в ранге республиканского зам. министра. Получалось, что, с одной стороны, мой папа – советский начальник, а с другой – интеллигентный еврей и приличный человек. Во время обеда Эренбург сказал всего несколько слов, а четыре женщины при молчаливом внимании переводчицы что-то спокойно обсуждали. Меня никто не замечал, кроме хозяйки, которая время от времени говорила по-русски «ешьте - ешьте».
После обеда Эренбург обратил на меня внимание и позвал прогуляться. Сделав круг по дорожкам, мы пришли в дачную беседку, которая была на виду и недалеко от дачи. Эренбург спросил о моём возрасте, и я ответил, что мне скоро будет 16 лет. Эренбург сказал: «Я должен с вас взять слово, что, по крайней мере, 50 лет вы никому ничего из того, о чём мы будем говорить, не расскажете. Но через 50 или 60 лет об этом должно узнать как можно больше людей». Несколько раз после этого он замечал: «Вот это не относится к нашему договору, это я вам просто так рассказываю».
Помещения дачи Эренбурга, конечно, имели устройства для прослушивания гэбэшниками, но в беседке даже не было электропроводки. Тётя Лида за глаза называла Эренбурга мизантропом, и действительно, за столом он был замкнут и угрюм. Однако в беседке Илья Григорьевич показался мне оживлённым, вдохновлённым и гордым собой за то, что остановил советский холокост, и в то же время напуганным своей собственной смелостью и удачей. Минут через 20 Эренбург сказал, что когда кто-либо будет меня расспрашивать, что мне говорил Эренбург, я должен отвечать, что он мне рассказывал о художниках и их картинах, которые я перед обедом посмотрел в лежавших на веранде дачи подарочных альбомах.
Когда мы вернулись на дачу, Илья Григорьевич извинился перед всеми и ушёл в свой кабинет. При Сталине Эренбург, как и все люди, вокруг него, был под постоянной угрозой ареста и, как и все люди, боялся КГБ до конца своей жизни. Именно поэтому он попросил меня рассказать о Пуримшпиле 1953 года не раньше, чем через 50 лет.

Сцена 2.  Использование  Нюрнбергских законов Гитлера
Когда во время нашей беседы зашла речь о недавней угрозе высылки евреев, я задал Эренбургу вопрос, как предполагалось определять, кто еврей, а кто нет, когда кругом много смешанных семей. Эренбург ответил, что евреев собирались выделять и сортировать по Нюрнбергским законам фашистской Германии. Меня он спросил, оба ли родителя у меня евреи. И когда я ответил, что да, он сказал, что меня бы обязательно выслали в первую очередь. А во вторую очередь предполагалось выслать евреев «половинок» и смешанные семьи.
Здесь я хотел бы дать разъяснение слов Эренбурга, которые тогда я не понял, хотя  все советские люди знали о послевоенном Нюрнбергском процессе по делу 24-х главарей фашистской Германии, которая проиграла войну Советскому Союзу и его союзникам. Им были предъявлены четыре обвинения. Три первых обвинения были обычными, поскольку войны всегда связаны с нарушениями прежних мирных договорённостей и массовыми убийствами, как военных, так и мирных людей. Победители в войне на то и победители, чтобы карать тех, кто руководил проигранной войной, находясь вне досягаемости ружей и пушек противника. Но впервые в мире было выдвинуто ещё одно, четвёртое обвинение: преступление против человечности. Впервые за две тысячи лет безнаказанных гонений и убийств евреев европейскими народами, была провозглашена преступность уничтожения евреев только за то, что они родились евреями. 
Тогда в советской печати не писали, и до сих пор почти никто в России не знает о том, что судили тех 24-х немцев и их режим не столько за то, что они воевали и даже не за то, как они воевали, сколько судили их за геноцид евреев и цыган.
Через 50 лет я оценил слова Эренбурга о том, что главных нацистских преступников по предложению прокуроров-евреев повесили как когда-то сыновей Амана. А в Нюрнберге международный суд состоялся потому, что в этом городе прошёл когда-то съезд национал-социалистической партии Германии, где была принята программа расового профилирования народов и каждого из людей. Там были разработаны правила, кого и как лишать гражданских прав, личных свобод и даже жизни в зависимости от еврейства близких и дальних родственников, а  также смешанных браков. Конечно, Эренбург об этом тогда знал, а я нет.
Таким образом, национал-социалистические расистские законы, которые несколько лет тому назад гневно осуждали советские представители вместе с представителями США, Англии и Франции, в 1953 году были взяты за основу правил выявления и высылки еврейских семей и отдельных евреев СССР в непригодные для человеческой жизни районы Сибири.  Там легко наступала «дешёвая» смерть от голода, холода, и болезней – не надо расходов на отравляющие газы и газовые камеры, крематории, патроны для расстрелов. Не нужно вооружённой охраны лагерей смерти и какого-либо учёта живых и мёртвых среди якобы свободных переселенцев. Нужно только несколько застав на нескольких железнодорожных станциях и дорогах через непроходимые болота. Как позже написал Василий Гроссман: «Сталин подхватил выпавший из рук Гитлера меч уничтожения и занёс его над уцелевшими евреями СССР».

Сцена 3. Провокационное письмо «знатных» евреев
В дачной беседке Эренбург  сообщил мне по секрету о том, что в феврале 1953 к нему обратились двое из трёх авторов-евреев текста письма «знатных» евреев – директор ТАСС Маринин (Ховинсон) и академик Минц, который вместе с ему подобными сочинил 30 томов «марксистских трудов» тов. Сталина. Третий сочинитель письма и трудов Сталина академик Митин по домам не ходил. Как я запомнил со слов Эренбурга и как подтверждается в вышедших через 40-50 лет публикациях разных авторов, всего было две редакции письма «хороших евреев». Но показывалось только первое и более жёстское письмо. Письмо сопровождал один и тот же список намеченных Сталиным и его советниками «знатных» евреев подписантов, которые должны были подписать этот коллективный донос на всех евреев СССР.
Суть обеих писем была одна и та же.  Подписанты осуждали «большинство» евреев, потому что они – «агенты иностранных разведок и предатели Родины, которая их вскормила». В этом письме представители еврейской общественности каялись перед советским народом за вредительство евреев и просили тов. Сталина дать им возможность искупить свою вину ударной работой на стройках в Сибири и на Дальнем Востоке. Был подготовлен и напечатан на машинке один экземпляр провокаторского письма.
И Эренбург, и другие сразу поняли, что за этим письмом должна последовать массовая депортация и последующее истребление советских евреев. Когда Маринин и Минц к нему пришли, Эренбург уже знал, что они ходят с одним и тем же экземпляром этого письма и никому его не оставляют. Уже было много подписей знатных евреев, включая министров, генералов и деятелей культуры. В это время было шесть или восемь союзных министров и работников Госплана в ранге министров – евреев. Фамилии евреев в списке были расположены, как Эренбург мне сказал, не по алфавиту или другим признакам, а в случайном порядке. Указаний, кто занимает какую должность или какое имеет звание, там не было. К тому времени всего несколько евреев отказались подписать это письмо. Среди них были член Политбюро Каганович, генерал армии Крейзер, чемпион мира по шахматам Ботвинник,  и певец Рейзен. Эренбург ещё кого-то называл, но я не запомнил.
Марк Рейзен был главный оперный бас Советского Союза, часто пел на радио и на торжественных приёмах в Кремле и в Большом театре. Он был известен, как человек простой. Ходил анекдот, что, будучи на отдыхе в правительственном санатории, Рейзен случайно толкнул какого-то министра, когда тот играл на бильярде. Министр спросил, не оборачиваясь: «Какой дурак меня толкнул?». На что Рейзен своим рокочущим басом заметил: «Может и дурак, но какой голос!».
Генерал-полковник Крейзер командовал Дальневосточным военным округом. Тогда только что окончилась война в Корее, и Дальний Восток был главным плацдармом по подготовке к войне с США. На Камчатке и Курилах строились базы и полигоны, и Крейзер был там самым главным. Крейзер представлял элиту советской армии, которая после войны оставалась относительно независимой от ГБ структурой и могла служить противовесом ГБ в государственных интригах. Крейзер пользовался в армии авторитетом, и его нельзя было убрать «просто так», в отличие от многих других. Поэтому, среди всех заранее намеченных подписантов, как и Эренбург, генерал-полковник Крейзер имел в глазах Сталина особую важность.
По вызову из ЦК Крейзер прилетел в Москву на всегда имевшимся в его распоряжении военном самолёте, приехал на специальной военной машине в здание ЦК партии на Новой площади, прочитал провокационное письмо евреев, молча выслушал придворных академиков-евреев Минца и Митина и одного из Секретарей ЦК КПСС, молча вернул им письмо без своей подписи, молча встал со стула, по-военному отдал сразу всем честь, вышел из здания ЦК, сел в ожидавшую его машину, и в тот же день улетел обратно на Дальний Восток.
Многие писатели и деятели культуры подписали это письмо одновременно в редакции газеты «Правда». Но к некоторым евреям Ховинсон и Минц приезжали домой или на работу. И вот Эренбург - это я хорошо запомнил – сказал, какую идею подал Самуил Маршак. Он сказал этой парочке, что заболел и срочно уехал на дачу. Таким образом, Маршак на три дня задержал подписание этого письма. Он его всё-таки подписал, но на три дня задержал. Остальные об этом узнали и начали всячески задерживать процесс. Некоторые из них знали главную ежеутреннюю молитву заключённых в советских концлагерях: ещё бы один день прожить и ночь продержаться.   
И когда эти двое, Ховинсон и Минц к нему пришли, Эренбург решил потянуть время и сказал, что вообще не хочет с ними ничего обсуждать. Он им сказал, что будет советоваться с товарищем Сталиным, а они знали, что он имел привилегию – звонить Сталину по телефону. Право звонить непосредственно Хозяину, было не только государственным секретом и знаком высокого престижа, но и громадным риском. Этот риск был сравним с риском встречи пловца с акулой. Эренбург позвонил, и помощник сказал, что он доложит Самому о его звонке и теме разговора. Однако впервые за последние годы Сталин не перезвонил. Это могло быть признаком недовольства Хозяина вмешательством в его планы и, как сказал мне Эренбург, он стал ждать своего ареста.
Эренбург, пользуясь своими связями, следил за судьбой злополучного письма. Он также узнал, что его публикация явится сигналом для начала уже спланированных и согласованных действий всех идеологических, партийных и советских организаций, МГБ, милиции, а так же добровольцев из населения по сбору, отлову, погрузке в товарные вагоны и транспортировке евреев в непригодные для человеческой жизни районы Сибири. Среди уже намеченных антисемитских мероприятий была публичная казнь врачей-евреев на «Лобном Месте» средневековых казней на Красной площади перед Кремлём.
Вряд ли что-то можно было бы остановить после публикации этого «обращения евреев». Поэтому, когда в конце января 53 года он узнал, что письмо с уже собранными подписями передано Сталину для окончательного редактирования и одобрения к публикации в главной советской ежедневной газете «Правда», Эренбург понял, что наступил критический момент.
Пренебрегая колоссальной личной опасностью вмешиваться в дела вождя (ведь Сталин не стал говорить с ним по телефону), Эренбург написал письмо Сталину. Затем он отпечатал его в секретном машинописном бюро газеты «Правда» и переслал его лично Сталину с помощью редактора газеты «Правда» Шипилова. Тот отправил к Сталину всегда находившегося в редакции секретного правительственного курьера. Эренбург всё это сделал в течение одного дня, так как завтра, как это сказал ему по секрету Шипилов, уже было бы поздно. В разговоре со мной, через четыре с половиной месяца после этого, Илья Григорьевич был явно взволнован и сам удивлялся своей смелости и тому, как ему это удалось.
Через неделю прямую телефонную линию со Сталиным у него не отключили, и Эренбург позвонил Хозяину ещё раз, что уже было неслыханной дерзостью и прямой опасностью. Сразу взяв трубку, помощник Поскрёбышев сухо, но вежливо сообщил, что письмо Эренбурга находится у товарища Сталина. Это было хорошей новостью. Однако затем он передал слова «Самого Хозяина»: «пусть подписывает». Это уже было плохой  новостью для советских евреев и, возможно, для самого Эренбурга. То, что Сталин не захотел говорить с Эренбургом, могло означать и сомнения вождя, и всё, что угодно, включая царское недовольство. После этого звонка Эренбург каждый день ждал своего (и семьи) ареста и Лубянской тюрьмы целый месяц, вплоть до смерти Сталина и закрытия «дела врачей». 

Сцена 4. Дипломатия и подвиг Эренбурга
За прошедшие 23 века со времени подвига Эстер массовые убийства евреев случались много раз и в разных странах. Наиболее масштабными считаются: арабо-мусульманская резня евреев в Йемене, Аравии, на всём Ближнем Востоке и Севере Африки во времена зарождения ислама; массовое уничтожение евреев в средневековой Европе; резня, устроенная украинцами и казаками Богдана Хмельницкого на Украине примерно 400 лет тому назад; периодические еврейские погромы в царской России на рубеже ХХ века; погромы во время Гражданской войны в 1918-1921 годах, и Холокост во время. Второй мировой войны. Такое же несчастье должно было случиться в 1953 году на территории СССР и его европейских сателлитов.
Во время нашей беседы Эренбург сказал, что до 1953 года он уже несколько раз направлял политику и пропаганду  СССР на пользу евреев и всех порядочных людей, и я запомнил его слова, которые тогда меня сильно удивили: «моя дипломатия». При жизни и после смерти Эренбурга ругали и дискредитировали слева и справа, называя его, то сталинским угодником и приспособленцем, то засланным агентом сионизма и иностранных разведок. На самом деле он в критический момент добровольно выступил послом-дипломатом и защитником еврейского народа от всевластного советского диктатора Сталина.
Эренбург частично пересказал мне своё письмо Сталину. Он заметил, что оно было написано с учётом психологии и характера Сталина. Что же было такого в письме Эренбурга, чтобы, хотя бы на короткое время остановить локомотив следующего Холокоста евреев? В своём письме Эренбург не просил Сталина пожалеть евреев, не перечислял их заслуги перед страной и не сообщал о том, как евреи любят советскую власть и лично товарища Сталина. Наоборот, Эренбург потакал злобным измышлениям вождя, призывая к «беспощадной борьбе против еврейского национализма, который при данном положении неизменно приводит к измене Родине». Более того, Эренбург подверг критике текст письма «еврейской общественности» за использование слов «еврейский народ».
 
Еврейский Праведник и Герой Илья Эренбург в начале пятидесятых годов
Действительно, в своём последнем труде «Марксизм и вопросы языкознания» Сталин доказал всему прогрессивному человечеству (кстати в унисон с Гитлером), что евреи есть, а еврейский народ уже не существует 2000 лет. Обратив внимание на эту грубую терминологическую ошибку, Эренбург затронул живую струну в душевной балалайке царя Иосифа, который дал указание исправить проект письма в газету «Правда». Исправления и их согласования притормозили на полторы недели локомотив советского Холокоста, что тоже принесло пользу.   
Эренбург также написал, что письмо представителей еврейской общественности может быть истолковано зарубежными врагами и даже друзьями СССР как проявление антисемитизма. Конечно, это ошибочное толкование правильных тезисов письма, но сейчас, как никогда, важно сплотить ряды борцов за мир во всём мире. А среди этих борцов за мир во многих странах Европы и Америки идут в первых рядах евреи. После ужасов германского фашизма Эренбургу, как представителю СССР,  будет трудно объяснить «западной общественности позицию советской власти». И так далее, в том же духе доверительной беседы врача-психиатра с шизофреником, ставшим вождём «всех народов» и самым могущественным правителем в одном ряду с Александром Македонским и Чингисханом.
Как Эренбург сказал, в своём письме он дал понять Сталину, что движение за мир в случае избиения советских евреев может оказаться под угрозой. Это был важный для Сталина фактор, и это стало практически единственным аргументом Эренбурга и шансом отвратить уничтожение советских евреев. Нормальным людям очень трудно понять и принять перевернутую логику жестокого диктатора. Для него блеф и демагогия определения «еврейский народ» и кампании «борьбы за мир» были наверняка важнее, чем право на жизнь трёх миллионов ни в чём не виновных, мирных и законопослушных мужчин, женщин, стариков и детей, даже если они евреи.    
Эренбург также знал, что змеиное коварство Сталина соседствует с примитивным мышлением бандита, который всё стремится делать скрытно, исподтишка и, прикрываясь сфабрикованными по его заданиям решениями рабочих собраний или Политбюро ЦК ВКП (б) или, как в данном случае, письмом «еврейской общественности». Обычно Сталин политически и физически уничтожал людей руками назначенных им же исполнителей, которых потом расстреливали, якобы «за перегибы».
Самые важные шаги и акции, включая многие расстрельные списки, получали одобрение и личные подписи членов Президиума ЦК КПСС. Однако по делам «врачей-убийц» и депортации евреев таких решений принято не было. И вот теперь своим хотя и личным и, как тогда водилось, секретным письмом Эренбург фактически вывел Сталина из тени. Смешно, но, как сказал мне Эренбург, «гениальный советский вождь» Сталин, спрятавшись у себя на даче, то есть в подмосковном  бункере, как ребёнок в игровом домике, был уверен, что никто не будет знать, что это именно он затеял всю эту антиеврейскую кампанию и руководил ею.
И вот, когда Эренбург нашёл и засветил его в железобетонном  «домике-даче», Сталин почувствовал себя очень неуютно, поскольку, если его нашёл один человек, значит, все другие тоже могут понять, кто настоящий инициатор и руководитель истребления евреев. Вся страна была искренне уверена в том, что без мудрых указаний тов. Сталина не растёт рожь, не летают самолёты и не плавают пароходы. А вот всё плохое исходит только от капиталистов и их ставленников.
В 1953 году, прочитав письмо Эренбурга, Сталин понял, что политические риски слишком велики, и стал искать достойный выход из угла, в который он сам себя загнал. Как сказал Илья Григорьевич, по-видимому, Сталин впал на месяц в волевой паралич, похожий на его ступор в первые недели после начала войны с Германией в 1941 году. Тогда он проспал в прямом и переносном смысле начало войны и разгром Красной Армии.

Сцена 5. Эренбург спасает советских евреев
С 1917 по 1941 год наивные и романтичные советские евреи-коммунисты из лучших, как им казалось, побуждений помогли создать СССР, построить современную промышленность, и соорудить социалистический концентрационный лагерь для самих себя, русских, украинцев и ещё более 100 народов во главе с бандитом и шизофреником Иосифом Сталиным, внуком крещеных евреев Джугашвили (Джудошвили). Однако перед началом высылки и убийства всех евреев Б-г нашёл среди советских евреев одного Праведника, Эренбурга и пожалел три миллиона советских евреев и членов их часто смешанных семей.
Обычно ритуалы строятся на благословениях, т.е. хороших пожеланиях. Однако в самых глубинах иудаизма для отдельных исключительных случаев находятся секретные ритуалы проклятий. Но эти проклятия действуют только на людей, в жилах которых течёт  еврейская кровь. В наше время 30 уважаемых ортодоксальных раввинов, имена которых остаются неизвестными, дважды собирались ночью на еврейском кладбище. Первый раз - чтобы проклясть твердолобого генерала Рабина, предавшего интересы евреев глупым и преступным Ословским соглашением со злейшим врагом евреев Арафатом. Второй раз 30 собравшихся раввинов хором прочли ритуальное проклятие другому глупому генералу Шарону. Как и заповедано, эти проклятия подействовали в течение одного месяца. Рабина застрелил один патриот Израиля. Шарона хватил удар, и он стал овощем. Возможно, он понимал своё состояние и тихо раскаивался десяток лет за то, что надругался над судьбой почти двух десятков тысяч евреев Газы и всем Израилем и спровоцировал расцвет в Газе ХАМАС-а, который с тех пор обстреливает Израиль ракетами. 
Из Торы известно, что проклятие большого еврейского праведника и пророка может действовать так же, как и совместный ритуал 30-ти раввинов. В 1953 году я ничего об этом не знал. Я уверен, что не знал о своей чудотворной силе и не надеялся на Б-жественное чудо сам Эренбург. Он мне сказал, что главное, чего он добивался своим письмом, о чём он думал всё время и чего надеялся достигнуть, это отсрочка арестов и высылки советских евреев.
В 1953 году, да и много лет после, никто в СССР не мог бы решиться сказать вслух, что он когда-либо желал смерти Сталина. От этого человека в лучшем случае отвернулись бы все окружающие люди, как от сумасшедшего. Однако я уверен, что Эренбург думал о том, что только смерть Сталина или Б-жье чудо спасёт евреев от уничтожения. Об этом праведник еврей и атеист Эренбург думал целый месяц после того, как передал своё письмо царю Иосифу. И весь этот месяц царь его обдумывал, пока не накопился такой потенциал проклятий праведника Эренбурга, который привёл к инсульту у организатора предстоящего уничтожения евреев.
Сегодня, по прошествии более 60 лет, трудно сказать, упился ли Сталин во время очередной ночной пьянки с соратниками, или, скорее всего, отравился тем змеиным ядом, который он принимал для долголетия и который ему дали в увеличенной дозе. Возможно, на смерть Сталина повлиял месячноый стресс, вызванный письмом Эренбурга от 28 января. Это письмо побудило Сталина дополнительно обдумывать свой первоначальный план кампании по шельмованию евреев и их высылке в Сибирь на погибель с точки зрения взглядов мировой общественности.
Начиная с января 1953, вся страна была напряжена в ожидании чего-то страшного. Секретный штаб под началом молодого секретаря ЦК КПСС Суслова готовил графики арестов евреев и погрузки их в тысячи вагонов. Определялись маршруты движения поездов, порядок «народных» грабежей еврейского имущества, избиения евреев по дороге следования, санитарные мероприятия по уборке трупов 50% умерших в дороге евреев. Назначались командиры вооруженных конвоев, а также готовились сотни других практически важных палаческих дел.
Получив письмо Эренбурга, Сталин приостановил публикацию в газете «Правда» антиеврейского провокационного письма «знатных евреев». За целый месяц он не смог придумать ничего вразумительного, чтобы либо отменить, либо отложить общегосударственную антиеврейскую акцию без ущерба для своего престижа. Такая умственная и эмоциональная нагрузка, безусловно, вызвала сильное раздражение и нервное напряжение у постаревшего тирана, чьи головные сосуды, в конце концов, не выдержали напряжения и лопнули. 
Как отметила царская дочь Светлана Аллилуева, она и другие первые посетители кабинета-спальни Сталина видели письмо Эренбурга с красными карандашными пометками Сталина на его рабочем столе, на самом видном месте. Это значит, что Сталин уже целый месяц с момента получения всё ещё работал с ним. Потом письмо исчезло, и мы не знаем, что написал Сталин на полях этого  письма. Так или иначе, великий вождь Сталин издох рядом с письмом Эренбурга.
Я запомнил, что Илья Григорьевич несколько раз повторил, что его главной задачей было задержать начало антиеврейской операции на как можно большее время, а там, глядишь и повезёт. Этот подход он заимствовал из рассказов нескольких уцелевших в фашистских и советских лагерях евреев, где они боролись за каждый дополнительный день жизни и, в конце концов, дождались своего освобождения.
И действительно, занятый обдумыванием создавшейся патовой ситуации, когда уже нельзя отменять, но и, может быть, не следует начинать высылку евреев, Сталин в железобетонно-безопасном бункере ослабил свою тройную подозрительность. Паузой и замешательством, которые сумел создать Эренбург, воспользовались или Берия, или министр МГБ Игнатьев, или Хрущёв, или все оии вместе. Надо всеми ими висел нож сталинской гильотины. В отличие от первого поколения уничтоженных большевиков, они знали, что вот уже более 30-ти лет вся борьба на верхушке властной пирамиды шла вокруг очерёдности применения этого ножа. И вот кто-то воспользовался месячными колебаниями царя Иосифа и его увлечённостью своими, ставшими слишком сложными политическими интригами, которые касались физического уничтожения не только советских евреев, но самых главных большевистских руководителей.
Смерть Сталина в его мрачной змеиной норе, как и его жизнь, окутаны гэбэшными тайнами. Бесспорно то, что советский царь Иосиф Сталин сдох после месячного обдумывания письма Эренбурга 14 Адара 5173 года еврейского календаря. Со смертью Сталина моментально исчезла угроза уничтожения советских евреев. И это произошло в день одного из самых радостных праздников еврейского народа, традиционного праздника по схожему поводу чудесного спасения евреев от истребления. А именно, в древней Персии в день 14 Адара 3405 года по иудейскому календарю, или в 355 году до нашей эры – в день Праздника Пурим.