Продвинутый Петух

Продвинутый Петух

Надо уметь дать себе разрядку. Восстановить равновесие. Опрокинул три стопки холодненькой водочки, плотно поужинал и отправился спать.
Рано утречком первым рейсовым автобусом Модус отправился за город. Что может лучше восстановить, чем общение с природой.
Вдыхая ароматный воздух, бредёт вдоль берега синего озера. Образовавшееся в ледниковый период, оно сохранило признаки и могучую энергетику древних времён. Горы на горизонте, более похожие на пирамиды, синеют и серебрятся  холодным металлическим светом. Золотистая листва шуршит под ногами.
Модус расположился на пригорке в тени царственного дуба. Раскрыл сборник стихов ныне модного автора Чезаре Ломброзо. Не успел ещё проникнуться лирической сутью и высоким стилем Нобелевского лауреата, как недалеко от себя услышал шорох. Подняв голову, посмотрел в ту сторону и увидел Петуха. Обычного белого петуха. Петух заговорил первым.
– И вы будете утверждать, что эта премия является литературной, а не политической?
– Я иностранец, и я ещё недостаточно хорошо знаю вашу жизнь.
– Женщин он определяет как проституток и утверждает, что у преступника на лбу написано, что он преступник.
Помолчал. Продолжил.
– Со вторым я, пожалуй, соглашусь. Согласен и с первым. Я читаю ваши мысли: вы думаете у меня гарем, инстинкт …и вдруг я не соглашаюсь с тем, что  поэтизирует Ломброзо.
Петух подошёл к дубу, прислонился спиной к стволу, ножки перекрестил, закрыл глаза. На секунду Модусу показалось, что Петух сдох. Нет, он открыл глаза, встрепенулся и продолжил мысль.
– Всё дело в том, как они это используют. В каких целях. Вытащили из чёрт знает каких дебрей заурядного рифмоплёта и теперь будут тыкать всем в глаза: вот какой мир! Гнусный и грязный. Вы когда-нибудь любили?
– Кажется, да.  Влюблялся.
– Нет, вы никогда не любили. Я вижу это по вашему гребню и клюву.
– Вы мне сейчас напоминаете Ломброзо.
– Не обижайтесь. На самом деле, мало кто способен на любовь и страсть. Так уж устроен мир.
– Вы не в пример другим сгораете от страсти! – Саркастически произнёс Модус.
– Заметьте, к одной. Выбор у меня богатый, а я люблю одну.
– Кто ваша избранница?
– Ирина Хакамада.
– Политик?
– Нет, курица. Но какая курица!
– И её зовут Ирина Хакамада?
– Так её хозяева назвали. Чёрненькая. Воистину, японский темперамент.
– Уж не знаю, сочувствовать вам или завидовать.
– Да, любовь - это и наказание и, одновременно, прозрение. Это мне, с моим интеллектом любить курицу!
Петух опять закрыл глаза, раскинул крылья и вновь Модусу показалось, что он сдох. Веки открылись, Петька лукаво взглянул на человека и весело выкрикнул:
– Я знаю, о чём вы подумали, но прежде всег: меня зовут Петя.
– Модус, – джентльмены раскланялись.
– Когда я закрываю глаза, и гребень мой чернеет, все думают о брености и мимолётности бытия.
– Вы правы.
– Но меня-то волнует совершенно другое: отношение к нашему брату, домашней птице. Вы задумывались над этим?
– Откровенно говоря, нет.
– А вот индюк, будь хоть семи пядей во лбу, какие бы прекрасные мысли не появлялись у него в голове, всё равно в суп попадёт. За что?
Выдержав некоторую паузу, Петя спросил:
– Вы, конечно, птицу едите.
– Признаться, да.
– Скажите, за какие грехи голова на колодку? Столько фальши в человеке, в этом иерархическом божестве! Цып – цып - цып, мои цыплята, в ладони берут, в клювики целуют. Ах, вы наши девочки, ах, вы наши труженицы! Да, куры любят чужой огород. Есть у нас такой недостаток, а во всём остальном мы, решительно, положительны. Говорят, глуп, как курица. Ха-ха-ха. Вы это скажете, глядя на меня? Или другое выражение: «Курей рассмешить». Вы когда-нибудь видели смеющихся курей? И мне не до смеха, когда подумаю, что все мы пойдём на плаху аки грешники. Безжалостная казнь по всему земному шару. Мы же тоже чувствуем и страдаем. Боимся в конце концов. Размышляем, что там, за гранью?
– Все - таки встречается и кошерный вариант.
– А вы бы хотели для себя кошерную газовую камеру?
– Нет, конечно.
– Понятное дело. Я глубоко задумался над этим вопросом ещё в юности. Надо действовать. Восстание и партизанские отряды в наших условиях не годятся. Нас перебьют, как куропаток. Посредством забастовок ничего не добиться. Пикет у стен правительства? Разгонят.
Модус несколько раз оглянулся: не провокация ли это.
– Не бойтесь, меня все здесь за сумасшедшего считают. Чеширским  Петухом нашей действительности. Хозяин меня держит только потому, что я отлично дерусь. Насмотрелся фильмов про карате. Но мысли мои заняты другим: мы имеем право на естественную смерть. Надо ждать, ждать, ждать политического момента. Ожидание – мучительнейшая вещь. Вижу, и вам тяжело. Это написано на вашем лице, но что делать? Надо терпеть.
Петух встал. Похлопал крыльями.
– Было приятно пообщаться с интеллигентным человеком, а то у нас тут на селе не с кем словом переброситься. Гуд бай.
– Неожиданная и очень полезная беседа, – любезностью на любезность ответил Модус.
Раскланялись. Расстались.