Тройное предательство. 18 плюс

            Она робко заглянула в смятый листок бумаги. Подняла глаза на табличку с названием улицы и номером дома. Сверила адрес. Да. Все верно. На месте. До начала сеанса оставалось еще полчаса. Ничто не могло ее заставить опоздать. На генном уровне был зашит код пунктуальности. С молоком матери вошла программа дисциплины. Опоздание это всегда слабость, провал, смерть. За три минуты опоздания на работу расстреливали. И никто не опаздывал. Сейчас другое время. Люди не ценят чужое время. Только свое. Но она знает цену.

Сегодня она попытается вновь вскрыть старую рану. Она должна говорить об этом.
Когда-то попробовала об этом говорить с матерью. Та не поверила. Ссора с сестрой могла оставить их без поддержки в такое тяжелое для семьи время.

Потом все забылось, затерлось. Однажды она попыталась рассказать об этом психологу. Не поверил. Нормальный человек скорее решит, что у больной девчонки болезненное восприятие мира. И она хочет сочувствия и оправдания собственным ошибкам.
После этого закралось сомнение: вдруг и правда ничего не было? Все почудилось…

Каждый раз, как необходимо было прибыть вовремя на важную встречу, она совершала свой неизменный ритуал. С вечера на отдельном стуле раскладывала одежду и белье. Обязательно в обратном порядке. В начале, верхнюю одежду, затем чулки, и наконец, белье. Туфли и сумочка.

В сумочке только необходимое и бутылка воды. Просыпалась всегда посреди ночи с мыслью, что проспала и опоздала. Долго ворочалась, так и не уснув, поднималась. И начинала собираться. Если до назначенного места дорога составляла два часа, она выезжала за три.
Вот и сейчас пришла на полчаса раньше. Обычно эти минуты ожидания тянуться невыносимо долго.
Она прошлась вдоль дома. Старая постройка смущенно поглядывала на прохожих новыми стеклопакетами. Так бы себя чувствовала интеллигентная пожилая дама, в строгом костюме из благородной шерсти и ниткой жемчуга, если бы ей пришлось ко всему этому элегантному совершенству надеть туфли стриптизерши. Бедный дом еще не утратил резных наличников и дубовой двери. Но окна… уродливо белели и поблескивали в редких лучах осеннего солнца.
Легкий ветер закружил кленовую листву вокруг ног.
Она вздохнула и снова посмотрела на табличку с адресом. Эмаль потрескалась, но не утратила своей прелестной простоты.
В доме, где проходило ее детство, была такая табличка. Простая, но в то же время добротная.

Теперь дома нет. Детство пошло своей дорогой.
Время застыло. На душе спокойно оттого, что не опоздала и нашла адрес. На сердце больно. Ей даже стало немного неловко за то, что собирается рассказать.
Решиться вновь на это пытку.

Наконец, стрелки нехотя сдвинулись, и она вошла в здание. Темная прихожая пахла старыми газетами и листвой. Медом и кофе.
Действительно подруга детства не обманула. Ей будет здесь легче справиться. Запахи решают многое.
В ее жизни почти все.
Странный навык.
Выдан при рождении.

Психолог выглядел дружелюбно. Поношенный строгий костюм. Лукавые ясные глаза. Полноватые для мужчины губы. Кабинет был заставлен мебелью. Шкафы с книгами, письменный стол. Маленькие столики и с лампами в абажурах. Лампы все разные. Нет единого стиля. Но при этом вся карусель разных времен и стилей гармонично сочеталась в одну единую картину кабинета человека, который не просто учит других. Он умеет учиться сам.

Психолог с интересом смотрел на свою новую подопечную. Нарочито винтажный стиль в одежде. Темное платье с белым отложным воротничком. Скромные часики на тонком кожаном ремешке. Черные тупоносые туфли. Сумка больше напоминает портфель.
Лицо милое. Почти детское.

Это совершенно точно его случай. В глазах чернота.
Боль.
Травма.
Страх.
Ожидание. Возмездие.

- Ну что ж, присаживайтесь. Располагайтесь. Вы можете обращаться ко мне.
-Мастер,- она прерывисто вздохнула и поспешно перебила его,- я буду называть вас Мастер.
-Очень поэтично. Стало быть, вы Маргарита?
Она покачала головой.
-Нет. Не Маргарита.
-Не волнуйтесь, прием анонимный.
-Да. Да. Конечно. Я знаю. Называйте меня Мая.
-Хорошо.
Они помолчали.
Он мягко начал беседу:
-Вы хотите что- то рассказать?
-Да. Я пришла за этим.
-Это из вашего детства?
-Да.
-Почему вы считаете, что настало время?
-Время настало много лет назад. Я чувствую, что не сдвинусь без этого с места.
-Скажите подробнее, что значит для вас: стоять на месте?
-Смотреть, как проплываю облака. Дни. И при этом самой стоять на месте.
-Жить по инерции?
-Можно сказать и так.

Беседа лилась тихо и певуче. Он расспрашивал ее о семье и о работе. О призвании. Она отвечала охотно. Иногда замолкала на какое то время. Притрагивалась тонкими пальцами к горлу. Поглаживая его вверх- вниз. Прогоняя комок внутри, сглатывала и вновь комнату наполнял нежный звон ее голоса. Голоса скорее похожего на серебряный колокольчик.

Они никак не могла приступить к ключевому моменту. Стремилась вылить то, что уже казалось призраком. Но он уводил ее от этого, петляя и задавая все новые и новые вопросы.
 Два часа пролетели незаметно. И она разочарованно попрощалась. Договорились о новой встрече.
На прощанье он слегка пожал ей руку, легко. Совсем не сжав.
Слабый удар тока был в ответ. Оба отдернули руки, смутились, комкано попрощались.

Она почувствовала легкую тревогу. Он решил сменить синтетический ковер в кабинете на натуральный. В копеечку влетит, конечно, но здоровье - прежде всего.

Мая жаловалась подруге.
- Мне плохо после сеанса. Я раздавлена. Он уводит в сторону. Мне придется идти еще раз. Подруга подумала, что специалист высший класс, так и до 1000 и одной ночи недалеко. Развел еще на два часа.

Следующий раз повторила ритуал. Она вновь пришла раньше и ходила взад и вперед мимо здания.
Накрапывал дождь. Капли рассеивались в воздухе.

Она опустила голову. Сегодня особенный день. Дождь не помеха замшевым туфлям. Они лежали много лет в коробке. Они стоили три ее месячных оклада. Ярко бирюзовая замша кричала, привлекала, обволакивала. Толстый устойчивый каблук красного цвета. 
Дизайнерская смелость оправдывалась тем, как воздействовала эта пара туфель на окружающих.
Мая вспомнила тот день, когда достала карту из сумочки и впервые воспользовалась кредитной линией. Импульсная покупка. Утром будет раскаянье. Утро наступило. Раскаянье- нет.
Она не решалась их носить в обычные дни. А необычных почти не случалось. С этими мыслями Мая смотрела на слегка выпуклые носки туфель. Кажется, они вульгарны? Не более чем обесцвеченные волосы в купе с алой помадой. Сегодня она, как обычно без лица. Макияж совсем не для нее. Уловив легкий запах красного дерева и цитрусовую нотку подняла голову и прямо перед своим лицом увидела лицо психолога:
-Почему вы приходите раньше?
-Я не могу опаздывать!
-Вы не любите опаздывать?
-Я не могу опаздывать.
-Если вы опоздаете, что произойдет?
-Вы будете ждать. Терять время.
-И все?
-Время- единственный ценный ресурс.
-Не соглашусь.
-Ваше право.
Он вымученно улыбнулся:

-Вы мокрая. Пойдемте уже.
Она покорно шмыгнула в дверь. В приемной долго вытирала ноги о несуществующий половик.
Он слегка подтолкнул ее рукой в спину. Но она продолжала царапать пол подошвами, все сильнее и сильнее.
Затем начала тихо, почти зловеще говорить.
-Он опять придет. Зачем ему приходить? Я не могу это терпеть.
-Кто придет?
Она заморгала глазами и неожиданно очнулась:
-Что простите?
-Ты сказала, что кто-то, кто пугает тебя, придет.
-Нет, я только вытирала ноги.
-Хорошо. Пройдем.
Устроившись каждый в своем кресле, они молчали.
-Что ж продолжим.
Но странный комок в горле заставил замолчать обоих.
Психолог уже начал постукивать крепкими пальцами по столу. Такая незаметная барабанная дробь.
Непрофессионально. Молчать непрофессионально?
Но если момент того требует?

Она закрыла глаза:
- Изо дня в день он приезжает к нам домой. Входит и смотрит на меня. Кривая ухмылка темных тонких губ. Даже и не поздоровается. Сразу в квартиру проходит.
Дома только бабушка. Она закрывается в своей комнате. Я иду на кухню, он за мной. Я знаю, что он хочет. Он шепчет в ухо. Это же не больно. Тебе жалко. Посмотри, посмотри на себя в зеркало.
Красивая девочка. Тоненькая. Я не трону тебя. Я лишь поиграю. Мы же играем.
Эти влажные руки, пальцы, которые берут волосы и трогают шею.
-Уйди, прошу, уйди.
Мне не нравится. Я расскажу все маме.
- Рассказывай. Она не поверит. Рассказывай.
Стой спокойно. Я быстро.
 Опять. Опять сжать ноги до боли, до невыносимого унижения. Он трогает и щупает как куклу. Мнет и выкручивает нежную кожу. Не входит. Без проникновения. Трется. Она не хочет смотреть чем. Ей страшно увидеть. Горячий и твердый. Он шипит словно из воздушного шарика выходит воздух. Вот течет по ногам. Она пытается вытереть рукой. Морщится. Этот запах узнает за версту. Она его чувствует от людей в автобусе. От соседа вечером курящего у мусоропровода.
Сколько еще будет продолжаться это мучение?
Он приезжает проведать бабушку. Привозит гостинцы, которые собрала его мать. И начинает свой обход дома. На ласковых лапах хищно сужает круг своего танца вокруг нее. И каждый раз зажимает в углу комнаты.

Вздохнув полной грудью, она судорожно сжала подол платья и тут же отпустила, затем посмотрела на психолога. Он с интересом смотрел на нее.
-Он так и не тронул тебя?
-Вы сказали ты.
-Это не суть. Он тронул тебя?
-Вы говорили вы. Все время.
-Мне хотелось приободрить тебя.
-Это не помогло.
-Что было дальше?
-Да. Он сделал это и больше не появлялся.
-Как?
-Я не знаю.
-Ты не помнишь или не хочешь говорить?
-Он толкнул меня. Я запнулась обо что-то на полу и упала затылком.
Когда очнулась. Его не было. Я была в крови.
Я сказала маме.
ОНА НЕ ПОВЕРИЛА!
Она не поверила.
Она не поверила.

-Хорошо, почему она не поверила?
-Я не знаю. Она сказала, что не хочет портить отношения с сестрой.
-Так ты действительно ничего не помнишь? Или не хочешь об этом говорить?
-Это не важно. Не важно, как он нервничал и капал на меня жуткими каплями пота. Ему было всего 14. И он сам толком не знал, как это. Он тыкался слепым котенком и не мог попасть. И когда все-таки попал, захотелось умереть мгновенно.
Зачем вам все это? Чтобы поверить? В то, что дети интеллигентной советской семьи играли в игру: Я делаю что хочу, а ты попробуй расскажи?
-Ваш двоюродный брат приезжал еще?
-Никогда больше. Один нет, только на семейные праздники.
Мы больше не смотрели друг другу в глаза.
У него появились девки.
-Девки?
-Да так говорила его мать. Пэтэушницы- давалки. Он покупал им косметику.
-А тебе не дарил ничего?
-Он спрашивал, что я хочу. Но я отказывалась.
-Где он мог брать деньги, у своей матери?
-Конечно, и в итоге я оказалась бы виноватой. Что просила. И он дал. Это обычная схема. Мелкую меньше накажут. Перетерпит…

-Почему тебе важно рассказать об этом сейчас?  Через столько лет?
-Мне никто не поверил.
-Я не хочу смущать тебя. Нам предстоит долгая хорошая работа. Но мне тоже показалась эта история выдумкой. Желанием иметь причину своих невзгод.
-У меня нет невзгод.
Я не понимаю: почему мне никто не верит.
-Ну наверное потому что тебе сложно поверить. Как твоя мать могла закрывать на такое глаза столько времени? Сколько эта игра продолжалась?
-Около четырех лет.
-Маленькая девочка давно бы привлекла внимание взрослых изменением в поведении.
-Я боялась огласки и старалась вести себя естественно.
-Может он и потрогал тебя несколько раз, а ты замкнулась в своем воображении?
Она молчала.
Психолог вышел из-за стола взялся за поручни кресла, в котором Мая сидела, и наклонился к самому ее лицу.

Она слышала его дыхание и окаменела, как тогда.
Он положи руку на внутреннюю часть бедра и провел вверх до самого края.
Он откинулась на спинку кресла.
-Он так трогал тебя?
Окаменевший рот не издает ни звука. Внутренности охватил гравитационный коллапс. Сейчас она вся станет маленьким красным карликом.
Мастер осторожно погладил сердцевину через натянутый холмик простых хлопковых трусов.
-Так трогал тебя?
Он аккуратно поцеловал ее в шею.
Несмотря на ужас застывший в ее глазах, он успел заметить мокрое пятно на хлопковой выпуклости.
Продолжил с нажимом ласкать. Учащенное дыхание. Закрытые глаза. Положил руку в область сердца. Ритм неровный сильный.
Шепотом в самую сердцевину маленького розового ушка:
-Я слышу твое сердце.
Грубо взял рукою грудь. Сжал до боли. Упругое яблочко. Как он любит. Она откинула голову назад. Не то стон, не то шипение.
Резко вздрогнула. Замерла.
Он прижал горячую ладонь там, где только что гладил и нажимал.
-Мая.
Не одного движения.
-Мая, посмотри на меня.
Она неловко выпрямилась и посмотрела ему в глаза.
-Тебе никто не поверит…прием окончен.
-Я больше не приду.
-Это и не требуется.
-Вы не психолог.
-Ты не больна.
-Вы не Мастер!
-Ты не Мая!
-Подумал, что раскусил меня? Ты ошибся.
-Нет, не ошибся и знаешь почему? Ты только что сказала ТЫ…

Ветер нес обрывки мусора и далекой музыки. Он выхватывал музыкальную фразу и растворял в облаках устричных оттенков. Солнце умерло до весны и утратило свою яркость. Деревья сплошь мокрые скелеты вешних радостей.

Она шла по мостовой вымороженным приведением.
Хороший психолог, подумала она, научил главному. Она поняла для чего все это с ней произошло.  Самое страшное в жизни не надо никому рассказывать. Все равно не поверят. Ведь если поверить, то станет настолько больно, что жизнь перестанет быть удобной. Такой, как мы для себя выстроили, настроили, упорядочили. Хороший урок преподал. Доходчиво главное.
Поежилась. Ветер целовал мокрое белье.
Она сняла туфли. Взяв обе вытянутой рукой, долго смотрела на них.
Затем подошла к мусорному баку и с удовольствием выкинула.
-Как давно я не ходила босиком? Осенью?
Выпрямила спину и затанцевала в сторону метро.