Брауншвейгская колбаса

или "Сказание об изнывающих желудках" (Путешествие в Италию)
               
                Посвящается Всеволоду Миодушевскому
                и его матери Веронике Миодушевской


    Чтобы написать какой-нибудь роман или какое-либо музыкальное произведение, не говоря уж о неких картинах или тех или иных стихах, то вам надо сначала придумать название неопределенного, какого бы то ни было, из ряда подобных, будущего творения, вписать его в заглавие и забыть о нем примерно на месяц.
    Так я и сделал, когда готовил материал для данного рассказа, хотя рассказом назвать его трудно, это скорее эссе в форме, хоть и свободного, но тщательно продуманного словоблудства. Эта форма повествования отличает авторов теперешних от живших в очень отдаленные времена, когда-то черпавших вдохновение из чистых живоносных раструбов духовно-поэтических или же, в некотором роде, героико-гражданственных (возможны варианты, где преобладали даже национально-освободительные). Далее идет накопление материала, и от вас ничего не зависит. Он сам, проникая в узкие пробоины интеллекта, оседает на его временно атрофированных точках, где находится в состоянии покоя от трех недель до трех месяцев.
    И вот однажды, холодным летним утром, когда последний теплый августовский луч солнца скрылся за тучей, вы просыпаетесь и понимаете, что мысли, частично уже сформированные, просятся на бумагу, ноты, холст. Ваша задача заключается в том, чтобы, не мешая потоку проходить последнюю очистительную стадию через ваше личностное творческое эго, определяющее ваши манеру и стиль, корректировать процесс мутации из подсознательного в сознательное, то есть, выражаясь человеческим языком, отделять плевела от зерен.
    До сих пор плевела в жизни народов играли отрицательную роль, инициирующее демоническое начало, являясь вредным элементом, препятствовавшим установлению добропорядочности и морали в обществе. Но сейчас, в днях сегодняшних, они-то и создают тот необходимый шлакообразный фон для развития культурных, а в особенности субкультурных явлений (инсталляции артефактов, биологических отходов, панк рок).
    Например: сленг. Он вошел в нашу жизнь как неотъемлемая часть языка общения в не только малообразованной части одушевленного человечества, но также стал постоянным спутником гениальных писателей и поэтов современности, кстати, которые сейчас полностью отсутствуют. Они должны  присутствовать только в прошлом и то при определенных условиях:
 1-ое условие гениальности - чтобы "величайший" умер не ранее чем за сто лет до момента нашего обсуждения его произведений, и чтобы на его плечи лег неимоверный груз бесславия и полное отсутствие понимания современников.
 2-ое условие - он должен творить в другой области знаний и понятий, нежели ты, не подвергнув тебя соблазну и ревностными сравнениями.
 И 3-е - он обязан родиться, реализоваться и умереть в другой национальной и культурной среде, а лучше, вообще, в другом полушарии.
    В любом случае, только время может определить цену того или иного творения, или умозаключения. Чтобы посмотреть стал ли ты великим или хотя бы выдающимся, нужно проснуться после своей кончины, этак лет через пятьдесят-семьдесят, минут на двадцать, и проверить, что про тебя говорят. Если ничего не говорят, то можно задремать еще на сто-сто пятьдесят  лет, а там если ничего опять не слышно, то спокойно, без особых иллюзий и тревог, заснуть уже на вечно.
 
    К рассказу, что будет написан немного позже, эта вступительная часть не имеет никакого отношения. Но раз уж она появилась (без моего сознательного ведома), нужно сделать какой-нибудь "бридж" к основным событиям, о которых я планировал поведать. Самое интересное, что по мере расширения вступления, сам рассказ может потеряться не только в информативно-образовательном или кулинарно-гастроэнтерологическом смысле, но и потерять свою основную эстетическую суть.
    Есть, конечно, вариант, при котором основной акцент повествования будет смещен на вступительную часть эссе. Но для вступления это слишком многословно и тяжеловесно, а на экспозицию не тянет по причинам отсутствия ярко выраженного тематизма.
    Но как быть? Как же сделать переход..?
 Тут на помощь должен придти опыт познания великой отечественной  литературы и поэзии. Ну, например, продолжить размышления в стиле поэтов футуристов. Это было бы, примерно, так:

 Штрыхты, брыхты, буба фуль
 донам блю, донам блю
 щщщщем..... гремммм
 рамбафаку, пелиграку
 к фолем... болем
 тру, тру, тру,
 тру, тру, тру.

Нет, не очень стыкуется. Явная потеря ритма, грува и так можно вообще зайти в тупик. К тому же похоже на детскую считалку.
Так… попробуем в стиле Л.Н. Толстого:

 le terrible dragon ,
 Mon tres honorable,
 Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat,
 La balance y est...  comme dit le proverbe,
 Oui, madame 
 Non, madame 

   И это не сильно помогает, хотя смысл глубочайший. В каждой фразе чувствуется русская патриархальность, но совершенно не логична фонетическая модуляция.

Ничего… продолжим поиски:

 "Я скорее вижу ряд озарений, ряд кризисов, определяемых интуициями, ряд пережитых по-новому, в новом свете старых интуиций. Я, в сущности, не отрицаю открывшегося мне в прошлом, не отрекаюсь от него, а или на время отодвигаю из поля моего сознания, или вижу в новом для меня свете. Поэтому ценное, заключающееся в прошлом, я могу пережить сейчас как вечное настоящее".

   Я сначала торжествовал по поводу тонкого и изящного выхода из тупика, но это откровение от Н.А. Бердяева настолько меня напугало, вчитываясь в него с каждым разом все внимательнее, что я от этого варианта тоже отказался, лишившись ощущения реальности на три рабочих дня.


 "Доброго здоровья, Богатырев! Новость, очень радостная. Уполномочиваем тебя вести с сердобцами переговоры и любой ценой склонить их на сдачу. Предлагаю пойти им на уступки и посулить, что примем полк целиком и даже обезоруживать не будем".
                Из письма Кудинова Богатыреву. "Тихий Дон" М.А.Шолохов.

   Я хотел было продолжить, но было ощущение, что это тоже не тот путь. Нечто вырванное из контекста, да и не совсем понятно какая новость.

 И тут, немного подрастерявшись и, будучи готовым, к прекращению последующих поисков злополучного "бриджа", я вдруг нащупал мысль, которая видимо последней освободилась от гнета подсознательной дремоты и только сию минуту прошла очистительную фильтрацию в потаенных раструбах ментального лабиринта:

    "Мое желание попасть в Италию никогда не было желанием подлинным. Не уверен даже, следует ли вообще употреблять здесь это понятие. Впрочем, ни капризом, ни подсознательным стремлением этого тоже не назовешь... Я прибыл в эту страну и покинул ее по воздуху, изолировав ее, таким образом, в своем сознании, как некий вирус под микроскопом... Меня действительно немного лихорадит от увиденного; отсюда - некоторая сбивчивость всего вышестоящего и нижеследующего."

   Эти гениальные строки написанные не менее гениальным Иосифом Бродским (хотя эти эпитеты относящиеся к писателю, явно выпадают из моего первого условия "бессмертия", он умер в 1996 году) немного сбивчивы, но это только, потому что автор данного рассказа (то есть - я) компилировал их из разных частей эссе "Путешествие в Стамбул", посвященной Веронике Шильц. И еще, вместо Стамбула я вставил почти всю Италию, а слова "вышестоящего" у него вообще не было. В остальном же, впечатления Бродского от увиденного в Стамбуле полностью совпадают с моими полученных в Риме, Сиене, Флоренции и Венеции. Я даже хотел здесь изложить полностью его эссе, эпизодически подставляя в тексте вместо Стамбула, названия итальянских городов и местностей, но от этого пришлось отказаться из-за громоздкости великого произведения не менее великого мастера.

Итак, непосредственно к рассказу:

   Естественно, перед первой турпоездкой за границу (а мы впервые поехали туда всей семьей) у нас не смог не сработать инстинкт выживаемости бывшего советского человека. Сначала мы планировали взять с собой с десяток пакетов "Доширак" (как-то без этого сейчас неуютно, находясь вдали от Родины), но отказались от этой затеи, ограничившись, на свой страх и риск, батоном сухой брауншвейгской колбасы и несколькими бутербродами (здесь надо пометить, что завтрак и ужин входили в стоимость путевки).
Затем нас ждал старенький Боинг 737, и через четыре часа мы вторглись в воздушные пределы вечного города.


РИМ

 Чтобы иметь право писать о Риме, нужен писательский опыт, не говоря уже об истинном таланте или отчаянном бесстрашии. Так вот, не имея по настоящему ни первого, ни второго, я пытаюсь зацепиться за последнее, внушить себе непроходимую наглость и слепую уверенность, коими у нас обладает поколение "Пепси", в то, что все равно все будет ОК и не так важно, что именно, главное вера и порыв. Я чувствую сейчас себя неким "панком" или "альтером" от осознания того, что все мне по плечу и у нас все получится. Но в данной ситуации это действительно придает силы.

    Оказавшись в центре Римской Империи, несколько раз обогнув Колизей, я немного поконфликтовал с местными индусами. Уж слишком они нарочито пытались нам всучить мятые розы (не бесплатно, конечно), одарив Лилю (мою супругу) нечеловеческими комплиментами, на кои, видимо, были способны только жители Олимпа.
    Затем мы, изрядно истоптав свою не очень приспособленную для таких пеших экскурсий обувь, придя в отель, набросились на местную пасту, выданную нам на ужин. Что уж греха таить, паста и пицца являлись основной целью нашей исторической поездки на Апеннины. Нам только, видимо, из-за безграничной интеллигентности и неисчерпаемой скромности не хватало смелости об этом друг другу признаться.
    Паста не оправдала мои ожидания, как и все остальное, увиденное сегодня в первый день экскурсий. Мы сидели за большим круглым столом (нас было человек двенадцать) и промывали косточки римлянам, индусам, официантам и метрдотелю. Все было до отвращения непривычно, но я все же скидывал это на то, что туристы не успели еще отдохнуть от долгого перелета, к тому же у многих началась томительная акклиматизация.
    Второй день римских каникул выдался удачнее первого. Мы отпочковались от основной группы туристов и, бегло посетив базилику "Санта Мария Маджоре", площадь Венеции и Ватикан, сконцентрировали свое внимание на лимонном мороженом, что шумно поглощалось китайскими туристами у фонтана Де Треви. Всего два евро и незабываемый освежающий вкус. Особенный кайф, когда растопленные южным солнцем янтарные капли кисло-сладкой амброзии стекают по хрустящему стаканчику на раскаленную мостовую, и ты облизываешь их по всему диаметру вафельной поверхности, теряя при этом самообладание. И уже не обращаешь никакого внимания на величие древних статуй знаменитого фонтана.
    Вечером в отеле, на берегу прохладного бассейна, нас ждала паста с различными соусами и свежими фруктами. Здесь нельзя не упомянуть о сухих красных винах местного разлива. Я, когда готовился к поездке, мысленно пообещал себе вообще воздержаться от спиртного, но слава богу не сделал этого, так как могу теперь смело заявить, что в своей жизни действительно попробовал сухое красное вино.
    Третий день выдался очень суматошным и жарким. Мы поехали на пляж за сорок километров от Рима, чтобы отвлечься от имперской городской суеты и поплескаться в холодных водах Тирренского моря...
    Поплескались и пошли в магазин. В местном маркете к нашему всеобщему счастью мы обнаружили "Ламбруску" 2.89 евро за полтора литра, да еще несколько крепких бутылочек 0,7 с приятным виноградным запахом. Еще в местной пиццерии мы взяли на четверых две пиццы по четыре евро за полкило. Немного не хватило, но мы не очень расстроились, так как вечером в отеле нас ждал плотный ужин с пастой, арбузом и бассейном на десерт.
    Чем еще запомнился последний день пребывания в вечном городе, так это похоронами моих сандалий в парке, близ отеля "Aurelia", которые послужили рождению новых, купленных в бутике близ железнодорожного вокзала "Термини".
    На этой мажорной ноте мы покидаем город великих императоров и отправляемся в Тоскану.


СИЕНА

    По Сиене мы бегали как угорелые по узким местным улочкам, напоминающих коридоры московских общаг, в поисках дешевых столовых. Кто-то из наших, видимо не очень внимательно слушая рассказ гида об изгнании сиенцами местного епископа, поддерживающего гвельфов, краем глаза выхватил вывеску с прайсом на стене возле входа в одну из пиццерий. Прайс гласил: 1 euro per 1 pizza. И когда на центральной площади Дель-Кампо гид завершила свое паломничество в историю города, мы в рассыпную (так как улицы от площади выводились лабиринтообразно) бросились на поиски упомянутой выше пиццерии. В нашем отряде было человек восемнадцать, и все стойко выполняли миссию по поиску утраченного заведения, но кто-то из туристов занемог. Подразделение было вынуждено завернуть в довольно дорогое уличное кафе и потратиться там, каждый по семь евро за сухой мизерный кусок пиццы, плюс два глотка капучино.
    Все бы ничего, но, выходя из кафе и пройдя пять метров в сторону от центра, мы натолкнулись на нашу загадочную пиццерию, являющуюся целью всеобщих поисков. Все были вне себя, особенно я. Понятно, что после этого, все остальное, увиденное в Сиене казалось бесцветным, бездушным и заунывным. Все смотрелось через темные очки наших подсасывающих желудков и неиссякаемого, вечно живущего стремления, воспитанного с детства развитым социализмом, к вечной халяве.


ФЛОРЕНЦИЯ

    В столице мирового искусства и архитектуры мне совсем не понравилось. Деньги были на исходе, поэтому пришлось пожертвовать ланчем в пользу посещения знаменитого музея Уффицы. Работы мастеров поры Возрождения хоть и оказались действительно талантливыми, но ни в какое сравнение они не шли с запахами, доносившимися из местных кофеин и пиццерий. Пришлось ждать ужина, созерцая блеклую картину старинного истрепанного историей города с высокого холма, с которого, вместе с нами, пялилась вниз очередная копия Давида.


ВЕНЕЦИЯ

    Grand Canale, пьяццета Сан Марко, собор Санта-Мария делла Салюте, дворец дожей, палаццо Грасси, Ка'Реццонико, в конце концов - венецианский карнавал! Все это, конечно, замечательно. Но разве может все это сравниться с пастой со шпинатами, выданной нам в самолете, совершаемом обратный рейс Римини - Нижний Новгород? Конечно же, нет. А ванильное пирожное облитое шоколадом на десерт с горячем чаем? А как вам кока-кола?
    Вот они, счастливые мгновенья жизни! Только ради них мы и существуем. Тратя огромные деньги на отдых, мы боимся даже самим себе признаться, что счастье не в посещении исторических мест, не в картинах Рафаэля. Счастье - оно очень близко, возможно в салоне самолета Боинг 737, двадцать шестом ряду у иллюминатора, в тот момент, когда стюардесса спрашивает:
- Вам рыбу или мясо?
И вы, делая выбор в пользу мяса, открывая содержимое порционного спец.пакета, понимаете, что помимо мяса там очень много еще чего. Не спеша смакуете каждое движение, совершаемое при подготовке к приему пищи на небесах: медленно солите салат, намазываете маслом хрустящие хлебцы, как бы с ленцой, открываете маленькую пластиковую баночку с соусом, выливаете его на аппетитные мясные кусочки, а остатки размешиваете с гарниром, коим является паста со шпинатами, а затем незаметно, не торопясь, с достоинством усталого интуриста и джентльмена, начинаете поглощать весь этот воздушный ланч, снисходительно поглядывая из окна на такую далекую, полную тревог и мирских забот, Землю.
 

НИЖНИЙ НОВГОРОД

- Ну, вот мы и дома!.. А все же дома лучше, - выдохнул я.
В ответ послышалось фырканье Арсения, как форма полного отрицания и воинственного несогласия, после чего все разбежались по своим мирам. Сеня закрылся в ванной, Лиля ушла в магазин, а я остался один на один со своими впечатлениями.
    Разбирая чемодан, мне вдруг стало невыносимо больно от бесцельно потраченных денег. А что я видел-то? Да ничего так и не увидел, так ничего и не понял.
    Когда я был маленький, у нас в квартире на книжных полках красовались четыре толстенных тома "Памятников мирового искусства". Играя в книжный магазин, со своей младшей сестрой или в солдатики, выстраивая из родительских книг укрепления, я иногда открывал эти тома и смотрел на репродукции знаменитых итальянских художников с каким-то особым чувством недосягаемости их величия. Это была еще не осознанная тяга ко всему большому, яркому и монументальному. Отец очень любил эти мгновения моего погружения в великую мировую живопись, и усаживаясь рядом, детально объяснял мне каждый штрих и изобретательность того или иного живописца. Я действительно тогда стал разбираться в нюансах и определял художников по стилю, манере рисунка, даже цветовой гамме. Помню, отец сказал:
- Вот вырастешь, поедешь в Италию и увидишь эти картины воочию, в оригинальном исполнении на стенах великих музеев Уффици и Ватикана.
    Я где-то подсознательно знал, что так и будет. Так, собственно, и случилось через тридцать семь лет после того отцовского напутствия. И сейчас мне особенно больно от этого детского воспоминания. Наверное все тогда думали:
- Смотрите, ребенок интересуется искусством. Уверены, он далеко пойдет, такие познания в свои неполные восемь лет!
    А что получилось?! Вырос из этого хваленого вундеркинда какой-то гастрономический монстр!
    Эх, вернуться бы сейчас обратно! Всю бы поездку не вылезал из музеев: фрески Джотто в капелле Скровеньи, "Весна", "Рождение Венеры" Боттичелли, "Венера Урбинская" Тициана, "Вакх" Караваджо, "Крещение Христа" Верроккьо в Уффици, Сикстинская капелла Микеланджело в Ватикане, его же Давид в академ...

Ой... А это что такое? Знакомый сверток, разверну-ка его, пожалуй... Это же!.. Это же брауншвейгская колбаса! Мы про нее совсем забыли! Как мы так могли опрометчиво поступить?!! Ходили по Италии голодные как бомжи! Ну, ничего, наверстаем упущенное!.. Вот оно - настоящее чудо!!!  Пока Сеня в ванной, а Лиля в магазине, пойду-ка отрежу себе кусочек, а то что-то желудок подсасывает.

                01.09.2011