Полковой художник

- Кто умеет рисовать? - спросил замполит седьмой роты шиханского мобильного химполка.
- Я! - ответил я.
- Ну, и зачем ты это сделал? - вопрос был задан кем-то изнутри.
- Сам не знаю... Черт дернул... Может сказать, что пошутил?
- Все... Уже поздно. Здесь люди шутить не любят. Теперь сам отдувайся, как знаешь.

И голос исчез. Я остался наедине со своей совестью.

    Монолог с совестью продолжался секунд десять. К пятнадцатой секунде я уже стоял в кабинете замполита и принимал заказы на создание шедевров в виде рисования планшетов, которые должны были располагаться по всему периметру огромного полкового плаца.
    Это было почти самоубийство, потому как в полку били, а я никогда в руках не держал ни карандаша, ни кисти, ни даже ластика. И судьба Бендера мне тогда казалась не самым худшим исходом для меня, а именно - быть непонятым и выкинутым с парохода советской армии по причине несоответствия эстетических взглядов. Но какие взгляды могут быть в Шиханах в конце восьмидесятых годов двадцатого века? Только военно-полевые.
 Но неожиданно генетический код мне крикнул: - Ура!
Отец и младшая сестра у меня были профессиональными художниками, и что-то здесь сработало, что-то сцепилось.
    В результате этой сцепки, через три месяца кропотливого выкачивания из организма силы воли и русского "А... пропади все пропадом!", весь полк был усеян гениальными портретами (a-la Ostap Bender) советских освободителей от буржуазных захватчиков и непосильно-западного идеологического гнета.
    Приезжала комиссия из ГДР и пыталась переманить местного художника эпохи военного заката к себе в Халле, но за меня наши офицеры держались крепко. Да и я не особо рвался, так как к тому времени уже играл на баритоне, а чуть позднее возглавлял рок-ансамбль песни и пляски в соседней казарме.

                03.11.2015